"Она, наверное, устала, – подумал Романо, – устала до смерти".
Через десять минут Романо, Сара и Энцо уже ехали домой. Сара молчала. На повороте на Монтефиеру, где-то метров через десять после большой опоры линии электропередач, она тихо сказала:
– Это был чудесный вечер.
Романо положил руку на колено Сары и поехал медленнее. У него было такое чувство, что он каким-то образом причастен к тому, что она счастлива. Может быть, лишь потому, что он в хороших отношениях с Бенедетти и его всегда приглашают на эти праздники.
– Ты была самой прекрасной!
Сара засмеялась и ничего не ответила.
– Я люблю тебя больше всех на свете, – сказал он. – И я уверен, что у нас с тобой в Италии прекрасное будущее.
Сара благодарно пожала руку Романо.
Энцо сидел на заднем сиденье и слышал каждое слово. И не ночной холод, не усталость стали причиной того, что его бросило в дрожь.
33
На следующий день после летнего праздника Рико не пошел на работу. Он лежал в кровати как мертвый и не мог шевельнуться. Ему казалось, что если он хотя бы попытается сесть, то череп у него взорвется.
Около двенадцати в комнату зашла мать.
– Бедный мой мальчик… – сказала она, села на кровать и положила ему руку на лоб. – Тебе плохо?
Рико едва заметно кивнул.
– Я не знал, что бывает такая страшная головная боль, – прошептал он, не открывая глаз.
Роберта воздержалась от каких-либо комментариев, положила ему мокрое холодное полотенце на лоб, влила в него две порции аспирина и поставила рядом с кроватью ведро. На всякий случай. Через два часа она принесла ему горячий соленый бульон, который Рико с благодарностью шумно выпил. К вечеру он уже был в состоянии самостоятельно сесть.
Постепенно к нему возвращались воспоминания. Воспоминания, которым он не мог поверить. Все было нереальным, словно сон.
Поздним вечером он выпил еще чашку бульона, после чего уснул глубоким спокойным сном без сновидений.
На следующий день головная боль прошла, зато в памяти стало всплывать все больше и больше подробностей. Подробностей, которые стояли перед глазами так живо, что он едва это выдержал. Он позвонил в больницу и сказал, что заболел.
Мать сердито наблюдала за ним.
– Что с тобой? – допытывалась она. – Все из-за этой шлюхи, из-за этой ведьмы из Монтефиеры, которая вскружила тебе голову?
Она не ждала ответа, она и так знала его.
– Выкинь ее из головы, – сказала она. – У этой сучки есть муж, и она не будет ждать такого, как ты. Можешь быть уверен. К такой ты не подберешься, но это и к лучшему. Нечего валяться тут и распускать сопли. Завтра пойдешь на работу. Баста.
Рико кивнул, вышел из дому и поехал в Монтефиеру.
На нем были слишком широкие застиранные джинсы, обвисавшие на заднице, особенно из-за того, что он носил бумажник в правом заднем кармане. У него было с собой пятьдесят тысяч лир, более чем достаточно для графина вина и обеда.
Когда он зашел на террасу траттории, мужество покинуло его, но он все же сел за столик, откуда открывался фантастический вид на Монте Кальма. Со дня праздника прошло пять дней, а его жизнь стала похожа на надетый наизнанку пуловер.
Но не Сара, улыбаясь, вышла через несколько минут из двери. Это был Романо.
– Рико! – удивленно сказал он. – Каким ветром тебя сюда занесло?
– Я хотел бы что-нибудь съесть, – ответил Рико. – Ты открыл тратторию уже два месяца назад, а я еще ни разу здесь не был…
– Хорошая идея, – улыбнулся Романе – Как видишь, в обеденное время тут пока что мало народу. Вечером дела идут намного лучше. Для начала нужно, чтобы посетители рассказали о траттории, чтобы она была на слуху. А почему ТЫ не взял с собой мать?
– Она чувствует себя не очень хорошо, – поспешно ответил Рико, – поэтому сегодня ничего не приготовила.
Он рассердился на себя за то, что оказался не подготовленным к такому вопросу, хотя мог бы и догадаться, что Романо спросит нечто подобное.
– А что ты хотел бы съесть? У меня как раз готова пара порций fusilli с тунцом и оливками.
– Прекрасно.
– Закуску тоже? Есть mozzarella с помидорами и базиликом.
– Фантастика!
– Вино красное или белое?
– Красное.
– Вода naturale? Или frizzante?
– Naturale.
Романо кивнул:
– Все ясно. А в остальном? Как твои дела? Все в порядке?
– Все tutto bene .
Рико глубоко вздохнул и постарался выглядеть бодрее.
– А у тебя? Как твой маленький сын? У вас же родился сын. Или я ошибаюсь?
– Нет, нет, ты не ошибся. Он настоящее сокровище, скажу я тебе!
Глаза Романо загорелись. Когда он говорил об Эдуардо, то не мог скрыть свою гордость. Поскольку Рико ничего больше не сказал, Романо поправил скатерть и ушел в дом.
"Ты такой хороший человек, – подумал Рико, – а у меня было с твоей женой кое-что. У тебя нет об этом ни малейшего понятия, ты себе, наверное, даже представить такого не можешь. Твоя жена не такая, как ты думаешь. Она совсем другая. И если бы я мог, то все бы повторил с ней. Даже если бы ты меня за это убил".
В этот момент Сара вышла на террасу. На руках у нее был маленький Эдуардо, крепко державшийся за ее длинные светлые волосы.
– Buongiorno , Рико! – улыбаясь, сказала она. – Прекрасно, что ты зашел. Ты знаком с Эди? Ему уже год, девять месяцев и двенадцать дней.
– Какой милый! Он очарователен, – сказал он, не сводя глаз с ее губ.
– Я рада, что ты так говоришь. Но мне нужно вернуться в дом, приготовить Эди поесть. – Она чуть наклонилась и прошептала: – Завтра в пять вечера у старой часовни, если хочешь.
Не дожидаясь ответа, она повернулась и ушла в дом.
Рико ожидал чего угодно, только не этого. Он принялся постукивать ногой по полу, не замечая этого. "Черт возьми, действительно будет повторение". Такого с ним еще не бывало.
Романо вышел на террасу с моцареллой и напитками, налил Рико вина.
– Сара была здесь…
Рико испугался. Он не знал, что из сказанного на террасе, можно было услышать через открытую дверь в траттории.
– Она показала мне вашего сына. Прекрасный малыш!
– Правда? – Романо просиял. – Хорошо, что ты его увидел. Приятного аппетита!
И он исчез, оставив Рико наедине с закуской.
34
Часовня находилась недалеко от Монтефиеры, на краю оливковой рощи. Пешком туда было не больше десяти минут. Часовня уже не использовалась добрых двадцать лет и, соответственно, пришла в запущение. Выбитые окна, дыра в потолке приблизительно с квадратный метр величиной, через которую можно увидеть небо, и трава, которая выросла на полу, там, где недоставало камней, придавали ей вид руины. В часовне больше не было скамеек, алтаря и исповедальни, но сохранился подиум высотой тридцать сантиметров, зрительно отделявший пространство алтаря от прихожан.
Высокий каменный забор с деревянными воротами огибал небольшое заросшее травой и кустарником кладбище, поэтому вход в часовню со стороны улицы не просматривался.
Сара ни разу не видела, чтобы кто-нибудь входил туда, поэтому чувствовала себя относительно уверенно.
Она была уже там, когда Рико ровно в пять часов зашел в часовню. Его мать считала, что он на работе, но он еще на один день сказался больным.
На Саре было облегающее платье в цветочек в пастельных тонах, распущенные волосы падали до талии, и на ней не было ни грамма косметики. Рико захотелось немедленно повалить ее на пол часовни.
– Как твои дела? – спросила она с улыбкой. – Прекрасный был праздник в Монте Кальма, правда? Надеюсь, у тебя остались такие же чудесные воспоминания, как и у меня.
– Сара… – сказал он.
Только ее имя. Только одно это слово, на большее он не был способен.
Ему очень хотелось использовать эту уникальную ситуацию, чтобы она не прошла бесследно, но он не знал как.
– Я думал только о тебе. День и ночь. И я не пошел на работу, – прошептал он.
Это было неплохо для начала. Он почувствовал себя лучше и немного расслабился, потому что, как минимум, смог сказать ей, что чувствует.
Она весело улыбнулась, облокотилась на церковную ограду и принялась наматывать длинные локоны на указательные пальцы.
– Так я и думала. Послушай, Рико, я должна поговорить с тобой. Ты с кем-нибудь говорил о нас?
Рико покачал головой, словно маленький мальчик, которого спрашивают, не ел ли он тайком сладости.
– И с матерью тоже?
– Нет. Ни слова. Я бы никогда так не поступил.
– Это хорошо. Об этом никто не должен знать, слышишь? Никто.
Рико кивнул и постарался придать себе серьезный и внушающий доверие вид.
– Я ведь не сошел с ума. Я же не буду ставить все на карту.
Он медленно приблизился и попытался осторожно обнять ее за плечи. Она отстранилась и облокотилась на ограду в паре метров от него.
– Рико, – начала она, – все намного сложнее, чем ты думаешь. Ты хороший парень, по-своему очень милый, но так нельзя. Мы не можем встречаться. Этого никогда больше не повторится.
– Почему? – заикаясь, пробормотал он. – Почему, почему, почему? Я клянусь тебе святой Матерью Божьей, что никому ничего не скажу. Никто ничего не узнает. Никогда!
– Нет, – повторила она. – Может быть, это и так, но это невозможно.
В этот момент для Рико мир перевернулся. Он никогда больше не встретит женщину, которая была бы такой, как Сара. Он каждую будет сравнивать с ней, и ни одна не сможет тягаться с ней. Он обречен на одиночество, и все только потому, что пережил с ней тот краткий миг в лесу в Монте Кальма. Она играла с ним, не воспринимая его всерьез. Она просто не верила его обещаниям, потому что не было никакой иной причины, почему им нельзя встречаться. Сейчас, например, была такая удобная возможность… Никто не знал, что они в церкви. Ему было жаль тратить время на разговоры.
– Извини меня, Рико, – сказала она.
В нем вспыхнула ярость, готовая выплеснуться наружу.
Сара, ничего не подозревая, стояла рядом с разбитым церковным окном. Она уже начинала скучать и думала только о том, как бы побыстрее закончить этот неприятный разговор вежливыми, но однозначными словами. Неожиданно Рико в несколько шагов – такой быстроты она никак не ожидала – подскочил к ней, прижал ее к неровной стене из камня и поцеловал, запустив левую руку к ней под юбку. Его рука была требовательной и грубой. Камни с острыми краями впились ей в спину, причиняя боль. Он сжимал ее все сильнее. Все его чувства – страсть, тоска, обида, но прежде всего разочарование и ярость – вырвались наружу и придали ему сил.
– Нет! – вскрикнула она и вырвалась из его объятий. – Черт возьми, прекрати! Нельзя, Рико, я не хочу этого! Не мучай себя!
Ее слова были подобны ведру воды, которая заливает бушующее пламя и с шипением превращается в пар. Рико вдруг показался смешным самому себе.
– Что я сделал не так? – заикаясь, прошептал он.
– Ничего, – ответила она и вздохнула. – Дело в том, что это был всего лишь раз. Один вечер. Особая ситуация, и ничего больше. Такое не повторяется. Когда ты, в конце концов, поймешь это?
– Ладно. – Он чуть не плакал. – Ладно, – повторил он, потому что не знал, что еще должен сказать.
– Chiao, bello , – нежно сказала она и поцеловала Рико в щеку.
Потом она исчезла.
Рико взял больничный и целую неделю пролежал в постели. Роберта не знала точно, но подозревала, что его болезнь, которая выражалась не в симптомах простуды, не в боли, не в высыпании на коже и не в повышении температуры, была связана с этой стервой из Монтефиеры. Мать ухаживала за ним, но Рико был ко всему равнодушен. Он без возражения, безучастно глотал лекарства и еду, а остальное время тихо, с отсутствующим видом лежал на спине, как больной, находящийся в коме и не воспринимающий ничего из окружающего мира. Он молчал, ни о чем не спрашивал, ничего не отвечал.
Через неделю он встал, принял душ, ни слова не говоря оделся и поехал на работу в больницу. Возвращаясь домой, он был замкнутым и тихим. Его матери казалось, будто на ней надета шапка-невидимка, поскольку он вообще с ней не разговаривал. Он был живым с виду, но омертвевшим внутри.
Роберта не пропускала ни заутренние молитвы, ни воскресные богослужения. Она стояла на коленях на жесткой и неудобной церковной скамейке, хотя ноги невыносимо болели, проклинала Сару Симонетти и молила Бога о справедливой, но, главное, жестокой каре для этой ведьмы и о прощении для сына, чтобы он обрел покой и вернулся в этот мир.
35
Тереза и Эльза сидели за домом на солнце перед широко открытой кухонной дверью и чистили помидоры. Как и каждый год, они созрели в конце июня и стоили сейчас на рынке всего лишь пару лир за ящик. Каждое утро Романо привозил четыре-шесть ящиков, которые Тереза перерабатывала на соус. Помидоры обдавали кипятком, снимали с них кожицу, мелко нарезали, а потом варили с чесноком, перцем, солью, базиликом и порошком паприки на медленном огне, пока сок не загустевал и его уже можно было заливать в банки. В эти дни Тереза готовила запас соуса на зиму для траттории и обеих семей.
У Эльзы в руках был огромный нож, которым она нарезала очищенные помидоры маленькими кубиками. Если у нее заканчивалось терпение, она больше портила помидоры, чем резала. Тогда Тереза строго смотрела на нее поверх очков, но ничего не говорила.
– А что такое "дитя любви"? – вдруг спросила Эльза.
Тереза ошеломленно замерла и на миг даже перестала чистить помидоры.
– А с чего это ты вдруг спросила?
– Потому что мама иногда говорит, что Эди – дитя любви.
– Ах, это… – Тереза не любила разговоры подобного рода.
– Так что это такое? – упорно допытывалась Эльза.
– Если двое очень любят друг друга, а потом у них рождается ребенок, то это дитя любви.
– А я тоже дитя любви?
Тереза нервно вздохнула:
– Я так полагаю.
– А почему ты этого не знаешь?
– Потому что я не ясновидящая.
– Но мама и папа ведь любят друг друга.
– Эльза, пожалуйста, не мучай меня. Мне нужно залить помидоры кипятком.
Она встала и пошла в кухню. Эльза направилась за ней.
– А почему мама говорит, что только Эди – дитя любви, а я – нет? И поэтому он счастливее, чем я? А я как же? – Эльза все больше волновалась.
– Черт подери, о Dio mio, porcamiseria! Потому что Романе тебе не отец, Эльза! Madonna, неужели это так важно? Возможно, Сара и твой отец не очень хорошо понимали друг друга. Я этого не знаю. А сейчас оставь меня в покое.
Не говоря больше ни слова, Эльза выскочила из кухни, схватила нож, одним ударом вогнала его в грубый деревянный стол и помчалась по деревенской улице.
Эльза знала, где находится оливковая роща, в которой Романо убирал траву между деревьями. Ее лицо раскраснелось, она задыхалась, когда выскочила навстречу трактору Романо. Романе затормозил и остановился.
– Tesoro , – воскликнул он и улыбнулся. – Иди сюда, я дам тебе порулить.
Эльза ничего не ответила. Она стояла, уперев руки в бока, и с ненавистью смотрела на него.
– Лжец! – закричала она. – Ты не мой отец! Ты обманщик! – И разрыдалась.
Романо выключил двигатель и подошел к ней. Он хотел обнять ее, но Эльза ударила его по руке.
– Не прикасайся ко мне!
– Кто тебе это сказал? – спросил он тихо.
– Nonna .
Он снова попытался ее обнять.
– Воробушек, садись ко мне. Я тебе сейчас все объясню.
– Vafanculo! – крикнула она и побежала обратно в село. Романо вздрогнул. Такого грубого ругательства он еще никогда от Эльзы не слышал.
– Иди сюда, Эльза! – закричал он. – Вернись!
Она остановилась, обернулась и прошипела:
– Нечего командовать, ты мне не отец!
И исчезла между оливковыми деревьями.
– Ты что, собственно, себе позволяешь? – кричал Романо на мать, которая помешивала помидоры в двадцатилитровой кастрюле. – О чем ты думаешь, когда так нагло вмешиваешься в наши дела?
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду! – крикнул Романо, вырвал ложку у нее из рук и швырнул через всю кухню. – Эльза ужасно расстроена. Тебе что, обязательно нужно все испортить? Ты действительно дура или просто ненавидишь нас?
– Ну-ну… – ответила Тереза, подняла ложку и нарочито медленно и основательно вымыла ее под струей воды. – Думай, что говоришь. Когда-нибудь ребенок все равно должен был узнать правду.
– Да, конечно. Но не от тебя! Это дело исключительно Сары.
Тереза подчеркнуто спокойно ответила:
– Боже мой, только не усложняйте ничего! Объясните малышке, кто ее отец, и все. И она успокоится.
– А я? – В глазах Романо был страх.
Тереза выключила плиту.
– Если она тебя любит, то и дальше будет любить. Ничего не случилось!
Романо стоял в дверях. Его глаза блестели.
– Ты знаешь, кто ты? – прошептал он. – Я тебя ненавижу. Ты просто урод.
И он оставил ее одну. Тереза вытащила из-под кухонного стола следующий ящик помидоров и шумно высморкалась в фартук.
Сара, обняв Эльзу, сидела на диване.
– Твоего отца звали Фрэнки, – сказала она. – Ты его помнишь?
Эльза покачала головой.
– Я влюбилась в него во время отпуска на Балтийском море. И вскоре у нас появилась ты.
Эльза тихонько улыбалась и уже почти успокоилась. Она посильнее прижалась к матери и шепотом попросила:
– Расскажи.
– Через пару лет я заметила, что он вовсе не так мил. Ни по отношению к тебе, ни ко мне. Он был злым, даже очень злым. А потом я влюбилась в Романо и вместе с тобой и с ним уехала в Италию. Сейчас Романо твой папа, потому что он заботится о тебе. И потому что он милый и ласковый.
Эльза кивнула.
– А у тебя есть фотография моего настоящего папы?
Сара покачала головой.
– Нет. Ни одной. Сама не знаю почему, но я никогда не фотографировала его. Давай больше никогда не будем говорить о нем, хорошо? Не люблю, когда мне напоминают о прошлом.
– Я тоже не люблю.
– Молчим?
Эльза только кивнула. Сара протянула руку, и Эльза шлепнула по ней своей маленькой ладонью. Да так сильно, что Сара даже вздрогнула.