Первый контакт произошел в гимнастическом зале, где Андреа с другими девушками готовилась к районным соревнованиям. К ней подошел довольно неприятный тип, представившийся Нильсеном. Хотя он был одет как бизнесмен, но накачанный торс и жесткий взгляд выдавали в нем бандюгана. Он обратился к ней и трем другим девушкам. Они были примерно в той же физической форме в том, что касается накачанных мышц, что и она. Нильсен сначала представился фотографом, снимающим моделей. Он недвусмысленно дал понять, какого рода снимки делал, но Андреа это не смутило. Она привыкла выступать в бикини, по сути, лишь мешавшем демонстрировать ее оплетенное мышцами тело, и если ее будут разглядывать совершенно голой, то что из того. После второй фотосессии Нильсен упомянул, что основным бизнесом фирмы "На все вкусы" было предоставление эскорт-услуг для клиентов с особыми запросами.
Кёльн был первым городом, в котором ввели налог на доходы проституток, но агентство "На все вкусы" не проявляло особого усердия в ведении бухгалтерского учета и отчетности. На практике это означало, что Андреа благополучно избежала регистрации в качестве труженицы секс-индустрии, функционирующей на непостоянной основе, то есть ее "дополнительные" доходы налогом не облагались. Эти деньги пришлись очень кстати, но Андреа, продолжая работать в кафе, знала, что занималась этим не только ради заработка.
Ее заказали на два часа, и в агентстве ждали, что она перезвонит, чтобы подтвердить, что ей заплатили и клиент ее отпустил. Дело было не в том, что агентство опасалось за ее безопасность - никто не сомневался в том, что Андреа сама сумеет постоять за себя, - но она знала, что в случае каких-то осложнений пара крепких ребят всегда явится на выручку.
Она считала своих клиентов мужчинами, страдающими комплексом неполноценности. Наверное, они и сами были о себе такого же мнения. И обусловлено это было вовсе не ростом - у этого клиента он был не меньше 180 сантиметров, - а тем, что они сами о себе думали и что она о них думала. Клиент, бледный худощавый мужчина лет сорока с небольшим, облаченный в простенький костюмчик, поджидал ее в номере дешевой гостиницы. Он сидел на краю постели со смешанным чувством неловкости и возбуждения на лице. Она спросила, как его зовут, убедилась, что не ошиблась, после чего потребовала конверт с деньгами: Андреа всегда настаивала на наличных. Пересчитав деньги, она сунула конверт в сумочку.
- Раздевайся! - скомандовала она и, скинув с себя плащ, джинсы и бесформенный шерстяной свитер, осталась в наряде из ремней и пряжек, оставивших открытыми груди и гениталии. Как всегда перед приходом к клиенту, она отработала по полной программе в гимнастическом зале, отчего намазанные маслом рельефные мышцы эффектно перекатывались при каждом движении. Мужчина смотрел на нее с благоговением. Он тоже разделся, и Андреа не могла скрыть своего презрения, глядя на демонстрируемую им эрекцию.
- Встань! - приказала она. Он подчинился. - Можешь до меня дотронуться.
Клиент дрожащими пальцами провел по ее телу. Не по груди или гениталиям, а по рукам, животу и бедрам. Она стояла - непреклонная и бесстрастная. На самом деле Андреа любила свою работу: ей нравилось чувствовать, что она олицетворяет власть и силу. Она знала, что в Кёльне немало влиятельных и властных женщин, специализирующихся в садомазохистских играх, но здесь было нечто другое. Ее же клиенты не удивлялись, выполняя приказы, предписывающие отмыть унитаз или почистить обувь. Она делала расчет скорее не на психологию, а на физиологию. Ее клиенты жаждали ее тела, возможности прикоснуться к нему. Иногда это заканчивалось совокуплением. В большинстве же случаев, как, например, в этом, клиент просил исполнить нечто очень особенное.
Мужчина опустил руки, но глазами по-прежнему жадно ощупывал ее тело.
- Ты готов? - спросила она.
Он кивнул.
- Только не по лицу… - попросил он.
- Разумеется, - согласилась она. - Я знаю.
Андреа на мгновение представила прыщавого подонка, устроившего скандал в кафе, и с размаху нанесла мужчине удар кулаком в солнечное сплетение. Тот охнул и слегка согнулся. Андреа поняла, что приложила клиента недостаточно сильно, что он заплатил за большее. Тогда ее посетило другое воспоминание - из далекого прошлого. Она нанесла новый удар, и мужчина сложился вдвое, с трудом подавив крик боли.
Андреа опрокинула его на кровать, уселась верхом и нанесла новый удар. А потом еще и еще.
9
Поездка от Гамбурга до Нордиха заняла у Фабеля чуть больше обычного - почти четыре часа. Зимой такого рода путешествия он предпочитал совершать на поезде. Но, принимая во внимание последний сердечный приступ матери и ее возраст, он чувствовал себя обязанным навещать ее чаще, да и перспектива провести шесть часов за рулем в одиночестве при поездке туда и обратно ему понравилась. Можно было спокойно подумать. Однако, видя, как быстро темнеет небо, он начал сомневаться в том, насколько правильно поступил, сев за руль. Фризляндия представляет собой плоскую равнину, абсолютно не защищенную от резких перемен погоды, обусловленных воздействием бурного Северного моря. Фабель ехал по знакомым с детства местам, как вдруг налетел шквальный западный ветер и, не встречая никаких преград, обрушился на машину потоками дождя со снегом.
Фабель двигался, хмуро вглядываясь в серую ленту автострады и не включая ни радио, ни проигрывателя. Ему действительно нужно подумать. Он решил смоделировать в своем воображении два возможных варианта дальнейшего жизненного пути. Первый, предложенный Барцем, позволял полнее удовлетворять материальные потребности и изолировал его от мира ужаса и насилия. Однако предложение ван Хайдена и БКА привлекало его гораздо больше, хотя он и боялся в этом признаться даже самому себе. Как ни крути, а стать ведущим специалистом страны в своей области было более чем лестно. Фабель искренне пытался взвесить все "за" и "против" объективно и не думать ни о чем другом, но выкинуть из головы кёльнское дело не получалось и мысленно он постоянно к нему возвращался.
Неожиданно Фабель понял, что последние полчаса ехал на автопилоте, полностью отвлекшись от дороги и погрузившись в размышления о будущем, об отношениях с Сюзанной, не забывая и безликого убийцу, орудующего в мало знакомом ему городе. Пейзаж вокруг становился все более монотонным, по мере того как он продолжал путь в сторону Северного моря, туда, где живет его мать.
10
Мария Клее снова прошлась мимо ресторана. За последние два дня она проделала это уже больше десяти раз, не забывая полностью изменять свой облик. В ход пошли даже неряшливые джинсы и затасканный пуховик, а волосы она убрала под вязаную шапочку, прикупленную по случаю в "Карштадте". Она извлекла уроки из прошлых ошибок. Даже если федеральные агенты продолжали следить за рестораном, ее частое появление около него останется незамеченным.
Хотя украинцы не являлись владельцами ресторана "Биарриц", это заведение фигурировало в двадцатистраничном списке мест, предоставлявших, согласно досье БКА, работу нелегальным иммигрантам, переправленным в Германию людьми Витренко. В Кёльне Марии приходилось непросто. В Гамбурге - и даже в Ганновере - она знала каждую улочку, но здесь совсем не ориентировалась и чувствовала себя совершенно беспомощной. Она выслеживала опасного зверя и в любой момент могла сама оказаться уже не охотником, а добычей. Походив по узким переулкам, она выбралась к служебному входу в "Биарриц". Она знала, что здесь работает "по-черному" какой-то украинец - время от времени он выносил мусор из кухни. Мария наблюдала за черным ходом ресторана с проулка, заставленного мусорными бачками. На первом этаже задней стены "Биаррица" окон не было, а пожарный выход закрывала массивная дверь, обшитая металлическими пластинами. Она не сомневалась, что администрация считала эти меры предосторожности вполне достаточными и не сочла нужным установить здесь камеры наружного наблюдения. Это позволяло Марии пообщаться с украинцем, не опасаясь, что их встречу кто-то запишет или вообще заметит. Украинец разговорится, только чувствуя себя в безопасности. Если, конечно, ей вообще удастся заставить его пооткровенничать.
Было холодно, и Мария постаралась одеться потеплее. Последнее время она стала с трудом переносить холод, хотя раньше, до той роковой ночи, этот фактор вообще не учитывался в ее деятельности. Тогда, лежа в высокой траве и глядя на лицо склонившегося над ней Фабеля, она чувствовала такой леденящий холод, о существовании которого даже не подозревала. Она изо всех сил старалась не впасть в обморочное состояние, дышала часто и неглубоко. Ощущая теплое дыхание Фабеля на своей холодной щеке, Мария поняла: холод - это и есть смерть. С тех пор она старалась никогда не мерзнуть.
Дверь служебного входа открылась, и на улицу вышел худощавый парень лет двадцати с небольшим. На нем была белая футболка и заляпанный передник до колен. Он бросил через плечо взгляд на кухню и, облокотившись о стену, закурил. Парень, выглядевший усталым и изможденным, курил с таким видом, будто испытывал необыкновенное и долгожданное удовольствие. Увидев приближавшуюся Марию, он выпрямился и повернулся, явно намереваясь уйти.
- Постой! - окликнула его Мария и показала бронзовый жетон уголовной полиции. - Полиция…
Она рассчитывала на то, что украинец не станет требовать предъявления удостоверения, ей не хотелось бы, чтобы у него возник вопрос в связи с тем, что она осуществляет свою бурную деятельность за сотни километров от подведомственной ей территории. Украинец замер. Испугался.
- Успокойся, - продолжила Мария с усталой улыбкой. - Меня не интересует, на каком основании ты находишься в стране. Я хочу всего лишь задать пару вопросов.
Украинец напряженно кивнул. Мария достала из кармана плаща толстый черный блокнот.
- Тебя зовут… - Мария сделала вид, что ищет имя в блокноте, как будто оно там было записано.
- Славко Дмитрук, - ответил молодой человек, явно проявляя готовность к сотрудничеству.
Он снова бросил взгляд в сторону кухни, желая, видимо, убедиться в том, что их никто не видит. Выйдя из дверного проема и закрыв за собой дверь, он покопался в кармане, извлек свое удостоверение личности и протянул Марии. Стало окончательно ясно, что его пребывание в стране лишено каких-либо законных оснований. Все надписи вокруг фотографии были на кириллице, а желтый трезубец на голубом фоне ясно указывал на страну происхождения.
- Я не сделал ничего плохого, - начал оправдываться Славко на правильном немецком. - Я хочу остаться в Германии. Я хороший рабочий.
- Я не утверждаю, что ты сделал что-то плохое, - я просто хочу задать несколько вопросов.
- О чем?
- О том, как ты сюда попал.
На лице Славко отразился настоящий ужас.
- Я не понимаю, о чем вы.
- Как тебя занесло сюда из Украины, - пояснила Мария, стараясь говорить как можно спокойнее. Она видела, что парень нервничает все больше и больше, и пожалела об отсутствии у нее таланта Фабеля успокаивать. - Тебе не надо ничего бояться, Славко. Никто не узнает о том, что ты мне расскажешь. Обещаю. Но если откажешься сотрудничать, мне придется обратиться в иммиграционную службу. - Мария старалась говорить медленно и просто, чтобы он понял каждое слово. - Ты меня понимаешь, Славко? Мне надо знать, кто организовал твой приезд сюда, устроил на работу, подыскал жилье…
- Я не знаю… это очень опасный человек. Очень опасные люди. - Молодой украинец снова бросил взгляд на дверь.
- Я тебя понимаю. Но я должна знать, кто устроил тебя на работу.
- Я много работаю. - В глазах Славко стояли слезы. - Я так много работаю! Я хочу посылать деньги своей семье в Украину. Но не могу. Я работаю целый день и часть ночи, а половину денег приходится отдавать человеку, привезшему меня сюда. А вторую половину он забирает за жилье, где я сплю. Это несправедливо. Совсем несправедливо.
Славко начало трясти, и Марии стало его жаль. Она уже жалела, что обманом заставила его поверить в свою официальную миссию. Она знала, что подвергает его опасности, от которой не сможет защитить. Как, впрочем, и себя.
- Славко, мне нужны имена. Хотя бы одно имя. Ты сам сказал, что это несправедливо. Это не работа, а рабство. Эти люди будут все время эксплуатировать тебя. И тебе еще повезло. Подумай о женщинах и детях, продаваемых для черт знает каких целей.
Славко еще раз пристально взглянул на нее и наконец решился.
- Меня переправили из Львова в Гамбург в большой фуре. Там посреди ночи пересадили в фургон, доставили в Кёльн и высадили здесь, у ресторана. Была ночь, и мне велели ждать до утра, то есть до его открытия. Я должен был работать по пятнадцать часов. В двухкомнатной квартире, куда меня определили жить, нас восемь человек. Мы спим по очереди.
Мария кивнула. Значит, перевалочный пункт находится в Гамбурге. Получалось, что группировка Витренко по-прежнему орудовала, базируясь в Гамбурге, правда, старалась там не светиться.
- Кто все это организовал?
- Во Львове был человек… мне только известно, что его зовут Петр. Я не знаю никого из тех, кто принимал нас, когда фура привезла нас в Гамбург. Мне запомнился лишь человек, сидевший за рулем… Мы встречаемся каждую неделю. Его зовут Виктор. На первой остановке в Кёльне нас ждал большой черный "мерседес". Из него вышел человек, по виду очень опасный. Он дал какие-то указания нашему водителю.
Мария покопалась в сумочке и достала фотографию Витренко.
- Тот человек… Это не он?
Славко покачал головой:
- Нет, тот гораздо моложе и похож на военного. Ему лет тридцать - тридцать пять.
- Украинец?
- Да. Я слышал, как он говорил. Не разобрал, что именно, но разговор точно шел на украинском.
В этот момент дверь приоткрылась и показался высокий худой африканец с ведром. Он проследовал с ним к одному из мусорных баков. На обратном пути исподлобья взглянул на Марию.
- Тебя ищет босс, - сказал он, обращаясь к Славко.
- Иду… - Славко явно встревожился, что его заметили за разговором с Марией. - Мне пора.
- Тогда мне придется прийти еще раз, - вздохнула она.
- Но я уже все рассказал. Больше мне ничего не известно.
- Я так не думаю. Кто забирает у вас деньги за жилье?
- А… вы про него. - Славко снова занервничал. - Если вы к нему обратитесь, он сразу поймет, что мы разговаривали.
- Мне нет до него дела. Меня интересуют лишь его хозяева. Он даже не узнает, что мне известно о его существовании.
- Я знаю только его имя - Виктор. Даже фамилии не знаю.
- Когда вы с ним встречаетесь? Как часто?
- В пятницу, при выдаче зарплаты. Большинство работают до глубокой ночи, в субботу отсыпаются, а вечером опять на работу. Виктор приходит за деньгами в субботу и воскресенье. В обеденный перерыв. У тех, кто в субботу в обед работает, он забирает деньги в воскресенье. - Славко уныло покачал головой. - Он ничего нам не оставляет. Говорит, что мы должны отработать все, что потрачено на доставку нас сюда. Виктор - плохой человек. Его все боятся.
- Ты думаешь, что Виктор тоже бывший военный? Как и тот, другой?
- Нет, на военного он не похож. Скорее всего бандюган. Однажды один из жильцов нашей квартиры усомнился в справедливости того, что у нас забирают все деньги. Виктор избил его здоровенной палкой. Сильно избил. А на другой день тот вообще исчез. Виктор сказал, что его отправили в Украину.
Было видно, что воспоминание об этом событии очень встревожило Славко. Он снова бросил взгляд на дверь, оставленную африканцем широко открытой.
- Я пойду. Больше я ничего не знаю.
- Адрес! - потребовала Мария. - Мне нужен адрес квартиры, где вы обитаете. - Заметив на лице Славко тревогу, она попыталась его успокоить: - Не волнуйся - никто ничего не узнает. Я не собираюсь ни приходить в вашу квартиру, ни посылать туда никого из полиции или иммиграционной службы. Мне просто надо выяснить, как выглядит Виктор. Ничего больше. Ты должен мне верить, Славко.
Помедлив, Славко все же дал ей адрес - квартира находилась в районе Хорвайлер. Мария постаралась сообразить, где это, мобилизовав все свои знания о Кёльне.
Славко вернулся на кухню. Двое других его соплеменников, прервав работу, с нескрываемым подозрением смотрели на Марию через распахнутую дверь. По пути домой она думала об испуганном и затравленном Славко. Больше всего она переживала из-за того, что попросила его довериться ей и пообещала оградить от каких-либо отрицательных последствий этого разговора. Но подобные заверения она давала Наде, молодой проститутке из Гамбурга. А потом та исчезла.
Глава четвертая
21–25 января
1
Бусленко договорился, что вся группа соберется в охотничьем домике после обеда в понедельник. Он сам приехал в Коростышев на два дня раньше. В этом городке за сто десять километров к западу от столицы Бусленко родился, и эта удаленность от Киева являлась залогом того, что инструктаж перед отправкой на задание будет проведен в безопасной обстановке. После сильного снегопада дома стали похожи на покрытую пылью мебель, ожидавшую приезда хозяев. Здравомыслящие жители предпочитали не выходить в такую погоду. Те же, кто был вынужден, несмотря ни на что, носиться по своим делам, смотрелись как черные кляксы на белом листе бумаги. И все же Бусленко удалось отыскать продавца пирожков, сидящего по глупости или в погоне за прибылью в будке, оборудованной работающим на керосине нагревателем, в ожидании случайных прохожих. Коростышевские пирожки с мясом славились на всю Украину.
Бусленко прошел к мемориалу павшим воинам, находившемуся среди осыпанных снегом каштанов. За памятником располагались ряды мемориальных плит с портретами погибших. В детстве Бусленко часто приходил сюда с отцом, и тот рассказывал о людях, отдавших жизнь в борьбе за освобождение Украины от фашистов. При защите города пали четырнадцать тысяч человек. Юный Тарас Бусленко завороженно разглядывал портреты героев, размышляя о том, каково это - быть защитником Украины, похожим на казака Мамая. Когда он подрос, отец рассказал ему, что еще больше людей погибло в Коростышеве в тысяча девятьсот девятнадцатом году, Украина пыталась отстоять свою независимость в борьбе с большевиками. Но им памятников не ставили.
Бусленко сел на скамейку и долго разглядывал пирожок, прежде чем надкусить и окунуться в воспоминания детства. Он вытер рот носовым платком.
- Ты опоздал, - еле слышно проговорил он, будто обращаясь к портрету давно погибшего лейтенанта Красной армии на плите перед собой.
- Как ты меня засек? - раздался изумленный голос за его спиной.
- Элементарно. - Бусленко откусил еще раз. Мясо было горячим, и он чувствовал, как оно согревает его. - Я услышал скрип снега, производимый твоими шагами, еще метров за двадцать. Ты занимаешься бумажками и слежкой за сластолюбивыми политиками, а я - своим делом.
- Убийствами?
- Защитой Украины, - ответил Бусленко с полным ртом и кивнул на плиты: - Как они. Удалось что-то узнать, Саша?
Саша Андрузский - худощавый молодой человек в плотном кашемировом пальто и меховой шапке, закрывавшей уши, - опустился на скамейку рядом с Бусленко и зябко поежился.
- Немного. Думаю, что твои сведения верны. И если это так, то поручение давалось абсолютно без всякой официальной санкции. Но полагаю, что руководство желало бы, чтобы Витренко был уничтожен.
- Так, значит, Маларек?