Мантеллина утвердительно кивнул головой.
Женщина, потрясённая, так и застыла на месте, потом крепко прижала к себе Джанджи и поцеловал а его.
- Красавец ты мой! Это не Тури, а Лино, мой сын. Он умер ...
Джанджи посмотрел на неё, ничего не понимая. "Тури",- сказал он снова, положив голову на подушку, и моментально уснул. Мантеллина с трудом вскарабкался на кровать и лёг рядом. Женщина хорошенько укрыла их одеялом. На другой кровати она уложила Карчофо и Розалию.
Прежде чем уйти, синьора Пьерина ещё раз взглянула на ребят. Вдруг на какое-то мгновение лицо Джанджи растворилось у неё на глазах и превратилось в лицо Лино, когда он был маленьким. Пьерине приходилось часто оставлять своего ребёнка одного, чтобы нянчить чужих детей. Затем возникло лицо девочки, которую она вскормила, вырастила и любила, как родную дочь. Потом ей представились дети синьора Келлера: они жили этажом выше, и Пьерина знала их со дня рождения.
Антонио храбрился; он делал вид, будто не устал и не хочет спать. Но привратница поставила ему в кухне раскладную кровать и уговорила его лечь. Потом она загнала Тома вместе с котёнком в погреб, заперла квартиру на ключ и ушла за покупками.
Вернувшись домой, синьора Пьерина выстирала пятнадцать рубашек и развесила их в кухне над батареей.
Тури пришёл около часу. Дети сидели за столом, а перед ними стояла ароматная дымящаяся полента, на которую все смотрели вытаращенными от восторга глазами. Ещё бы! Такой поленты они не только никогда не ели, но даже не нюхали.
- Я думала, вы уже не вернётесь, - сказала молодому человеку синьора Пьерина.
- Я пришёл покормить детей, - услышала она в ответ.
- В котором часу едят у вас в Сицилии? Сейчас ведь уже поздно.
Тури смотрел на неё, ничего не понимая.
- Я говорю, что уже поздно. Садитесь тоже за стол и кушайте. Поленты хватит на всех.
Тури ел с аппетитом вкусное, ароматное блюдо.
- Так варят поленту у нас в деревне,- сказала синьора Пьерина и обратилась к Джанджи: - Тебе нравится, а?
Малыш не мог произнести ни слова: рот его был битком набит, и он только кивнул головой.
- Милый ты мой! - воскликнула женщина и звонко поцеловала ребёнка. Джанджи чуть не подавился.
Тури не удалось найти жилья. Никто не соглашался сдать ему комнату: никто не хотел пускать пятерых детей и собаку.
Тури пришёл в отчаяние.
- Что же мне делать? Что делать?
- Не падайте духом! Что-нибудь найдёте! Спрашивайте у привратниц, они всё знают. Ну, ну, не вешайте носа. Не обижай никого, и тебя не обидят.
Высказав это изречение, тётушка Пьерина ушла мыть посуду синьоре Келлер, у которой последнее время не было прислуги.
Тури, обескураженный, снова отправился на поиски, и вернулся только к вечеру; на сей раз он нашёл жильё.
Едва Тури переступил порог, привратница затараторила:
- Молодчина ваша Розалия, вы посмотрели бы, как она вымыла всю посуду и подмела кухню!
Женщина говорила об этом с такой гордостью, будто Розалия была её собственной дочерью..
- Я одинока, - продолжала она, - может быть, вы оставите девочку у меня хотя бы на несколько дней. Она смогла бы в моё отсутствие присматривать за домом.
Синьора Пьерина гладила десятую по счёту рубашку, но тут она выключила утюг, сняла очки, протёрла глаза и, упёршись руками в бока, стала ждать ответа.
- Вы очень добры, - сказал Тури.
- Значит, вы согласны?
– Конечно, согласен! Мне будет гораздо легче, если девочка некоторое время поживёт у вас.
Глава 2. Универмаг
Улицы города покрывала чёрная кора, одевшая собой землю. А настоящей земли в городе было мало; она встречалась так редко, что её клали в цементные вазы и в них сажали чахлые, худосочные растеньица. Землю ограждали железными решётками и на ночь закрывали на замок, боясь, как бы её не украли.
И тем не менее это была земля. А как же море? Известно, что море всё обмывает, очищает. Вещи, находящиеся у моря, никогда не бывают грязными. Но в Милане нет моря, которое обмывало бы его окраины, и город всегда казался грязным. Город выглядел грязным даже в тех случаях, когда зажигались многочисленные огни, и Милан притворялся, будто он чистый. Красные, зелёные, жёлтые, голубые огни то зажигались и гасли, то горели всё время не переставая, то бежали и исчезали неизвестно куда.
Задрав высоко голову, Джанджи и Мантеллина часами простаивали на улице, глазели на огни и никак не могли понять, как и куда они бегут, каким образом в безграничной тьме на фасаде большого дворца, расположенного напротив собора, или прямо высоко в небе из огней получается столько чудесных изображений.
Но огни громадной новогодней ёлки, установленной посреди площади, казались ещё более непостижимым чудом. Джанджи и Мантеллина никогда не видели новогодней ёлки, и для них это зрелище представлялось особенно загадочным и необычным.
И, наконец, огни витрин, около которых можно было даже согреться.
Из стеклянных дверей универмага доносились ароматы духов и звуки музыки.
Джанджи и Мантеллина, проторчав довольно долго в галерее, расположенной возле большого собора, не удержались и вошли в универмаг.
Огни в универмаге казались живыми; они пронизывали воздух; их даже хотелось потрогать пальцем.
Покупатели размахивали руками, требовали, пробовали, платили; продавцы тоже размахивали руками, предлагали, уговаривали, словно автоматы, укладывали покупки в мешочки и пакеты.
В одном отделе - коробки конфет, пастила, мармелад, глазированные каштаны, золотые монетки-шоколадки, которые годятся для еды, но не для платы. Платить приходится настоящими деньгами, сделанными не из золота, а из грязной бумаги.
В другом отделе - пёстрые шарфы, вереницы зонтиков с разнообразными, ручками - прямыми и гнутыми, толстыми и тонкими, гордыми и грустными; мягкие перчатки на козьем или кроличьем меху для тех, у кого мёрзнут руки. Руки, как известно, мёрзнут у всех, но не многие могут купить дорогие перчатки!
А чья же это перчатка висит в воздухе, словно собирается кого-то схватить? Это перчатка великана, который хочет взять Джанджи и Мантеллину за шиворот, а Тома за хвост, встряхнуть их как следует и спросить: "Что вы тут делаете?" Нужно бежать от громадной перчатки самого большого из всех гигантов.
А вот и лестница! Она, кажется, стоит на месте, но в то же время движется. Люди на ней держатся за перила и поднимаются наверх. Лестница бежит сама по себе и перевозит посетителей, которые тем временем рассеянно оглядываются вокруг или же смотрят на часы и находят, что она движется всё-таки недостаточно быстро.
Этажом выше продаются самые интересные вещи: деревянные лошадки, - на них можно сесть верхом; автомобили, совсем как настоящие, с рулём, тормозом, клаксоном и даже номером, и куклы, одетые по последней моде, такие большие, как живые девочки, с мягкими шелковистыми локонами. А одной растрёпанной кукле пришлось пойти к парикмахеру, и теперь она сидит под электрическим шлемом, сушит себе волосы.
Том очутился носом к носу с таким же пуделем, как он, который уставился на него своими неподвижными стеклянными глазами.
Испуганный Том обнюхал его и чихнул: "Ап-чхи!" Странно, он пахнет нафталином! Это вовсе не пудель, а собака, должно быть, другой породы.
Люди проталкиваются в металлическую коробку; она ездит вверх и вниз и на каждом этаже выбрасывает одних пассажиров и принимает других, и так всё время, не переставая.
Ещё этажом выше посетители отдыхают и пьют горячий шоколад со взбитыми сливками.
Круглый мягкий шар сливок покачивается на шоколаде, постепенно покрывается тёмными прожилками и, в конце концов, проваливается. Приятен, должно быть, контраст горячего и холодного, сладкого и горького.
На самом верху продавалась мебель. Демонстрировались целые комнаты, обставленные в современном стиле: столовые, спальни, гостиные и кухни, оборудованные по американскому образцу. Каждая вещь стояла на своём месте, как в настоящих квартирах.
Люди всё покупали и покупали, но магазин не пустел. Полки всегда были завалены товарами, как по волшебству, одни вещи заменялись другими.
В универмаге прозвенел звонок. Он пронёсся вдоль стен, спустился по лестницам, выскочил из лифтов, наткнулся на людей, сунулся в стеклянную дверь и вернулся обратно.
Кто-то громко заквакал:
- Синьоров покупателей просим поторопиться, универмаг закрывается через десять минут.
Музыка сразу смолкла, и больше уже ничто не заглушало шума, похожего на жужжание пчёл.
- Десять минут, десять минут, десять минут, - твердили все про себя.
- Синьоров покупателей просим направиться к выходу. Универмаг закрывается через пять минут.
Официанты сняли белые куртки, надели свои пиджаки и сразу стали маленькими и усталыми.
Снаружи на стеклянные двери опустились жалюзи.
Лестницы постепенно останавливались. Гасли огни.
Закрыто. Всё закрыто. Ушли продавцы, служащие, рассыльные.
Медленно-медленно приоткрылась дверца самого большого белого холодильника: внутри него, съёжившись, сидел Мантеллина.
Он выполз оттуда осторожно, стараясь не задеть молочные бутылки, - разумеется, поддельные, и коробки с белыми кубиками, которые должны были убеждать покупателей, как удобно всегда иметь дома искусственный лёд.
Пёс тихонько завыл.
Зашевелились дверцы белого кухонного шкафа, и оттуда вылезли Джанджи и Том, морда которого была, обвязана шарфом.
Красные, жёлтые, голубые огни неоновых реклам проникали в узкие прямоугольные окна универмага.
Дети решили спуститься вниз.
Лапки Тома царапали металлические пластинки остановившихся ступенек эскалатора.
- Тсс, - прошептал Мантеллина, приложив палец к губам.
Витрины нижнего этажа и неоновые буквы уличных peклам освещали отдел игрушек.
Игрушки! Это слово в воображении Джанджи и Мантеллины вдруг выросло до гигантских размеров.
Для них игрушки представлялись чем-то большим, важным, существенным. Малышам даже во сне не снились такие игрушки!
Мантеллина, забравшись в автомобиль, нажимал педали и осторожно разъезжал по блестящему деревянному полу.
Джанджи катался на красном трёхколёсном велосипеде. А Том, всё ещё с шарфом вокруг морды, в отчаянии бегал взад и вперёд. Мантеллина, ни слова не говоря, развязал шарф, а Джанджи пальцем пригрозил своему другу, чтобы тот не лаял. К счастью, пёс всё понимал. Он уселся среди плюшевых собак и казался таким же точно неподвижным, игрушечным, как они.
Но мало увидеть, погладить или потрогать эти вещи, их нужно иметь все или, по крайней мере, одну.
Вдруг в воцарившейся тишине послышался шум, непрерывный, равномерный, почти неуловимый в своей равномерности. Неоновые витрины и рекламы больше не светили.
Погружённые в темноту, Джанджи и Мантеллина спали: один - в автомобиле, другой - на трёхколёсном велосипеде. Том поднял уши, и, хотя он находился среди неподвижных пуделей, видно было, что пёс не игрушечный, а настоящий.
Глава 3 Воры
Три луча света сновали из угла в угол. Вдруг они остановились, погасли и снова зажглись по очереди один за другим. Шум прекратился. Наступила тишина. Ровные полоски света исходили от карманных электрических фонариков. За ними царила наводившая страх тьма.
В конце концов снопы света осветили лестницу и начали подниматься по ней.
Тогда Том залаял.
Он лаял громко, неистово, тревожно.
Внезапно в нескольких местах зажглись аварийные лампочки. Появились испуганные сторожа с револьверами в руках.
Все три фонарика сразу погасли.
Что за люди скрывались за тремя полосками света? Мантеллина перегнулся через балюстраду второго этажа, посмотрел вниз и за одним из фонариков увидел тёмную фигуру.
- Он здесь, держите его! - закричал Аугусто.
Это послужило сигналом.
Сторожа, словно по команде, устремились вниз по лестнице. Но тут вор выстрелил.
Один из сторожей, раненный, упал, покатился по ступенькам и тоже выстрелил.
Мантеллина отступил, схватил Джанджи и потащил его подальше от балюстрады.
Аугусто казалось, будто наступил конец света: тьма, выстрелы, тени, безудержный лай Тома.
Дети очутились перед дверью. Недолго думая, они открыли её и вошли в крохотную комнатушку, освещённую красным светом, стены которой сплошь были покрыты электрическими проводами, разными кнопками и рычагами.
О чём вспомнил Мантеллина? Какой неодолимый порыв толкнул его? Мальчик схватился за рычаги и рванул их на себя, ожидая чего-то необычайного.
Вдруг стало светло. Медленно начали приходить в движение лестницы, производя едва уловимый треск. Знакомый голос проквакал: "Универмаг закрывается через десять минут". Дверцы лифтов захлопнулись, и металлические кабины поползли наверх с жестоким безразличием роботов.
Чудесный электропоезд помчался по крохотным рельсам, угрожая перевернуть грузовик при переезде через железнодорожное полотно. Закружилась детская карусель; поехали креслица, подвешенные на цепочках, и деревянные лошадки с развевающимися гривами.
В витрине на кухонном столе механический повар принялся нарезать колбасу из пластика, приветливо улыбаясь невидимым прохожим безлюдной улицы. По мостику, покрытому красным бархатом, разгуливали манекены в вечерних платьях со шлейфами и в мехах. Они всё шли и шли, не останавливаясь, эти красавицы кинозвёзды с штампованными улыбками на лицах из папье-маше.
Неожиданно заиграла безудержно-весёлая музыка. Теперь, при полном освещении, грабителям уже некуда было скрыться. Снова послышались выстрелы.
Один из сторожей запер на служебной лестнице дверь, которая оказалась взломанной. Другой упал на эскалатор и ездил вверх и вниз, а его товарищи никак не могли прийти ему на помощь. Третий, позвонив в полицию, осторожно спускался по запасной лестнице и собирался напасть на бандитов с тыла.
Мантеллина и Джанджи, стоя у балюстрады, видели, как бандит ползёт позади прилавка, приближаясь к сторожу.
- Берегись! Берегись! - закричали дети.
Но музыка гремела и заглушала их голоса. Тогда они подбежали в другой конец галереи, туда, где по мостику прогуливались самодовольные манекены. Дети протиснулись между ними. Джанджи чуть не упал и, стараясь удержаться на ногах, ухватился за манекен; тот на мгновение остановился и покачнулся, зацепив Джанджи кружевами и бусами. Мантеллииа бросился на куклу, толкнул её, и она зашаталась ещё больше. Тогда Джанджи разозлился и изо всех сил ударил манекен, который перевернулся, стукнулся о балюстраду и, покачавшись, свалился вниз, в первый этаж, на прилавок с перчатками, а оттуда на пол.
Грохот падения заставил сторожа обернуться. Ещё минута, и было бы поздно. Сторож схватил бандита за руку, и выстрел угодил вверх, в пустоту. Завязалась драка: сторож и бандит, вцепившись друг в друга, упали на манекен, который теперь окончательно развалился и обнаружил своё пустое нутро.
Но в этот момент на улице пронзительно загудела сирена. Это была полиция.
Глава 4. Допрос
- Введите их, - приказал начальник полиции. - И собаку тоже.
- Слушаюсь, синьор; собаку тоже.
- Как тебя зовут? - спросил малыша начальник.
- Джанджи.
- А дальше как?
Молчание.
– Я спрашиваю, - как тебя зовут?
- Джанджи.
– Хорошо. ну а дальше как? Короче говоря, чей ты сын?
– Я сын Тури.
- А кто такой Тури?
- Тури - это Тури.
- Ладно, хватит; от него мы, по-видимому, ничего не добьёмся. А тебя как зовут? - обратился начальник к Аугусто.
- Мантеллина.
- Мантеллина?! Это ещё что за имя?!
- Да, его зовут Мантеллиной, хотя плаща у него больше нет.
- Тури подарил мне штаны с карманами.
- И дался вам этот Тури! Ты тоже его сын?
Мантеллина покачал головой.
- В общем, я ничего не понимаю.
- Синьор начальник, по-моему, ребятишки немного не в своём уме.
- Как?! И вы их защищаете?! Этого ещё недоставало!
- Нет, нет, синьор начальник.
– Сам ты не в своём уме, - выпалил вдруг Джанджи.
– Что это значит? Что он хочет сказать? Что вы делали в универмаге ночью?
Мантеллина и Джанджи молчали.
- Простите, синьор начальник, пришли фотографы и журналисты.
- Пусть подождут. Не мешайте мне во время допроса. Эти мальчишки и без того сведут меня с ума.
- Да, но корреспонденты не могут ждать. Для них это потрясающая сенсация: дети, собака ...
- Пусть подождут и оставят меня в покое!
- Слушаюсь, синьор начальник!
- Как вы вошли в универмаг? - продолжал допрос начальник.
- Очень просто, вошли и всё, - ответил Мантеллина, пожимая плечами.
- Да, но кто научил вас?
- Ты тоже с ума сошёл! - воскликнул Джанджи, приложив палец ко лбу.
- Ну-ну, без оскорблений!
- Потише, малыш, - сказал полицейский, - ведь ты разговариваешь с начальством.
- Признайтесь; воры впустили вас в универмаг, чтобы потом вы открыли им дверь?
- Я устал, - сказал Джанджи.
- Ах, вы, плутишки, шельмы!
- Успокойтесь, синьор начальник, позвольте я их допрошу.
- Ладно, попробуй теперь ты.
- Послушайте, ребята, мы хотим узнать, каким образом вы очутились в универмаге ночью. Хорошие дети обычно спят в это время, не так ли?
Мальчики повесили головы.
Да, хорошие дети ночью спят и не заставляют Тури волноваться.
- Тури! - позвал Джанджи, готовый расплакаться.
- Тури теперь плачет, - пробормотал Мантеллина.
– Что он говорит? - спросил начальник.
- По-моему, они хотят сказать, будто Тури сердится на них за то, что они ушли ночью, - ответил полицейский.
Джанджи и Аугусто сокрушённо кивнули головой.
- Тогда зачем вы это сделали? - терпеливо спросил полицейский.
- Мы увидели жёлтого цыплёнка! - неожиданно воскликнул Джанджи.
Все с изумлением переглянулись.
- Да, жёлтого цыплёнка в голубом яйце, - уточнил Мантеллина.
- Он был очень красивый!
- Значит, жёлтый цыплёнок в голубом яйце и заставил вас войти в универмаг? - переспросил ефрейтор.
- Вот видите! Я же говорил! Это пароль! - закричал начальник.
- А по-моему, это световая реклама, которая зажигается на площади, - скромно заметил полицейский.
- Где был цыплёнок?
- В темноте, наверху, - ответил Мантеллина, восторженно взмахнув обеими руками, и снова замер.
- Он был очень красивый! - снова воскликнул Джанджи.
- Извините, синьор начальник, - журналисты во что бы то ни стало хотят видеть ребятишек и сфотографировать их, иначе они не успеют подготовить материал для утренних газет.
- Я же просил оставить нас в покое! Давайте лучше устроим мальчишкам очную ставку со сторожами!