Карен чуть не упала со стула. Что бы там ни крутилось в ее голове относительно этого звонка, но чтобы полковник Джеррард Паркер-Браун пригласил ее на свидание… Такое не могло прийти ей на ум. Но похоже, именно это сейчас и происходит. И она была до такой степени растеряна, что не смогла даже по-человечески ответить.
– Ну… Я не знаю… Хм. Он прервал ее бормотание:
– Я знаю, что это непростительно нагло. Но все мои вечера заполнены лишь армейскими делами того или иного рода. А сегодня так случилось, что я свободен, И я просто подумал – какие у вас планы? Если хотите, мне просто до черта надоело проводить свободное время одному.
Последнее не особо льстило, но полковник – или Джерри, как, Карен полагала, ей следует теперь думать о нем, – сделал так, что стало понятно: он свободный мужчина. И она подозревала, что он сделал это намеренно.
– Ну, я не знаю.
Она продолжала колебаться и в то же время злиться на саму себя. Да что же не так? Почему ее так сбило с толку приглашение на свидание? Хотя она, конечно же, знала ответ на этот вопрос. Ее последний, вовсе безрассудный роман, который был для нее так важен, происходил с женатым мужчиной – младшим сержантом Филом Купером – и закончился полным разочарованием в мужчинах вообще. Когда жена Купера узнала обо всем, он сразу же прекратил отношения с Карен. Потом он, конечно, пытался начать все заново, но сердце Карен было уже разбито. По-настоящему разбито. И после этого печального эпизода, который, кроме всего прочего, мог еще и помешать ее карьере, Карен полностью отключила все свои чувства. Уже почти год, как ее сердце и ум были полностью закрыты даже для намека на романтическую сторону жизни. Как только Купер перестал для нее существовать, секс стал для Карен неинтересен. И желаний изменить что-либо с тех пор у нее не возникало.
Паркер-Браун снова прервал ее, за что она была ему благодарна, так как подозревала: он, очевидно, выводит ее, а вместе и себя из затруднительного положения.
– Послушайте, ничего особенного, – сказал он убеждающим голосом. – Просто двое людей, у которых, я полагаю, может быть очень много общего и которые, я надеюсь, смогут стать друзьями, выпьют и поужинают вместе. Вот и все.
Карен следовало отдать ему должное. Он умел красиво говорить.
– Ну, сегодня вечером я свободна… – начала она.
На самом деле она была свободна практически каждый вечер. За исключением тех вечеров, когда работала. И это, она подозревала, и было то самое "общее".
– И?
Карен глубоко вздохнула и услышала, как отвечает ему:
– С удовольствием.
И она понимала, что это действительно так. Что было для нее самой еще одной неожиданностью.
Он зашел за ней в восемь тридцать, как и сказал. На нем были голубые джинсы, черная куртка и ярко-белая футболка. Куртка была очень стильная. Карен разбиралась в одежде. Возможно, подумала она, это куртка от Пола Смита. Карен была рада, что он оделся просто. Это был ее стиль. Она тратила огромную часть своей зарплаты на эксклюзивные дизайнерские вещи, но предпочитала спортивный костюм от DKNY или куртку от Армани более строгой одежде.
На ней были широкие брюки цвета хаки и куртка с абстрактной вышивкой. Она подумала, что их костюмы отлично сочетаются.
Он выглядел хорошо, чего уж там. И очень молодо. Она уже догадалась, что Джерри года на четыре-пять моложе ее сорока трех, но без формы он выглядел даже моложе. И привлекательней, подумала Карен. Но с другой стороны, ей никогда не нравилась форма. По ее мнению, она была неизбежным злом, связанным с некоторыми профессиями, и она была просто счастлива навсегда избавиться от своей, когда перешла работать в уголовно-следственный отдел.
Она незаметно оглядела его с ног до головы. Копна волос песочного цвета, смеющиеся глаза и улыбчивость делали его очень привлекательным мужчиной. Ей придется пересмотреть свое мнение о том, что он похож на героя с квадратной челюстью из старых журналов для мальчиков. Вот и все.
Он принес букет белых роз, которые подал ей, слегка поклонившись.
– Прошу извинить мои старомодные привычки, но я так воспитан, – сказал он, широко улыбаясь.
При этом он выглядел и говорил так, будто пытался слегка пошутить, но Карен подумала, что, возможно, он просто говорил правду. В конце концов, если кто и окончил частную школу и носит печать Сэндхерста – то это Джеррард Паркер-Браун. Даже его имя о многом говорило. Карен могла себе представить, из какой он семьи.
– Я думала, что двое друзей просто посидят и выпьют вместе, – сказала она и смягчила свои слова улыбкой.
– Да, это так, но по пути был ларек, где продавали эти розы, и я не смог удержаться.
– А. Вы любите цветы?
– Да. Садоводство – моя страсть. Точнее, была.
Казалось, он уже хотел рассказать ей что-то, но потом остановился. Что было вполне разумно. В конце концов, они стояли на пороге ее квартиры, не вполне подходящее место, чтобы обмениваться откровенностями.
– Забавное хобби для военного, не правда ли? – сказала она непринужденным тоном, жестом приглашая его войти.
– Не такое уж забавное, как вам может показаться, – ответил он. – Некоторые величайшие генералы в истории были садоводами.
– Назовите хотя бы двух.
– Знаете, у меня в голове абсолютно пусто. И я не могу вспомнить даже одного. Но это правда. Честно.
Рассмеявшись, она взяла свой белый плащ. За последние дни погода заметно улучшилась, но Карен ей не доверяла. Все-таки на дворе стоял ноябрь. И ей очень не хотелось намочить волосы. Они были кудрявые спереди и с завитушками сзади и по бокам.
Он улыбнулся ей.
– Если вы готовы, машина ждет, – сказал он.
Эта фраза показалась ей довольно забавной, но он не дал Карен время отозваться. Заговорил почти сразу, она успела только взять свои ключи от машины с маленького узкого столика у входной двери.
– Отличная штучка, – заметил он, – георгианская?
Она кивнула, вновь слегка удивленная. Она не только не могла представить его человеком, увлекающимся садоводством, но и еще в меньшей степени любителем антиквариата.
На парковке он направил ее к черному "рейнджроверу". На водительском месте сидел шофер-солдат. Неожиданно фраза "машина ждет" приобрела смысл.
– Одно из преимуществ моей работы, – быстро сказал Паркер-Браун, не давая ей времени сказать что-нибудь. – И это значит, что мне можно выпить.
Она так и не произнесла ни слова. Будь что будет, сказала она себе. Он повез ее в ресторанчик в Дартингтоне, где они заказали пиво и пироги с рубленым мясом и почками. Разговор шел легко и непринужденно, намного легче, чем она ожидала.
– Мне больше нравится ужинать так, чем чопорно есть на всяких торжественных обедах, надеюсь, ты со мной согласна, – сказал он, когда они сели вместе у бушующего огня.
Карен откинулась на стуле, лениво посматривая на огоньки. Без сомнения, она чувствовала себя очень расслабленно в обществе этого мужчины.
– Мне это тоже очень нравится, – ответила Карен. – Но я полагала, что ты предпочитаешь церемонии. То есть я хочу сказать, учитывая то, из какой ты семьи, и твое воспитание, легко подумать, что ты обедаешь только в светской обстановке.
– Да, что касается моей армейской жизни, это абсолютно справедливо, – сказал он. – В первую очередь соответствующая одежда и полковое серебро и все в таком духе.
– Я не сомневаюсь, – перебила его Карен. – Можно догадаться, зная, из какой ты семьи.
Теперь настала его очередь перебивать.
– Карен, черт побери, из какой же, ты думаешь, я семьи? – спросил он.
Она замолчала и внимательно посмотрела на него. По его лицу ничего нельзя было прочесть.
– Ну, думаю, частная школа в Сэндхерсте, – сказала она. – А твоя фамилия – самые сливки общества.
Он быстро улыбнулся, но, когда заговорил вновь, был довольно серьезен.
– Мой отец был стрелком, еще один профессиональный солдат, но он не был офицером, – начал свой рассказ Джеррард. – Он был капралом в первом батальоне Королевского стрелкового полка. Его звали Грэм Паркер, и я очень смутно его помню. Он погиб в Северной Ирландии в шестьдесят восьмом, когда мне было всего четыре года, и я не думаю, что мы слишком часто видели его дома.
Карен мысленно делала подсчеты. Таким образом, Джерри сорок, по крайней мере на год или два больше, чем она предполагала, но тем не менее он все равно довольно молод, чтобы быть полковником.
– Это было самое начало волнений, немного времени спустя после марша в защиту гражданских прав в Лондондерри, с которого, как считают многие, все и началось, и лишь несколько недель спустя после первого рейда королевских стрелков.
Карен заметила, что в его голосе появилась ностальгическая нотка, он был где-то далеко в своих воспоминаниях.
– Ему действительно очень, очень не повезло. Но хватит об этом. С тех пор уже много воды утекло.
Паркер-Браун вновь засиял своей улыбкой:
– Между тем моя мать вторично вышла замуж спустя несколько лет после смерти отца за водопроводчика но имени Мартин Браун. Он усыновил меня, и воспитал, и делал все возможное, чтобы стать мне настоящим отцом. Но моя мама не хотела, чтобы я забыл своего настоящего отца, и подумала, что это важно – чтобы я оставил его имя. Вот так я и стал Паркером-Брауном. Это было ее решение. И Мартин с ним согласился.
– Понимаю, – сказала Карен. – Но как насчет твоего настоящего имени – Джеррард. Я хочу сказать, не слишком ли это шикарное имя для сына простого капрала?
– А. – Паркер-Браун теперь безмятежно улыбался. – Кажется, моя мама смотрела кино незадолго до моего рождения, в котором показывали Джеррард-стрит в Вест-Энде. Мама всегда страдала приступами мании величия, и ей так понравилось, как шикарно звучит имя Джеррард, что решила так и назвать своего сына. И вот поэтому у меня две буквы "р" в середине вместо обычной одной. На самом деле она, к сожалению, слишком поздно узнала, что эта улица полна китайских ресторанчиков и публичных домов и в ней нет ничего шикарного.
Карен засмеялась и помотала головой.
– Ну а чего же ты ждала, а?
– Ну, ты хотя бы ходил в частную школу?
– Никакой частной школы. Государственная начальная, а затем средняя школа. Возможно, в этой системе образования и были свои недостатки, но она действительно давала шанс таким парням, как я. Я всегда хотел пойти в армию и особенно стать стрелком, как мой отец, а мама, несмотря на то что потеряла своего мужа в сражении, всегда только поддерживала меня. Она всегда говорила, что знает: мой отец хотел бы именно этого. Он был преданным своей службе солдатом, несмотря на его звание, понимаешь? Она была более чем счастлива, что я выбрал военную карьеру. Думаю, она не могла предположить, что я стану офицером, но – как ты верно заметила – дала мне подходящее имя. В любом случае школа предоставила мне такую возможность. Я сдал нужные экзамены и – да, я поступил в Сэндхерст. Это единственное, в чем твои предположения оправдались.
– И теперь ты полковник. В сорок лет? Это довольно молодой возраст для полковника, не так ли?
– Да, молодой. Из подполковников меня произвели только месяц назад. Тем не менее. Жизнь полна маленьких чудес, не так ли?
– Твоя мама, должно быть, очень тобой гордится?
– Да, думаю, гордится. Хотя все было не так уж гладко. По крайней мере в личной жизни.
– А.
– Да. Так оно и есть. Мы с женой недавно разошлись. Она предпочла мне оболтуса с именем, парня из высшего общества, что после всего для меня не было таким уж сюрпризом. Я совершил ошибку, женившись на представительнице военной аристократии или того, что слывет таковой, и я вряд ли когда-либо был тем, кем моя жена хотела меня видеть. Я думал, что влюблен по уши, но сейчас мне порой кажется, что я был влюблен в семью ее родственников.
Она была удивлена его честностью. Его прямотой. Он действительно оказался человеком, полным сюрпризов.
– У тебя есть дети?
Он кивнул:
– Мальчик и девочка. Возраст – двенадцать и тринадцать. Они сейчас оба в школе-интернате. Разумеется, жена и ее семья не рассматривали никакой другой возможности, кроме школы-интерната. И я теперь вижу их нее реже и реже. Думаю, что бы там люди ни говорили, гак почти всегда происходит с отцами, чьи бывшие берут опеку над детьми.
– Может быть, – сказала Карен уклончиво. – Я не знаю.
– Нет детей?
– Нет, – быстро ответила Карен.
Ей нравилось узнавать о жизни других людей, но о своей она рассказывала без радости. Что и говорить, теперь она уже была в таком возрасте, когда приходилось признать: возможно, она уже никогда не станет матерью. И хотя она никогда не чувствовала в себе особой тяги к материнству, обсуждать этот вопрос с кем бы то ни было ей не хотелось.
– А мужья? Бывший или настоящий?
Карен внимательно посмотрела на него, прищурившись. Она об этом даже не подумала, но, разумеется, Паркер-Браун и понятия не имел, замужем она или нет, потому что, как обычно, она мало рассказывала о себе. Но все же он пригласил ее на свидание. Он сказал: просто как друга. Она не была уверена. Всегда ли он был так внимателен к своим друзьям и проявлял столько интереса к ним? Или у него есть какие-то скрытые мотивы?
– Нет.
Она снова не стала распространяться. В последнее время все сильнее и сильнее, если она встречала мужчину, который интересовал ее, она не хотела быть такой чертовски подозрительной. С одной стороны, подозрительность была издержками профессии, с другой – она упорно воздерживалась от разговоров о себе, которых можно было избежать. Но пока она раздумывала, как бы сменить тему, он опять заговорил:
– Я удивлен. Я подумал, что ты пользуешься огромным успехом.
Карен засмеялась. Ловкий наглец, подумала она. Вслух же сказала:
– Даже если это и так, пользоваться успехом и быть замужем – две абсолютно разные вещи.
Тогда он засмеялся вместе с ней. Она действительно чувствовала себя очень легко в его компании. И остаток вечера прошел так же приятно. Они продолжали вести легкий, непринужденный разговор, и она узнала, что у них действительно есть общая страсть – к антиквариату.
– На самом деле большинство моих вещей можно считать просто грудой утиля, я полагаю, – призналась Карен.
– Утиля высшего класса, – сказал Паркер-Браун. – Любой человек с приличным банковским счетом может потратить целое состояние на Бонд-стрит. Но найти уникальный кусок – на это нужен талант.
– Хм, – призадумалась Карен. – В моем случае нет никакого выбора. Я, конечно же, не могу позволить себе Бонд-стрит на свою зарплату.
– Я тоже, – сказал Паркер-Браун, – несмотря на приличные средства, моя дорогая бывшая делает все, чтобы выжать максимум из моих ежемесячных доходов.
Она посочувствовала ему. Разговор перешел на тему летних отпусков, затем плавно к любимым ресторанам и вновь вернулся к ярмаркам антиквариата и к ценным находкам на распродаже.
Карен, всегда чувствовавшая себя неловко в ситуациях, которые могут положить начало каким-то новым отношениям, была в равной степени удивлена и тем, как приятно она проводит время, и тем, с какой теплотой начинает относиться к Джерри Паркеру-Брауну.
На самом деле это мог бы быть идеальный вечер, если бы он не был слегка омрачен тенью дела Алана Коннелли. Все время мысль о нем была где-то в ее голове, и она боролась с соблазном поднять эту тему. Ей очень хотелось знать, что на самом деле думает Паркер-Браун и привели ли его поиски к каким-нибудь результатам. На самом деле Карен втайне думала, что, может быть, одной из причин сегодняшнего свидания все-таки было намерение поговорить с ней об этом деле.
Но Паркер-Браун даже не упомянул о нем. И было уже почти время уходить, когда Карен все-таки решилась. Причем она понимала, что это звучит немножко неуклюже на фоне непринужденной вечерней болтовни.
– Интересно, есть ли какой-нибудь прогресс в деле Алана Коннелли, Джерри? – сказала она совершенно невпопад, так и не найдя повода гладко ввести эту тему в разговор.
Паркер-Браун сделал большой глоток своего напитка и вытянул длинные ноги.
– Не думаю, – сказал он. – Ты уверена, что хочешь поговорить об этом именно сегодня вечером?
– Да, уверена. – Она не собиралась так легко отпустить его с крючка.
– О'кей. Сейчас я полностью уверен, что эти двое, которых описал твой свидетель, не из моей части. На самом деле я не могу найти и следа кого-нибудь похожего на них. Я знаю, твой свидетель не сомневается, что они военные, но он не может быть полностью уверенным, не так ли? Они же были не в форме.
– Нет.
Она начала чувствовать легкое раздражение. У нее вдруг возникло чувство, что ее обвели вокруг пальца, что весь этот вечер был просто способом смягчить ее, постепенно подготовив к моменту, когда Паркер-Браун скажет, что ничем не может помочь. И вероятно, не имеет никого желания попытаться чем-то помочь, хотя он с самого начала делал все, чтобы убедить ее в обратном.
– Он не может быть абсолютно уверен, но у него создалось определенное впечатление, что это военные. И между прочим, по простому совпадению вышло так, что наш свидетель – это человек, которого я знаю уже много лет и чьим словам доверяю.
И тут до нее дошла вся абсурдность ситуации. В общем и целом она всегда доверяла Келли, но она не думала, что когда-нибудь говорила ему об этом.
Паркер-Браун внимательно посмотрел на нее, почесывая свой подбородок, который можно было бы назвать разве что изваянным.
– Ну, в таком случае я, конечно же, продолжу поиски, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты не сомневалась, Карен: я помогу всем, чем только смогу. Один из моих молодых солдат погиб, и, если в его смерти есть что-либо подозрительное, я хочу знать об этом все не меньше, чем ты.
– Спасибо, – сказала Карен.
Но он перебил ее, прежде чем она успела сказать что-либо еще.
– А теперь давай не будем портить вечер разговорами о работе. Я отлично провожу время. Ты очень приятный собеседник. – Он остановился. – Для офицера полиции, – добавил он задиристо.
– И ты тоже не так уж плох – для военного, – почти моментально ответила она.
Но она больше не чувствовала себя легко. Несмотря на то что ей очень понравился вечер и компания Паркера-Брауна, она не могла избавиться от мысли, что он решил подружиться с ней вовсе не просто так и, возможно, даже готов пойти и дальше, лишь бы она не вмешивалась в его дела.
– Ну да ладно. Давай отвезем тебя домой, – сказал он, перебив ход ее мыслей.
Он снова улыбнулся, а его улыбка и в самом деле была обезоруживающей. Он выглядел абсолютно искренним. Большой мальчик, занимающийся серьезной работой, который абсолютно неспособен, сказала себе Карен, быть таким притворщиком.
– И я действительно надеюсь, что когда-нибудь мы сможем это повторить.
Карен сомневалась, все еще борясь с чувством, что в этом был некий скрытый план. Да это же просто смешно, наконец сказала себе она. Она просто нафантазировала, прямо как Алан Коннелли. Это не какой-нибудь Ирангейт. Ведь на самом деле у нее нет никакой информации, касающейся смерти Коннелли или Крейга Фосгера, которая давала бы повод подумать, будто Паркер-Браун что-то скрывает.