Слегка наклонившись вбок, Митя вдруг схватился за Колин портфель, который тот держал в опущенной руке, и с силой дернул его к себе.
Коля пошатнулся и сел на песок рядом с Митей.
- И что это ты какой нынче важный? - засмеялся Митя. - Будто индюк бабушки Дарьи.
- Знаешь, о чем я целый день думаю? - сказал Коля, словно и не слышал вопроса товарища.
- Ну-ну, скажи, - все так же насмешливо проговорил Митя. - О том, как на Луну взобраться?
Намотав на палец длинную лямочку от шапки, свисавшую на плечо, Коля негромко и задумчиво сказал:
- Мы с Иваном Петровичем в самую полночь на Воложку бегали. Как раз в то время, когда лед ломало.
- Да что ты!
- Иван Петрович больше и не ложился, - продолжал Коля. - Расстраивается… На Телячьем острове буровая бригада…
- А чего же расстраиваться? - перебил Митя. - На острове теплушка есть, а продукты всякие туда еще позавчера отправили. С запасом на три недели.
- Не об этом разговор!
Коля ударил пяткой по торчавшему из песка обломку корня не то сосны, не то другого какого-то дерева, стоявшего когда-то на этом месте. Корень треснул и рассыпался золотистыми гнилушками, дымя мягкой полупрозрачной и тоже золотистой пылью.
- Нынче с острова обещали доставить в лабораторию образцы породы. Они здесь вот как нужны! - Коля помолчал. - А теперь жди, когда лед пройдет.
Митя кивнул головой.
- С неделю, как есть, пройдет!
- Неделю - самое меньшее, - согласился Коля, - а то, может, и дольше. А Ивана Петровича Москва торопит с анализами.
- Завидую тебе, Коль… Сам начальник геологической экспедиции живет у вас на квартире. А у нас… - Митя хмыкнул, махнул рукой.
- Ничего-то ты, Митька, не понимаешь! - вдруг загорячился Коля. - Слышал бы ты, как Иван Петрович про Ирину Васильевну говорит… про твою квартирантку. Не зря ее на Телячий остров послали… на такой ответственный участок. "Наша Ирина Васильевна - боевая девушка!" - так Иван Петрович про нее говорит.
- Тоже мне боевая, - протянул Митя, - а сама… стыдно даже сказать, чего боится!
- А чего же она боится?
- Раз вышла утром в сени да как завизжит! Я к двери, за мной мать. А она стоит посреди сеней и руками лицо закрывает. "Ой, - говорит, - никак в себя не приду! Из угла мышь сейчас выскочила…"
Митя посмотрел выразительно на приятеля.
- Ну и что же?.. Ну и подумаешь! - не глядя на Митю, проговорил Коля. - Может, она никогда в жизни мышей не видела?
- Сочиняй! - засмеялся Митя.
Внизу на прибрежной тропинке показались гуси. Впереди не спеша вышагивал большой старый гусак: длинная шея и спина его были белые, а бока - грязно-коричневые.
- Коль, видишь? Гаврилычев Нефтяник идет, - сказал Митя и запустил в гусака комочком сухой глины. - Эх, промахнулся!
Осенью и зимой всюду вокруг изыскатели бурили скважины. Одна буровая вышка появилась и на лесной поляне, рядом с домиком лесника Гаврилыча, недалеко от того места, где сидели ребята. Любопытный гусак часто подходил к вышке. Как-то раз он взобрался на край открытого железного бака с нефтью, поскользнулся и упал в нефть. Жена Гаврилыча долго мыла гусака теплой водой с мылом, да он так и остался грязно-коричневым. Деревенские мальчишки прозвали его Нефтяником.
- Купаться пришла гусиная гвардия, - добавил Митя и пошарил вокруг рукой: нет ли где еще камешка.
Гуси остановились у самой кромки сырого песка. Гусак оглянулся на гусынь, робко столпившихся вокруг него, видимо, приглашая их последовать за ним, вошел в воду. В этом месте между льдинами образовалось голубое озерко. С обрыва видно было, как гусак поплыл, выпятив грудь и поводя под водой красными перепончатыми лапами.
- И куда поплыл, дуралей? - сказал Митя. - Льдины в ловушку его поймают. Правда, Коля?
Коля не ответил.
А льдины и на самом деле начали сближаться, и озерцо становилось все уже и уже. Гусыни на берегу заволновались, что-то лопоча на своем непонятном языке. Наконец и гусак, отплывший от берега метров на пять, заметил грозившую ему опасность и повернул обратно.
Но было уже поздно. Льдины, словно стараясь опередить друг друга, неслись прямо наперерез гусаку.
Митя сдернул с головы малахай и ударил им по голенищу сапога.
- Крышка теперь Нефтянику!
- А по-моему, нет, - возразил Коля.
В это время водяной коридор, по которому плыл гусак, настолько сузился, что плыть по нему стало уже невозможно.
На берегу поднялся переполох. Гусыни загоготали громко и тревожно. Они топтались на том же месте, не решаясь броситься на помощь гусаку. А он вдруг выпрыгнул на одну из льдин, отряхнулся и гордо поднял голову.
"Го-го-го!" - закричал победно. Потом взмахнул крыльями и полетел к берегу.
Митя внезапно потерял всякий интерес к гусям. Он нахлобучил на голову малахай задом наперед, поглядел на ослепительно сверкавшую пеструю ото льда Воложку, вдали подернутую сияюще-опаловой дымкой.
Время близилось к вечеру, но на солнце было тепло, словно в мае, и уж как-то не верилось, что еще только вчера стояла пасмурная погода, дул сырой, холодный ветер и, казалось, ненастью не будет конца. А сегодня весь день сияло солнце, неистовое, молодое, и небо было необыкновенное - влажно-синеющее и такое бездонное, что смотреть на него долго не было сил, начинала кружиться голова.
Мухи, недавно совсем слабые и сонные, выползавшие погреться на солнце, которое на короткое время появлялось из-за белых полупрозрачных облаков, теперь уже летали всюду. А серенькие миловидные трясогузки смело садились на самые маленькие льдинки, плывшие по Воложке, и покачивали хвостиками. Про трясогузок говорят, что это они разбивают лед на реках своими качающимися хвостиками.
Глядя на Воложку, Митя задумчиво сказал:
- Даже и не верится… Неужели скоро здесь никакой речки не будет?
- Осенью насыпями перегородят Воложку, - проговорил Коля, строгая перочинным ножом толстый кусок сосновой коры, подобранной им по дороге сюда. - А потом воду начнут откачивать. Нижнюю камеру как раз тут будут строить.
- А с верхней ее канал соединит? - спросил Митя, повертываясь к товарищу. - Ты чего это?
Коля щелкнул по коре ногтем.
- Стоящая попалась! Поплавков из нее уйму наделаю.
Он сунул кусок коры в портфель - портфель на солнце до того нагрелся, что от него запахло клеенкой, - и принялся ножом чертить на песке.
- Смотри, - сказал Коля. - Эта вот… как бишь ее?.. нижняя камера, а эта вот верхняя. А это канал. Понял?
- А где у тебя здание рыбзавода?
- А вот! На том самом месте, где мы сидим!
Вдруг Митя толкнул Колю в плечо.
- Глянь-ка на Воложку!
Коля, все еще что-то чертивший на песке, проворно оглянулся назад.
Большая льдина с зубчатыми зеленоватыми краями застряла между песчаной отмелью и берегом Телячьего острова, сразу перегородив половину речки. Масса льда устремилась в узкий проход у левого берега. И здесь тоже образовалась пробка. Теперь вся Воложка оказалась перехваченной ледяной плотиной.
Мальчики молчали, не сводя глаз с затора. А на белоснежную плотину уже лезли новые и новые льдины. Одни глыбы срывались и снова ухали в воду, раскалываясь на мелкие сверкающие кусочки, другие дыбились, с шумом и урчаньем наползали на непрочное сооружение.
- Закончу школу и в геологический институт поступлю, - вдруг сказал Митя. - Мне таким хочется быть… таким, как твой квартирант Иван Петрович. Как ты думаешь, когда я кончу институт, у нас в стране еще останутся малоисследованные земли? Или все будет открыто?
Ответить ему Коля не успел. На противоположном берегу показался человек. Он минуту-другую стоял на обрывистом выступе, оглядывая Воложку, потом прыгнул вниз и подошел к ледяному затору. Тут он снова помешкал, точно раздумывая, как ему все-таки поступить, в вдруг шагнул на лед.
- Митька! - закричал Коля. - Он же утонет!
Митя побледнел. Он смотрел на Воложку, не в силах вымолвить слова.
А человек уже не шел, он бежал по беспорядочно нагроможденным льдинам. Вот он поскользнулся и упал. Но тотчас вскочил и побежал опять. Наконец он достиг песчаной полоски, перелез через ледяную гору и снова побежал. Теперь уже можно было разглядеть на незнакомце и серую шапку-ушанку, и телогрейку, и ватные штаны, заправленные в кирзовые сапоги. Видимо, это был один из рабочих бригады, буривший на Телячьем острове последнюю скважину. Но что за важное дело заставило его рисковать жизнью?
Плотина уже трещала, прогибалась и вот-вот должна была рухнуть.
До берега оставалось еще довольно далеко, когда бежавший по льду вдруг сразу куда-то исчез.
Митя еще не успел понять, что случилось, а Коля уже кубарем скатился под откос, сломал молодую осинку и бросился на лед.
В этот миг над льдиною показалась голова в серой ушанке. Человек пытался вылезти на лед, но все его усилия были напрасны. Стоило навалиться на тонкий ноздреватый лед грудью, как тот с хрустом обламывался, и человек по плечи погружался в воду.
- Держитесь за шест! - донесся до Мити голос, и в тот же миг грохот и гул потрясли воздух.
"Плотина рухнула", - пронеслось в голове у Мити, и он закрыл руками глаза.
Через минуту-другую Митя прыгнул вниз, упал, а когда поднялся на ноги, столкнулся лицом к лицу с человеком в серой ушанке. Весь мокрый, человек сидел на корточках, а Коля развязывал у него за спиной вещевой мешок.
Митя вытаращил от удивления глаза. Перед ним была его квартирантка.
- А сюда, Ирина Васильевна, ни капельки не попало, - сказал Коля, тоже мокрый до пояса, доставая из мешка завернутые в плотную бумагу образцы породы. - Все керны целехоньки!
- Ты что на меня уставился, Митя? - спросила Ирина Васильевна и улыбнулась как-то смущенно и растерянно. - Или не узнаешь?
Она сдернула с головы ушанку и вытерла верхом чуть продолговатое разрумянившееся лицо.
- Ирина Васильевна… как же это вы? - осипшим до шепота голосом спросил Митя.
Девушка надела ушанку и встала.
- И не спрашивай, Митя! - сказала она, вздыхая. - Я и сейчас никак в себя не приду…
И посмотрела на Воложку. Не видно было ни затора, ни тонкой полоски песчаной отмели. Во всю ширину Воложки нескончаемым потоком шел лед.
У КОСТРА
Перед вечером побрызгал дождь, и мокрые сучки загорались плохо.
Около костра хлопотал Володя, худой мальчик в синей сатиновой косоворотке. Когда он нагибался к земле, чтобы подуть на слабые языки огня, рубашка на спине плотно облегала острые большие лопатки.
- Черти шипучие, - вполголоса говорил Володя, вытирая со лба капельки проступившего пота.
У костра на траве лежали сваленные в кучу пиджаки и полушубки приехавших в ночное ребят. Невдалеке на фоне темнеющего неба с первыми неяркими звездочками, чуть тронутыми позолотой и казавшимися воздушными, вырисовывались приземистые осокори. На деревьях кричали, устраиваясь на ночлег, галки.
На поляне, за кустами боярышника, невидимые в сумерках два подростка спутывали лошадей.
- Стой, не балуй! - изредка доносились до Володи сердитые покрикивания.
Еще двое ребят ушли на Волгу за водой. Володе хотелось до их возвращения развести яркий костер.
Огонь совсем было погас, но вдруг вспыхнула сосновая шишка, и по чадившим сучкам побежали яркие змейки.
Володя не заметил, как из темноты вынырнула лохматая рыжая собака. Она постояла рядом, дружелюбно махая хвостом, а потом положила ему на колени лапу.
Володя вздрогнул, быстро оглянулся и погладил собаку.
- Трезвый, дружок! - сказал он.
Трезвый, изловчившись, лизнул Володю в лицо.
На свет вышел коренастый парень в белой парусиновой фуражке, которая непонятно как держалась на его круглой голове с копной черных волос.
- Ну и Трезвый! Ну и ну! - проговорил он, посмеиваясь. - Ловко тебя облизал!
Это был Иван, самый старший из ребят: в феврале ему исполнилось семнадцать. Он учился в средней школе в районном селе Кленовке. Каникулы Иван проводил в деревне, помогая отцу, колхозному конюху. Из всех подростков только ему доверяли стеречь лошадей в ночном.
Володя вытер рукавом рубашки мокрое лицо, поправил мягкий сыромятный ремешок и, тоже со смехом, сказал:
- Эх, он и забавник у нас! Хлебом не корми, лишь бы лизаться.
- Ты что в поле в эти дни не приходил? - спросил Володю Иван, присаживаясь к огню. - В шахматы хочется сразиться, а не с кем. Мы с тобой уже неделю не играли.
- Некогда все. Три дня школу ремонтировали: парты чинили, классы белили, - ответил Володя. - Крышу только колхозные плотники перекрывали, а то все сами сделали.
Спокойно лежавшая возле Володи собака с вытянутыми передними лапами вдруг насторожилась, а через секунду вскочила и скрылась в темноте.
Немного погодя у костра появился Гриша, высокий юноша с длинными крупными руками. Он был в фуражке с белыми молоточками и в черном суконном пиджаке. Трезвый вертелся у него под ногами, прыгал, валялся по траве.
- Ну хватит беситься! - сказал Гриша, отгоняя от себя Трезвого и опускаясь на освещенную пламенем землю.
Иван посмотрел на Гришу добрыми серыми глазами. Скуластое лицо его расплылось в улыбке.
- Как может в жизни случиться, а? Поехал парень в Ленинград к дяде погостить и не вернулся… Целых три года не виделись! - сказал Иван, обращаясь к товарищу. - А собирался в авиационный институт поступать. Конструктором самолетов хотел быть.
Гриша ответил не сразу. Прищурив глаза, он наблюдал за высоко взлетавшими к черному небу яркими веселыми искорками. Потом сказал:
- Представь себе, не раскаиваюсь. Я дело свое полюбил крепко…
- Это хорошо. И я тебе, знаешь ли, даже завидую. В ремесленном специальность получил и уж самостоятельно работаешь… Ну, как там? Не тоскуешь? Не тоскуешь по родным местам?
- Нет, как же… Да у нас и в рабочем городке неплохо. Рядом парк, стадион. Но, конечно, далеко не так, как тут, - Гриша развел руками. - Здесь раздолье: и Волга, и луга, и лес какой - заблудиться можно.
- Да, это верно, - кивнул Иван.
Володя с любопытством рассматривал Гришу. Он даже забыл подбросить на угли хворосту, и пламя начало блекнуть, светлый круг возле костра сузился.
Было еще не так темно, как это казалось при ярком огне. Можно было разглядеть кустарник, ствол старого дерева на пригорке, расщепленный молнией, похожий на фигуру горбатого человека, лошадь, молчаливо жующую траву.
- Володя, подкинь дровец, - сказал Иван, свертывая цигарку.
Мальчик встал, принес охапку хвороста. Гриша принялся ему помогать. Они ломали о колено сухие палки и бросали их в костер.
- А ты, Володька, большой стал, - сказал Гриша. - В какой класс перешел?
Володя вскинул на юношу быстрые, просиявшие от возбуждения глаза.
- В шестой, - ответил он и, немного помолчав, спросил: - Скажи, Гриша, ты на заводе что делаешь?
Гриша распахнул пиджак, снял фуражку.
- Ну и жарко! - проговорил он и пересел на другое место, немного подальше от костра. - Наш завод гидротурбины делает для строек. Работа, знаешь, такая. Один плохой винтик может все дело испортить. На токарном станке работаю. Три нормы в смену даю… Устаешь, конечно…
- Три, говоришь? - удивился Володя. - Как же это ты?
- А вот так, - усмехнулся Гриша. Он сорвал травинку и пощекотал ею подбородок. - На участке, где я работаю, есть еще парни. Вот мы и решили: не меньше двух норм в смену! Каждой минутой стали дорожить, друг от друга не хотим отставать, стараемся. А тут Колька Митрофанов - есть у нас задорный такой парень - мысль одну подал: "Как бы, - говорит, - время сократить на обточку детали?" Стали думать и придумали одно приспособление. В первый месяц сделали по две нормы. А теперь по три.
Гришка неожиданно замолчал, насторожился. Со стороны Волги послышались приглушенные шаги. Кто-то приближался, спотыкаясь в темноте о кочки.
Трезвый, задремавший было в ногах у Ивана, лениво приподнял голову, поводил по траве хвостом и опять уткнулся мордой в лапы.
- Свои, - решил Гриша и, приставив к губам рупором сложенные руки, прокричал: - Э-эй, ребята-а!
Теперь уже было слышно, что идут двое. Совсем близко шуршала трава, но в темноте еще никого нельзя было разглядеть. Немного погодя на свет вышли два мальчика: Петя и Митюшка.
Петя - рослый, стройный паренек - выглядел старше своих шестнадцати лет. Его раскрасневшееся лицо с нежным пушком над верхней губой и озорными напропалую глазами весело улыбалось.
В руке у Пети было закопченное ведерко с водой. В ведре поблескивали розовые картофелины.
Рядом с Петей Митюшка казался маленьким, невзрачным: вихрастой головой с белыми, как лен, волосами он едва доставал до Петиного плеча. Все лицо его было густо обрызгано веснушками. Обеими руками Митюшка прижимал к груди большое сосновое полено.
- Где это вы пропадали? - спросил Володя.
Митюшка бросил полено, глотнул раскрытым ртом воздух и, торопясь, чтобы его не опередил Петя, возбужденно заговорил:
- А мы чего видели! Идем это к Волге, берег совсем рядом, а тут у тропинки коряга лежит: вся корнями опутана, как паучище. Страшно даже! И только с корягой поравнялись, из-под нее ка-ак выскочит большущее, черное, с ушами и глазищами кошачьими! Петя с испугу ведро выронил, а у меня - сердце в пятки.
- Это ты, шальной, перепугался и ведерко у меня вышиб, - сказал Петя.
- Выскочило да мимо нас, - не обращая внимания на Петю, продолжал Митюшка, размахивая руками. - Сперва я подумал, не знаю даже что. А Петя в сторону кинулся. Ну и я тоже за ним. А это филин. Да разве его догонишь? Он сперва по земле, от дерева к дереву, а потом замахал крыльями и… И поминай как звали!
- Ты подумал, наверно, черта увидел? - спросил Володя.
Все засмеялись.
- Филина испугался? В чертей веришь? А еще пионер! - сказал Володя.
Митюшка обиженно глянул в его сторону и запальчиво проговорил:
- Если бы я его раньше когда видел! А в чертей не верю, это просто так подумалось. Будь ты там… может, тебе не знаю что бы в голову полезло.
- Ты, Гриша, долго у нас будешь? - спросил Петя, втыкая в землю рогульку.
- Недели полторы, - ответил Гриша и, взяв сырую осиновую палку, просунул ее под дужку ведерка.
Через несколько минут ведерко уже висело над костром, и языки пламени охватывали его со всех сторон. Принесенное Митюшкой сосновое полено горело жарко, сухо потрескивая, издавая тонкий запах смолкой хвои.
- Соли никто не взял? - спросил Петя.
Володя молча достал из своего овчинного полушубка белый узелок. Развязав тряпочку, он взял щепоть крупной соли и бросил в ведро. Потом вытащил из-за голенища сапога деревянную ложку, помешал воду.
- Так, так, - одобрительно сказал Петя и, расстелив на траве отцовскую шинель, лег на живот.
Рядом с ним лег Митюшка, завернувшись в старое длинное пальто с потертым меховым воротником. Но мальчику не лежалось спокойно. Он раза два повертывался с одного бока на другой, наконец сел и, дернув Володю за рукав рубашки, таинственно прошептал:
- Хочешь, я тебе покажу одну вещь?