Наташа поняла, что это ее шанс стать богатой и независимой. Стать хозяйкой своей жизни. И она не имеет права упустить этот шанс. Наконец-то появилась возможность реализовать себя. Она так загорелась его идеей, что мысленно сразу же начала строить бизнес-план. Ее приводили в восторг открывающиеся возможности, но для начала нужно было уговорить Феликса профинансировать ее проект.
Уговаривать его она начала в тот же день и была так настойчива, что ему было проще дать денег, чтобы отстала, чем вникать в детали.
Так в Наташиной жизни появился Илья. Он стал для нее человеком, подарившим мечту. Она воодушевилась его идеей и теперь нуждалась в его советах и помощи. Наталья чувствовала, что Илья очарован и покорен ею, но в то же время не пытался привязать ее к себе и к решению второстепенных проблем. Совместный быт не мог испортить их общения, что делало их отношения практически идеальными. Илья не был красавцем и поэтому не был избалован женским вниманием. Ненавязчивый и разнообразный секс приятно скрашивал их деловое сотрудничество.
Когда Илья укрепился в Москве и позвал к себе мать, она категорически отказалась к нему переезжать. И тогда он купил ей трехкомнатную квартиру в элитном доме в Екатеринбурге. Нанял домработницу, чтобы освободить маму от хлопот по дому, и помощника, задачей которого было сделать ее жизнь счастливой. Но видать, что-то он делал не так. Позвонил помощник и сообщил, что мама вернулась в свою старенькую однокомнатную квартирку, отказывается посещать театры и магазины, а из санатория сбежала на пятый день. Доктора, следившие за ее самочувствием, попросили передать, что обеспокоены ее здоровьем.
Через десять часов после звонка Илья вместе с помощником зашел в подъезд дома, где прошло его детство. Когда-то синие стены были загажены и покрыты проплешинами из-за облупившейся краски. Убогость довершали нецензурные надписи. На пожелтевших потолках, посередине пятен сажи, висели прогорелые спички. Перила сломаны, несло кошачьей и человеческой мочой. Помощник, оберегая свои дорогие ботинки, тщательно выбирал место на ступеньках, прежде чем сделать следующий шаг.
– Послушай, ты бы сам стал жить в этом доме? – спросил Каров.
– Илья Иванович! Если честно? Только по решению суда! – заулыбался помощник, отряхивая полы дорогого костюма.
– Я в этом доме жил с рождения, как и десятки других. Я за что тебе деньги плачу? За то, чтобы моя мать жила в человеческих условиях. А ты на новом месте ее не удержал. Пожалуй, надо поинтересоваться, почему она сбежала. Ты даже здесь не смог порядок навести. Снимай ботинки! Носками будешь пол чистить, пока я не приказал мыть его твоими брюками и рубашкой!
– Илья Иванович! Мы ремонт квартиры сделали. Новую мебель привезли, но… Я дал команду и в подъезде навести порядок…
– Если через три дня не сделаешь ремонт всего дома – готовься работать в бригаде строителей. Ты хоть что-нибудь умеешь делать руками? Нет? Значит, пойдешь подсобником. А пока пошел вон! – завершил Илья диалог с помощником и занялся самобичеванием:
"Прости, мамуля, что не мог быть рядом, не приезжал. Пока учился, не было денег на дорогу. А потом всю страну тряхнули так, что она рассыпалась на куски, порвав связи между людьми. Слава Богу, все устроилось. Теперь я заберу тебя с собой. Ты заслужила лучшей жизни".
Когда дверь открыли, то вместо матери Илья увидел незнакомого мужчину в белом халате.
– Вы сын Людмилы Александровны?
– Да, а где мама?
– Я ее лечащий доктор. А разве ваш помощник вам ничего не говорил?
– Он сказал, что мама захворала. Я подумал, что это обычная простуда. Благо возможности позволяют, решил воспользоваться поводом и навестить мать.
– Людмила Александровна в постели, и у нее, увы, не простуда.
– Слушайте, не загружайте меня с дороги. Я с вами поговорю после того, как увижу маму. Посидите пока на кухне.
– Илья Иванович, у вашей мамы рак, и он не операбельный. Разумеется, она об этом не знает.
От этих слов у Ильи вздулись на шее вены, в груди все заиндевело, а мозг закипел от возмущения. Только услышав хрипы и поняв, что душит доктора, он пришел в себя. Отпустив несчастного лекаря, Каров пошел в комнату, где когда-то спал и делал уроки. С тех пор в ней ничего не изменилось, будто и не уезжал никуда. Тот же письменный стол со столешницей из крашеной древесно-стружечной плиты. Настенный ковер из ГДР, купленный по записи, от времени поблек и местами полысел. А когда-то маленький Илюша, любуясь его абстрактными рисунками, видел в них корабли и облака. Рядом, на стене, Илья увидел свои фотографии. Вот он студент-выпускник после церемонии вручения диплома, а вот – лейтенант медицинской службы в Афгане, на фоне цветущих маков, а здесь – рядом с президентом Ельциным, правда, во втором ряду и с краю. Такой фотографии Илья раньше не видел. Судя по всему, мама вырезала ее из какого-то журнала. Илья продолжал рассматривать предметы, боясь опустить глаза на человека, лежащего на кровати. Он жутко боялся, что мама все поймет по его глазам.
Человек не меняется только на фотографии
– Сынок! Родной мой, как же ты повзрослел! Морщинки у глаз появились. Сядь рядом. Хочешь на стул, а лучше на кровать, чтобы я твое тепло почувствовала. Прости, захворала я, но доктора сказали, что просто почки простудила. Наверное, просквозило, когда на балконе долго стояла. Ты побудешь со мной или опять наскоком?
Он взял мамину руку и прижался к ней лицом. Рука была влажная и холодная, абсолютно не похожая на руку, ерошившую когда-то его волосы и штопавшую изношенную одежду. Не та красивая рука, что вела его в танце на выпускном вечере, когда он жадно ловил восхищенные взгляды мужчин, направленные в сторону его красавицы-мамы.
– Мамочка, я приехал в отпуск и мы с тобой уедем вместе в Москву. Мне без тебя тяжело. Да и внуков надо нянчить.
– С внуками, Илюша, давно пора. Значит, наконец-то нашел себе пару?
– Мамуля, найти женщину, похожую на тебя, очень тяжело. Тем более в Москве. Вот ты мне в этом и поможешь. Твое сердце не обманешь, – сказал и с ужасом отметил, как изменилась мать.
Ее когда-то красивое лицо ужасно исхудало и теперь напоминало посмертную маску. Живыми оставались только глаза – красивые, бездонные, но в них уже поселилась боль, пожирающая тело. Он почувствовал, как наворачивается слеза и перехватывает дыхание…
– Я на минутку, мама, руки с дороги помою, – с трудом сдерживаясь, выдавил из себя Илья и рывком поднял с дивана свое, ставшее неподъемным, тело.
Цепляясь за косяки, двери и стены, добрался до ванной. Защелкнув замок, открыл воду и завыл, сидя на краю ванны и лупя кулаками по коленям. Ругал себя последними словами, просил у Бога прощения и помощи, а когда приступ истерии затих, засунул под холодную струю голову и держал ее там до дрожи в ногах.
"Спокойно, Илья! Безвыходных положений не бывает… Думай… Ты часть власти, и не самая последняя!"
Вытерев голову старым вафельным полотенцем, Каров пошел на кухню. На старом столе, накрытом новой клеенкой, стояли открытая бутылка водки и граненый стакан. В тарелке, разрисованной петухами, – грубо порезанный хлеб и докторская колбаса. У окна доктор растирал горло, на котором остались отпечатки пальцев Ильи.
– Простите меня, пожалуйста, доктор. Переклинило, – извиняющимся тоном начал разговор Каров. – Понимаете, ехал к маме, радовался, а тут такой шок. В голове не укладывается… Как вас зовут? Ничего, если я и себе налью?
– Наливайте! Мое имя Аркадий Львович Фюрст. Можно просто Аркадий. А водка эта не простая, народная, как и закуска. Хотя холодильник забит едой. Помощник ваш постоянно его пополняет, меняя продукты, а мама ваша почти ничего не ест. Держим ее на капельницах и морфии. Она ждала вас, чувствовала, что вы приедете. Наверное, поэтому попросила не менять мебель, а оставить ту, что была в вашем детстве.
Он взял мамину руку и прижался к ней лицом.
– Наверное… – согласился Каров и перешел на деловой тон. – Мы с вами коллеги. Я оканчивал "Сеченку", так что говорите как доктор доктору. Все так плохо, как мне кажется, или есть еще шансы?
– Шансы есть всегда, но в случае с Людмилой Александровной они крайне малы. Если честно, их практически нет. Одна почка отказала полностью. Ее срочно надо подсоединять к аппарату "искусственная почка". Он у нас в городе есть, но слишком длинная очередь.
Сознание угасает последним
– За это не переживайте. Готовьтесь к тому, что полетите в Москву с нами. Я знаю, что там доктора найдутся, но в Москве мне нужны будете вы.
– Это еще не все, – продолжил Аркадий. – Если бы ваша мама обратилась к нам раньше, мы смогли бы ей помочь без аппарата. Но все запущено, и пошли метастазы в легкие. Пока они ее не беспокоят, но через месяц ей будет нечем дышать.
– А если сделать операцию? Заменить почку? Я готов отдать свою.
– Одной почкой дело не исправишь. Необходимо менять и легкие. Увы, в России подобные операции не делают.
– А где делают?
– Точно не знаю, но слышал, что в Израиле спасали людей с похожим диагнозом. Только надо спешить. Через две недели будет поздно. А ведь нужно найти донора, докторов и деньги. Большие деньги. – Аркадий допил водку, макнул краюху хлеба в соль и, закусив, крякнул: – Ох! Хороша!
– Я позвоню вашему руководству и обо всем договорюсь, а вы готовьте маму к переезду, – уже совершенно спокойно сказал Илья, отпил из стакана глоток, с трудом проглотив теплую, дерущую горло жидкость, и спросил: – Что за гадость вы пьете?
– Увы, ничего другого не приемлю. Дурной вкус и горечь водки напоминают сегодняшнюю жизнь, а тепло после ее употребления заставляет по-иному смотреть на мир, посылая добрые мысли.
Почувствовав, что для первой встречи сказал лишнее, Аркадий поставил стакан и поднялся.
– Вы не думайте, я не алкоголик. Просто недавно сам маму похоронил. А случай был проще вашего. Мне бы вашу власть, то, наверное, она бы до сих пор жила… Пойдемте к больной. Я ее подготовлю.
"Горечь жизни… Как он прав, этот доктор", – подумал Каров и, дождавшись, когда Аркадий ушел в комнату к маме, налил себе почти целый стакан водки и выпил.
Посидел, ощущая жар внутри, открыл кран и выпил хлорированной воды из ладони. Увы, теплота не наступила. Душа как была заиндевелая, так и продолжала хрустеть ледышками.
– Аркадий, я узнаю по поводу самолета, а вы займитесь медицинскими вопросами, – сказал Илья, подходя к дверям комнаты, но так и остановился на пороге.
Мама сидела на кровати и расчесывала волосы. Рядом стоял доктор. Он держал ее за руку и, улыбаясь, что-то ей объяснял.
– Сынок, меня Аркаша на свидание пригласил в театр в Москве, – радостно сообщила мать, увидев сына. – Так что придется ехать, хоть я и не люблю Москву.
Вот теперь Илья почувствовал, что лед в душе стал таять, выливаясь наружу слезами, горькими, как "Русская" водка.
Чтобы вызвать камнепад, находясь на вершине, достаточно маленького камушка
– Мама, у кого из соседей есть телефон? Я смотрю, тебе не поставили, хотя я просил.
– У Семеновых, напротив. А помощника ты не ругай. Он парень хороший. Правда, взбалмошный немного… А теперь, мальчики, выйдите. Мне переодеться надо, – бодренько скомандовала больная, и на ее сером лице появились пятна румянца.
Илья вышел на лестничную площадку, позвонил Семеновым. Пока ждал, попытался успокоиться. Ему предстоял серьезный разговор с руководителем администрации президента Сергеем Александровичем Филатовым, и он не хотел, чтобы тот заметил пьяные эмоции в его словах. Через пять минут Илью соединили с Филатовым.
– Здравствуйте, Сергей Александрович. Вас беспокоит начальник аналитического отдела Каров Илья Иванович. Мне нужна ваша помощь. Серьезно больна моя мать. Местная больница не имеет необходимого оборудования, да и кадров для борьбы с ее недугом.
Рука, сжимающая трубку, слегка дрожала, хотя он не сомневался, что ему помогут. За время работы он неоднократно убеждался: тут своих не бросают. Филатов сказал, что сейчас свяжутся с представителем президента в городе Екатеринбурге и решат все вопросы.
Поблагодарив шефа и соседку, которая, подслушав разговор, так опешила, что даже не попрощалась, Каров вернулся в мамину квартиру. Аркаша делал ей какой-то укол.
– Ничего страшного, Илья Иванович. Помогал вашей маме платье подбирать, а она немного разволновалась.
Каров позвал доктора на кухню, разлил по стаканам остатки водки и спросил:
– Она долетит рейсовым самолетом или требуется санитарный?
– Желательно лететь самолетом с медицинским оборудованием. У нее проблемы с давлением из-за почек, – ответил доктор, поднял стакан до уровня глаз, посмотрел через него на солнце и пробормотал: – Слепит и разум туманит… – поставил стакан на стол и добавил: – Спасибо, Илья Иванович, но с этого момента я не пью. Вот подымем вашу маму и напьемся того, что вам не противно. Не смотрите с грустью. Глядя на вашу напористость, я верю, что все обойдется. В мои планы не входит совсем с выпивкой завязывать.
– Аркадий, сейчас появятся местные начальники. Озвучь им, что необходимо для поездки. Можешь и о личных проблемах заявить. Я тебя представлю как лечащего врача.
– Никакое начальство моих проблем не решит. Маму им не вернуть. Как, впрочем, и не вернуть сбежавшую к коммерсанту жену, променявшую любовь на богатство.
– Вернуть жену – это такое дело… Но сделать коммерсанта бедным могут на раз. Любовь, наверное, единственное, что не подчиняется приказам президента…
Через десять минут квартира превратилась в военный штаб, где местный представитель президента, сухощавый мужчина предпенсионного возраста, получив разрешение Ильи, отдавал приказы. Его помощники не успевали записывать поручения.
Через час крепкие мужчины на носилках вынесли больную из подъезда. Их уже ждал реанимационный автомобиль с бригадой из трех докторов. Поздоровавшись, Аркадий объяснил им ситуацию, и их лица посуровели. Кроме реанимобиля, в маленьком дворе стояли еще две машины автоинспекции и черный "минивен", судя по всему с охраной. Не вписывался в эту кавалькаду подъехавший фургон, из которого вышло пять человек в строительных комбинезонах с инструментами. И тут Каров узнал в одном из них маминого помощника. Завидев босса, тот помахал рукой и подбежал навстречу, нелепо топая кирзовыми сапогами.
– Ваш приказ выполнил! Сейчас бригада займется подъездом, а через полчаса подъедет половина местного строительного управления, – гордясь собой и радостно улыбаясь, докладывал парень.
– Можешь, если захочешь, – подбодрил его босс, подумав: "Мама права, действительно взбалмошный паренек, но при правильном руководстве из него может быть толк", а вслух добавил: – Я уезжаю. О выполнении работ будешь докладывать маминой соседке из квартиры напротив. А я через два дня позвоню ей и узнаю, как ты работаешь.
Через двадцать минут кортеж выкатил со двора и отправился в аэропорт. Впереди ехал "мерседес" дорожной полиции, за ним "минивен" охраны, реанимационная машина, "бентли" с представителем президента и Ильей. Замыкала колонну еще одна милицейская машина, распугивая своим нудным и громким сигналом голубей и местных жителей.
Гиены всегда следуют за львами
Едва успев пристегнуть ремни, Илья провалился в сон. Видать, дали о себе знать напряжение последних часов и плохая водка. Аркадий же весь полет не отходил от носилок с больной, неведомо откуда черпая силы, хотя еще дома сообщил, что не спал больше суток.
В аэропорту Шереметьево самолет встречали прямо на посадке два реанимобиля, микроавтобус сопровождения и представительский "мерседес". Больная перенесла полет нормально, благо, ее состояние отслеживали по многочисленным датчикам. Аркадий изъявил желание сопровождать свою пациентку до больницы.
Темно-серое двухэтажное здание под номером шесть на улице Воздвиженской не имело вывески. Оно было возведено на месте Шереметьевских палат и главным фасадом выходило на улицу. Но дверь парадного была всегда закрыта. Вся Москва говорила о больнице, как о "Кремлевке", правительственной лечебнице. Потому Каров и привез сюда свою мать, будучи уверенным, что здесь ею займутся лучшие врачи. Пациентку забрали в приемное отделение, а сопровождающих попросили наведаться через день. Илья с доктором Аркадием сели в машину и поехали на квартиру Карова.
До проспекта Мира, где находилась квартира, они доехали за час, благодаря мигалке, служившей даже в смутные девяностые символом власти. Все – и гаишники, и бандиты знали, что ради своего же блага с властью, какая бы она не была, лучше не связываться. Перейдешь дорогу или вовремя ее не освободишь, останешься валяться на обочине.