- Не дам! - крикнул он задыхаясь. - Олешек меня вывел. Я за него держался!
Фёдор собирался спорить, но Алексей протянул руку и отстранил его.
- Не тронь! - сказал решительно. - Слыхал, что малец говорит? С его мяса не забогатеем. А живой, может, и в пользу станет. Я тебя, Ванюшка, до избы донесу. Небось, все косточки ломит?
- Ломит, тять, - тихо отозвался мальчик. - Руки вот ещё… - Он не договорил. Изба и всё кругом опять закачалось и куда-то исчезло.
- Кушак-то пусти, я твоего спасенника привяжу, - услышал он весёлый голос Степана. - Худа ему не сделаем.
И "спасенник" тихо, точно не видя ничего кругом, дал себя подвести к избушке, лёг и устало опустил на снег рогатую голову.
Солнце высоко уже успело подняться, когда Ванюшка, наконец, пошевелился и открыл глаза. Неужто привидилось?
- Олешек где? - крикнул он и хотел вскочить, да охнул и опять повалился на нары. Это что же такое: боль разошлась по всем косточкам. Уж не поломался ли он? - Олешек…- жалобно повторил Ванюшка, а самому пошевельнуться боязно - вдруг опять боль схватит?
- Жив, жив, твой спасенник, - и над ним наклонилось улыбающееся лицо Степана. - На приколе около избы стоит, за ночь отоспался, ремень разорвать норовит, на волю просится.
- Не надо на волю! - крикнул Ванюшка и проворно сел на нарах. От страха, что олешек может убежать, даже боль словно уменьшилась. - Я за ним сам ходить стану!
- Одевайся, коли так, да иди, думай, чем свою скотину кормить будешь, - сказал Степан, - а мне на берег пройти ненадолго надо, железа сыскать.
Степан ушёл. Ванюшка стиснул зубы от боли, однако вида не подал, сам оделся, подпоясался и вышел из избы. Олень, и правда, уже стоял на ногах, тревожно захрапел Ванюшке навстречу и рванулся в сторону. Но Степан сдержал слово, ремень крепкий, не порвался.
- Не бойся, дурашка, не бойся, - приговаривал Ванюшка и подходил к нему медленно, с протянутой рукой. - Забыл, как мы с тобой из оврага выбирались?
Но олень не желал вспоминать: с диким храпом он всеми четырьмя копытами упирался в снег, откинув рогатую голову, с такой силой, что ремень врезался в шею и вздрагивал, как струна.
- Успокойся, дурашка, - ласково повторил Ванюшка. Он осторожно шагнул ещё ближе и вдруг заметил, что олень его не замечает, смотрит не на него, а на что-то за его спиной.
- Ну ты… - протянул к нему руку Ванюшка и, оглянувшись, осёкся… За его спиной, всего в нескольких шагах, стоял большой медведь. Голову слегка наклонил на бок, глаза медленно переводил то на мальчика, то на оленя, медленно переступал передними лапами, точно утаптывал снег.
Олень опять всхрапнул, натянутый ремень дрогнул в руке Ванюшки.
- Не дам! - крикнул он отчаянно. - Не дам!
Ванюшка выхватил нож из ножен у пояса и ударил по ремню. Ему показалось, что ремень прозвучал как струна. Вихрь снега из-под копыт оленя, взметнулся в воздух, комочки пробарабанили по капюшону Ванюшки и, наверно, долетели до медведя. Потому что он мотанул головой, точно его что-то задело, рассердился и, глухо рявкнув, с неожиданной лёгкостью поднялся на задние лапы.
- Тятя! - только и успел, крикнуть Ванюшка. Ответный крик послышался из дома. Дверь распахнулась, и Фёдор босой, без малицы, с удивительным проворством прыгнул от порога, заслонил собой мальчика и взмахнул рогатиной.
Алексей не поспел за ним. Фёдор не даром смолоду славился знатным медвежатником. Удар пришёлся метко. Медведь зарычал оглушительно и всем телом, налегая на рогатину, повалился в снег, загребая передними лапами. Но Фёдор поскользнулся босой ногой и не успел отскочить. Одна лапа зацепила его, подтащила, и огромная туша, распластавшись, затихла на нём.
Степан отошёл недалеко, прибежал на крик и рычанье. Вдвоём с Алексеем они отвалили медведя, вытащили Фёдора. Он ещё дышал, открыл глаза, но сказать ничего не мог.
- Федя! - выговорил Алексей, стал на колени и низко поклонился ему.
Фёдор молча, с беспокойством, повёл вокруг себя глазами. Степан понял.
- Ванюшка, - позвал он, - подойди скорей, покажись, что ты живой.
Но Ванюшка стоял неподвижно, точно не понял, что случилось.
Кормщик взял его за руку, подвёл.
- Жив он, Федя, - проговорил, - жив твоей милостью.
И тут Фёдор вдруг улыбнулся тихой светлой улыбкой, посмотрел на мальчика, закрыл глаза и больше их не открывал.
Алексей с трудом оторвал от него плачущего Ванюшку.
- Не трожь, - сказал. - За тебя он душу свою отдал, легко ему помирать.
Похоронили Фёдора у моря, в небольшой пещере. Два дня трудились, вход завалили тяжёлыми камнями, чтобы ошкую туда не вздумалось пробраться.
Крепко горевали о нём зимовщики, да и опасались, чтобы Ванюшка от тоски не пошатнулся здоровьем, очень он долго в себя прийти не мог: по ночам плакал, Фёдора звал. Если бы дело к зиме было, может, и не оправился бы. Но шла весна, и постепенно тоска мальчика утихла.
Глава 16
ВСТРЕЧА С НЕРПОЙ
Четвёртую зиму встретили зимовщики на Груманте, она пришла, как и прежние, с туманом, с морозом и буранами, будто солнцу и хорошей погоде не хотелось двигаться, из тёплых стран в такие неприютные места.
Но сегодня день выдался на редкость: на голубом небе ни облачка, снег на солнце так сиял, что зимовщики без деревянных "очков" с прорезями для глаз и не пробовали выглянуть из избы. Кругом, куда ни глянешь, журчит вода, ручьи бегут и по снегу и под снегом. А на солнечной стороне во многих местах уже и земля проглянула, хоть не травой - мохом покрытая, но зимовщики и тому рады: всё не снег и не лёд.
Ванюшка шёл быстро, но вдруг остановился: на бурой земле засветилось что-то ярко-жёлтое. Цветок! Крошечный полярный мак. Пригрелся в хорошо защищённом от ветра местечке и всеми лепестками радуется солнцу. Ванюшка осторожно опустился на колени. Цветок как из чистого золота кованый! Сорвать не решился: завянет без толку. А сюда и другой раз придёшь, на него полюбуешься.
Посмотрел, оглянулся и встал: "Ладно, Степан не видит. Просмеет: "Скажет, за делом пошёл, а на цветок загляделся". Нет, Степан смеяться не станет, сам всему живому рад. Фёдор, вот бы кто…" Но Ванюшка вдруг в своих мыслях себя перебил, головой махнул. "Да, был… А всё лучше пускай бы жил, не помирал. И под конец-то вовсе не такой был. Жалко Фёдора. Домой возвернёмся, а он один, в чужой земле лежит…"
Ванюшка вздохнул, поправил лук за спиной, колчан у пояса, зорко глянул по сторонам и зашагал дальше. Шёл уверенно к знакомому заливу. Там, зимовщики давно приметили, каждая буря много плавника на отмели выкидывает. Отец наказал поискать - не найдётся ли железа: единственный топор за четыре года сработался и нужно сковать новый.
Дорога по талому снегу вела вдоль берега. Здесь! Ванюшка тяжело перевёл дух, откинул капюшон малицы. Жарко. Ещё бы! Снег весь зёрнами под ногами рассыпается, водой насквозь пропитался. На лыжах идти уже нельзя, а без лыж ноги выше колен в мокрую снеговую кашу проваливаются.
Ванюшка немного постоял ещё, спуск к заливу трудный, очень крутой. Залив сам длинный, глубоко в берег врезался, и скалы вокруг него крутые, прямо из воды растут. Только в самом конце небольшая отмель, и на ней плавника целые груды навалены. Ванюшка подивился: как вода ухитрилась сквозь узкий проход такую уйму протащить?
А это что? Ванюшка пригнулся, из-за камня вниз заглянул: на отмели, около ёлки, вырванной с корнем, нерпа лежит, пригрелась на солнышке, нежится. Солнце ещё не очень щедро греет, но она и такому рада. В первую минуту Ванюшка потянулся было к луку за спиной, но тут же руку опустил: что, у нас мяса не хватает? Налюбуюсь, дома потом такую из корня елового вырежу. Тихонько он стал по круче спускаться на берег.
Как ни осторожно пробирался, а нерпа приметила, повернулась быстро - и словно её тут и не было, даже вода не всплеснулась. Но далеко не отплыла - любопытный зверь. Тут же из воды показалась круглая головка: что, мол, такой неизвестный тут делает?
Ванюшка сразу за кучей плавника пригнулся, начал тихонько насвистывать, как его Степан учил.
Нерпе стало ещё занятнее: тихо-тихо поднырнула и опять из воды выставилась торчком, поближе, круглая головка смешно вертится во все стороны, присмотреться и прислушаться хочет.
Ванюшка так разговором с нерпой увлёкся, что опомнился, когда ей слушать надоело, нырнула и нет её, верно, из залива в море направилась. Подосадовал: "Зря столько времени потерял, а отец поспешать велел". Не скрываясь, он подошёл к куче плавника. Ёлки-то велики, и с кореньями, не с нашей ли стороны? А вот… Чужая беда! Хоть и нам на пользу, а всё же чья-то беда! Доски, тёсанные хорошо, и другие куски дерева, с какой-то посудины, сразу видно, чужестранной. Ванюшка осторожно разглядывал, поворачивал, что под силу, оттаскивал подальше от воды. На воду не надейся: она принесла, она и унесёт.
Железа нашлось достаточно: гвозди, болты, скобы разные. Он их тут же из дерева выдёргивал или топором вырубал, складывал в мешок из нерпичьей кожи. И вдруг остановился. Доска! Такого дерева Ванюшка не видывал; тёмно-красное, а по нему узор нежный из жилок посветлее. Красота! Ванюшка вытащил её из-под еловых корней, осторожно вытер рукавом и вскрикнул от удивления: вся доска обведена хитрым узором, а посредине человек вырезан, вон в кольчуге. Щитом закрывается, сам мечом замахнулся. Лицо, ну только что не говорит!
У Ванюшки дух захватило. Как люди резать-то могут! Такого бы мастера повидать, у него поучиться!
- А я, что ли, так не могу? - вдруг воскликнул он в увлечении и, не выпуская драгоценной доски из рук, кинулся к куче плавника. В кончиках пальцев ощутил уже знакомое покалывание, лишь бы дерево найти, а нож всегда за поясом.
И точно загадал: в тех же еловых корнях лежит другая красная доска, только гладкая, без резьбы. "Как для меня сготовлена, - подумал Ванюшка с удовольствием. - Нет, мастер-то себе, видно, сготовил, да не поспел, буря сгубила. А доски - родные сёстры, не разлучились, вместе их вода принесла".
Ванюшка крепко схватил обе доски, забыв даже, что домой торопился, поискал глазами - где бы присесть, чтобы сразу же за резьбу приняться. Но тут воздух вокруг потемнел и точно заплясал: крупные белые хлопья снега стеной налетели с моря, завалили вмиг весь берег, слепили глаза, дышать стало трудно.
Ванюшка растерянно огляделся. Наверх в такой буран - и думать нечего - не подняться: ветром сбросит, да и тропинки не найдёшь. Под снегом стоять - тоже радости мало. Вдруг он вспомнил: как спускался - приметил в скале под камнем какой-то ход. Хоть малое, а всё же укрытие, переждать непогоду можно. Только где она, эта расселина? Снег глаза слепит - не разберёшь.
Ванюшка прижал к груди драгоценные доски, нагнулся и, зажмурив глаза, другой рукой шарил по стене. Шаг, ещё шаг, наконец, вот и она, расселина в скале. Он проворно опустился на четвереньки и пополз в темноту. Головой несколько раз больно ударился о низкий свод, но ползти по сырому песку было мягко. Вскоре свод стал выше - голова о камни больше не ударяется. Не выпуская доски, Ванюшка осторожно поднялся на ноги. Рука свода не нащупала, пещера, видно, высока. Вой бури здесь слышался намного тише, и дуновение ветра из прохода почти не чувствовалось. Ванюшка вспомнил: проход не прямой, а с загибом, потому и света в пещере нет. Шагнул, под ногами плеснулась вода - целая лужа. Удивился: что бы это означало?
Уже не впервой бродил Ванюшка по острову в одиночку, случалось, и на охоту за гусями, а то и за оленями отправлялся один, и его стрела не хуже Степановой доставала олешка. Но одному в неизвестной пещере стало тоскливо и жутко: не шагнуть бы в темноте в провал, откуда и спасенья нет. Живо вспомнилось, как из ущелья с олешком выбирался. Но то с олешком, тоже живая душа. А здесь… И вдруг Ванюшка вздрогнул и прислушался: так и есть, ветер с моря стронул льдины, гонит их на берег. Это они в заливе грохочут, лезут друг на друга, ломаются. Нерпа-то успела ли из залива, из тесноты уйти? Льдины набьются, как в мешок, ей и головы высунуть негде будет, воздуха глотнуть.
Ванюшка представил себе, как нерпа мечется под водой, ищет продуха и везде натыкается на взбесившиеся льдины, на минуту забыл даже о себе. Но тут же почувствовал, как устали и стынут от холода мокрые ноги. Нагнулся, пошарил, нет ли где каменного выступа, чтобы сесть. Но рука нащупала уже не мокрый песок, а воду. Откуда, она взялась?
Точно холодом ему по спине дунуло. Вот оно что. Сколь долго он в этой тёмной мышеловке сидит! В море уже прилив идёт, и большая вода в пещеру пробирается. Может, и вовсе его тут затопит?
Ванюшка, не помня себя от страха, метнулся к выходу. Вода уже поднялась на четверть. Ещё бы немного, и вовсе на волю не выбраться. Но сейчас ещё можно. Ледяная, вода сразу пропитала одежду, попала в рукава. Он этого не заметил, полз, задыхаясь, ударялся головой, плечами о выступы прохода. Скорей! Скорей! Пусть снег, ветер, но небо над головой, а не каменная, непроглядная темнота.
Наконец, впереди посветлело. Выбрался! Ванюшка вскочил на ноги, крикнул, - но сам этого крика не услышал, - и тут же зашатался, стукнулся спиной о скалу, такой бешеный вихрь ударил ему в лицо.
Медлить было некогда: отмель перед входом в пещеру залита, вода доходит до колен. Залив весь забит льдом, а ветер и течение с моря гнали в его узкое горло всё новые льдины. Прилив поднимал их выше и выше. Вот-вот они двинутся на отмель. Промедли Ванюшка ещё минутку, и лёд замуровал бы его в пещере. А сейчас та же минута промедления - и льдины прижмут, раздавят его о скалу.
Ванюшка сам не помнил, как его рука ощупью нашла едва заметную опору на скале над входом в пещеру. Другая такая же опора нашлась для ноги, ещё… и он как на крыльях взлетел и распластался, прилепившись к отвесной стене.
В то же мгновение стена эта дрогнула от страшного удара. Груды ледяных осколков взлетели на воздух, что-то с силой стукнуло Ванюшку по ноге, но сгоряча он не почувствовал боли. Он понимал: долго так на стене удержаться невозможно.
А льдины грохотали внизу и лезли всё выше. Выше! На счастье, рукавицы он снял, когда выбирался из пещеры. Только пальцами без рукавиц можно было нащупывать еле заметные выступы стены и за них цепляться. И он цеплялся, полз, смотрел только вверх, чтобы голова не кружилась.
Ещё! Ещё! Последним усилием Ванюшка ухватился за выступ на верху стены, перевалился через край, грудью лёг на него. Ноги остались висеть над пропастью, тяжёлые, нет сил их подтянуть.
В отчаянии он поднял голову, осмотрелся… Что-то мелькнуло перед самыми глазами, раздался слабый писк, и всё исчезло.
Птица! Он не успел разобрать - какая. Ветер кружил её, беспомощную, бороться с ним она не могла.
- А я могу! - вдруг сказал Ванюшка. Ему показалось, он крикнул громко, хоть на самом деле сказал чуть слышно. Но от этого слова у него и сила вдруг появилась: ноги шевельнулись и медленно перевалились за край утёса. "Могу!" - хотел повторить он. Но силы хватило только отползти от самого края, чтобы ненароком не скатиться обратно вниз. И Ванюшка закрыл глаза.
Обморок постепенно перешёл в сон. Такой глубокий, что даже холод от мокрой одежды не скоро бы разбудил Ванюшку. Но вот во сне он почувствовал: что-то тёплое коснулось его лица. Ещё и ещё… точно дышит кто-то ему в застывшую щеку, лижет, греет её тёплым языком. Даже приятно. Да вдруг по-настоящему больно как схватит за ухо.
Ванюшка вскрикнул и приподнялся. Испуганный визг отозвался у самого уха, и от этого он окончательно проснулся. Что это? Откуда тут взялась собачонка? Белая, лохматая, отскочила и сидит, недовольно смотрит, облизываясь. Песец! И ухо побаливает, видно, откусить собрался. Ну нет, я ещё живой!
Ванюшка пошарил около себя, с трудом запустил, ледышкой в песца. Тот взвизгнул, отскочил подальше, снова уселся - ждёт. Как ни плохо было Ванюшке, а засмеялся, приободрился.
- Никак ты моим ухом пообедать собрался? - поднялся он на ноги.
Песец, услышав голос, ещё раз недовольно взвизгнул и убежал.
Ванюшка осмотрелся: мокрый снег покрыл все пригорки, которые ещё недавно только начали оттаивать. Но снег кончился, уплыли куда-то тучи, и солнце опять заметно пригревает по-весеннему. Видно, снег этот - не долгий гость.
- Цветок-то приморозил, наверное, - пожалел Ванюшка, покачал головой, потрогал ухо. - Ну и разбойник, чего надумал. - Глянул на море и ахнул: - Сколь я много спал!
Прилив кончился, большая вода шла на убыль, ветер стих. Льдины столпились у горла залива, и вода теперь выносила их в море без особого шума и грохота: за гладкие каменные стены залива им негде было зацепиться. Только на отмели перед входом в пещеру, вперемежку с плавником, лежали ледяные груды - остатки завала, что грозился раздавить Ванюшку. Вход в пещеру закрывала огромная глыба.