Словно почувствовав, что на первом этаже никого нет, Кид кинулся в коридорчик, распахивая двери и оставляя их открытыми. Потом он быстро вернулся в прихожую, секунду помедлил перед лестницей и тихонечко, под жалобный скрип ступенек, стал подниматься на второй этаж. Там находились еще четыре спальни.
Валерию Бренна и ее приятеля он нашел во второй. Если просто бегло взглянуть на них с порога, можно было подумать, что оба спят. Но Валерия, неестественно закинув назад голову, немигающими глазами смотрела в потолок, рот ее был открыт. Одеяло закрывало ее лишь до талии, на шее и на груди виднелись кровоподтеки. Спутник ее лежал на животе, правая его рука свешивалась и словно упиралась в ковер.
Было ясно, что оба они мертвы. Плохо соображая, что делает, Кид все же осторожно подошел поближе, прикоснулся пальцами к плечу мужчины и тут же отдернул руку. В горле запершило, поневоле увлажнились глаза, Кид не то чтобы вздохнул, а скорее простонал и попятился к дверям, пытаясь включиться опять в реальность, из которой его вышибла эта обнаженная картина смерти. Ноги стали ватными, голова тряслась, тем не менее он каким-то чудом спустился в холл, сел возле телефона, снял холодную трубку и набрал необходимый номер.
- Офис Чиверса. Говорите, вас слушают, - послышалось в трубке.
- Господин секретарь, - попытался привычно промолвить Кид, узнав секретаря по голосу, но это у него не получилось.
- Я вас не понимаю, говорите громче, - слышимость была, как всегда, отличная.
- Господин секретарь, - почти крикнул Кид, - у нас несчастье!
- Кто это говорит?
- Господин секретарь, это я, Кид… Кид Фрей, из шале "Сноуболл".
- Хэлло, Кид. Что случилось?
- Несчастье, господин секретарь. Госпожу убили.
- Что? Ты с ума сошел? Или пьян?..
- Это ужасно, господин секретарь. Они лежат там оба. Кажется, их задушили.
- Повтори.
- Они убиты, господин секретарь. Что мне делать? Какой ужас! Что делать?
- Валерия была не одна?
- Да, с молодым человеком.
- Ты его знаешь?
- Нет, они…
- Когда они приехали?
- Вчера днем.
- Когда это случилось?
- Сегодня утром я…
- Хорошо. Ничего не надо объяснять. Я спрашиваю, когда это могло случиться.
- Сегодня ночью.
- Слушай меня внимательно, Кид. Закрой шале. Ничего не трогай до прихода полиции. Никуда больше не звони. Понял меня?
- Я понял, господин секретарь. Только в кухне выломано окно.
- Оставь все как есть, Кид. Ничего не трогай. Это приказ.
- Слушаюсь, сэр.
Глава вторая
Странный следователь
Чарлз Маккью был человеком среднего роста, средних лет и средней узнаваемости в толпе. Именно толпа с юных лет зачастую помогала ему осознать себя частью целого, но той частью, без которой ни толпа, ни любое другое целое не могли бы исполнить на сцене жизни той неизбежной житейской роли, что была уготована им судьбой на каждый конкретный час.
Будучи еще студентом родного Бостона он ввязался как-то в передрягу, где толпа пыталась растерзать голодранца-негра, заподозренного в дерзкой краже каких-то вонючих булочек с прилавка уличного торговца. Негр был худ, беззащитен, безгласен, а потому и не способен озлобить людей настолько, чтобы им немедленно захотелось свернуть ему шею набок. Вволю насладившись испугом парня, молча растирающего вялую вишневую кровь по грязной разбитой роже, улюлюкающая толпа готова была разойтись, разбрестись по домам, наплевав на этот мелкий, ничтожный случай, но тут именно Чарлз Маккью снова всех взвинтил и довел почти до истерики, став на время душой толпы, ее острым мозгом, железным сердцем, ядовитым желчным пузырем и черт знает чем еще. А когда на потной упругой шее был готов уже захлестнуться чей-то тонкий кожаный ремешок, Чарлз Маккью с ловкой цепкостью обезьяны снова влез на какой-то высокий щербатый пень и как дважды два доказал, что подонку-негру все же стоит оставить жизнь. Испытав себя этим странным образом, получив при этом огромное, почти физическое наслаждение, будущий адвокат и судебный следователь Чарлз Маккью воочию осознал, что быть независимым дирижером самых крайних ситуаций - это не просто его удел, но высочайший и редкий дар, поднесенный ему природой. Начав жизненную карьеру с мелких провокаций на рабочих митингах, Чарлз поднялся к сорока трем годам по служебной лестнице до ступеньки руководителя отделения ФБР, где высокое руководство считало его прагматиком, чей полезный талант, безусловно, был замешен на здоровом прямом цинизме. Это он в одиночку, причем в самом обычном житейском плане, разложил морально целое посольство одной восточной дружественной державы, что привело к самоубийству одного и к замене доброй трети остальных сотрудников, а в конечном счете - к важным экономическим уступкам в пользу США при закупках дешевой нефти. В результате в конгрессе был снят запрос о необходимости частичного расконсервирования собственных стратегических нефтяных запасов, а личный счет Маккью подошел наконец к шестизначной цифре. Нет, казалось, в природе моральной нормы, которой он готов был следовать, нет такой ценности, что вызывала бы у него какое-либо чувство, кроме искреннего презрения. Для начальства он всегда был особенно удобен там, где приходилось выполнять тонкую работу. Чарлз Маккью умело поддерживал эту репутацию, что приносило ему с годами все новые и новые дивиденды. В среде профессионалов он считался дальновидным стратегом и тонким тактиком, наделенным изощренным умом.
И все же, надо заметить, эти мнения и оценки отражали лишь внешнюю сторону натуры Чарлза. Подспудная же ее сторона наиболее полно проявлялась там, где он чувствовал себя хозяином положения. Хрестоматийно известный образ Киплинговой кошки, что гуляет сама по себе, в подсознании Чарлза присутствовал со студенческих лет. Редким людям приоткрывалось до конца то, что, по сути, являлось Чарлзом Маккью.
К этим редким людям, как ни странно, не относился и влиятельнейший банкир Уилльям Чиверс, постоянный заказчик и, как он сам считал, единственный хозяин Маккью. Чарлза, среди прочих, банкир причислял к той категории людей, которых он и ему подобные поднимали из небытия и наделяли властью не ради их достоинств, а ради тех четких функций, что им предписывалось выполнять. Уилльям Чиверс, вероятно, очень бы удивился, проявись какие-либо из личных качеств Чарлза достаточно явно. Маккью и не проявлял их, оказываясь под рукой великого человека в нужный момент как некая клавиша, на которую достаточно нажать - и тут же последуют все необходимые действия. И хотя действия эти, казалось, лишь подтверждали всегдашнюю исполнительскую готовность Чарлза, банкир удивился бы еще больше, узнав, насколько руководителю бостонского отделения ФБР на него, на Чиверса, наплевать. Чарлз Маккью обслуживал не сильных мира сего, а свою собственную причастность к этому миру, к самой системе. В этом был, разумеется, элемент игры, но играть он привык по собственным правилам, никогда не меняя их без достаточных на то оснований и особенно - по прихоти именно тех людей, от которых он, в общем-то, был зависим.
Взять хотя бы сегодня…
Когда Чиверс срочно вызвал его - отыскал не через секретаря, а сам, лично, - Чарлз Маккью сразу понял, что работа предстоит опять не иначе как тонкая, то есть из тех самых, о которых не надо писать отчета. Ну еще бы - убийство в шале жены "хозяина" и ее партнера. Делового партнера, как вначале попробовал объяснить ему ситуацию Уилльям Чиверс. То бишь компаньона по строительству лыжных трасс, изучающего чужой опыт в США и за их пределами.
Эта точная и конкретная фраза насчет "изучения чужого опыта" так понравилась Чарлзу своей естественностью, что он, при всей трагичности происшедшего, еле-еле сдержался и едва не прыснул в кулак, когда банкир на секунду отвел глаза. Но, однако, сдержался и только слегка откашлялся. Чиверс посмотрел на него при этом своим рыбьим потухшим взором, как на пыльный манекен где-нибудь за стеклом городской витрины.
"В общем, ладно, - подумал Чарлз. - Отвлекаться на эмоции сейчас не стоит. Надо ехать в шале, изучить все как есть, на месте… Пока ясно одно: эта сучка в конце-то концов допрыгалась. Никаких тормозов и хотя бы видимости приличий. Нет им дела до поддержания безупречной репутации одного из столпов бостонского делового мира! Ну а эти придурки - избиратели, вкладчики… Все готовы хотя бы одним глазком заглянуть на миг в пресловутую замочную скважину, где на скомканных простынях бьются двое, из высших, будто черти, пойманные в садок! Вот чем платит старый пердун за слепую минуту страсти… А теперь результат - два трупа и множество тухлых версий. Надо выбрать одну, которая всех устроит: обывателей, прессу, полицию и, конечно же, в первую очередь - руководство "Бостонской финансовой группы". В том числе и эту старую перечницу, господина Реджа Уоллеса, который никогда ничего не прощает своим партнерам… Вот банкир и гудит, и гудит, будто шмель, выбирающий подходящее место для долгой спячки…"
Чиверс между тем отстраненно продолжал говорить и говорил так сухо и так спокойно, что в сознании Маккью, беспредельно допускающем все и вся, поневоле то и дело мелькала мысль: а не сам ли сверхмогущественный банкир между делом распорядился угрохать свою супругу? О которой, надо думать, не напрасно все последние месяцы ходили слухи, что она способна переспать не только, скажем, с марокканским послом, но и с его шофером? Чем не версия для кругов, оппозиционных банкиру Чиверсу?
Подъезжая сейчас к шале, коротко подсказывая маршрут своему водителю, Чарлз Маккью методично воспроизводил в памяти наиболее существенные детали тягостной той беседы. Криво усмехнулся, вспомнив, как нервы банкира все же в какой-то момент не выдержали. Он достал из бара бутылку виски, на три пальца плеснул и себе, и Чарлзу. Когда выпили, вынул из левой тумбы безразмерного письменного стола фотографию жены в деревянной рамке, очень долго ее рассматривал. "Ах, Валерия, Валерия…" - только и сказал он с непритворным тяжелым вздохом, возвращая портрет на место. Затем вновь обратился к Чарлзу:
- Понимаете, Маккью, жизнь есть жизнь… Все это и очень сложно, и очень просто… - Он помедлил, глядя в окно, и затем продолжил:
- Я не знаю, как вы повернете дело… Но прошу вас твердо запомнить одно… - Чиверс встал и вышел из-за стола. Встал и Чарлз, понимая интуитивно, что именно сейчас будут сказаны те единственные главные слова, подлинный смысл которых можно будет соотнести с приказом. Выполнение приказа будет щедро оплачено; выслушав его, отступать можно будет только на край могилы.
- Я прошу вас запомнить только одно, - повторил банкир очень тихо, но очень твердо. - Никакая полиция, никакие сплетни и злые домыслы не должны убедить меня, что моя жена со своим любовником может быть убита в одной из моих постелей. Где бы эта постель ни стояла - хоть на Марсе, хоть в шале "Сноуболл"… Ни один из местных полицейских чинов не должен подойти в эти дни к шале ближе, чем на пятнадцать миль… Кстати, я сам подобрал вам следователя. - Он назвал ничего не говорящее Чарлзу имя. - Это частное лицо, первоклассный сыщик, правда, немного с придурью, но дело знает, проверен. Ваш помощник Марк Брук доставит его на место. На все вместе дадите ему двое суток, от силы трое. Судя по отзывам, это какой-то уникум, для которого нет преград. Настоящий самородок - из тех, кто верит по-детски в истину. Таким образом, перед вами три задачи… всего лишь три. Первая - заткнуть рот прессе; вторая - вычислить и доставить ко мне убийцу; третья - самая простая: обеспечить молчание нашего самородка. Вечное молчание, - вдруг особенно отчетливо и довольно резко добавил он, подойдя к Чарлзу почти вплотную и снова глядя ему в глаза характерным своим взглядом ленивой и сонной рыбы. - В средствах вы не ограничены, соответствующие распоряжения даны. - Чиверс вновь вернулся к столу и с трудом засунул свой широченный зад в элегантное кресло с высокой спинкой. - Это все…
- Как прикажете, сэр, - по инерции, все еще стараясь осознать услышанное, обронил Маккью. - Будет сделано, сэр, - достаточно механически зачем-то добавил он и, коротко попрощавшись, пошел к дверям.
А что еще ему оставалось делать?
Из раздумий этих Чарлза вывел внезапно шофер, указав на табличку, где было написано "Сноуболл". На развилке стоял низкорослый крепыш, в меховом полушубке и высоких замшевых сапогах. Он держал в руках карабин с чуть опущенным вниз стволом, у его ног полукругом сидели три огромные канадские лайки.
- Все, прикончит сейчас, - ядовито буркнул шофер, плавно тормозя за десять - двенадцать метров до этого воинственного форпоста. - Вот где, мистер Маккью, успокоятся наконец наши души.
Низкорослый крепыш подошел между тем поближе, держа палец на спусковом крючке, и весьма недвусмысленно сунул ствол чуть ли не в физиономию Чарлзу, защищенному лишь стеклом на дверце, слегка приспущенным. Заговорил он, однако, предельно вежливо:
- Здесь частное владение, мистер. Я - Кид Фрей. Жду полицию. Извините, вам придется предъявить какой-нибудь документ.
Настроение у Чарлза сразу переменилось. Да-а, и впрямь - жизнь есть жизнь, как сказал этот старый пройдоха Чиверс… Вот стоит местный страж в окружении трех кровожадных гарпий. Госпожу и любовника ее просрал и теперь до скончания века будет каждому проезжему тыкать пушкой своей в лицо. Хорошо!
Улыбаясь, он протянул в окно документы. Человек, назвавшийся Кидом Фреем, внимательно их изучил, закинул карабин на спину, и возвращая документы, сказал:
- Слава Богу, что вы приехали, сэр. Я в полном вашем распоряжении. - Он прикрикнул на собак, они тут же присмирели и тихонько пошли за ним, словно понимая, что придется посидеть на цепи. Осторожно - чуть в гору - шофер тоже тронулся за ними на второй скорости.
Когда страж и его собаки свернули за угол дома, Чарлз вышел наконец из машины и сладко потянулся. Поджидая Фрея, он оглядел округу. На крыльцо вышла Лотти, он вполне дружески ей кивнул.
После тошного разговора с Чиверсом прошло всего три часа. По приезде в шале следствие началось, и теперь только от него, от Чарлза Маккью, зависит, насколько быстро оно закончится. Три задачи - это как те самые три точки, что всегда лежат в одной плоскости, где бы они в пространстве ни находились. Что ж, займемся теперь задачами…
Кид вернулся довольно скоро и сразу же обратился к Чарлзу:
- Чем могу помочь вам, сэр?
- Будь любезен, еще раз напомни имя.
- Кид, сэр, Кид Фрей.
- О'кей, Кид. Далеко ли машина, на которой приехала мадам?
- В гараже, сэр. Это здесь, рядом. - Кид махнул рукой в сторону хозяйственных построек.
- Покажи-ка ее, будь любезен, моему шоферу. А потом мы с тобой побеседуем. - Он направился к Лотти: - Хозяйка, найдется ли у вас небольшая комната, где мне можно будет поговорить с гостем, который вот-вот подъедет?
- Конечно, мистер! - Лотти засуетилась. - Может, вы желаете посмотреть? У нас есть две приличные комнаты для тех, кто сопровождает друзей миссис Чиверс.
- А что, кроме миссис Чиверс и ее друзей, здесь никто не бывает?
- С тех пор, как мы здесь работаем, никто.
- А давно вы здесь работаете?
- Скоро уже пять лет.
- Нравится вам здесь?
- Очень, сэр. Если бы не это несчастье.
Лотти глянула вдруг за спину Чарлза, вниз, на дорогу. От развилки поднималась еще одна машина.
- Наконец-то, - облегченно промолвил Чарлз, сознавая, что это мог быть только его помощник, Марк Брук, один из тех немногих в его окружении, кому он сейчас доверял не меньше, чем самому себе.
Марк заглушил мотор, вышел из машины и, опираясь на незакрытую дверцу, как-то странно уставился на своего патрона, улыбаясь при этом откровенно и весьма загадочно, что, в общем-то, было ему несвойственно. Он как будто чего-то ждал. Его спутник - а это мог быть только рекомендованный Чарлзу следователь - тоже вышел из машины.
"Лет пятидесяти, - фиксировал Чарлз с допустимой точностью, - рост сто шестьдесят пять, вес пятьдесят четыре, волосы черные, чуть с проседью, глаза карие, брови густые, почти сходящиеся у переносицы, нос прямой, губы тонкие, лоб высокий, с залысинами… Вредный тип", - подвел он итоги и, шагнув вперед, протянул руку.
- Чарлз, - только и сказал он.
- Андрей, - так же просто ответил следователь, жиденькая рука которого оказалась неожиданно крепкой.
Имя прозвучало отнюдь не так, как Чарлз слышал его от Чиверса. Тот назвал следователя Анджеем Городецки, и Маккью в ту минуту решил, что ему подсовывают поляка, скорее всего иммигранта. Все это, впрочем, станет ясным из досье, которое Марк, очевидно, привез с собой.
Не удержавшись, он все же спросил:
- Поляк?
- Поляк, русский, еврей, болгарин, американец - и даже чуточку эскимос… Вас не устраивает? - довольно агрессивно пошел на Маккью Андрей. Было видно, что с подобными вопросами ему уже прежде не раз приходилось сталкиваться. Улыбка на лице Марка стала шире и обстоятельней. Видимо, что-то в этом духе он и ожидал.
Чарлз Маккью успел только хмыкнуть про себя и вдруг тут же, с внезапно подступившим злорадством, подумал не начать ли ему решение трех задач, так умело сформулированных банкиром, непосредственно с третьей… То есть грохнуть этого самородка-интернационалиста где-нибудь вот здесь же, в распадке, да и взяться за дело так, как считает нужным он сам, а не кто-то иной вместе с целым набором его амбиций… И ведь точно, что уникум, - в этом Чиверс, пожалуй, прав. С ним придется держать ухо востро!
Сам Андрей между тем, казалось, про минутную вспышку уже забыл. Он вдруг сделал несколько шагов в сторону, встал перед капотом машины, огляделся, неожиданная улыбка чуть тронула его тонкие губы.
- Красота, черт возьми, - чуть слышно проговорил он, - курорт… - И опять повернулся к Чарлзу довольно резко: - Что? Так и будем торчать здесь, сэр? - Слово "сэр" он почти прокаркал. - Может, все же объясните, за каким таким дьяволом меня приволок сюда ваш вот этот амбал? - Он небрежно махнул рукой в сторону Марка Брука, который так и давился беззвучным смехом.
- Вот-вот, - сказал наконец Марк Брук, тыча пальцем в Андрея. - Когда ехали сюда, всю дорогу - цирк…
Но Маккью уже успел оценить ситуацию.
- Здесь произошло двойное убийство, - четко выговаривая слова, сказал он. - Вас рекомендовали мне как очень хорошего следователя… - Он собирался что-то еще добавить, но Андрей перебил его.
- Кто? - спросил он.
Чарлз секунду поколебался.
- Уилльям Чиверс.
- А-а, - разочарованно протянул Андрей, - это не рекомендация. Так вы что же, не удосужились заглянуть в досье? Или мистер Амбал не успел вас на этот счет просветить? Что там у вас в руках, Марк? Не мое ли досье?
Марк, в руках которого действительно была небольшая стандартная папка, инстинктивно убрал ее за спину. Улыбка сошла с его лица.
- Видите? Я прав, - тут же заявил Андрей, - а там, наверно, есть рекомендации посолидней той, что может дать мне Чиверс.
- Чьи же, если не секрет? - не без доли ехидства спросил Маккью.
- Ваши, фэбээровские. Или вы станете уверять меня, что вы из полиции?