Валерий Викторович объяснил, что будут делать ученики других специальностей, и повернулся к мастерам:
- А теперь прошу развести учащихся по цехам. Через пять минут будет последний гудок. Каждого из учеников он должен застать у рабочего места. Желаю вам бодрости и настойчивости в труде!
Он дружески кивнул, пожал Семену Ильичу руку и, провожаемый восхищенными взглядами ремесленников, пошел из цеха.
9. "ДИП-200"
В механическом цехе будущие токари столпились около Дениса Денисовича и мастера группы девушек Ивана Вакуловича. Ученики жались друг к другу, с любопытством и робостью озирались вокруг, Денис Денисович понимающе оглядел их и добродушно усмехнулся:
- Ну, ну, осмотритесь! А мы пока что с Иваном Вакуловичем попланируем. Только не разбредайтесь.
Паша прислонил знамя к колонне, подпиравшей крышу цеха. После сумерек тамбура, через который он прошел сюда, ему показалось, что в цехе было даже светлее, чем на улице. Свет лился и с боков и сверху, через стеклянную крышу. От такого обилия света хотелось зажмуриться.
Вдаль уходили строгие шеренги матово-серых станков со сверкающими рукоятками. Шума почти не было, слышалось только стрекочущее гудение. Оно настраивало на задумчиво-сосредоточенный лад. И так как в цехе никто не расхаживал и не сидел без дела, Паше стало даже не по себе: вот стоит он, опустив руки, и глазеет.
Да и как на эти станки не поглазеть! Теперь о станках, которые стоят в учебных мастерских, и вспоминать не хотелось. Недаром же их Родникова обозвала однажды "козами". Какие они жалкие в сравнении с этими красавцами! Вот, например, у самого входа в цех застыл в своей металлической массивности тускло-серебристый великан.
Чем дальше уходили станки в глубь цеха, тем они становились меньше, а у задней стены они были такими крохотными, что, казалось, их можно унести под мышкой. Но даже эти малышки выглядели более сложными, чем станки, на которых до сих пор учились ребята.
Стараясь шагать неслышно, Паша на цыпочках подошел ближе и заглянул через плечо пожилого рабочего: на станке-лилипуте, горя золотым отливом, вращалась какая-то миниатюрная деталь из латуни. Тут же на тумбочке лежали уже готовые детали - такие же крошки, как и та, что вертелась на станке.
За стеклянной конторкой мастера высились сверлильные станки. Их было всего пять, и выглядели они строго подтянутыми, как командиры. Еще дальше расположились станки с витыми, спиральными фрезами. Двигая резцами взад и вперед, точно обгоняя друг друга, торопливо строгали металл суетливые "шепинги". Рядом с ними, не торопясь, снисходительно двигали свои столы два больших строгальных станка, но вдруг спохватывались, точно обжигались, и быстро отдергивали столы назад.
- Вот это цех! - ошеломленно сказал Сеня Чесноков, вынимая платок, чтобы вытереть выступивший на лбу пот.
С платком из кармана выскочила скомканная бумажка и упала на пол. И так чист был этот гладкий, блестящий пол, что Сеня торопливо наступил на бумажку ногой, нагнулся и незаметно поднял ее, смущенно озираясь.
Подошел Иван Вакулович и отвел девушек к соседним станкам.
Денис Денисович остался с ребятами. Все смотрели на него с нетерпением и робостью, ожидая, что он тотчас же поставит их к станкам. Но Денис Денисович уселся на опрокинутый ящик и принялся выспрашивать, разрешается ли измерять скобой деталь на ходу, что может случиться, если оставить ключ в патроне, - словом, все то из техники безопасности, что ребята отлично усвоили от него еще в учебных мастерских.
Только убедившись, что ничего не забыто, Денис Денисович сказал:
- Что же, приступим…
И, найдя взглядом Пашу, прищурил свои светло-голубые глаза.
- Сычов!.. Первым Сычова поведет! - зашептали, догадываясь, ребята.
- Да, первым Сычова, - веско сказал Денис Денисович. - А что, неправильно?
- Правильно! - весело, без зависти отозвалась вся группа. - Иди, Паша! Шагай!
Чуть вздрагивая от дружеских шлепков по спине, Паша вышел из группы и пошел между рядами станков за мастером.
- Это что за гвардия? - не отрываясь от станка, только чуть скосив глаза на Дениса Денисовича, спросил рабочий в стальных очках.
- Токари, - совершенно серьезно сказал мастер.
- По хлебу?
Ирония была добродушная, но Денис Денисович почувствовал укол, засопел и прошел молча.
"Неужели этот?" - подумал Паша, видя, что Денис Денисович остановился около новенького, аккуратного станка. В его матовую поверхность была вделана табличка со множеством белых цифр и линий, изображавших какую-то диаграмму. Под табличкой в глаза бросились две яркие кнопки: одна зеленая, с надписью "пуск", другая красная, с надписью "стоп".
- Что за станок? - строго, как на экзамене, спросил Денис Денисович.
- "ДИП-200", - подумав, ответил Паша.
- Правильно, "ДИП-200", - с достоинством подтвердил Денис Денисович. - Наш, отечественный. "ДИП" значит "догнать и перегнать". Так на нем и надо работать, понятно?
- Понятно, - сказал Паша и, отвечая на свои мысли, добавил: - Сразу не перегонишь. Учиться надо.
- Ясное дело, - кивнул Денис Денисович. - Вот и начнем.
Он настроил станок, показал в действии его части и ушел, оставив Паше рыжий плотный листок с коричневыми линиями. В правом углу чертежа, рядом с его номером, стояло: "Звездочка самоходного комбайна".
Не торопясь, основательно Паша прочитал первую операцию, потом полуприкрыл глаза и наизусть повторил ее, стараясь мысленно представить, как она будет выглядеть уже не на чертеже, а в натуре. Убедившись, что операция проста и никаких затруднений как будто не вызовет, он так же основательно продумал вторую, потом третью, четвертую. По мере того как он изучал чертеж, на душе делалось все спокойнее и все более крепла уверенность, что со звездочкой он справится.
Вот и последняя операция, шестая: прорезка канавки и снятие радиусов на фланце. Нечто подобное он делал уже раньше. Итак, все шесть операций прочитаны, несколько раз мысленно повторены, и ни одна не вызвала сомнений. И Паше захотелось сейчас же приняться за работу.
Но раньше надо было обзавестись резцом, штангелем, гаечным ключом, сверлом, а около кладовой уже собралось о десяток ремесленников. Паша тоже стал в очередь. Переминаясь с ноги на ногу, он по-хозяйски все время поглядывал на свой "ДИП": как бы кто из ребят не подошел к станку и не стал бы баловаться.
Кладовщик выдал все инструменты и две стальные поковки. Поковки были круглые, тяжелые, рыжие от ржавчины, и Паша с удовольствием подумал, что из этих рыжих кусков он собственными руками сделает светлые, блестящие звездочки.
"Главное, не спешить", - сдерживал он сам себя, устанавливая поковку в патроне станка. Паша прочно зажал резец и повернулся в сторону, где стоял, что-то объясняя ребятам, Денис Денисович. Мастер заметил его взгляд, подошел, попробовал пошатать поковку и резец и, убедившись, что все держится крепко, кивнул головой. Паша нажал зеленую кнопку. Тотчас мотор загудел, патрон завертелся - и из-под резца, закручиваясь спирально, взвилась первая стружка. Там, где поверхность поковки была только что грязно-рыжей, неприглядной, сверкнула полоска чистого, светлого металла.
Паша поднял голову. В нескольких шагах от него, стоя за таким же "ДИПом" и радостно смеясь, ему махала рукой Маруся: на ее станке быстро вертелась уже обточенная поковка и так сияла, будто радовалась вместе с девушкой.
10. ВЫЗОВ
О звездочке говорили на технических совещаниях у главного инженера, она глядела с красочных плакатов, о ней печатались заметки в заводской многотиражке.
Первую звездочку Паша снял со станка за пятнадцать минут до конца смены. Блестящую, еще теплую, приятно давящую на ладонь, он бережно понес ее.
Пока контролер придирчиво обмерял деталь, Паша смотрел на его короткие, быстро бегающие пальцы со спокойной, сосредоточенной уверенностью. Если бы контролер вдруг сказал, что деталь не годна, что в ней есть перекос или другой какой порок, Паша был бы до крайности озадачен - с такой тщательностью он следовал чертежу. Но брака не было.
Контролер отодвинул звездочку в сторону, сделал на листке бумаги отметку и молча, будто был недоволен, что не удалось придраться, кивнул головой.
На другой день Паша изготовил четыре звездочки. Это было в два с лишним раза меньше нормы взрослого рабочего, но Пашу это не смутило: хотя на первую звездочку у него в этот день ушло больше двух часов, зато на последнюю только час с четвертью. Он видел ясно, на чем терял время, подсчитал, как будет сберегать его в дальнейшем, и, склонившись над тумбочкой, принялся писать обязательство. Писал, обдумывая каждое слово и аккуратно выводя буквы:
"Я, Павел Никитович Сычов, ученик 5-й группы токарей, обязуюсь быть дисциплинированным, точно выполнять указания мастера и во всем следовать чертежу. Еще обязуюсь не делать брака, каждый день наращивать выработку и довести ее к концу практики до десяти звездочек в день. Вызываю соревноваться со мной товарища…"
Минутку Паша колебался и даже искоса поглядел в сторону Родниковой. Склонившись над станком, она что-то пристально рассматривала. Прядь черных волос выбилась из-под берета и висит над самой деталью, а деталь-то ведь вертится. Ну долго ли до беды!.. "Нет!" - твердо сказал про себя Паша и решительно дописал: "…Чеснокова Семена".
На длинной доске показателей, только что выкрашенной и отлакированной, уже белели листки с вызовами. Паша приколол свой листок и с ревнивым интересом стал читать, кто и какие берет обязательства. Вот Коля Овчинников вызывает Федю Беспалова и обязуется давать по восьми звездочек. Вот Вася Кукин вызывает Катю Зинченко. Ох и хитрый этот Вася! Обязуется давать только по семи штук, а сам наверняка даст восемь, а то и все девять. Вот знакомый почерк Степы Хмары - буквы нагнулись так, будто кланяются. Молодец Степа! Обещает к концу практики дать десять звездочек. А это кто так размашисто написал? Э, да это ж Родникова!
Но тут Паша делает шаг вперед и не моргая смотрит на крупно выведенное число. Что тако-о-е? Она вызывает его? Обещает дать двенадцать деталей? Да ведь это сто двадцать процентов нормы взрослого рабочего!
Около доски собрались ребята. Читают вслух, смотрят с любопытством на Пашу, ждут. Паша молчит. Нельзя такой вызов принимать. А не принять - ребята решат, что сдрейфил. Уж и сейчас в их взглядах Паше чудится скрытая ухмылка.
Кто-то сует Паше карандаш. Это чтоб Паша написал на листке Родниковой свое согласие.
Конечно, под такими взглядами любой вызов примешь, а потом сам же себя дураком обзовешь.
- Подожди, - отстранил Паша руку с карандашом, - это же чепуха. Мы зачем сюда пришли? Учиться? А она сразу рекорд хочет ставить. Я на это не согласен. Понятно?
- Ясное дело, чепуха! - подхватил Степа Хмара. - Не пиши, Паша. Чего ей потакать!
- О чем шумит народ? Чего не поделили? - энергично раздвигая толпу плечами, протиснулся к доске Сеня. - Ой, братцы, какой я сегодня сон видел! Будто длинный Саша Городищев изобрел ракету для межпланетного перелета. И вот взяли мы курс на Марс - я, Саша и Маруся Родникова. Летим, аж душа замирает…
- Да ну тебя! - отмахнулся Степа Хмара. - Ты лучше почитай, что твоя Родникова выдумала. Вот, смотри.
- Где? - с самым доброжелательным любопытством спросил Сеня. - Вот это? - Он быстро прочитал и с завистью сказал: - Вот здорово! Молодец!
- Молодец? - возмущенно посмотрел на него Паша. - Да это ж хвастовство!
- А что? Ты думаешь, много? - Сеня прикрыл глаза и мысленно подсчитал. - Да, - с огорчением согласился он, - многовато! Ну, десять - куда ни шло. Одиннадцать даже. А двенадцать - это она перехватила.
- И я говорю - десять, - довольный, что Сеня с ним согласился, сказал Паша уже спокойнее. - Вот, - показал он на свой листок, - читай и подписывай.
Сеня прочитал, вынул машинально из нагрудного кармана автоматическую ручку и так же машинально расписался. Думал он, очевидно, о другом.
- Да, многовато! - повторил он и совершенно неожиданно закончил: - Однако ничего невозможного нет.
- А нет, так и соревнуйся с ней! - хмуро сказал Паша, чувствуя; как в нем опять поднимается раздражение.
- Она меня не вызывает, она к тебе, Пашенька, тяготение имеет, - то ли с завистью, то ли с издевкой проговорил Сеня и как-то странно посмотрел Паше в глаза.
И Паша, сам не зная почему, вдруг смутился. Чувствуя, как жарко стало щекам, он повернулся и с досадой на себя, на Сеню и в особенности на эту девчонку, которая не дает ему спокойно жить, поплелся к своему станку.
11. "ИЗОБРЕТАТЕЛЬНИЦА"
За первую неделю работы на заводе Паша сдал контролеру тридцать деталей.
- Я, Денис Денисович, недодал одну звездочку, - сказал он потупясь. - Вчера вместо семи сделал шесть.
- А сегодня?
- Сегодня все восемь, как наметил раньше.
- Что же с вами вчера случилось? - улыбнулся мастер.
- Со мной ничего. Я б сделал, как и намечал, все семь, да поковка подвела: оказалась с трещиной.
- Ну, это ж не ваша вина. Ничего, Сычов, не огорчайтесь: все равно вы сдали больше всех.
Паша действительно шел впереди всех. Только Сеня сдал столько же звездочек, сколько и он - даже брак у них был равный: по одной звездочке, - но в то время как Сеня "запорол" свою звездочку по неосмотрительности, брак у Паши вышел по вине кузнецов. Более солидный был у Паши и темп движения: начиная с третьего дня он за каждую смену прибавлял по одной детали. Сеня же то топтался на одном месте, то делал скачок и за один день наверстывал упущенное. Видимо, он чего-то доискивался, но боялся дать себе волю и сорваться.
В обеденный перерыв ребята сходились у доски показателей, читали аккуратно выведенные числа и пророчили победу то Паше, когда Сеня отставал, то Сене, когда тот делал резкий скачок. Соревнование охватило всех ребят, и если никто не мечтал опередить Пашу и Сеню, зато никто не хотел и очень уж отстать от них. Отставали на одну, в редких случаях на две детали за смену, и вся группа с каждым днем посылала в сборочный цех все больше и больше новеньких блестящих звездочек.
У девочек первое время были какие-то неполадки, потом все наладилось, и они ровно пошли вверх. Но тот интервал, который образовался между ними и 5-й группой, не сокращался. Мимо доски показателей девочки проходили с опущенными глазами и на колкие словечки мальчишек не отвечали. Только иногда, выведенные из терпения, грозились: "Подождите, мы вам еще покажем!" - и, не желая слушать, что им кричали в ответ, убегали. Они храбрились, но все чаще поглядывали с невысказанным вопросом на Ивана Вакуловича.
Это был очень примечательный человек. Молчаливый, по виду даже угрюмый, он до войны славился на заводе как искуснейший токарь-универсал. С войны он вернулся со скрюченными пальцами на правой руке. Его хотели послать в отдел рабочего снабжения, но он упрямо просился в цех. Поладил на том, что пошел в ремесленное училище мастером. Война сделала Ивана Вакуловича еще более замкнутым, но это не мешало девочкам чувствовать его руководство. Они понимали его с полуфразы, с полуслова, по едва уловимому жесту. Один его взгляд, выражавший упрек или одобрение, оказывал часто большее действие, чем могла бы произвести пространная нотация или многословная похвала. Только в часы, когда он обдумывал свои новые приспособления и, глухой ко всему, что делалось вокруг, склонялся над верстаком или чертил что-то левой рукой в своей клеенчатой тетрадке, девочки чувствовали себя осиротелыми. Зато сколько было радости, когда он поднимал наконец голову и оглядывал их загадочно-лукавым взглядом! Он не просто "возвращался" к своим ученицам, он возвращался с новым изобретением. Однажды он придумал режущий инструмент, похожий на машинку для заточки карандашей, но только с четырьмя ножами. В то время все ученики-токари делали слесарные бородки. Применив изобретение своего мастера, девочки за один день обогнали зазнавшихся мальчишек на шестьдесят семь процентов. Правда, через несколько дней приспособление Ивана Вакуловича стало достоянием всего училища, и мальчики быстро сравнялись с девочками, но девочки еще долго ликовали и дразнили ребят.
Вот и теперь: отстав от 5-й группы, девочки все чаще поглядывали на своего мастера в тайной надежде, не изобретет ли он какое-нибудь приспособление, которое сразу бы продвинуло их вперед.
С надеждой, сменявшейся тревогой, посматривали они на первую ученицу своей группы - Марусю Родникову. А ту прямо лихорадило в работе. Она то сдавала контролеру столько звездочек, сколько не давал даже Паша, но из них чуть не треть оказывалась браком, то целый день возилась только с одной звездочкой, да так, не доделав, и бросала ее. Задумавшись, она иной раз даже не замечала, как "бьет" - дрожит - на станке Поковка. Подходил Иван Вакулович и строго смотрел на небрежно закрепленную деталь. Маруся спохватывалась, подводила к вертящейся поковке мелок и поправляла ее в патроне, а час спустя опять смотрела перед собой невидящими глазами и не слышала, как скрежещет неправильно заточенный резец.
- Это что? - сказал однажды Иван Вакулович и сердито повертел мизинцем в ухе, будто хотел освободиться от непереносимого звука.
- Я задумалась, - смутилась Маруся.
- Порча резца, трата времени, возможность травмы… - По мере перечисления Иван Вакулович загибал один палец за другим. - Куда ж это годится, а?
- Иван Вакулович, - жалобно, но с лукавинкой в глазах протянула Маруся, - вы же тоже задумываетесь, когда изобретаете!
- Что? - Мастер поднял удивленно брови. - Чем же ты занимаешься?
- Я… - Маруся запнулась. - Я тут одно приспособление хотела сделать, Иван Вакулович, а оно не получилось… - Она обиженно потянула носом. - Даже не знаю почему… А если б получилось, мы по двенадцати звездочек делали бы за смену, честное слово! А теперь… - лицо ее приняло озабоченное выражение, - теперь, Иван Вакулович, я хочу сразу два резца закрепить. Только вот не знаю, как лучше: чтоб один брал первую стружку, а другой вторую или чтоб они шли параллельно - один от начала поковки, а другой с середины. Как вы посоветуете, Иван Вакулович, а?
Иван Вакулович хмурился, но в глазах строгости не было.
- Ты это сейчас брось, - сказал он негромко, чтоб слышала только Маруся. - Да, брось, - настойчиво повторил он. - Ты технологический процесс знаешь? И делай все так. А душу, - перешел он на шепот, - покуда сожми. Развивай в себе ловкость, понимаешь? Развивай и развивай. Осваивай станок, чтоб узнать всю его силу, все повадки. Экономь время в каждом движении. А как дальше экономить уже будет не на чем, ну тогда душу отпусти. Тогда изобретай. Вот тебе мой совет. И не только совет, а прямо-таки приказание. Слышишь?
- Слышу, - не поднимая глаз, пролепетала Маруся; ресницы ее вздрагивали.
- Да, прямо-таки приказание! - строго повторил Иван Вакулович, сам удивляясь своему многословию.
Он медленно, будто сомневался, достаточно ли крепко все высказал, отошел.
Маруся проводила его взглядом, прерывисто, как обиженный ребенок, вздохнула и упрямо закусила губу.