1 мая
Весна!..
Опять, как всегда, ноги просят дороги,
Обманные манят урманы к себе…
Завтра - снова в лес, к Петрушихе. С нами собирается чуть ли не полкласса.
Сегодня весь вечер бродили по городу. Долго сидели с Ингой на набережной.
Мне с ней очень хорошо.
Неуж. я влюбился?..
А В.П. в больнице. У него, должно быть, белокровие, и, что особенно плохо, запущенное.
2 мая
Это не положено - бить морду девчонкам, но я, наверное, набью.
Сегодня превосходно съездили в лес, вечером я собрался к Инге. Только вышел - на тротуаре Догматик.
- Даниил, мне нужно с тобой поговорить.
- О чем?
- Не сердись. Давай пройдемся, поговорим…
Полчаса мурыжила. Я под конец совсем разозлился и наговорил ей грубостей. И сказал, что из девочек у меня есть один друг - Инга, и больше никого мне не надо.
А к Инге уже не пошел. Испортилось все настроение.
"Классики - это те, которых все уважают, но никто не читает" (Ницше). Звонко, но не очень верно: сам же он не только читал - изучал классиков!
9 мая
Уже четвертый день лежу со сломанной ногой. Всё Сашкины ручейки. Но нашли зато такой документ - записку партизан восемнадцатого года, - ради которого я согласился бы сломать и вторую ногу.
А вообще-то настроение так себе, паршивенькое. Хочется петь какие-то каторжные песни, вроде: "Лежу на коечке, страдаю…" Хорошо, что ребята не забывают. Инга бывает каждый день.
Презренная хамса - это, оказывается, знаменитые анчоусы. Или наоборот: анчоусы - это хамса. А прекрасная макрель - наша скумбрия.
"Мы все ищем свободы от обязанностей к ближнему, тогда как чувствование именно этих обязанностей сделало нас людьми" (Толстой, который Лев).
При ливне средней силы на площади в несколько квадратных километров высвобождается такая же энергия, как при взрыве первых атомных бомб. А энергия урагана в тысячи раз больше.
Неужели нельзя ею овладеть?
На пустыни надо натравить полчища специально выведенных засухоустойчивых растений. Они создадут почву.
12 мая
Весь вечер сидело у нас семейство Холмовых. Пели песни. Старые. Хорошие. И смешные: они думают, будто только их юность опалена священным огнем революции. Но, дорогие мои, поверьте, - этот огонь и у меня, у всех нас в груди!
Интересно, черт, взглянуть на тех, кто придет на смену нам, взглянуть на наших потомков - людей, которые будут в далеком завтра…
14 мая
Большая новость: папа переводится в Нижний Тагил. Естественно, и мы с ним. Интересно. И - грустно.
Много читаю.
Был В.П. Дорогой мой учитель… Он очень худо выглядит. Я улыбался через силу. А он бодрится.
18 мая
Почему-то не пришла Инга… А наш ручеек Партизанский ещё превратится в роскошный пруд!
23 мая
Был на улице! Скоро начну бегать. С костылями, конечно.
Приходил В. Цыбин. Какой-то ушибленный - потерял свою уверенность, молчаливый и вялый. Даже жалко его стало.
До чего плохо, что я безногий. Так хочется в лес!..
Сашич по-прежнему рыщет с братвой по ручейкам. Завидно!
Счастье - высшая мера духовного удовлетворения человека. Чем выше запросы, тем выше счастье. От характера этих запросов зависит и характер счастья.
Человек тем лучше, чем больше отдает другим в достижении своего счастья.
28 мая
Укладываемся. Часть вещей папа уже отправил. Как-то даже не верится, что скоро мы уедем. Жалко Сашку. И - как без Инги?..
30 мая
Я ошалелый и безгласный: Инга поцеловала меня - первая, сама!
До чего же, черт побери, хорош этот мир - моя комната, мой дом, мой город, моя Земля, мое хмурое, облачное небо!
Худо, что живем на третьем этаже, а то бы сейчас выбрался в окно, оседлал свои костыли - и к Инге. Мне бы только взглянуть, улыбнуться ей - и больше ничего не надо…
3 июня
Пишу в поезде. Прощайте, друзья: Данька Седых уезжает навсегда…
А Инга даже на вокзал не пришла. Мы с ней поссорились глупо и жестоко. Все из-за этой сентиментальной идиотки Цапкиной. Инга вдруг приревновала меня к ней - я наорал. Все получилось по-дурацки. ещё вчера и сегодня Сашич обегал, наверное, весь город, все обыскал - нигде Инги не нашел. Скрылась прочно.
Что ж, значит, все, что было, был обман! Так, игра… Хоть мы и посмеиваемся иногда над литературой, а образ женщины в книгах довольно верный - создание ветрености и кокетства. Только не думал я, нто Инга такая…
Ничего, я умею стискивать зубы.
Впереди, совсем уже близко, - Тагил. Будут новые радости и, может быть, беды, будет новая жизнь. Все ещё впереди!..
ГОЛУБЫЕ КОНВЕРТЫ
"Неужели Рано все-таки права?" - подумал Ярослав, и ему сделалось горестно-обидно.
Он взял конверты. Их было восемь. Из плотной, голубого цвета бумаги. По подписанным адресам: "Нижний Тагил, улица Карла Маркса…" Ярослав сразу узнал руку Инги. Милая давняя знакомка, она опять давала знать о себе.
Восемь голубых конвертов - что в них? Горькая обида попранной любви? Крик о прощении? Сухие, официальные слова, обращенные уже не к другу, а просто к школьному товарищу?
Ярослав осмотрел конверты - они были разложены по порядку, по датам. С чувством трепетным и грустным он стал доставать из конвертов письма.
3.07.63
У нас осталась недоигранная партия. Если не возражаешь, делаю очередной ход: Ке5 - с6.
Инга.
8.07.63
Ла3 - а8.
Инга.
12.07.63
Кс6 - е7.
Тебе лучше было ходить: Кре6.
Инга.
16.07.63
Марфуте тоже передай привет. Я работаю в райкоме комсомола. Временно, до октября.
h3 - h4.
Инга.
22.07.63
Здравствуй.
У Венедикта Петровича бываю регулярно. Дела у него неважные. Вспоминает о тебе.
Саша напишет, наверное, с дороги.
Что за работа у тебя? Как нога?
Марфуте завтра вышлю набор открыток, видела в магазине - не то румынский, не то немецкий. Завтра у меня получка, вполне могу шикнуть.
Ты не заметил ловушку. Теперь хожу: Ке7 - q5.
Инга.
28.07.63
Здравствуй, Даниил!
Спасибо за большое хорошее письмо. Ты, наверное, лучше меня - прямей и великодушней. И сильнее.
Я очень переживала то, что произошло. Было так обидно… И больно.
Крепко жму протянутую тобой руку. Очень крепко!
Не вздумай усмехаться: руки у меня наливаются мускулами день ото дня: занимаюсь в секции парусного спорта. Нас несколько человек, из райкома, сагитировал Николай Петрович, второй секретарь. Замечательный парень, мастер спорта.
Сегодня я их всех поразила: хохотала, пела, чуть не плясала. Они, глупенькие, и не знают, что я получила такое замечательное письмо.
Марфуте открытки понравились? Поцелуй её за меня.
Хожу: Кq5 - е4.
А ты, должно быть, начинаешь меня прижимать. Сознавайся, у кого консультируешься? (Шучу.)
Большущий привет всем вашим!
Инга, твой друг.
29.07.63
Здравствуй, Даня!
Это "не по правилам", что я пишу тебе, не дождавшись ответного шахматного хода? Просто соскучилась.
Вот соскучилась, и только. Вроде того, как месяц назад, послав тебе первый шахматный ход (а хитро я придумала? Настоящий "ход конем"!), места себе не находила, ждала: ответит - не ответит? Ну, сейчас-то, конечно, другое дело, а тогда просто с ума сходила. (Только не зазнавайся.) И целыми днями почему-то вертелся в голове и на языке тот - помнишь? - романс: "Вы покидали нас, вы стали далеки. Писала Вам, ответа не имея…".
Папа даже прикрикнул на меня однажды:
"Прекрати ты эту пошлятину!"
Я, дурочка, тоже взорвалась:
"Почему это пошлятина? Почему все, что о любви - это пошлятина?"
Я хотела ещё сказать, что так рассуждать могут лишь сами пошляки, но вовремя осеклась. И он замолчал. Только рукой махнул: что с психопаткой разговаривать?
Сейчас мне смешно это, а тогда было вовсе не смешно.
Болтливая я?
Данька, милый Данька! Все же какая я умница, что решилась тогда написать тебе. И ты умница. Ты у меня настоящий умница…
Да, вот что я вспомнила. В вашем городе живет Валя Любина. Наверное, знаешь, училась в десятом "А". Я не знаю, где она живет, где работает (а видимо, работает); только ты её обязательно разыщи. Она может наделать всяких глупостей. Ты её разыщи и познакомь с Надеждой Ивановной. А мне сообщи Валин адрес. Я понимаю, что это трудно - разыскать в большом городе. Трудно, а надо. Очень надо, Данечка!..
Твой типус Саша что-нибудь пишет тебе? Нам в райком они прислали такое донесение: "Легко на сердце от песни веселой. Прошли 90 километров, полонили три села, пять деревень, двенадцать полевых станов. Концертов не счесть, убранного сена - тоже".
Николай Петрович (я тебе писала о нем) поругивается, а сам доволен: не любит стандарт и казенщину.
С нашими не встречаюсь - некогда. Вижусь только с Володей Цыбиньш. Вчера вечером он пытался… объясниться мне в любви. Ты не ревнуешь? Он сказал, что не представляет, как он вообще сможет существовать на этой планете, если меня не будет рядом. Вот, цени… Я над ним, бедненьким, посмеялась, а потом сказала:
"Володя, я, может быть, фыркнула бы или сделала что-нибудь похуже, но у меня сегодня превосходнейшее настроение: я получила письмо от Дани Седых".
Вот такие, Данечка, дела.
Я сижу в райкоме, никого уже нет, только за окном шумит наш милый неугомонный город. Ты хоть изредка скучаешь по нему?
Сейчас запечатаю письмо и побегу домой. Сегодня у папы день рождения. А ровно через месяц мне стукнет семнадцать. Ого-го, какая я большая!..
Всего лучшего, Дань!
Твоя Инга.
1 августа 1963
Маэстро!
Ответного хода не будет.
Почему? Естественный вопрос.
Очень хорошо, что на свете есть социалистическое соревнование. И что выполнение обязательств регулярно проверяется. И что наш район соревнуется с одним из районов вашего города.
Догадался?
Ти-ли-бом! Я еду в Нижний Тагил!! Ура-а-а!
Я просто голову потеряла от радости. (Видишь, какая я без головы, очень милая картинка.)
Сама не знаю, почему (правда, я такими умоляющими глазами смотрела целый день на Николая Петровича) меня включили-в состав районной молодежной организации.
Так что, Даниил Павлович, будьте готовы к приезду ревизорши. Ревизорша едет строгая.
Валю Любину не разыскивай. Я уже знаю её адрес: получила сегодня письмо. Она попала в хороший коллектив; душа её ещё не в "раю", но, видимо, на пути к нему. Мы с тобой вместе навестим её (Валю, я имею в виду).
Ах, Данька, просто не верится, что через несколько дней я увижу тебя, лохматик несчастный!
Есть и другие новости, но о них - когда приеду. Каждую свободную минуту я буду тебе что-нибудь рассказывать - о себе, о тебе, о других, и опять о себе, и опять о тебе.
Ну ладно. До встречи!..
Инга.
КАКОЕ ЖЕ ОНО - СЧАСТЬЕ?
Он сидел и глупо улыбался, машинально перебирая конверты. Он был очень рад за Ингу и Даниила. Молодец, ах молодец девчонка!..
- Нашёл, что искал? - совсем рядом раздался голос хранительницы.
Ярослав поднял голову. Улыбка всё ещё расплывалась на лице.
- Нашёл. Большое спасибо!
Она принялась наводить порядок, украдкой поглядывая на Ярослава.
Он помялся и спросил:
- Вы не знаете, как звали у Седых жену?
- Знаю. Инга Холмова. Журналистка и путешественница. Она умерла уже в нашем веке, лет пятьдесят назад… Идем, я покажу их фото.
Нина Леонидовна подвела его к добротной, довольно крупной цветной фотографии. С неё на Ярослава смотрели два ещё молодых человека.
- Это снимок семьдесят шестого года, - сказала хранительница.
Очень обычные, ничем не примечательные люди. Симпатичные. Но, не знай Ярослав о них, он, конечно, никогда бы не стал рассматривать эти лица. А сейчас всматривался напряженно, ощущая некую нежную гордость.
Темно-серые с зеленоватым отливом глаза Даниила Павловича были спокойными и очень внимательными. В глазах Инги Владимировны таились лукавинки. Ноздри её небольшого, чуть вздернутого носа приметно раздувались; похоже, она сдерживала смех. Полные добрые губы мужа были слегка поджаты.
Они только что о чем-то говорили? Спорили? Смеялись?..
Ярослава охватило радостное и вместе с тем тоскливо-щемящее чувство. Он уже умел понимать это странное, выразимое только в музыке сложение эмоций. Оно закономерно при встрече с людьми других, далеких поколений. Радость знакомства, открытия - и грусть от неизбежности расставания, от невозможности понять открытое до конца, слиться с ним.
Ярослав отвернулся от портрета. Сдержал вздох.
- Я пойду, - сказал он. - Но - можно? - я буду приходить сюда. И, наверное, не один…
Нина Леонидовна кивнула, прикрыв глаза. Взглянула - он уже шагал к выходу…
К дому Ярослав брел берегом моря.
Тихо и мерно бежали и плескались о берег волны. Одни и те же и совсем разные, каждый раз другие.
От домиков посёлка неслась веселая разноголосица буйных ребячьих игр. Из кустов к прибрежным камням вышмыгнул парнишка, похожий на Ивана. В глазах у него были слезы. Ярослав подошел к нему, осторожно положил руку на мягкие льняные волосы:
- Тебя обидели, человек?
Парнишка поднял на него широко раскрытые, светлые, как небо, глазенки:
- Нет. Я сам обиделся.
- На что?
- Они играют в открытие новой планеты и подают команды, а я их не понимаю. Мне говорят: "Ты неправильно делаешь", а я не знаю, как правильно.
Ярослав постарался быть серьёзным. Он почувствовал себя взрослым.
- Почему же они не объяснили тебе?
- Они говорят, некогда. И ещё говорят, я маленький.
Парнишке надо было как-то помочь. Обида - это плохо… Но все ли плохое вредно? Если убрать с пути человека препятствия, каким он станет?
- Знаешь, - сказал Ярослав, - твои товарищи правы. Но ты не унывай. Ты пойди к ним, слушай все команды и старайся понять. А когда поймешь, ты будешь с ними наравне. Сам поймешь. Это очень хорошо.
В глазенках появилось недоверие.
- Ты тоже все понимаешь сам, тебе не объясняют?
Ого, парень, с тобой ухо надо держать востро!
- Иногда объясняют, когда очень уж трудно. А так вот, видишь, я хожу по берегу и думаю, стараюсь все понять сам.
- А что тебе нужно понять?
Беседа явно затягивалась.
- Очень многое, - сказал Ярослав.
- Тебе тоже некогда. - Малыш потупился; Ярославу снова стало жалко его. Но тут же парнишка улыбнулся. - Ладно, иди. Я тоже похожу, подумаю…
Ярослав подходил уже к дому, когда заметил отца, полулежавшего в широком низком шезлонге. Тот приветственно поднял руку. Ярослав подбежал к нему.
- Рассказывай. - Отец подвинулся и опустил руку на плечо присевшего рядом сына.
Выслушав Ярослава, отец молчал, откинувшись на спинку кресла, потом сказал с едва приметной усмешкой:
- Ты удачливый историк.
- Ага, - согласился Ярослав и тоже откинулся, прикрыв глаза от косых лучей солнца. - Но, знаешь, мне их чуточку жалко.
- Тебе жалко, сын, что они не с нами? - понял отец.
- Да.
- Ты чудак, Яр. - Он сказал это очень ласково. - Вот они, ты рассказывал, много думали о счастье, мечтали о будущем. Но ведь будущее для человека - это всегда некий идеал, стимул для улучшения своего настоящего. Заботясь о будущем, человек заботится о настоящем, о своем поколении, о своих потомках. Его счастье - делать доброе для них. Мы тоже мечтаем о прекрасном грядущем. Но перенеси тебя в него - ты потеряешь своё счастье, оставив его где-то в своем времени, ибо оно - в той жизни, которая неотрывна от твоих современников и твоей эпохи. Каждое поколение счастливо по-своему, и лишь нытики, это вымирающее племя, могут думать иначе…
- Подожди-ка, подожди, - вдруг сказал Ярослав. Он приглядывался к отцу как-то странно. Только сейчас он обратил внимание на то, что эти родные серые глаза отливают зеленым, что нос, небольшой и прямой, чуточку вздернут, что… - Скажи-ка, - Ярослава самого ошеломила внезапная мысль, - а мы не родственники Седых?
Отец посмотрел на него с изумлением:
- С чего ты взял? - И рассмеялся: - Этак ты скоро свихнешься… Никакой связи! А впрочем, да. Прямые потомки. По духу. А это, брат, существенная штука.
Ярослав улыбнулся смущенно. Он рассеянно глянул в сторону и вдали, у песчаной кромки берега, заметил недавнего парнишку. Человечек стоял у самой воды и смотрел в море, катившееся на него. Человечек размышлял.
- Извини, - сказал Ярослав отцу, - у меня дело, - и побежал к парнишке…
Домой он вернулся уже к вечеру. Отец с матерью слушали на веранде музыку. Ярослав посмотрел на них с хитрецой.
- Сейчас я сообщу человечеству, что оно заблуждалось, - сказал он и прошел в комнаты.
Борис Юрьевич весело переглянулся с женой.
Ярослав склонился к пульту видеоэкрана, включил аппарат в общеконтинентальную связь и набрал нужный индекс. Экран осветился матовым мерцанием. Ждать пришлось с минуту. В приёмнике раздался тихим и появилось, как всегда, прихмуренное, чуть одутловатое лицо Андрея.
- Добрый день, тихоокеанец, - сказал он. - Как дела?
- Все очень хорошо. Только у нас уже не день, а вечер.
- Это понятия относительные. Как батя?
- Полный порядок. Твоя сестрица дома?
- Держи ее. - Андрей отступил - на экране сверкнула улыбка Рано.
- Здравствуй, Яр! Я подслушала: у Бориса Юрьевича все хорошо?
- Вполне!
- А мы собираемся в дорогу. Завтра будем на Памире. Ярослав смотрел на нее, и в памяти почти подсознательно начали всплывать древние пушкинские строки: "Я помню чудное мгновенье: передо мной явилась ты…" Яр смутился, словно Рано могла догадаться, и, улыбнувшись, сказал:
- Есть предложение: летите сюда. У меня для вас сюрприз.
- Что такое?
- Я выиграл у тебя спор. Инга снова нашла Даниила.
- При чем тут Инга? Ты помешался на ней. Ведь ты же ещё не был во Владивостоке.
- Я нашёл дневник Даниила и письма Инги, я видел их фотографию - муж и жена.
Рано ахнула:
- Ты разыгрываешь!.. Яр, это серьёзно?
- Очень.
На экране рядом появилось лицо Андрея:
- Зачем же лететь? Лучше расскажи.
- Ты чучело! - Рано адресовалась уже к брату. - Конечно, нужно лететь.
Ярослав торжественно улыбался.
- Ярчик, - сказала Рано, - мы это сейчас обсудим. Через час вызовем тебя и скажем, как решили. Я думаю, мы все-таки решим прилететь.
Экран потухал медленно, нехотя. В эфире ещё струился образ Рано…
1963 г.