На этот раз Путгофер вскакивает, становится, хоть и в пижаме, по стойке "смирно", угодливо поддакивает. Потом нервно набирает телефон "Последних новостей" и приказывает соединить себя с секретарем редакции.
В результате этой краткой беседы дежурный редактор получает указание немедленно послать в набор продиктованное Путгофером сообщение:
"Еще один трюк коммунистической пропаганды. Сплетня - новое средство борьбы против общественного порядка. (От нашего корреспондента Г. П.). Майергоф, 12 июня. Общественное мнение этого приграничного городка сегодня утром обеспокоено слухом, будто бы на одной из улиц убит унтер-офицер бундесвера. Наш корреспондент получил на этот счет исчерпывающую информацию. Она дает возможность самым решительным образом опровергнуть ходящие по Майергофу слухи, распространением которых занимаются, как можно полагать, антигосударственные и прокоммунистические элементы. Таких в нашей республике, к сожалению, хватает.
Факты же выглядят по-другому. Действительно, на Восточной улице обнаружен брошенный фургон марки "рено" с французским номерным знаком. Внутри найден труп двадцатилетнего мужчины по имени Виннифред Паукаш. Это известный полицейским властям уголовный преступник, разыскиваемый по подозрению в контрабанде наркотиков и мелких кражах. Вероятно, он стал жертвою счетов между уголовниками. Служащие полицейского управления вышли на след преступников. Ярким примером изощренного цинизма бандитов является тот факт, что труп Паукаша был после убийства переодет в мундир (разумеется, краденый) офицера военно-воздушных сил. Еще раз подтверждается истина, которой всегда придерживалась наша газета: нет такой циничной лжи, к которой бы не прибегли враги Федеративной Республики".
Доктор Путгофер не привык объясняться со своими сотрудниками по поводу принимаемых им решений. И не считает нужным дискутировать с ними о тех текстах, которые печатаются в "Последних новостях" под их фамилией или инициалами. Правда, Георг Пфёртнер узнает от коллег содержание заметки до появления ее в печати. Но у него нет никаких иллюзий насчет того, что, закатив скандал Путгоферу, можно чего-либо добиться. Поэтому Пфёртнер решает вести самостоятельное расследование, используя весьма подходящее к данному моменту репортерское удостоверение. Узнав все, что можно узнать, он продаст эту историю в какой-нибудь солидный журнал. Заработает кучу денег, а заодно и приобретет известность, крайне необходимую в его профессии, чтобы выбиться в люди и не зависеть всю жизнь от такой скотины, как Путгофер.
Но с самого начала дело оказывается трудным для детектива-любителя. Дежурный врач в госпитале Святого Иоанна заявляет, что за последние сутки не был принят никакой пациент по фамилии Паушке или Паукаш. Служащая отдела кадров в Главном командовании бундесвера отказывается назвать воинскую часть, где проходит службу унтер-офицер Виллиберт Паушке. Управление полиции в Майергофе твердо придерживается той версии, которая появится в "Последних новостях". Петера, лучшего друга журналиста, с самого утра отправили из Майергофа в служебную командировку. Конечно, молодому практиканту часто дают задания, связанные с разъездами, и можно считать это просто случайностью. Отделение Ведомства по охране конституции в Бамбахе решительно отрицает, что ему что-либо известно о брошенном фургоне, ибо уголовные дела не входят, как известно, в компетенцию Ведомства.
Георгу Пфёртнеру остается только одна зацепка. Это Фридрих-Вильгельм Кнаупе, владелец погребальной конторы на Восточной улице, который первым сообщил полиции о фургоне с кровью и был свидетелем, когда фургон открывали. Он видел собственными глазами армейское удостоверение личности Виллиберта Паушке и не сомневается, что это сын Арнима Паушке. Портрет унтер-офицера был когда-то напечатан во всех газетах, а лицо молодого человека настолько характерное, что ошибиться невозможно.
Как подобает честному гражданину и к тому же предпринимателю, господин Кнаупе помог полицейскому вытащить раненого из фургона и присутствовал при осмотре места происшествия до прибытия следственной группы. Господин Кнаупе помнит, например, что на полу в машине лежал дамский носовой платочек со странным удушливым запахом, а внутри все было занято каким-то техническим устройством, смахивающим на бомбу. Нечто вроде ящика или клетки, внутри которой было укреплено что-то сверкающее и похожее на сигару.
- Любопытно, - говорит Георг и угощает господина Кнаупе сигаретой.
Господин Кнаупе еще не читал сегодняшнего номера "Последних новостей" и не знает, что его, как распространителя сплетен, обозвали антигосударственным и прокоммунистическим элементом.
- Любопытно, не правда ли, господин Кнаупе? - спрашивает Пфёртнер. - Это странное устройство может дать нить к установлению виновных, полиция же прикидывается, будто ничего не знает. А следственная группа заинтересовалась этим предметом?
- Ах, конечно, и даже очень. Начали измерять, фотографировать, а потом прибыли еще полицейские и оцепили всю улицу.
- А не знаете, что стало с фургоном?
- Разумеется, знаю. Он же стоял напротив моего заведения. Минут через двадцать после того, как увезли Паушке, прибыла полицейская машина и фургон отбуксировала. У него электропроводка была то ли снята, то ли перерезана. Впереди ехали двое полицейских на мотоциклах, а сзади целых три машины с тайными агентами. Это, должно быть, крупное дело, господин Пфёртнер. Я не полицейский, но скажу вам, что у того, кто стреляет в унтер-офицера бундесвера, руки наверняка замараны. Вы понимаете, что я имею в виду.
- Понимаю, господин Кнаупе. И должен вам кое-что сказать. Я хотел написать правду о том, что здесь произошло. Но мой шеф, доктор Путгофер, сочинил за меня совсем другой текст, который через пару часов вы с удивлением прочтете. Наверное, меня выкинут из редакции, но это ничего. Давайте пока что вдвоем попытаемся выяснить, в чем тут дело.
В этот момент около заведения господина Кнаупе резко затормозила машина, и из нее вышел худой и угрюмый мужчина.
- Господин Кнаупе? Я из полицейского управления в Бамбахе. Привез вам на подпись заявление для судебного следователя. Вы - важный свидетель по расследуемому делу. Подпишите, пожалуйста.
Кнаупе надевает очки и читает: "В интересах расследования я обязуюсь хранить в полной тайне все относящееся к делу, по которому являюсь свидетелем. Обязуюсь не разговаривать с посторонними лицами без разрешения судебного следователя или представителей окружного управления полиции ни на какие темы, прямо или косвенно связанные с предметом следствия. Я предупрежден о том, что разглашение тайны влечет за собой наказание в виде лишения свободы".
- И что вы на это скажете, герр Пфёртнер? - спрашивает Кнаупе, беспомощно разводя руками. - Что это значит?
- Именно то, о чем мы только что говорили, - отвечает Георг. - Теперь я уж точно знаю, что мне делать.
- О чем вы говорите, господа? - вмешивается полицейский служащий. - Если о деле, которое является предметом следствия, то вам, господин, тоже придется дать подписку о неразглашении тайны. Это важное дело государственного значения.
- Нет, - говорит Георг. - Мы говорили с господином Кнаупе о политической обстановке в нашей стране, то есть о делах, которые полицию не интересуют.
VI
Пятница, 12 июня, 9 часов 05 минут. Кабинет командира 14-й дивизии генерал-лейтенанта Курта Зеверинга. Присутствуют:
1. Заместитель командира по строевой части майор Эрнст Штам.
2. Заместитель командира по технической части подполковник Пауль Фретциг.
3. Начальник штаба полковник Адольф Румбейн-Визер.
4. Заместитель начальника штаба майор Гюнтер Кирш.
5. Начальник разведки подполковник Карл-Хайнц Пионтек.
6. Начальник Секретной базы № 6 майор Руно фон Чиршке.
7. Офицер контрразведки дивизии, капитан Хорст Шелер.
8. Командир комендантской роты капитан Лампрехт фон Горальски.
9. Адъютант командира дивизии лейтенант Себастьян Мюллер.
Из десяти присутствующих здесь офицеров шестеро принадлежат к тайной организации. Четверть часа назад эта шестерка успела вернуться из поездки на базу № 6, снова надеть офицерские мундиры и остыть после пережитого. План майора Штама удался полностью. Как раз в этот момент солдаты специальной части перевозят боеголовки на расположенную в безлюдном месте Секретную базу № 3. Ее начальник - член организации, в ранней молодости служивший в войсках СС и умеющий молчать. Ему спокойно можно доверить секретный груз до того времени, когда он будет использован в соответствии с решением организации.
- Начнем, господа офицеры, - говорит генерал Зеверинг. - Время идет. У нас только двадцать минут на обсуждение этого неслыханного происшествия. В девять тридцать я ожидаю прилета инспектора Главного командования бундесвера и должен знать все, что можно по этому поводу сказать. Генеральный инспектор ждет нашего доклада не позднее десяти, поскольку в одиннадцать министр обороны будет на заседании правительства и должен выступить с отчетом.
Генерал строго оглядывает собравшихся офицеров и выдерживает небольшую паузу.
- Прежде чем перейти к событиям на Секретной базе № 6, - очень медленно говорит Зеверинг, что всегда означает у него высшую степень негодования, - я не могу не выразить своего глубочайшего неудовольствия по поводу вялых, чтобы не сказать скандально медленных, темпов тех предварительных действий, которые вами предприняты. Специальная комиссия изучит все документы по этому делу. Виновные понесут наказание. Я хотел бы напомнить, что кража столь строго охраняемых нейтронных боеголовок произошла впервые в истории и еще неизвестно, каковы будут последствия. Каждый кадровый офицер должен понимать, что это может означать. И вообще, господа, я замечаю в нашей дивизии признаки явного ослабления дисциплины и предупреждаю, что этого не потерплю. Например, у майора Кирша на ногах обыкновенные солдатские ботинки вместо офицерских штиблет. Майор Штам не выбрит, что я воспринимаю как личное оскорбление. Чем вы, господа, занимались и почему я был извещен о налете на базу спустя целый час после того, как это произошло? Почему офицер контрразведки был разбужен только за пять минут перед возвращением первой инженерной группы? Впрочем, пока оставим это. Прошу докладывать. Пожалуйста, майор фон Чиршке.
- Что ж, господин генерал, - говорит начальник базы, - факты в основном известны. Меня не было на месте, но я успел в общих чертах восстановить ход событий. Около шести утра, как раз в тот момент, когда на базе должен был смениться дежурный офицер, на нее был произведен дерзкий налет, в результате которого убиты дежурный офицер и четверо караульных, после чего со склада вывезены одиннадцать нейтронных боеголовок мощностью от половины до трехсот килотонн. Подробный перечень прилагается. По нашему мнению, группа нападения состояла примерно из тридцати человек, превосходно вооруженных с военной точки зрения и наверняка состоявших в сговоре с кем-то из гарнизона базы, потому что ничем другим нельзя объяснить полный выход из строя Главной сети безопасности и беспрепятственное вторжение в караульное помещение с целью отравить отдыхавших после службы солдат. Точнее говоря, это не отравление со смертельным исходом, а поражение каким-то сильным психотропным или психохимическим средством. К числу потерь следует также отнести таинственное исчезновение взводного, унтер-офицера Паушке. Принимая во внимание личность этого офицера и всем известную деятельность его отца, к этому исчезновению следует отнестись со всей серьезностью. Кроме того, неизвестно, какова судьба обер-лейтенанта Вейтмарка, который в положенное время покинул казарму в Эшерпфаре, но до базы не доехал.
- Напротив, господин майор, - вмешивается офицер контрразведки. - Судьба Вейтмарка, к сожалению, известна. Он был застрелен из автомата в двух километрах от Эшерпфара в пять часов сорок семь минут. Это время показывали часы на его руке. Прошу прощения, что я вас прервал.
- Что еще установлено нашей контрразведкой? - спрашивает генерал.
- Немного. Но через несколько часов будем знать больше. Исключено, чтобы дежурный офицер, капитан фон Випрехт, был в сговоре с нападавшими…
- А почему? - сердито спрашивает майор Штам.
- Господин майор! - резко прерывает его генерал. - Здесь вопросы задаю я. Докладывайте, капитан Шелер.
- Мы исключаем участие капитана фон Випрехта по той простой причине, что он направил в штаб дивизии все предусмотренные инструкцией донесения, а дверь в контрольное помещение открыл потому, что никакая сигнализация не действовала. Что касается числа участников нападения, то мы совершенно уверены на основании оставленных следов и некоторых других данных, что их было пять или шесть человек, в том числе одна женщина.
- Женщина? - не скрывая злости, говорит майор Штам. - Вы хотите нас уверить, что у русских не хватает мужчин для такой работы? Хорошо же работает наша контрразведка, ничего не скажешь.
- Майор Штам, объявляю вам выговор, - сквозь зубы цедит генерал. - Кажется, я ясно запретил прерывать? Капитан Шелер, продолжайте доклад.
- Что касается исчезновения унтер-офицера Паушке, оно действительно наводит на размышления, - продолжает офицер контрразведки. - С одной стороны, есть данные, что Паушке вел огонь по нападавшим. Но, с другой стороны, тонкая полоска крови внезапно обрывается неподалеку от главного въезда, а метров через шестьдесят появляется снова. Напрашивается вывод: или это кровь одного из участников налета, что нами еще не установлено, или тяжело раненного Паушке несли до какой-то машины целых шестьдесят метров, что представляется маловероятным. Если до вечера дело удастся сохранить в тайне, мы с большей точностью восстановим случившееся. Наконец, последнее: из того, что пока удалось установить, следует, что главная система была выведена из строя посредством какого-то неизвестного электронного устройства, изготовить которое - дело необычайно сложное и дорогостоящее. Это аргумент против предположения насчет террористов, так как, насколько нам известно, среди них нет лиц со столь выдающимся конструкторским талантом и столь обширными профессиональными знаниями. Я кончил, господин генерал.
- Кто следующий? - спрашивает Зеверинг. - У нас есть еще десять минут.
- Разрешите, господин генерал? - спрашивает майор Штам, не смущаясь полученным выговором. - Я хотел бы изложить свою версию событий.
- Ваши версии, Штам, меня не интересуют, меня интересуют факты. Пожалуйста, капитан фон Горальски.
- Я хотел бы доложить, - неуверенно начинает командир комендантской роты, - что сразу же, как была получена информация о случившемся на базе, я принял все необходимые меры для обеспечения безопасности штаба и командования дивизии. К сожалению, я обнаружил много нарушений и не вполне понятных, на мой взгляд, упущений. Например, отсутствие на своих местах нескольких офицеров, а также необоснованный вызов водителей дивизионных машин. Впрочем, не знаю, уместно ли сейчас докладывать об этих происшествиях…
- Нет, - прерывает его генерал. - У нас нет времени. Позже явитесь ко мне с докладом. Кто еще?
Молчание.
- В таком случае совещание закончено. Не могу сказать, что я, господа, много от вас узнал. Надеюсь, вы будете разговорчивее, когда генеральный инспектор пришлет сюда следственную комиссию, а за ней явится специальная комиссия бундестага, чего, вероятно, следует ожидать. Не думаю, что кто-нибудь из нас долго продержится на своей должности. Вы, господа, видимо, еще не понимаете, что произошло в дивизии.
В эту минуту дверь открывается и вступает - не входит, а именно вступает - инспектор Главного командования. Окинув недружелюбным взглядом собравшихся офицеров, он иронически ухмыляется:
- Приветствую героев дня. Кроме всех возможных вопросов, какие будут заданы, у меня к вам, господа, есть еще один, довольно существенный. Неужели никто из вас не помнит, что мы являемся членами НАТО? И никому не пришло в голову после налета немедленно известить дежурного офицера в штаб-квартире пакта?
- Прошу прощения, - громко говорит начальник штаба дивизии. - Я лично передал сообщение в восемь часов сорок пять минут, но его там не приняли.
- Как это не приняли? Что это, армия или игра в испорченный телефон?
- Похоже, второе. У телефона сидел дежурный офицер штаб-квартиры, некто капитан Резо. Вероятно, бельгиец, потому что по-английски говорил ужасно, а по-немецки не знал ни слова. Так как я, естественно, включил демодулятор, чтобы нас не подслушивали, на линии появились какие-то помехи, и пришлось говорить очень громко. Когда я ему сообщил, что совершен налет на базу и похищены нейтронные боеголовки, он расхохотался и сказал… простите, но я вынужден это повторить… он сказал, что немцы обзавелись наконец чувством юмора и что это самый лучший анекдот из всех, которые он слышал. Потом спросил, есть ли в штабе нашей дивизии психиатр. Я его оборвал и предупредил, что ответственность за задержку информации целиком ложится на него и что я доложу командиру дивизии, дабы он мог обратиться с жалобой к главнокомандующему. Бельгиец хохотал во все горло, а потом спросил, неужели я действительно настаиваю на том, чтобы он пошел к главнокомандующему и доложил, что в Федеративной Республике украдены нейтронные боеголовки. Я решил, что продолжать разговор бесполезно.
- Господа, - пожимает плечами инспектор, - это же цирк, а не армия! Ваш ответ напомнил мне номер из гамбургского кабаре с коммунистическим душком. Представляю себе, что вы мне скажете дальше…
VII
Пятница, 12 июня, 10 часов 05 минут. На столе начальника секретариата федерального канцлера Лютнера раздается приглушенный сигнал из небольшого ящичка цвета замороженных помидоров, без диска и без трубки. Сетью, абсолютно защищенной от подслушивания и от помех, пользуются всего восемь абонентов.
- Секретариат канцлера. Говорит Пфейфер, начальник Ведомства по охране конституции. В ближайшие десять минут я должен увидеться с канцлером.
- Господин доктор, - отвечает начальник секретариата, - боюсь, что это невозможно. Канцлер беседует сейчас с британским послом, затем он примет министра фрау Швелленберг, после этого у него делегация молодежи из Майнца, в одиннадцать - заседание правительства…
- Исключено, - заявляет доктор Пфейфер, - это дело такой важности и срочности, что я не могу ждать ни минуты. Прошу доложить канцлеру, что я буду через десять минут.
Действительно, ровно в 10 часов 15 минут доктор Пфейфер, рослый, медлительный, некрасивый, входит в секретариат канцлера, столкнувшись в дверях с фрау Швелленберг.
- Я как раз иду к канцлеру, - говорит она.
- Дамы проходят первыми, - сквозь зубы цедит Пфейфер, - но на этот раз я не могу уступить, фрау министр. Это я пойду к канцлеру.
- Но я договорилась с канцлером, жду этой беседы уже две недели!
- Мне очень жаль, фрау министр. Но бывают ситуации, когда все другие дела…