Сам Красиков ничего путного поведать не мог. Только мычал, нацелив на дисплей палец, и тыкал им себе в висок. Именно этот жест и породил версию о приставленном к голове пистолете.
Когда руководство, не сговариваясь, направилось к выходу, Корнилов позволил себе присесть, но тут же поднялся и пригласил Анну Павловну занять соседний стул возле длинного стола заседаний. В голове царил полнейший сумбур. Нужно было успокоиться, привести мысли в порядок и начать все сызнова.
- Давайте подумаем вместе, Анна Павловна, - он достал пачку сигарет "Прима". - Вы позволите?
- Сделайте одолжение, - Воротынцева пододвинула хрустальную пепельницу, не преминув заметить: - Вообще-то Юрий Пантелеевич не одобряет.
- В самом деле? - подполковник чиркнул зажигалкой, глубоко затянулся и, разгоняя дым, в который раз оглядел впечатляющую фотовыставку на стенах кабинета. И, как ни странно, обнаружил несколько новых персонажей: Майкла Джексона в частности, и - кто бы мог подумать! - министра внутренних дел.
- Странный случай, - он протяжно вздохнул и смял сигарету. - Не находите?
- Кошмарный!
- Вы уверены, что кто-то на самом деле мог незамеченным войти в кабинет?
- Я же не сумасшедшая!
- Нет-нет, помилуйте, Анна Павловна, у меня и в мыслях такого не было… Но все же, все же… Вы допускаете существование человека-невидимки?
- Не знаю, - сделав над собой усилие, тихо выдавила она. - Не знаю, что и сказать.
- Значит вы точно видели, как открылась, а затем затворилась первая дверь?
- Совершенно точно.
- Это не показалось вам странным?
- Показалось.
- Вы не попытались узнать, в чем дело?
- Каким образом?
- Ну хотя бы открыть эту самую дверь, посмотреть?
- Была такая мысль, но я воздержалась.
- Почему, интересно?
- Во-первых, Юрий Пантелеевич не вызывал…
- А во-вторых?
- Я сумела убедить себя, что мне показалось.
- Может, действительно?..
- Не думаю. Впрочем, я уже сама ничего не понимаю.
- Потом вы услышали крик и кинулись в кабинет? Так?
- Так.
- И кого там застали?
- Никого. То есть Юрия Пантелеевича, - поспешно поправилась она. - Он сидел у себя за столом, и я сразу поняла, что произошло нечто ужасное.
- Почему?
- Таким я его никогда не видела. Весь красный, глаза налиты кровью, руки дрожат… Ужасно!
- И он был один? Больше никого в кабинете не было?
- Никого.
- Попробуем рассуждать логически… Только не обижайтесь, договорились?.. Сколько примерно времени прошло с того момента, когда вам показалось, что дверь пришла в движение, до крика из кабинета?
- Затрудняюсь сказать. Я была вся на нервах.
- А там, в кабинете, вы не обратили внимания на дверь? Она была закрыта, открыта?
- Не знаю, не помню.
- Жаль… Но если кто-то вошел, то должен был и как-то выйти. Другого не дано, даже допуская существование невидимки. Согласны?
- Согласна, - нехотя кивнула Анна Павловна.
- Тем не менее вы утверждаете, что в кабинете никого, кроме, разумеется, вашего шефа, не обнаружили?
- Никого.
- Что же тогда побудило вас вызвать охрану? Да еще заявить, что совершено нападение?
- Как что? А состояние, в котором я застала Юрия Пантелеевича?
- Боюсь, этого мало. Гипертонический криз зачастую застигает человека врасплох, без видимого воздействия. У него ведь повышенное давление?
- Откуда вам известно?
- Нетрудно заключить: работа, особая ответственность, образ жизни… Кроме двери, были еще какие-то настораживающие признаки?
- Мне показалось… я почувствовала, - Анна Павловна мучительно напряглась, словно пытаясь восстановить в памяти нечто исключительно важное и вместе с тем неприятное, нежелательное, - какое-то дуновение, что ли… Как будто кто-то пробежал мимо меня.
- Когда именно? До того, как раздался крик, или же после?
- Незадолго до того. Я теперь вспоминаю… Это произошло, когда я закапывала в глаза.
- Закапывали в глаза? - Корнилов обратил внимание на ее припухшие, воспаленные веки. - Подхватили инфекцию?
- Похоже. Сперва я думала, что это ячмень, но оказалось - конъюнктивит. Врач выписал мне раствор альбуцида и мазь.
- Хорошее средство. Даст Бог, поможет… и где вы в тот момент находились?
- Как где? На своем месте.
- Значит, закапывая в глаза альбуцид, вы почувствовали движение воздуха, словно кто-то пронесся мимо вашего стола, - Корнилов вытащил из пачки сигарету и принялся задумчиво ее разминать. - А звуки шагов случайно не расслышали?
- Нет, а вообще-то не знаю, не хочу врать.
- И не надо, Анна Павловна, и не надо… Закапывали пипеткой?
- Как же еще?
- Больше никак, вы абсолютно правы… Но это значит, что вам пришлось запрокинуть голову и смотреть, так сказать, в потолок?
- Не понимаю, - она обидчиво вскинула подбородок, - что вы этим хотите сказать?
- Ничего, кроме того, уважаемая Анна Павловна, что, закапывая в глаза, вы не могли видеть этой самой злокозненной двери, которая находится прямо против вашего стола.
- Это продолжалось какую-то минуту.
- Вполне достаточно, чтобы выйти и проскользнуть мимо вас. Но и в этом вполне вероятном случае остается в силе единственно возможное объяснение.
- Объяснение? - она все еще не понимала.
- Человек-невидимка, - выкрошив половину табака, Корнилов выцарапал новую сигарету. - Круг замыкается. Порочный, надо признать, круг… Куда отвезли Юрия Пантелеевича, случайно не знаете?
- Как это - куда? В Кунцевскую больницу! Извините, но мне необходимо позвонить Валерии Андреевне… Прямо не знаю, как ей сказать…
- Это вы меня извините. Столько времени отнял… Вы звоните, звоните.
Пока Анна Павловна, с придыханием, похожим на плач, вела длительные переговоры с женой Красикова, Корнилов вызвал капитана Софронова, дожидавшегося в машине.
- Вот что, Сергей, я сейчас отбуду, а ты пока задержись. В случае чего, позвоню. Поспрошай, между делом, вокруг: может, кто чего и видел? Не видел, так слышал. На мелочи напирай, понял? И, самое главное, найди их компьютерщика. Инженера, программиста - не важно, лишь бы смыслил. Прокрутите еще раз дискету. С начала и до конца.
По пути на Петровку он порвал протокол. Неизвестный налетчик, даже его пистолет с глушителем - это еще куда ни шло. И не такое высасывалось из пальца. Но невидимка? Извините, слуга покорный. Красиков - фигура весомая. Хочешь - не хочешь, кому-то придется возбуждать уголовное дело по факту, а перспектив никаких. Ну и ладно, и пусть. Под оргпреступность не подпадает - действовал одиночка. Выход один: переписать наново, да так, чтобы без разговоров ушло по принадлежности.
Сплошной театр абсурда: "Печеночник", комедия с чемоданчиком, человек-невидимка. Что ни день, то обухом по голове. Поневоле в чертовщину поверишь. А тут еще судья отпускает заведомого бандита под залог. Не успел он уединиться со следователем, чтобы вместе с ним придать документу обтекаемую форму, как позвонили из главка: капитан Софронов и один из лучших аналитиков компьютерных систем Поддубный в бессознательном состоянии были увезены в Институт имени Склифосовского. Оставалось лишь гадать, что опять приключилось в кабинете гендиректора, где, похоже, не на шутку разбушевались темные силы.
Служба безопасности, вновь оказавшись впереди забега, нашла злополучный компьютер в рабочем состоянии. Первым делом изъяли дискету. Складывалось впечатление, что имение этим и был более всего раздосадован глава московской милиции. Трения между соседними ведомствами приобретали довольно жесткий характер. Найти стрелочника не составляло проблемы. Подполковник Корнилов приглашался на следующий день на ковер, ровно в 16.00.
Не зная за собой особой провинности, ибо действовал быстро и грамотно, он постарался сдержать эмоции. Придя поздно вечером домой, как следует подкрепился, выпив две рюмки водки, собственноручно настоянной на черносмородиновых почках, под разогретый, но наваристый борщ с сахарной костью, и завалился спать.
Жена передала, что звонил Круглов, просил по возможности с ним связаться. Константин Иванович подумал и решил отложить всякие хлопоты до утра. И правильно сделал, потому что, придя на работу, узнал прелюбопытные новости. Во-первых, вызов наверх откладывался на неопределенный срок, а во-вторых, информацию о событиях в агентстве "Блиц-Новости" срочно затребовали в Кремль, и не куда-нибудь, а в четырнадцатый корпус, на третий этаж, где раньше размещалась легендарная "девятка", а ныне - Управление президентской охраны. Только законченный кретин мог не допереть, что первое является закономерным следствием второго.
Прежде чем засесть за составление отчета, Корнилов связался с главврачом Института Склифосовского. Состояние Софронова не внушало опасений. Он довольно скоро пришел в себя, хотя жаловался на сильную головную боль и никак не мог вспомнить, что произошло в кабинете. С аналитиком обстояло куда серьезнее: он умер на рассвете, в 5 часов 12 минут.
- Не тяните со вскрытием, - посоветовал Корнилов. - Того и гляди, начнут пороть горячку.
- Есть признаки, Костя? - с усталым безразличием спросил давний знакомый.
- Маразм, то бишь невроз в высших сферах крепчает.
- Мне бы их заботы, а с прозекторской у нас напряженка.
- Пригласи Левита. Если надо, сошлись на меня: старик не откажет.
- Ты что, лично заинтересован?
- Еще бы! Мой человек у тебя. Причина одна и та же.
- С Софроновым будет тип-топ, не беспокойся.
- Надеюсь, - Корнилов положил трубку и, порывшись в записной книжке, нашел номер Круглова Владислава Игнатьевича, генерал-майора в отставке.
- В среду хороним Светланку, Константин Иванович, - коротко сообщил бывший командир "Стяга".
- Еще раз примите мое глубокое соболезнование, Владислав Игнатьевич! Обязательно буду.
По просьбе полковника Всесвятского из налоговой полиции, Корнилов постарался облегчить мытарства по моргам: следователь по делу "Печеночника" тянул с выдачей тела.
ДЕЗОДОРАНТ МЭННОН - САМАЯ ЭФФЕКТИВНАЯ ЗАЩИТА МУЖЧИНЫ
Глава одиннадцатая
"Атман"
Собираясь на похороны, Валентин Петрович Смирнов решил купить цветы на ближайшем рынке. Ехать было всего ничего: две станции на метро. Ближе, чем до кооперативного гаража, где стояла его черная "Волга" с блатным номером в три нуля.
"Где стол был яств, там гроб стоял", - вспомнился стих. Вчера торжественно отпраздновали красный диплом сына - Олег закончил мехмат МГУ, сегодня поминки по дочери бывшего начальника. Так уж устроена жизнь: то возносит до небес, то швыряет в черную яму, словно дает намек, чтоб не слишком оживлялся и был готов ко всему.
Он и был готов, пройдя через "Вымпел", а затем протрубив полтора года в отряде "Стяг", выделившемся в особое подразделение по охране объектов повышенной опасности.
Смирнов попал в "Вымпел" прямо с институтской скамьи. Незадолго до защиты диплома его вызвали в деканат, где и состоялась двухчасовая беседа с приятным и вполне компетентным в вопросах ядерной физики сотрудником КГБ. Наверное, перед выпускником МИФИ, спортсменом-разрядником и комсомольским секретарем факультета могли открыться и более интересные перспективы, но предложение показалось заманчивым, и Валентин согласился. Не последнюю роль сыграла и зарплата, значительно более высокая, чем на кафедре реакторов, где он надеялся остаться ассистентом.
Конкурс, о котором его заранее честно предупредили, оказался довольно жестким: из двадцати приблизительно кандидатов отбирался один. Основное внимание уделялось здоровью, физической форме вообще и знанию иностранных языков. Анкетные данные каждого были просвечены, как минимум, год назад. Контингент набирался в основном из армии и КГБ, но было немало ребят и из технических вузов.
Валентин прошел в числе первых. На подготовку потребовалось еще четыре года. Занятия в классах и лингофонных кабинетах, лекции, семинары и бесконечные тренировки на полигонах. Выучив еще два языка и освоив навыки диверсионной работы, Смирнов был в качестве нелегала направлен в одну из европейских стран, затем последовали Африка и Юго-Восточная Азия, где он прошел стажировку в джунглях Вьетнама и Камбоджи. О ядерной физике пришлось на время забыть. На профессиональном языке это называлось "пас в сторону". Но, как и всюду, в элитных соединениях тоже привыкли затыкать дыры, сообразуясь с требованиями текущего момента. На повестке дня стояли Ангола и Эфиопия, Ближний Восток и Никарагуа. Считалось, что для Смирнова время "Ч" приспеет не скоро. Ведь в сфере его ответственности находились такие объекты, как атомные электростанции, заводы по производству и обогащению ядерного топлива, лаборатории, где изготовлялось биологическое оружие. Благополучно избежав амебной дизентерии и желтой лихорадки, он обосновался в Центральной Европе, совершая эпизодические наезды и в сопредельные страны соцлагеря. Теперь объекты, досконально изученные по макетам и схемам, предстали перед ним, что называется, воочию. Их предстояло либо защитить от возможных диверсий и проникновения террористов, либо, напротив, блокировать, захватить, а в особых случаях - уничтожить. На его счастье, условной команды так и не поступило.
Из групп, в сфере ответственности которых находились правительственные резиденции, генеральные штабы зарубежных государств, а также советские посольства, тоже была задействована только одна - та самая, что захватила дворец Амина в Кабуле.
Капитан Смирнов оказался в Афганистане, когда стало окончательно ясно, что оттуда надо выбираться любой ценой. "Вымпел", сделавший первый выстрел, должен был обеспечить эвакуацию. Свою задачу он выполнил. За работу в Афгане Валентин получил орден Красной Звезды.
С началом перестройки зарубежные командировки резко пошли на убыль. Группу переориентировали на внутренние проблемы. Профессиональный уровень от этого не пострадал, а кое-где и возрос. Впервые в практике отрядов коммандос был опробован захват атомного ледокола с вертолета. Прыгать пришлось с высоты в пять метров. Рубка и помещение реактора были блокированы в считанные минуты.
Только через год стало известно, что операцию засняли с американского спутника. Парням из "Дельты" пришлось изрядно попотеть, прежде чем они сумели повторить ее у себя в Штатах. Правда, захватить атомный авианосец "Макартур" было намного сложнее, чем мирный ледокол "Сибирь".
Блестящие результаты показали учения в секретном городе Арзамас-16, где изготовлялись атомные и водородные бомбы. Группа Смирнова незамеченной преодолела тщательно охраняемую зону и, отключив все три уровня сигнальных устройств, ворвалась в цех по производству оружейного плутония. На захват ушло семнадцать секунд. Минутой позже вторая команда обезвредила условных "террористов", засевших в спецвагоне для перевозки ядерных материалов.
Но чем очевиднее были успехи уникального спецотряда, чем богаче накопленный ценой невероятных усилий опыт, тем чаще приходили в голову невеселые мысли. "Вымпел" варился в собственном соку, практически не сопрягаясь с реальной жизнью. Ну бросили ребят к "Трем вокзалам" на захват международной банды, ну разоружили, взяли миллион с чем-то долларов, а толку? Сколько подобных шаек гуляет, так сказать, "от моря и до моря, от края и до края" по бесхозным просторам СНГ? Между тем в Мурманском порту пропадают урановые стержни, ржавеют полузатопленные суда с танками, залитыми ядерными отходами. А в институтах? Плутоний и тот разворовывается, контрабандно вывозится цирконий и все такое. Ни контроля, ни надлежащей охраны. И вообще правая рука не знает, что творит левая.
Как там ни ругай перестройку, но не с Горбачева развал пошел, а вот задумываться народ начал при нем. Чтобы сложилась настоящая мафия, нужны десятилетия, не годы. Без круговой поруки на местном партийно-хозяйственном уровне не было бы ни "узбекского хлопка", ни рыбно-икорного дела, ни Трегубова, ни Медунова. Начали с двойной морали, закончили полной аморальностью. За что боролись, на то и напоролись. Не было никакой "криминальной революции". Сама партия, поставив себя над законом, создала уголовное государство, а комсомол обеспечил ей достойную смену. По собственному опыту комсомольского секретаря, Валентин знал, какие номера откалывают молодежные вожди, что творится в той же подмосковной "Елочке", на спортивных сборах, за кулисами фестивалей.
И ведь воспринималось в порядке вещей, не затрагивая основ, нормально воспринималось. Не возникало даже сомнений в правильности выбранного пути. Пионер, комсомолец, член КПСС. Школьник, студент, офицер КГБ: старший лейтенант, капитан, майор…
Чехословакию и даже Афган Смирнов тоже воспринял нормально. В перестрелке, когда по ошибке открыли огонь по своим, не участвовал, а на войне всякое бывает. На то и война. И приход Андропова встретил с энтузиазмом. Какие надежды возлагались!
По сути тогда и сформировался "Вымпел". Жизнь, как говорится, потребовала. Все-таки есть что-то необъяснимо роковое в рубежных датах. 19 августа 1981 года и 19 августа 1991-го - день в день десять лет. От ночного междусобойчика по случаю передачи отряда под крыло ПГУ до бессонной ночи на набережной у Белого дома, когда ждали приказа на штурм. Как узналось потом, Шебаршин такой приказ получил, но, взвесив обстановку, притормозил выполнение. Будь иначе, что бы там ни говорили, пошли бы вместе с "Альфой", как миленькие. Смирнов тогда впервые заколебался, да и не он один. Видели, как реагирует народ. Страшные были минуты.
Перетряску органов "Стяги" встретили с пониманием. Как-никак люди грамотные, у многих за плечами два вуза, а у кого и аспирантура. И мир повидать успели, и себя опробовать в сложных ситуациях. Словом, профессионалы, к грязным делам и гебешной туфте не причастные. Казалось бы, находка для новой России. Кому еще защищать демократию? Но начались непонятные игры. Что-то вроде футбола, когда по мячу лупят все, кому не лень, но только в собственные ворота. КГБ разукрупняется, его Первый главк вместе с отделом "С" - разведывательно-диверсионные операции в глубоком тылу противника - преобразуется в Службу внешней разведки, а "Вымпел" отфутболивают в новое союзное Министерство безопасности - МБ. Потом вывеска сменяется на МБР, и отряд, вслед за неразлучной "Альфой", попадает в Главное управление охраны.
Казалось бы, можно пережить: "Все течет и все из меня"… Сама жизнь меняется не по дням, а по часам. Что-то обнадеживает, что-то разочаровывает, а то и тревогу внушает, в основном с материальной точки зрения. Зарплаты начинает катастрофически не хватать, а все, что удалось скопить, в одночасье сгорело. Тут же пошли атаки с разных сторон - коммерческие структуры, охранные агентства, иностранные фирмы. Народ заколебался, самые сообразительные поспешили слинять, но в целом отряд выдержал, не поддался соблазну.
Перелом произошел в октябрьские дни опять же у Белого дома, и снова ночью, с третьего на четвертое, и вновь рядом с "Альфой". Случилось неслыханное: офицеры отказались выполнить приказ.