Партизаны Великой Отечественной войны советского народа - Коллектив авторов 5 стр.


* * *

Мы миновали густой валежник. Перебрались через болото. Землянка. У входа часовой. В тесной землянке, на низких нарах, вооруженные люди. Знакомимся. Мужественные, сильные люди. Они объединились в партизанский отряд по призыву любимого вождя. Они поклялись именем замученных стариков, женщин и детей, что будут жестоко мстить фашистам, что не уйдут с поля священного боя за правое дело, пока хоть один фашист будет топтать родную землю.

В отряде восемь комсомольцев. Смысл их боевой жизни - уничтожить врага. Они показывают пример доблести, бесстрашия, выполняют самые опасные поручения. Их собрания немногочисленны, но очень и очень содержательны. Их дела мало кому известны, но в каждое дело они вкладывают свою душу патриота, всю силу горячей любви к родине, весь пыл своей пламенной юности.

- Ребята у нас отличные, - говорит комсорг партизанской группы Виктор К.

Мы разъяснили Виктору, как поступать.

Еще задолго до отхода красноармейской части из села Н. колхозники готовились к вооруженному сопротивлению. Они вооружились, заготовили боеприпасы, продовольствие. И уже в первую ночь в штаб вражеской части полетели гранаты. Немцы подняли на ноги всех солдат, которые до самого рассвета вели безуспешные поиски виновных. Наступил день. Немцы решили, что опасность миновала. Но партизаны появились в другом конце села. Фашистский зарядный артиллерийский ящик со снарядами взлетел в воздух. Три дня партизаны не давали заснуть немцам.

Среди партизан есть и пожилая женщина. Ее стараются не обременять работой. Но она, как родная мать, заботится о каждом. В этом отряде ее сын Виктор и дочь Анка.

- А старик-то ваш где, тоже в отряде?

Она на минуту закрывает передником лицо. Плечи ее вздрагивают. Она плачет и тихо говорит:

- Тяжко, сыночки, ох, как тяжко! Наш старик машинистом работал. Захватили его фашисты.

Время уходит. Трудно расставаться с ними, суровыми, такими близкими, такими родными. На прощанье Виктор говорит:

- Просьба к вам есть. Если можно, напишите от нашего имени в ЦК комсомола такое письмо:

"Мы, комсомольцы Н-ского партизанского отряда Виктор К., Анна К., Иван М., Григорий В., Никита Л., Иван Д., Вера 3. и Лида М., заверяем Центральный комитет ленинско-сталинского комсомола, что будем драться до последней капли крови, будем уничтожать фашистов, где бы ни встретили их. Не будет им пощады!"

Р. Июльский

Захватчики узнают силу народного гнева

В стороне от дорог, по которым двигались вражеские колонны, с каждым днем растет и ширится движение партизан, наводящее страх на захватчиков. Броневики прошли шестьдесят пять километров и остановились вблизи небольшой наполовину сожженной деревушки. Броневики встали в рощице. Капитан Хрустицкий вышел из машины и с тремя красноармейцами пошел по канаве вдоль дороги.

Вот и деревня. Капитан и красноармейцы идут мимо обгоревших домов. У крайней избы они увидели седого старика.

- Здравствуй, дедушка.

- Ну, здравствуй, - осторожно ответил крестьянин.

- Немцы не проходили?

Старик молча посмотрел на пожарище.

- А куда пошли немцы?

Старик молчал.

- Не бойся, дедушка, говори смело, я свой.

Когда старик убедился, что имеет дело с советскими людьми, он повеселел, приободрился и, кликнув внука, сказал ему кратко:

- Проводи командира.

- Идемте, товарищ капитан, провожу вас, - сказал парень и отрекомендовался: - Меня зовут Василь, я здесь для связи.

Парень шел и рассказывал, как первый немецкий разъезд, войдя в деревню, начал расспрашивать:

- Яйца есть?

- Нет, - сказали ему.

- Молоко есть?

- Нет.

- Для большевиков у вас все есть, - злобно сказал немецкий офицер.

За разъездом прошла немецкая колонна, и в деревне запылали дома. Кое-где возле домов, в пыли, лежали тела расстрелянных немцами крестьян. Деревья превращались в виселицы. Колхозники скрывались в лесу. Некоторые перебегали из деревни в деревню, из колхоза в колхоз. И если где-нибудь находились не успевшие эвакуироваться люди, им рассказывали о зверствах фашистских варваров. Деревни пустели. Лошадей и коров угоняли в лес, там же прятали и тракторы. Люди забирались поглубже в чащу, куда не смеют сунуться фашисты.

Вскоре захватчики почувствовали силу народного гнева.

В канавы у дорог падали подстреленные гитлеровские солдаты, опрокидывались взорванные немецкие грузовики.

Капитан и паренек в нахлобученной кепке подошли к роще. Парень посвистел. Среди сосен показался невысокий человек лет сорока, с рыжеватой бородкой, с немецким автоматом через плечо.

- Откуда? - спросил капитан, показывая на автомат.

- Разжились.

- Большой отряд?

- Усиливаемся. Прибывают новые товарищи.

- Добавить вам оружия?

- Можно взять, если есть лишек… А то и так разживемся. Наше дело, - сказал командир партизанского отряда, - действовать всюду - на дорогах, тропинках и в лесу. Фашистской сволочи от нас нигде житья не будет.

Каждое слово партизана дышало ненавистью к захватчикам и уверенностью, что враг скоро покатится с захваченной земли.

Капитан рассказал партизану об обстановке на фронтах. Многое партизанам уже было известно. Речь товарища Сталина, сведения о крепнущем с каждым днем отпоре врагу, о разгроме многих немецких частей разными путями уже дошли до партизан.

Капитан получил важные сообщения о движении немецких частей. Он узнал, что небольшая колонна танкеток проследовала на О. Ничего серьезного в этом не было. То был один из разгаданных немецких приемов - попытка как-нибудь просочиться в наш тыл, чтобы наделать шуму, создать видимость окружения и посеять замешательство.

Через несколько минут броневики разведчиков уже мчались проселочными дорогами к О. Вскоре они заметили колонну и обстреляли ее. Танкетки нырнули в лес. С ними шел автобус. Простреленный пулями, он остановился. Из него выскочили несколько штабных фашистских молодчиков и также скрылись в лесу, куда не могли повернуть броневики.

Поздно вечером капитан докладывал командиру части о первых результатах разведки.

- А "язык" где?

- Будет "язык", - убежденно ответил капитан. - У нас связь с партизанами. Они в лесу хозяева. Добудут нам "языка".

И действительно добыли.

Наутро перед командиром части стоял плененный унтер-офицер из того самого автобуса, который накануне обстреляли разведчики. В блиндаже командира на ящике были разложены вещи, вынутые из автобуса: немецкие карты, железный ящик с пломбой, платья, куски материи, женские туфли, тапочки.

- Я прошу, - сказал пленный вытягиваясь, - задавать только такие вопросы, на которые позволяет отвечать мне достоинство унтер-офицера германской армии.

- А это что? - презрительно сказал командир, показывая на вещи, награбленные фашистами. - Вот каково ваше офицерское достоинство!

Фашист не нашелся что ответить.

А. Садовский

Ни пытки, ни издевательства фашистских варваров не ослабляют стойкости советских людей

Неслыханные насилия чинят над польским населением в захваченных городах и селах гитлеровские бандиты. Вырвавшиеся из фашистского ада беженцы с ужасом рассказывают о диких расправах над женщинами, стариками и детьми, о массовом истреблении поляков.

Участник одного из партизанских отрядов, действующих в районе Л. (Западная Украина), товарищ М. сообщил следующее:

- Злодеяния средневековых инквизиторов и садистов бледнеют перед теми ужасами, которые принесли польскому народу фашистские орды. Ворвавшись в Л., немцы согнали на небольшую площадь всех, кто не успел скрыться. Под дулами пулеметов, установленных на мотоциклах и танкетках, фашисты потребовали выдачи коммунистов и работников советских органов. Напрасны были угрозы. Все молчали. Не добившись ничего угрозами, пьяный фашистский офицер с железным крестом на груди на ломаном русском языке стал объяснять, что, мол, немцы борются за культуру, за цивилизацию.

Из толпы выбежал старик с криком:

- Знаем мы вашу культуру, испытали ее на своих спинах в Варшаве и Кракове!

Он бросился к офицеру и плюнул в его испитое, красное от алкоголя лицо. Старик тут же на месте был расстрелян.

Местный лавочник оказался провокатором и немецким шпионом. Узнав от него, что старик по национальности поляк и что двое его сыновей ушли с партизанским отрядом, офицер бросился к толпе со сжатыми кулаками, истошно крича:

- Поляки будут знать меня!

Обращаясь к жителям местечка Л., он скомандовал:

- Поляки, два шага вперед!

Вначале вышло вперед несколько женщин и стариков, а затем все жители, собравшиеся на площади, - украинцы и русские. Это еще более взбесило пьяную банду.

Раздалась команда на немецком языке, и в безоружную толпу посыпался град пуль. Обезумевшие от ужаса женщины и дети разбегались во все стороны. Их преследовали озверевшие гитлеровские солдаты. Площадь была устлана трупами. Четырнадцатилетнюю девочку, забравшуюся в ужасе на дерево, унтер-офицер снял выстрелом из пистолета. Нескольких детей изверги закололи штыками на глазах у их матерей.

Вскоре немцы занялись грабежом магазинов и общественных организаций.

Я наблюдал все это с чердака одного из домов, имея задание командования партизанского отряда разведать силы врага. Кровь стыла у меня в жилах, все в груди клокотало от ненависти и гнева. Хотелось броситься на бандитов, но меня сдерживали приказ и чувство долга перед отрядом. Когда я пробирался к своим, меня остановил немецкий патруль.

- Большевик? - спросил унтер-офицер.

Я молчал.

- Поляк? - послышался снова вопрос.

- Поляк, - ответил я.

- Связать его, - раздалась команда.

Связанного и раздетого, привели меня в дом, где помещался прежде сельсовет. В одной из комнат сидело несколько офицеров. Перед ними на столе стояли пустые бутылки из-под рома и коньяка. Как потом выяснилось, это были палачи из гестапо.

- Ну, будешь ты отвечать, где спрятаны большевики? - на польском языке обратился ко мне один из них.

Я ответил, что большевики никогда не прячутся, что они сражаются до последнего вздоха со своими врагами и никогда не предают своих товарищей.

Не успел я это сказать, как почувствовал удар чем-то тяжелым по голове. У меня потемнело в глазах, и я потерял сознание.

Когда я очнулся, в комнате перед столом стояли три человека из местного населения. Я узнал их - это были поляки. Один из них - настройщик пианино, два других работали в хлебопекарне. По их лицам обильно струилась кровь.

- Расстреляю!.. - неистово кричал один из офицеров.

Он допытывался, где находится партизанский отряд и кто из местного населения снабжает его продуктами. Все трое молчали. Тогда произошло нечто ужасное. Скомкав газету, палач поджег ее и поднес пламя прямо к лицу настройщика. Раздался дикий, нечеловеческий крик. На несчастной жертве загорелись борода и волосы. Человек упал без сознания. Пытки и издевательства продолжались несколько часов. Обессиленных, измученных, нас поместили в сарае пожарной команды. Мысль о побеге не покидала меня ни па минуту. Под утро я попросил одного из солдат принести воды, и когда тот принес, мы сообща повалили его на пол, оглушили лежавшим в углу кирпичом и бросились бежать. Вдогонку нам раздались беспорядочные выстрелы. Два моих товарища были убиты, а мне и еще одному - рабочему хлебопекарни - удалось убежать. Я чувствовал острую боль в руке - был ранен. Остаток ночи мы провели в небольшой часовне на кладбище.

Утром мы отчетливо услышали выстрелы. Они приближались. Издали доносились крики "ура" - самое страшное для немцев. В местечко ворвался наш партизанский отряд. Застигнутые врасплох немцы были уничтожены. Вооружение отряда пополнилось новенькими автоматами, ящиками боеприпасов, пятнадцатью мотоциклами и двумя танкетками.

Радости жителей не было предела. Партизан целовали, обнимали, угощали молоком, салом, фруктами. Со слезами на глазах рассказывали жители об издевательствах немцев. За три дня пребывания фашистов в местечке были убиты шестьдесят три человека, из них пятьдесят поляков.

Над свежей могилой своих матерей, жен и детей партизаны и все жители местечка заявили:

- Невинная кровь призывает к мщению. До последних сил мы будем биться с озверелыми бандитами. Уничтожим фашистского зверя. Победа недалека!

Дети

Особую страницу в историю героизма впишут дети.

Безразлично, какую фамилию носил этот двенадцатилетний мальчик, как его звали. Таких, как он, появляется теперь много. Я пишу именно о нем потому, что как раз его историю, простую и потрясающую, рассказал мне очевидец.

Уже гудят по дороге немецкие танки. Вот-вот покажутся у околицы стальные каски. Старая украинская деревня, которая хорошо помнит борьбу с немцами двадцать с лишком лет назад. Поблизости лес - можно углубиться в зеленую чащу, притаиться, нападать издали на вражеские части.

Все мужчины уходят в лес. На лошадей - и айда! На дороге пыль. И в облаке пыли бежит за верховыми двенадцатилетний мальчик. Партизаны уходят, оставляют его в деревне.

Детские руки хватаются за стремена, дрожащие пальцы вцепляются в конские гривы. Но как взять с собой в лес двенадцатилетнего, на долю и недолю, на жизнь и на смерть, на борьбу, в которой нужны силы мужчины и выдержка мужчины?

И все же жаль этого мальца, который, обливаясь слезами, бежит за лошадью, отчаянно цепляясь за стремена. Детское сердце ранено до дна: не признали достойным партизанских рядов, не признали достойным взять в руки оружие. А он чувствует, всей душой чувствует, что и он может так же. Так же, как другие. И он хочет быть таким же, как другие. Лошади бегут все быстрее. Босые ноги не поспевают по запыленной дороге. В голосе отчаяние.

И вот кто-то, сжалившись, наклоняется с седла, подает небольшой предмет.

- На-ка гранату. Сиди в деревне, если что - дашь знать. Замечай, что и как. А если понадобится - лупи гранатой.

Слезы моментально высыхают. Детские руки обхватывают холодный металл гранаты. Да, теперь все в порядке. Граната. Как у партизан. И поручение - как взрослому человеку.

Граната спрятана за пазуху. Двенадцатилетний мальчик идет, возвращается в деревню. Как поручено - примечает. Никто не обращает внимания на ребенка. Немцы еще не осмотрелись в деревне, еще осторожно задержались на окраине.

Мальчик примечает. В избе у дороги - штаб. Суетятся немецкие офицеры. Часовые у дверей. За пазухой прикосновение металла. Маленькая рука осторожно проверяет. Нет, граната никуда не девалась, она тут, за пазухой. А в избе, на окраине деревни, - немецкий штаб, немецкие офицеры.

Прежде чем они начнут грабить деревню, прежде чем начнут жечь избы, убивать детей и женщин, прежде чем разразится ад, о котором малыш хорошо знает, - прямо-прямо в ту избу. Его голос не дрогнет, глаз не моргнет, когда его резким голосом окликнет часовой. Он жестами показывает, что у него есть сообщение для штаба, что ему непременно надо войти.

В дверь выглядывает офицер. На ломаном украинском языке спрашивает, в чем дело. Голос мальчика не дрожит. Он смотрит прямо в глаза офицеру. Так и так, он хочет сообщить, где скрываются партизаны.

Его ведут в избу. Там за столом сидят шестеро тех. Склонившись над картой, они трещат по-своему между собой. Глаза от карты поднимаются на вошедшего.

Так и так. Мальчик подсчитывает, примечает. Шестеро. Эполеты, знаки различия. Нет никаких сомнений - высшее офицерство.

За пазухой холодное прикосновение гранаты. Холодно смотрят детские глаза. Считают, рассчитывают. Как и куда надо подойти. Как надо сделать, чтобы удалось. Он отвечает спокойно, рассудительно. Так, мол, и так. Ушли из деревни партизанить. Все до одного.

Жесткие голоса нетерпеливо расспрашивают. Мальчик медленно, спокойно отвечает. Рассказывает целую историю. По-крестьянски, не торопясь, подробно. Чтобы было время рассчитать. Чтобы успокоить этих за столом, если они случайно что-нибудь заподозрят.

Наконец самый главный - он сидит посредине - машет рукой. Довольно. Он уже все знает - что ушли и как ушли. Осталось узнать одно: где они?

Переводчик повторяет мальчику вопрос:

- Где партизаны?

Мальчик делает шаг вперед. Вот он уже у стола. Лицом к лицу с шестерыми. Спокойным, недетским голосом он говорит прямо в лицо шестерым офицерам:

- Партизаны везде.

И молниеносным движением выхватывает из-за пазухи гранату. Молниеносным движением в тех за столом. Прежде чем они успели вскочить, прежде чем успели крикнуть, понять, что происходит, приходит смерть.

И с ними двенадцатилетний мальчик. Один за шестерых. Его детское личико застывает в жесткие, суровые черты взрослого человека. На мертвом лбу величие героя.

Его не схоронит никакая могила, его не засыплет родимая земля. Детское тело обратится в золотое пламя в сожженной хате. Золотым пламенем загорится над украинской деревней пламенное отроческое сердце.

И потому безразлично, как была его фамилия, каким именем звала его мать, когда он бегал по полю. Он один из сотен - этот порыв детского сердца, мужество ребенка, который знает, понимает и умеет любить так же горячо, как взрослый человек. И умеет погибнуть так же прекрасно, как взрослый человек.

Назад Дальше