Фрэнки, Персик и я - Карен Маккомби 2 стр.


Хм, похоже, тетя В. заступалась за свою застенчивую Стеллу-"звездочку", что, впрочем, не было большим сюрпризом, если подумать. Я хочу сказать, что, когда мама и папа сообщили о том, что распродают все и перевозят нас в Портки, прошу прощения, в Портбор, тетя В. просто расхохоталась.

"Ну, конечно! Чтобы вы взяли и просто так бросили свой дом, карьеру, друзей и все остальное! -усмехнулась она, думая, что мои родители просто шутят, заводя разговоры о новых проектах и о пользе морского воздуха. Но она перестала смеяться, когда они предъявили ей документы из агентства по недвижимости на эту заброшенную груду кирпичей и изъеденного жуками дерева, которая почему-то именовалась "коттеджем из натуральных материалов". Тетя В. побледнела и нахмурилась так сильно, что на лбу проступила сетка морщин; она с трудом выдавила из себя: "Вам что, кто-то заплатил, чтобы вы переехали в этот загон для скота?"

Надо сказать, что тетя В. предпочитает резкость утонченности. Она всегда говорит, что думает, - в отличие от меня, потому что я, как правило, думаю то, что ни за что не скажу. Поэтому, хотя временами тетя В. бывает столь саркастична, что я просто подпрыгиваю от ее слов, я обрадовалась, что она заговорила вслух о нашем переезде, чего я бы не сделала и через миллион лет. Она громко изумлялась, как это, будучи в здравом уме, можно добровольно променять одну из самых больших, самых шумных столиц в Европе на обветшалый, скучный, старый городишко южного побережья.

"Малышам понравится расти у моря!" - такой аргумент постоянно приводил отец.

(Ну знаешь, папочка, на этот счет можно и поспорить!)

Она настойчиво хотела знать, почему кто-то выражает желание уехать от множества кинотеатров-мультиплекс, которые показывают все - от самых новых диснеевских фильмов до длиннейших пышных постановочных картин индийского Болливуда, - и поселиться в городишке, в котором, наверное, нет даже магазина видео.

"Более простая жизнь нам подойдет больше".

(Говори за себя, папочка. )

"А как насчет всех тех культурных мероприятий, которых теперь будут лишены твои дети?" - настаивала тетя В., напомнив моим родителям, что не далее как на прошлой неделе наше семейство имело бледный вид в марокканском ресторанчике в Кэмдене, поскольку Джейми и Джейк устроили сражение, бросаясь друг в друга мясом кускуса. Отныне самым экзотическим местом, из которого нас могли попросить, была забегаловка "Рыба и чипсы" на приморском бульваре.

"Нас это больше сплотит как семью", - попыталась объяснить мама тете В., которая фыркнула так громко, что я даже развеселилась.

Но все саркастические шутки тети В. по поводу того, что мы променяли первоклассную, с комнатами на разных уровнях квартиру в Кентиш-Таун на развалюху где-то на краю света, не имели никакого эффекта. Так что на прошлой неделе я начала снимать постеры с моих окрашенных в сиреневый цвет стен. Теперь же мне нужно было прикреплять эти постеры на стены, на которых вообще не было краски. И даже штукатурки, если на то пошло. Но самое ужасное, еще хуже, чем променять нормальные стены на булыжные, было в том, что мне пришлось променять лучшую в мире компанию друзей (Фрэнки, Лорен, Элени, Нейша, Парминдер) на... одиночество. Просто пустоту. И если уж даже уверенная в себе тетя В. считала это слишком суровым испытанием, то для меня одиночество было самой ужасной вещью в жизни...

- Цеюешься, цеюешься с майсиком!

Несколько мгновений я не могла понять, о чем талдычит Джейк: следя за мамой, которая то исчезала в гостиной, то снова выходила из нее, я только сейчас заметила, что Джейми, счастливый от того, что его раскачивали вверх ногами, теперь стал цвета спелой сливы, потому что вся кровь прилила ему к голове.

Я поставила своего братца на ноги и опустилась на колени, придерживая его за плечи, чтобы он не упал. Но Джейми немедленно просиял и сказал: "Еще!" Я поняла, что с ним все в порядке.

А потом краем глаза я заметила, что собирается сделать Джейк...

- Немедленно отдай мне это, Джейк! - скомандовала я, чувствуя, как замерло сердце, едва я разглядела фотографию, которую он зажал в своих липких пальцах.

Боже, как глупо!

Когда кто-нибудь из моих братцев схватит что-нибудь, чего не должен брать, нет никакого способа с ними договориться. Все, что вы можете сделать, это игнорировать их до тех пор, пока эта вещь им не надоест, а затем украсть ее у них или использовать грубую силу, то есть держать их вверх ногами до тех пор, пока уворованная добыча не вывалится из их карманов.

- Стейя цеюет майсика! - ухмыльнулся Джейк, держа фото подальше от меня в одной руке и одновременно отлепляя от своего века приклеившийся к нему кусок скотча.

- Я помогу тебе, Джейк, - поспешно проговорила я, отпуская Джейми, который тут же, хихикая, развалился на полу, и наклонилась, чтобы отлепить полоску скотча с лица Джейка.

На самом деле это больше походило на то, что "мальчик целует Стеллу" (да и то всего лишь в щеку), но сейчас это было не важно. А важно было то, что мне подвернулся единственный шанс: если притвориться, что я не замечаю того, что Джейк держит в руках фото, единственное фото Сэба, которое у меня есть (похоже, Джейк вместе с Джейми совершили набег на мою сумочку), может, мне удастся выхватить его из шаловливых ручонок моего братца, пока он не съел его или не подарил одному из рабочих, носивших вещи.

- Липкий, - пробормотал Джейк, показывая пальцем на скотч, удерживающий мои колготки на его голове.

- Я знаю, Джейк. - Я дружелюбно улыбнулась ему.

Быстрый рывок ленты, дикое восхищение моего братца тем, что половина его ресниц приклеилась к липкой коричневой ленте, и я могу вернуть себе Сэба, вернее, то, что от него осталось.

"Как жаль, что не осталось времени! С любовью С. ", - нацарапал он на обратной стороне фото, сделанного на моей прощальной вечеринке вчера вечером.

Не осталось времени? Ну, это слишком слабо сказано... Я была влюблена в Сэба уже целый год, и он практически написал мне, что чувствует то же самое. И именно в этот момент я должна срочно уехать из Лондона!

- Так, осторожненько, - бормотала я, медленно отдирая ленту одной рукой и протягивая другую за фото.

Но вдруг...

Вы знаете, что двухлетние дети имеют молниеносную реакцию? Я почувствовала, как жирный маленький палец Джейми провел чем-то сладким по моему подбородку и верхней губе. Судя по запаху, это был клубничный блеск для губ, который он, должно быть, нашел на полу. Я лишь попыталась осторожно оттолкнуть его руку, пока он не попал пальцем мне в ноздрю, но в это время почувствовала внезапную боль в руке.

- Джейми! - услышала я громкий голос отца, донесшийся снизу от входной двери. - Сколько раз я должен тебе говорить?! Кусаться - это очень плохо!

- Пьясти, Стейя, - прошепелявил Джейми, гладя мои волосы, как будто я кошка.

- Рр-а-а-а! Рр-у-у-у! - между тем орал Джейк, скатываясь кубарем прямо под ноги отцу, который поднимался по лестнице, неся в руках телевизор.

Колготки, все еще прилепленные к голове Джейка, шлепались о ступеньки, когда он на предельной скорости катился вниз. А фотография? Все, что мне было видно, так это смятый белый краешек, торчащий из кулачка Джейка.

"Прощай, Сэб... - подумала я, - прощай, вся моя прошлая жизнь. И здравствуй... Что же именно?"

Глава 3.
Вонь, вечеринка и смятое фото

Сообщение от Фрэнки - да-а-а-а!!!

"Извини, приехала бабушка, не могла перезвонить раньше, - прочитала я на маленьком экране моего мобильника. - Ну как новый дом? Ф. ".

Кнопки моего мобильника никак не могли справиться с ответом, который я печатала на экране. Но "свиинтовсссс" было единственное сочиненное слово, которое могло описать мои мысли по поводу моего "дома" в данный момент.

"Почему свинтовсссс? - пришел немедленный ответ. - Извини, моя мобила требует зарядки. Пиши".

Семь часов вечера, суббота. Сейчас Фрэнки вышла из дома и встретилась с Нейшей и остальными, а я торчу здесь одна в своей комнате. Эта комната пахнет картоном, сыростью и детской рвотой (свинтовсссс!) - явно не то сочетание запахов, которое Кристиан Диор или какая-нибудь другая фирма захотела бы использовать в качестве последнего образца духов.

Запах картона издавали коробки, в которые я запихала все свои сокровища (у меня не было никакого энтузиазма вынимать их сейчас). Запах сырости стоял потому... потому что мы въехали в лачугу, пропахшую плесенью. ("Но как много исторических мыслей навевает этот дом! Ты чувствуешь, Стелла? Весь этот старинный шарм!" - проворковала мама, когда я показала пальцем на дивную, черную и, безусловно, историческую плесень на стене в ванной. ) Запах рвоты появился вследствие того, что Джейми съел полбанки малинового джема и небольшой кусок мыла, причем мой братец выбрал именно мою комнату, где спрятался от обеспокоенных предков, чтобы отрыгнуть красную пенистую гадость. Интересно, кто в такой ситуации (после удаления всей этой дряни с видавшего виды ковра, а затем выноса коробок из-под пиццы после обеда) захотел бы выйти на вечернюю прогулку, чтобы насладиться прелестями окрестностей Портбора?

Мои родители здорово обрадовались, когда я предложила им присмотреть за малышами, особенно после захватывающей рвоты Джейми. Но через несколько мгновений мальчишки преспокойно уснули (после того как они погрузились в свое синхронное ночное сопение, их могло разбудить только извержение вулкана). Во всяком случае, насколько я успела заметить, исследование достопримечательностей Портбора вряд ли могло занять больше семи минут.

Но в данный момент я как могла (и все из-за вони) наслаждалась этими драгоценными семью минутами отпущенного мне спокойствия. Не надо было улыбаться и притворяться перед родителями, что со мной все в порядке и что я в восторге от этого идиотского переезда.

"Интересно, куда идет Фрэнки сегодня вечером? - грустно думала я, безуспешно стараясь открыть наглухо закрытое окно в своей комнате, чтобы впустить хоть немного свежего воздуха. - Интересно, будут они обсуждать мою прощальную вечеринку? Будут они говорить обо мне и Сэбе?"

"Знаешь, а ведь он придет!" - усмехнувшись, сказала мне Фрэнки вчера днем в классе.

Это был последний день четверти, мой последний день в Лондоне...

"Он не придет!" - с трудом выговорила я, стараясь убедить себя, что Фрэнки просто старается меня завести. Но я знала, что какой бы шумливой и лживой ни была моя лучшая подруга, она не могла быть так жестока, не могла сказать это, чтобы просто подразнить меня. А если так оно и есть?

Да нет, не может быть! Так что позже, дома у Фрэнки, окруженная орущей бандой своих лучших подруг и целой толпой одноклассников, которых тоже до кучи пригласила Фрэнки, за столом, ломившимся от всяких блюд, которые специально для нас приготовила мама Фрэнки, я чуть не упала в обморок, когда увидела в дверях Сэба. Он улыбался своей обычной ослепительной, немного насмешливой улыбкой, и - вау! - он улыбался мне...

"Не может быть! Не верю, что он здесь!" - прошептала я, наклонившись к Фрэнки, одновременно не спуская глаз с Сэба, который неторопливо отправился на кухню со своим приятелем, чтобы налить себе что-нибудь.

"Можешь считать это прощальным подарком от меня!" - рассмеялась Фрэнки.

На этой неделе она успела перекинуться с ним парой слов за ланчем в индийском ресторанчике на Хай-стрит. Сэб был невозмутим как всегда. Хотя он был на год старше, он оказался не из тех парней, которые смотрят на тебя сверху вниз только потому, что ты моложе. Он всегда говорил при встрече мне и моим подружкам: "Привет, как дела?" Но, к несчастью, я всегда была так скована смущением, что не могла выдавить в ответ ничего, кроме застенчивого: "Привет!" Вот у Фрэнки никогда не было моих проблем. Она может разговаривать с кем угодно - с родителями, учителями, шикарными парнями вроде Сэба, - как будто все они ее старые друзья. Поэтому в четверг, в индийском ресторанчике, за обжигающим пальцы горячим кебабом, Фрэнки как ни в чем не бывало пригласила Сэба на вечеринку, которую она устраивала в мою честь.

Так что мне по гроб жизни надо быть благодарной Судьбоносным Кебабам и моей лучшей подруге за то, что это случилось...

"Ты что-то знаешь?" - улыбнулся мне Сэб своей чарующей, немного кривой улыбкой, когда наконец подошел ко мне.

Я не ответила. Не осмелилась сказать что-нибудь в ответ и понадеялась, что одной улыбки будет достаточно, чтобы он продолжил разговор. К счастью, этого действительно хватило.

"Я всегда считал тебя очень красивой, Стелла".

Странно, но я не упала к его ногам после этих слов, а даже постаралась выдавить из себя что-то вроде "да-а-а?.. ". Это было немного, но я надеялась, что Сэб поймет, что это означает: "То же самое я думаю о тебе". Конечно, эффект был бы совсем другим, если бы при этом я смотрела ему в глаза, а не в коленные чашечки...

А потом Фрэнки - Фрэнки, которая сделала так, чтобы это сумасшедшее, волшебное мгновенье вообще случилось, - постаралась полностью все испортить, направив на нас старинный отцовский "Полароид" и ослепив вспышкой меня и Сэба. Я изо всех сил моргала, чтобы перед глазами исчезли белые, с неясными краями кружащиеся пятна, когда случились две вещи: во-первых, я услышала, как приятель Сэба кричит ему, чтобы тот поторопился, потому что ему нужно уходить, и, во-вторых, почувствовала, что Сэб целует меня в щеку (раз! - меня ослепила еще одна вспышка).

Менее чем двадцать четыре часа спустя, с несколькими занозами в пальцах от попытки распахнуть настежь окно своей спальни, я все еще чувствовала холодок на щеке в память о том поцелуе. (Да и как я вообще могла его забыть? Ведь это был мой первый поцелуй - поцелуй мальчика, а не мамы или папы, братьев или родственников. )

И теперь, сидя на подоконнике, возвышаясь над хаосом, царившим в моей спальне, и устремив взгляд вниз на смесь из сорняков и булыжников, носившую гордое название "сад у нашего дома", и дальше - через путаницу крыш к морю, где визгливо кричали чайки, я хотела только одного - вернуться назад в тот единственный и неповторимый день и прожить его снова. Но не как скромница Стелла. О нет! Я хотела стать совсем другой Стеллой - Стеллой-звездой, которая уверенно улыбнулась бы Сэбу и сказала: "Сэб, я тоже всегда считала тебя очень привлекательным парнем!" И тогда все было бы по-другому. Может быть, он продолжил бы говорить о своей вечной любви ко мне и мы бы провели лето, посылая друг другу по электронной почте любовные сообщения и планируя поездки для встречи друг с другом.

Однако - упс! - я не была той Стеллой. Я была другой Стеллой, которая в субботний вечер торчит совсем одна в затхлой комнате с занозами в пальцах, даже не имея фотокарточки Сэба для компании.

Черт возьми, Фрэнки приложила столько усилий, чтобы он сделал надпись на фото прошлым вечером, а теперь я не могу найти даже смятый краешек ее в этом беспорядке.

Уфф. Я серьезно опасалась впасть в уныние. Надо что-то делать. Прежде всего, надо написать список. Вот ручка, вот кусок картона, оторванный от какой-то коробки...

Что мне нравится в Портбее:

• Можно называть его не Портбей, а Портбор или Портжуть.

• Щит с надписью "Теперь вы покинули Портбей" по дороге в Лондон.

О чем я буду грустить (порядок необязателен):

• О нашей квартире в Кентиш-Таун.

• О моей комнате.

• О любимом рынке Кэмден неподалеку.

• Об автобусе № 134, доставлявшем вас для субботних покупок прямо в Вест-Энд.

• О Клайве, нашем ненормальном соседе, любящем распахивать настежь окна и петь песни Фрэнка Синатры тонким хриплым голосом.

• О Хэмстед Хит, который начинается буквально за порогом.

• О случайных встречах с Сэбом в школьном коридоре.

• Обо всей моей шумной, смешливой компании.

• О Фрэнки (конечно).

• И не забыть тетю Эсме...

Упс... Может быть, этот список был плохим развлечением? Тоска по дому стала только сильнее.

"Стелла, моя детка, если происходящие события так сильно портят тебе настроение, что дальше-то будет?"

"Сделай что-нибудь приятное!" - улыбалась я тете Эсме, которую называла тетя Мамми, когда только училась говорить. (Маму это немного задевало, но, принимая во внимание, что тетя Эсме была моей приходящей няней и я видела ее чаще, чем маму, это вряд ли могло вызвать удивление. )

"Так и надо, моя деточка, делать что-нибудь приятное!" Она улыбалась мне в ответ, как будто была учительницей, а я - ее ученицей Стеллой-звездой.

Тетя Эсме (не моя тетя, а мама Фрэнки) обожает всякие броские фразы. Она принадлежит к разряду дам, которые в восторге от тебя, когда ты совсем маленькая девочка, и тебя можно тискать и обнимать (или печальный тринадцатилетний подросток, навсегда покидающий Лондон).

"Знаешь, самые большие тихони обычно самые умные, - иногда шептала мне она, когда я была младше и, тихо сидя за столом у нее на кухне, испытывала беспричинное счастье, рисуя кривые цветы и пятнистых кошек. - Ты совсем не похожа на мою Франческу, благослови ее, боже".

И она великодушно улыбалась Фрэнки, которая в это время делала что-нибудь шумное - например, на бешеной скорости носилась по комнате и гудела, воображая себя, вероятно, пожарной машиной.

И хотя теперь я живу на другой планете под названием Портбор, слова тети Эсме довольно явственно звучат у меня в ушах.

Да, это было время, когда я старалась сделать что-нибудь хорошее.

Так что я распаковала мою большую красную пластиковую сумку с принадлежностями для рисования и, сняв крышку с коробки, стала любоваться прекрасными оттенками цветных меловых карандашей (они довольно-таки дорогие, но я больше всего люблю ими рисовать). Я прикрепила на стену карикатуры на Нейшу и Лорен, которые нарисовала для выставки школьного творчества, проводившейся в прошлой четверти. (Я получила за них грамоту, но Лорен немного обиделась на меня и сказала, что я изобразила ее похожей на какой-то вулкан. И все же я не думаю, что ей не понравилось. ) Я прикрепила к стене мои любимые фотографии, на которых я была снята вместе с Фрэнки: серию никуда не годных моментальных снимков, на которых мы обе валяем дурака. Я поставила на комод все мои прощальные подарки, потрогала ожерелье, которое подарила мне Лорен, понюхала подарок из "Боди-шопа" от Парминдер, с улыбкой послушала сделанное Элени на CD попурри из наших любимых песен и посмеялась, слушая хип-хоповый диск от Нейши. (Сама она его еще не слышала, но все равно старалась обратить меня в ту музыкальную веру, которую исповедовала. ) Еще были шикарные профессиональные ручки для рисования, которые подарила мне Фрэнки. ("Теперь ты сможешь делать карикатуры на всех своих НОВЫХ друзей, когда позабудешь о нас", - шутливо написала она в приложенной карточке. )

Но хотя все эти вещи заставили меня улыбнуться, ни одна из них не развеселила меня и не огорчила. И ни одна не смогла отвлечь меня от тошнотворного запаха, которым была пропитана моя комната.

Назад Дальше