Следующим утром за закрытыми дверьми кабинета директора ФБР двое мужчин внимательно слушали запись беседы Коллинза с Мейнардом.
- Мерзавец! - вскочил на ноги Тайнэн, как только кончилась лента. - Проклятый предатель! Выключи машину, Гарри.
Эдкок торопливо повиновался.
- Да я этому грязному подонку Коллинзу шею сверну, - ударил себя кулаком по ладони Тайнэн. - Нам-то он ничего не сделает, но мы его живо уберем с пути. Вот Мейнард меня беспокоит намного больше. Этот вонючий красный либерал действительно может доставить нам массу неприятностей, если начнет поливать поправку грязью.
- Но он же сказал, шеф, что ему нужны доказательства.
- Я ему не верю. Нет, с такими сволочами рисковать нельзя, надо принимать меры.
- Коллинза-то обезвредить нетрудно, - заметил Эдкок. - Прокрутить эту ленту президенту, и он его сам с треском выставит.
- Нет, Гарри, - поднял руку Тайнэн. - Ты и твои ребята здорово поработали в Калифорнии. Пленкам этим цены нет, но президента в детали нашей работы посвящать неразумно. Он бывает иногда очень прямолинеен. К тому же он и так все оставляет нам, не хочет сам ввязываться. Нет уж, давай-ка лучше примемся за министра юстиции и председателя Верховного суда нашими собственными методами.
- Есть идеи, шеф?
- Есть, - кивнул директор. - Начать следует с полной проверки Коллинза по линии Бюро.
- Но его ведь проверяли перед утверждением в должности министра, - напомнил Эдкок.
- Пустая формальность, - отмахнулся Тайнэн. - А сейчас лично отбери небольшую спецгруппу самых лучших людей, умеющих тихо выполнять важнейшие задания, всецело надежных и лично преданных своему директору. И чтобы проверили Коллинза в десять раз тщательней, чем при первой проверке. Собрать о нем все, что можно. Выпотрошить всех, с кем он только в жизни дело имел. Проверить первую жену, проверить сына, расследовать все о второй жене, о прислуге. Установить всю родню и не забыть таких дружков, как сенатор Хилльярд. Не пропустить никого!
- Слушаюсь, шеф. Считайте, что все уже готово.
- Хорошо. А теперь Джон Мейнард.
- Если хотите знать мое мнение, шеф, то проверка Мейнарда ничего не даст. Даже найди мы что-нибудь, его это не остановит.
- Но дискредитирует.
- Возможно. Но вы же знаете, как он популярен в стране.
- Знаю. Да, если он выйдет в отставку, чтобы обрушиться на нас, его ничто не остановит. - Казалось, что Тайнэн рассуждает сам с собой вслух. - Он пойдет на все, да. - Лицо директора ФБР потемнело. - Но и мы тогда пойдем на все. Он или мы! Можно, конечно… - Задумавшись, Тайнэн замолчал.
- Да, шеф? - вопросительно посмотрел на него Эдкок.
- Надо еще подумать, - покачал головой Тайнэн. Потом добавил: - И потребуется много денег…
- Но есть ведь фонд президента…
- Не годится, - перебил помощника Тайнэн. - Слишком явно. И я ведь уже сказал, что президента впутывать ни к чему. Мы должны делать свое дело, а он пожинать плоды наших трудов. Нет, для боевых действий нужны деньги, источник которых никому не проследить… - И вдруг Тайнэн опять стукнул себя кулаком по ладони. - Черт возьми, Гарри, придумал!
Весь в возбуждении от осенившей его мысли, Тайнэн уселся за письменный стол и вызвал по переговорному устройству секретаршу.
- Бет! Найдите дело Дональда Раденбау и немедленно принесите мне.
Эдкок ничего не понимал.
- Раденбау ведь сидит в Льюисберге.
- Знаю.
- Я думал, вы ищете крупную сумму.
- Ищу, - ухмыльнулся Тайнэн. - И знаю, у кого она есть и кто не будет болтать. Ты уж, Гарри, поверь старому Вернону и потерпи немного.
Через несколько минут Бет принесла досье.
Оставшись снова наедине с Эдкоком, Тайнэн раскрыл папку и начал перелистывать страницы:
- Так, Раденбау… вымогательство… По сведениям Хайлэнда, должен доставить деньги в Майами-Бич… Денег при аресте не обнаружено… Затем процесс… Признали виновным… Пятнадцать лет… Отсидел уже два года восемь месяцев… То, что надо!
Закрыв папку, довольный Тайнэн посмотрел на собеседника.
- Отлично, - сказал он. - Должен признаться, что, если это получится, я гений. Вмешайся только наш дорогой председатель Верховного суда, и мы его приветим.
- Не понял, шеф.
- Скоро поймешь. А пока выполняй приказы. Прежде чем приступить к проверке Коллинза, приватно позвонишь начальнику Льюисбергской тюрьмы Брюссу Дженкинсу. Ему доверять можно, он мне многим обязан. Скажешь ему, что я хочу встретиться с одним из заключенных, Дональдом Раденбау, сегодня ночью - ну, скажем, часа в два - и за пределами тюрьмы. Пусть найдет укромное местечко, где мы сумеем побеседовать по душам. И учти, Гарри, сейчас все поставлено на карту, абсолютно все.
Машину Гарри Эдкок вел к очень осторожно. Было без четверти два ночи, и только луна освещала эту редко используемую лесную дорогу.
- Ты уверен, Гарри, что нашего отъезда никто не заметил? - в третий раз за последний час спросил сидящий на переднем сиденье рядом с Эдкоком Вернон Т. Тайнэн.
- Абсолютно уверен, - снова заверил его Эдкок. - Более того, я отпечатал ложный список ваших дел на сегодняшний вечер в Вашингтоне и довел его до общего сведения.
- Молодец, Гарри, молодей. - Тайнэн смотрел в ветровое стекло на густую листву деревьев, вплотную подступивших к дороге. - Ни черта не видно. Мы не заблудились?
- Я подробно следую указаниям начальника тюрьмы, - ответил Эдкок. - Дженкинс дал точный маршрут.
- Долго еще ехать?
- Мы почти на месте, шеф.
Маленький частный реактивный самолет доставил их из Вашингтона в Гаррисберг, штат Пенсильвания. Других пассажиров в самолете не было. В аэропорту Гаррисберга уже ждал взятый напрокат "кадиллак". Эдкок сразу же сел за руль, Тайнэн устроился рядом, расстелив между ними испещренную красными пометками карту района Льюисберга. Покинув Гаррисберг, они по мосту пересекли Саскуиханну и понеслись по федеральному шоссе № 15 вдоль западного берега реки. Покрыв за полтора часа около пятидесяти миль, они достигли первого указанного им ориентира, Бакнелльского университета, потом въехали в казавшийся призрачным в этот поздний час город Льюисберг. Проезжая городскую школу, Эдкок сбавил ход, чтобы свериться с картой, нашел нужный поворот на магистраль и выехал на окраину города.
- Здесь поворот к воротам тюрьмы, - указал он налево. - Но Дженкинс сказал, чтобы мы проехали дальше по шоссе и потом свернули влево у больницы евангелистов, объезжая тюрьму с северной стороны…
….. Нас там никто не заметит? - спросил встревоженно Тайнэн.
- Нет, шеф, место там глухое. Да и ночь сейчас поздняя. Доехав до лесного проселка, мы должны свернуть на него и проехать сквозь лес до южной опушки, откуда видны стены и водонапорная башня тюрьмы; там мы должны ждать.
И теперь они медленно ехали через лес.
Эдкок наклонился вперед, увидев конец дороги, и одновременно с ним наклонился вперед Тайнэн, осматривая опушку.
- Кажется, прибыли, - пробормотал Эдкок. - Дженкинс говорил, что здесь направо должна быть просека. Точно, вот и она.
Свернув с дороги вправо, он резко переложил руль налево и затормозил. Вдалеке смутно вырисовывались силуэты бетонной стены тюрьмы, крыши зданий тюремного двора и водонапорной башни.
Выключив фары, Эдкок махнул рукой в сторону тюрьмы.
- Заведение максимального режима. Много там сидит крепких орешков.
- Раденбау не из их числа, - ответил Тайнэн. - Он из теста помягче. Политзаключенный.
- Я и не подозревал, что он политзаключенный.
- Официально - нет, на самом деле - да. Слишком много знал о том, что делается наверху. За это тоже сажают.
Несколько минут спустя Эдкок дернул Тайнэна за рукав.
- Кажется, едут, шеф.
Напрягая зрение, Тайнэн различил сквозь ветровое стекло два пятнышка света, приближающихся к ним по дороге.
- Должно быть, Дженкинс, - сказал он. - Едет с одними подфарниками. Ладно. Дальше действуем так. Я пересяду назад. Ты останешься за рулем. Говорить буду я. А ты знай слушай. И помни, что дело у нас общее.
Тайнэн вылез из машины, открыл заднюю дверцу и забился в угол сиденья.
На просеку въехала машина и остановилась ярдах в десяти от них. Заглох мотор. Погасли подфарники. Открылась и закрылась дверца. Затем послышались шаги. В окне Эдкока показалось сморщенное лицо начальника тюрьмы Брюса Дженкинса. Эдкок молча показал через плечо пальцем на заднее сиденье. Втянув голову, Дженкинс шагнул к заднему боковому окну.
Тайнэн наполовину опустил стекло.
- Здравствуй, Дженкинс, как поживаешь?
- Рад видеть вас, директор. Все в порядке. Привез, кого вы просили.
- Проблемы были?
- Почти нет. Он, правда, не очень-то жаждал вас видеть…
- Не любит меня, - хмыкнул Тайнэн.
- …но приехал. Любопытство его разобрало.
- Еще бы, - сказал Тайнэн. - Ну, не будем терять времени. Веди его сюда. Пусть сядет рядом со мной.
- Хорошо.
- Когда закончим, он вылезет, ты подойдешь ко мне. Возможно, будут для тебя кое-какие инструкции.
И еще. Этой встречи никогда не было.
- Какой встречи? - Морщинистое лицо тюремщика рассекла ухмылка.
Тайнэн ждал. Не прошло и минуты, как открылась противоположная дверца машины. Дженкинс сунул в кабину голову.
- Привел.
Дональд Раденбау замер за его спиной. Лица его Тайнэн не видел, видел только сведенные вместе кисти рук.
- Он что, в наручниках?
- Так точно, сэр.
- Сними их к чертям. Не тот разговор.
Зазвенели ключи. Тайнэн увидел, как тюремщик открывает замок и снимает наручники, как узник массирует запястья.
- Лезь в машину, - услышал он голос Дженкинса.
Дональд Раденбау наклонился, чтобы сесть в кабину. Теперь были видны его голова и лицо. Он мало изменился за три года заключения, разве что казался похудевшим в сером тюремном комбинезоне, который был ему велик. Лысина, венчик светлых волос, бакенбарды; глаза за очками в металлической оправе казались меньше из-за мешков под ними; худое, впалое лицо, неопрятные маленькие усики под тонким длинным носом. Бледный и угрюмый человек.
Забравшись в кабину, он забился в противоположный угол, как можно подальше от Тайнэна. Директор ФБР даже не пытался протянуть ему руку.
- Здравствуйте, Дон, - сказал он.
- Здравствуйте.
- Давно не виделись.
- Пожалуй, давно.
- Курить хотите? Гарри, дай ему сигарету и зажигалку.
Прикурив, Раденбау вернул зажигалку Эдкоку, два раза подряд глубоко затянулся, выпустил клуб дыма и, казалось, несколько расслабился.
- Как поживаете, Дон? - продолжал Тайнэн.
- Чертовски хороший возрос, - хмыкнул Раденбау.
- Что, неужели так плохо? - спросил Тайнэн сочувственно. - А я слышал, что вас определили в тюремную библиотеку.
- Я сижу в тюрьме, - ожесточенно ответил Раденбау. - В тюрьме, за решеткой, как животное, а я ни в чем не виноват.
- Да, я знаю, - ответил Тайнэн. - Тяжело это.
- Просто гнусно. Предусмотрено все, чтобы защитить вас от нас, - стальные двери, бетонные стены, тройные замки, электроника. Но не предусмотрено ничего, чтобы защитить нас от того, что творится внутри, - избиения, поножовщина, наркотики. Тюремщики один другого хуже. Еда ужасная и тесная клетушка-камера шесть на одиннадцать футов. Вы не хотели бы провести свои лучшие годы на планете размером шесть на одиннадцать? Стрижка в парикмахерской - огромное событие. Иногда письмо от дочери. Гнусно, особенно если знаешь, что нет никакой надежды.
Раденбау сердито замолк, жадно затягиваясь сигаретой.
Тайнэн внимательно смотрел на него.
- Да, это хуже всего, когда нет надежды, - согласился он сочувственно. - Жаль, что умер Ной Бакстер. Жаль. Он ведь был вашим предпоследним шансом выбраться отсюда.
- Предпоследним? - остро взглянул на него Раденбау.
- Да. Потому что ваш последний шанс - это я, Дон.
Раденбау впился взглядом в Тайнэна.
- Вы?
- Да, я, - кивнул Тайнэн. - Я приехал, чтобы предложить вам сделку, Дон. Чисто деловую и сугубо между нами. Я могу дать вам то, в чем вы нуждаетесь. Свободу. Вы можете дать мне то, в чем нуждаюсь я. Деньги. Вы готовы выслушать меня?
Раденбау молча кивнул.
- Итак, позвольте мне выложить все прямо и откровенно. Где-то во Флориде вы припрятали миллион долларов наличными, и не будем спорить, так это или нет. Я тщательно изучил ваше дело. Там, где то во Флориде, лежит миллиончик наличными, который приносит вам ноль процентов дохода. А жаль! Вы должны бы иметь хоть что-то с этих денег, и не через двенадцать лет, а сейчас. Что можно купить за такие деньги? И чего вы хотите больше всего на свете? Свободы? Вы сами сказали, что гниете в тюрьме заживо. Вы хотите выйти на волю. Я не могу сделать вас невиновным, поскольку таковым вас признал суд. Но я могу дать свободу. Продолжать?
- Продолжайте.
- Я не кровосос. И весь миллион у вас не потребую, хотя мог и, думаю, получил бы. Мне нужна лишь часть ваших денег, ну, скажем, для капиталовложения. Взамен я сокращу ваш пятнадцатилетний срок до того, что вы уже отсидели. Это нелегко, но в моих силах. После этого вы отправитесь в Майами, откопаете ваш миллион и доставите указанному мной посреднику 750 тысяч долларов. Остальное оставите себе, чтобы было с чего начинать новую жизнь. И, таким образом, наша сделка будет успешно завершена. Что вы на это скажете?
Тайнэн следил за лицом Раденбау, но не видел никакой реакции. Тот сидел, стиснув зубы, глядел прямо перед собой.
Тайнэн заговорил снова:
- Я понимаю, что вас интересуют подробности. Есть одна оговорка, на которую вам придется согласиться, иначе сделка отменяется. Я уже сказал, что дело это нелегкое. У меня нет власти освободить вас или выпустить под залог. Это могут сделать только члены специальной комиссии, а я точно знаю, что они намерены держать вас в тюрьме еще двенадцать лет. Я не могу выпустить из Льюисбергской тюрьмы Дональда Раденбау, но я могу выпустить из тюрьмы вас.
На этот раз Раденбау бросил взгляд на Тайнэна.
- Повторяю еще раз: дело трудное, но возможное. Для того чтобы прикрыть нас обоих, в день выхода из тюрьмы вы должны принять иное обличье. Такие превращения сложны, но осуществимы. Есть успешный опыт. С 1970 года начальник отдела контрразведки министерства юстиции дал новые обличья не менее чем пятистам осведомителям, свидетелям обвинения и людям, давшим важные для государства показания. Всем им тайно изменили внешность и место жительства. Этот метод применялся раньше, он может быть также успешно осуществлен и сейчас. Но только в данный момент я не смогу действовать через министерство юстиции, мне придется все делать самому.
Тайнэн ожидал, что его собеседник хоть как-то на это среагирует, но ошибся. Поэтому он продолжал.
- Прежде всего мы избавимся от Дональда Раденбау - это обязательное условие, иначе ничего не выйдет. Дженкинс заявит, что вы умерли от инфаркта или что вас зарезали уголовники. Лучше, конечно, придумать естественную смерть - меньше проблем. После этого мы вас выпустим. Изменим внешность, отпечатки пальцев, создадим совершенно новое обличье, новое имя и все необходимые документы - от свидетельства о рождении и карточки социального страхования до водительских прав и кредитной карточки. Через неделю вы начнете новую самостоятельную жизнь - свободным, независимым и весьма состоятельным человеком. Но Раденбау вы больше не будете. Я знаю, что у вас есть дочь, родственники, друзья, но им придется надеть траур. Правды они не должны узнать никогда. Понимаю, что вам будет тяжело, но это часть цены за свободу, наряду с 750 тысячами долларов. Вот так, - заключил Тайнэн, пытаясь рассмотреть стрелки часов. - У нас уже почти не осталось времени, Дон. Вы слышали мое первое и последнее предложение и должны решить: да или нет. Если скажете "нет" и предпочтете остаться гнить в тюрьме еще двенадцать лет - если вас, конечно, не зарежут уголовники - и выйти на свободу стариком, то можете цепляться за свои деньги и свое старое имя. Дело ваше. Если скажете "да", то получите свободу, кругленькую сумму наличными и новую жизнь, которой будете наслаждаться как новый человек. Выбор за вами.
Тайнэн замолк, чтобы все сказанное лучше дошло до собеседника. Подождав немного, он с пылом заговорил опять.
- Решать придется прямо сейчас, в ближайшие пять минут. Если отказываетесь, можете просто выйти из машины. Вас там ждет Дженкинс с наручниками, чтобы отвезти обратно в тюрьму. Если скажете "да", я сейчас же отдам соответствующие распоряжения и вам и Дженкинсу, вы выполните их и через неделю будете свободным человеком с четвертью миллиона в кармане. Итак, Дон, что же вы решили?
Только через пять дней после возвращения в Вашингтон из Калифорнии Коллинз сумел выехать в Льюисберг. Отчет президенту о служебной поездке был краток, поскольку многие из своих действий Коллинз опустил. Он решил пока не рассказывать президенту ни о поездке в Тьюл-Лейк, ни о встрече с Кифом, Юрковичем и Тобиасом, ни о приватной беседе с Мейнардом. Он просто не мог говорить с президентом об этом, потому что питал подозрения относительно роли последнего в сомнительных событиях, происходящих в Калифорнии. Он рассказал о дискуссии с Пирсом, а затем подробно остановился на своей речи, произнесенной перед юристами, пытаясь подать ее как большой успех, но президент был хорошо осведомлен и откровенно высказал недовольство.
- Вы недостаточно энергично боролись за наше дело, - сказал он Коллинзу. - Я ожидал от вас более сильного выступления. Тем не менее обстановка складывается в нашу пользу. Сегодня пришли хорошие новости.
Под хорошими новостями подразумевались последние данные Рональда Стидмэна по опросу членов законодательного собрания Калифорнии. В ассамблее за поправку высказались 65 процентов, против - 35 процентов. В сенате разрыв оказался меньше: соответственно 55 и 45 процентов. Коллинз с трудом скрыл разочарование.
Мысли о Льюисберге, единственной нити, способной вывести его к документу "Р", не оставляли Коллинза, и он надеялся вылететь туда на следующий же день. Но поручения президента и проблемы, возникшие в отделах гражданских прав и борьбы с преступностью его министерства, заставили отложить отъезд. Наконец он организовал поездку через своих подчиненных из управления тюрем под благовидным предлогом инспекции.
И вот он в Льюисберге, обход тюрьмы закончен, и ему предстоит перейти к истинной цели своей поездки.
- Могу ли я быть полезен чем-либо еще? - опросил Дженкинс.
- Спасибо, вы очень мне помогли, - любезно ответил Коллинз. - Я увидел уже все, что хотел, пожалуй, мне пора… - Он очень убедительно замялся. - Хотя еще… Мы расследуем дело об уклонении от уплаты налогов, и в связи с ним всплыло имя одного из ваших подопечных. Нельзя ли с ним побеседовать минут пять-десять с глазу на глаз?
- Разумеется, - ответил Дженкинс. - Скажите мне, кто он, и я немедленно пришлю его к вам.
- Раденбау, Дональд Раденбау. Интересно бы с ним поговорить.
Дженкинс не сумел скрыть изумления.
- Разве вы не читали сегодняшних газет?
- Нет, а что?