- Что ж, ладно, - согласился он наконец. - У нас нет выхода. Но тогда вы нам отдадите сбор со всех сеансов первого дня. То есть с трех сеансов.
Директор снова зажмурился.
- Из тебя выйдет толк, - сказал он. - Договорились!
И он напечатал на машинке текст договора. Под копирку. Они оба подписали по два экземпляра, и каждый получил свой.
- Порядок! - сказал директор. - В пятницу без опозданий!
Эмиль ушел. Договор хрустел у него в кармане.
Директор "Маяка" сразу же дал по телефону большое объявление в газету. Потом он позвонил в агентство рекламы и заказал дополнительно красные полосы к уже расклеенным афишам фильма "Эмиль и сыщики" со следующим текстом: "В течение недели сам Эмиль и все сыщики будут выступать после каждого сеанса!"
В это время Профессор сидел в редакции газеты и писал "Призыв к детям". Он рассказал про Джекки, про его беду и призвал ребят собирать деньги, чтобы помочь маленькому артисту. И подписал: "От имени Эмиля и сыщиков - Теодор Хаберланд, по прозвищу Профессор".
Он отнес текст в кабинет редактора. Редактор медленно прочел статью Профессора, позвал рассыльного и отправил его в типографию со словами: "Срочно набрать на первой полосе".
Зазвонил телефон. Редактор снял трубку.
- Вызывают из Грааля, - сказал он. - Кто это? Вторник? Какой Вторник? А, понятно. Да, он как раз сидит у меня. Профессор взял трубку и спросил:
- Что нового? Так. Так. Очень хорошо. Да, текст плакатов пусть остается без изменений. Наше обращение появится завтра в газете. Устал? Я тоже. Ну, всего. Пароль "Эмиль".
- А что за плакаты? - спросил редактор. Профессор рассказал, в чем дело.
- Да это же образец солидарности! - воскликнул редактор с воодушевлением. - Кстати, твое обращение прекрасно написано. Ты кем хочешь быть, когда вырастешь?
- Еще не знаю. Когда я был маленький, я хотел стать строителем. Теперь уже нет. Теперь меня больше интересует расщепление атома и все про электроны. Я это еще толком не понимаю. Но, наверное, это великолепная профессия. Ну, а теперь мне пора.
Он встал и поблагодарил редактора.
- Рад был познакомиться, - сказал редактор и проводил Профессора до двери.
А в это время на пляже в Граале Густав и Вторник прикрепляли кнопками к черной доске, на которой обычно вывешивали разные объявления, первый плакат.
У доски остановилось несколько детей. Густав погудел клаксоном.
Дети бежали сюда со всего пляжа. Подошли и взрослые. Плакат у всех вызывал интерес. Вторник сказал Густаву: - Нам надо, наверное, что-нибудь сказать. Подними-ка меня.
Густав опустился на колени, Вторник забрался к нему на плечи. Когда Густав снова встал на ноги, воцарилась тишина.
- Уважаемая публика! - крикнул Вторник. - Мы приехали сюда, чтобы попросить у вас помощи. Конечно, не для себя. А для мальчишки, которому сейчас очень паршиво. Кое-что об этом вы узнаете из нашего плаката. Подробнее прочтете завтра в местной газете. Кто не умеет сам читать, путь попросит старших. Мы сегодня еще побываем на семи других пляжах и надеемся, что все ребята откликнутся на наш призыв. Мои друзья - это Эмиль и сыщики. Я говорю это, чтобы вы не подумали, что мы можем вас обмануть. Кое-кто, наверное, уже слышал о нас. Мальчик, у которого я сижу на плечах, - это Густав с клаксоном.
Густав поклонился, а Вторник при этом чуть не упал на песок.
- А ты, наверное, малыш Вторник? - спросила какая-то девочка. - Я угадала?
- Так точно. Но все это не так важно. Главное, чтобы мы собрали деньги для Джекки. А теперь нам надо ехать дальше. Густав, спусти меня.
- Погоди! - буркнул Густав. - Наконец и я что-то придумал. Слушайте все! - крикнул он громко. - Деньги, которые вы соберете, можете положить на сберкнижку!
- Пока! - крикнул Вторник. - До встречи в кино "Маяк". Пароль "Эмиль".
- Пароль "Эмиль"! - многоголосым хором ответили ему дети Грааля.
Мотоциклетка подпрыгивала на неровной лесной дороге. Густав гудел. Оставалось развесить еще семь плакатов с призывом помочь Джекки Байрону, вернее, Паульхену Пашульке.
Глава четырнадцатая
СЕРЬЁЗНЫЙ РАЗГОВОР
В среду путешественники вернулись из Дании в Корлсбюттель. Клотильда была бледна как смерть. Ее замучила морская болезнь, и она уверяла, что и сейчас еще земля колеблется у нее под ногами.
Выпив капли, которые ей дал советник, она тут же убежала на кухню.
Все оказалось там в идеальном порядке. Клотильда просто глазам своим не верила.
Советник спросил ребят, произошли ли в их отсутствие какие-нибудь интересные события. Мальчики хотели было рассказать об острове с пальмой, но вспомнили совет капитана и смущенно покачали головами.
- Я так и думал, - сказал советник и улыбнулся. - Твоя мать, Тео, в ночь на среду вдруг очень разволновалась: ей показалось, что вам грозит какая-то опасность. Вот лишние доказательства того, что все эти предчувствия - сущая ерунда.
Сыщики переглянулись, но благоразумно промолчали. Вторник взял свою пижаму, зубную щетку, поблагодарил за гостеприимство и отправился в пансион к родителям.
Потом Профессор рассказал отцу про их неудачную попытку заставить мистера Байрона вернуться и про их план помощи Джекки.
- Знаешь, Джекки ночевал сегодня у нас на раскладушке. Сейчас он пошел в гости к Гансу. Если вы с мамой не против, он пока поживет у нас.
Господин Хаберланд не возражал.
- Вы хорошо воспользовались своей самостоятельностью, - сказал он. Хоть снова уезжай за границу.
Ребята, конечно, опять почувствовали себя неловко.
- Иногда взрослые все же нужны, - сказал Густав, как всегда, необдуманно.
Мальчики перепугались. Эмиль наступил Густаву на ногу. Густав охнул.
- Что с тобой? - спросил советник.
- Живот заболел, - сказал Густав.
Советник тут же принес желудочные капли, и, хотя Густав был здоров как бык, ему пришлось, ни слова не говоря, выпить лекарство.
Ребята ехидно улыбались.
- Если тебе не станет лучше, я дам тебе через десять минут еще двадцать капель.
- Нет, нет! - закричал Густав. - Я уже в полном порядке.
- Это замечательное средство. - Советник был доволен. - Оно действует безотказно.
…После обеда пришел капитан. Все еще сидели за столом. Поздоровавшись, он вынул свежую газету и сказал:
- Ну, ребята, вот это размах! Ради этого Джекки вы подняли на ноги чуть ли не все побережье. Кстати, где он?
- У вашего племянника, - ответил Эмиль.
Все сгрудились над газетой. Только Профессор не двинулся с места, хотя ему до смерти хотелось посмотреть, как выглядит его призыв.
Потом капитан показал объявление, где говорилось, что Эмиль и сыщики будут в течение недели выступать в кино после каждого сеанса и что весь сбор первого дня пойдет в пользу Джекки Байрона.
Пони была в восторге.
- Какое мне надеть платье? - спросила она взволнованно. - А может, позвонить, чтобы прислали из Берлина мое новое?
- Неужели это может доставить тебе удовольствие?! - изумленно воскликнул Густав.
- Какой ужас! - сказал Профессор. - Нас будут разглядывать, как колбасу на витрине.
- Ничего не поделаешь, - сказал Эмиль. - Есть ради чего страдать.
Пони встала.
- Ты куда? - спросила бабушка.
- Позвоню домой насчет платья.
- И не думай! Садись на место! - приказала бабушка.
Она сокрушенно покачала головой. - Как глупы женщины!
- Верно, - сказал Густав. - Она уже считает себя великой артисткой. Гретой Гарбо!
- Идиот! - буркнула Пони.
Он сделал вид, что не слышал, и сказал:
- Если бы я был девчонкой, я бы с горя ушел в монастырь.
- А если бы я была мальчишкой, - ответила Пони, - я бы дала тебе по шее.
…Капитан пошел в гостиницу, чтобы поговорить с Джекки. Но мальчика в гостинице не оказалось. Капитану сказали, что он на теннисном корте. Там капитан его и нашел. Джекки бегал и подбирал укатившиеся мячи. Увидев капитана, он радостно окликнул его:
- Привет, капитан!
- Привет, Джекки. Я хочу с тобой поговорить.
- К сожалению, сейчас никак не могу! - крикнул Джекки, кидая игроку два мяча и подымая три других, укатившихся с корта. - Я, как видите, работаю. Пятьдесят пфеннигов в час. Надо же зарабатывать на хлеб, верно? Я вообще не люблю болтаться без дела.
- Понятно, - сказал капитан. - Когда ты освободишься?
- Ровно через час, если меня не задержат.
- Тогда приходи ко мне ровно через час, если тебя не задержат.
- Есть, капитан! - крикнул Джекки и снова кинул игроку два мяча.
- Жду! - крикнул в ответ капитан и зашагал домой.
Бабушка, Эмиль и Пони отправились погулять в лес.
Пони отстала - она собирала цветы.
- Ты регулярно пишешь маме? - спросила бабушка Эмиля.
- Конечно. Она мне тоже пишет через день.
Они сели на траву. На ветке березы раскачивалась золотистая овсянка. По дорожке деловито расхаживала цапля.
- Я ей тоже написала. Из Копенгагена, - сказала бабушка, глядя на майского жука, который медленно расправил крылья и улетел. - Скажи, тебе нравится старшина Йешке, мой мальчик?
Эмиль испуганно поднял глаза.
- Разве ты об этом знаешь?
- Ты, может быть, недоволен, что моя дочь спрашивает моего совета, выходить ли ей снова замуж?
- Уже давно решено, что они поженятся.
- Ничего не решено, - возразила бабушка. - Ничего не решено.
Прибежала Пони, показала свой букет и крикнула:
- Я, кажется, хочу стать садовницей.
- Я согласна, я согласна, чтобы ты стала садовницей. На прошлой неделе ты хотела стать медсестрой. Две недели назад - фармацевтом. Продолжай в том же духе, продолжай в том же духе. Вот только если скажешь, что будешь пожарником, я тебе не поверю.
- Трудно найти себе профессию по душе, - сказала Пони. - Если бы у меня было много денег, я купила бы самолет и стала летчицей.
- А если бы у твоей бабушки были колеса, она была бы автобусом, сказала бабушка. - А теперь неси цветы домой и поставь их в воду. Иди, прекрасная садовница.
Пони не хотела уходить.
- Иди, иди, у нас с Эмилем серьезный разговор.
- Я обожаю серьезные разговоры, - сказала Пони.
Бабушка строго посмотрела на внучку. Пони пожала плечами, продекламировала: "Она исчезла, утопая в сиянии голубого дня" - и ушла. Эмиль довольно долго сидел молча. Все тише и тише звучала песня, которую напевала Пони. Наконец Эмиль спросил:
- Бабушка, а почему это еще не решено окончательно?
- Не знаю. Так тебе нравится этот старшина?
- Да. И у нас с ним приличные отношения. Я его зову Генрих, по имени. А главное, его любит мама.
- Что верно, то верно, - согласилась бабушка. - Но мне кажется, что именно это тебе и неприятно. Не спорь! Когда имеешь такого прекрасного, горячо любящего сына, муж не нужен. Ты, наверно, так считаешь?
- Да, пожалуй, - признался Эмиль. - Только ты это выразила очень грубо.
- Так и надо, мой мальчик, так и надо! Если один не хочет говорить, другому приходится преувеличивать.
- Я маме никогда в этом не признаюсь, - сказал Эмиль, - но я, честно говоря, представлял себе нашу жизнь иначе. Я думал, мы всегда будем вместе. Вдвоем. Но ведь она его любит, и это все решает. А я… Я ничем себя не выдам.
- Ты уверен? - спросила бабушка. - А ты бы посмотрел как-нибудь в зеркало. Тот, кто приносит жертву, не должен сам иметь вид жертвы. Я близорукая старуха. Но, чтобы все прочесть на твоем лице, очки не нужны. В один прекрасный день твоя мать это тоже увидит. И тогда уже ничего не исправишь.
Бабушка порылась в своей сумке и вынула оттуда письмо и очки.
- Я прочту тебе одно место из ее письма. Хотя я, наверно, не должна этого делать. Но я хочу тебе показать, как плохо ты знаешь свою мать. Бабушка нацепила на нос очки и стала читать:
Йешке в самом деле очень милый, надежный и хороший. Я не встречала до него человека, за которого я могла бы выйти замуж, если вообще решиться на этот шаг. Дорогая мама, только тебе я могу признаться, что охотнее всего я осталась бы вдвоем с Эмилем. Йешке, конечно, об этом не подозревает и никогда этого не узнает. Но что мне делать? Со мной может в любой момент что-нибудь случиться. И что тогда будет с мальчиком? А вдруг я перестану зарабатывать? Мой доход и так уже заметно уменьшился. На рыночной площади открылась новая парикмахерская, и все торговки стали ходить туда, потому что жена парикмахера - их постоянная покупательница. Я должна подумать о будущем Эмиля. Это для меня самое важное в жизни. И я буду Йешке хорошей женой. Я это твердо решила. Он заслуживает доброго отношения. Но по-настоящему я люблю только моего единственного, моего дорогого мальчика.
Бабушка положила письмо на колени. Она долго смотрела в одну точку, потом медленно сняла очки.
Эмиль был бледен. Он стиснул зубы. Потом вдруг опустил голову и заплакал.
- Да, да, мой мальчик! Да, да, мой мальчик! Она замолчала и дала ему выплакаться. Спустя некоторое время она сказала:
- Ты любишь только ее, а она - только тебя. И оба вы, несмотря на такую большую любовь, не поняли друг друга и заставили друг друга страдать. Такое случается в жизни. Да, случается.
Сойка с криком пронеслась над верхушками деревьев.
Эмиль вытер глаза и посмотрел на бабушку.
- Я не знаю, что мне делать! Разве я могу допустить, чтобы она вышла замуж ради меня? Когда мы оба больше всего хотим жить вдвоем? Что же мне делать?
- Что тебе делать? Есть два пути, мой мальчик. Либо ты, вернувшись домой, попросишь ее не выходить замуж. Вы кинетесь друг другу в объятия, и с этим делом будет покончено раз и навсегда.
- Либо?
- Либо ты ей ни слова не скажешь! И до самой смерти будешь скрывать от нее свои чувства! И не будешь ходить с видом жертвы! Что выбрать, ты можешь решить только сам. Но я хочу тебе сказать лишь одно: ты становишься старше и твоя мать тоже становится старше. На словах это куда проще, чем на самом деле. Сумеешь ли ты уже через несколько лет зарабатывать достаточно, чтобы вы могли жить? И если даже сумеешь, то где? В Нойштадте? Нет, мой мальчик. Наступает день, когда приходится уезжать из дому. И даже если нужда не гонит, это все равно следует сделать! И тогда твоя мама останется дома одна. Без сына. Без мужа. Совсем одна. И еще вот что: через десять-двенадцать лет ты, наверное, сам женишься. Что будет тогда? Мать и молодая жена плохо уживаются под одной крышей. Я это хорошо знаю. Я это сама пережила. - У бабушки были такие глаза, что казалось, она глядит не в лес, а в прошлое. Если твоя мама выйдет замуж, каждый из вас принесет другому жертву. Но она никогда не узнает, что я тебе рассказала об ее жертве. И она также никогда не узнает, что и ты ей тоже принес жертву! Потому груз, который она берет на себя ради тебя, будет легче, чем тот, который ты несешь ради нее. Ты меня понял, мой мальчик?
Эмиль кивнул.
- Нелегко, - продолжала бабушка, - с благодарностью принять жертву, когда ты сам тайно приносишь еще большую жертву. Это поступок, о котором никто не узнает и который никто не оценит. Но придет день, когда он принесет твоей маме счастье. Вот единственная награда, которая тебя ждет. - Бабушка встала. - Поступай, как знаешь! Реши либо так, либо эдак. Но обдумай все как следует. Посиди здесь один.
Эмиль вскочил.
- Я пойду с тобой, бабушка! Я уже все решил. Я буду молчать.
Бабушка посмотрела ему в глаза.
- Поздравляю тебя, - сказала она. - Поздравляю тебя! Сегодня ты стал мужчиной. Ну, а тот, кто раньше других становится мужчиной, тот и дольше им остается. А ну-ка, помоги мне перешагнуть через канаву!
Глава пятнадцатая
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ОКОНЧЕНО
В пятницу сыщики провели объявленный сбор денег в пользу Джекки. Вторник и Профессор отвечали за пляж; и гавань, Густав - за купальни, Эмиль - за улицы городка, а Пони - за вокзал.
- Я так взволнована, - сказала она, - подумать только: сейчас по всему побережью ходят дети со списками и карандашами и собирают деньги для Джекки. Дайте мне тоже поскорее лист бумаги и карандаш. Я тоже хочу участвовать.
Когда в полдень ребята вернулись домой, чтобы подсчитать, сколько собрали, к ним на террасу влетела Клотильда. Она была вне себя.
- Разве можно стряпать, когда обрывают звонок! - кричала она. - Знаете, сколько раз сегодня трезвонили в дверь? Двадцать три раза! Приходят дети, спрашивают вас и суют деньги!
- Вот это да! - воскликнул Профессор.
- Для вас - да, а для обеда - нет. Молоко убежало, овощи переварились, телятина подгорела. Я нанималась готовить, а не деньги считать.
- Сегодня и подгоревшая телятина будет слаще меда! - сказал Густав.
Все еще ворча, Клотильда выгребла из кармана передника целую пригоршню монет и вывалила их на стол.
- Нате считайте: здесь три марки девяносто пфеннигов! Разводить бухгалтерию мне было некогда… Ой, картошка горит! - завопила она и умчалась на кухню, так и не сказав, что пятьдесят пфеннигов она прибавила от себя.
Дети высыпали все принесенные деньги тоже на стол и принялись их сортировать - медь к меди, серебро к серебру. Одинаковые монетки они складывали столбиком, а потом считали. Получилось сорок три марки. Проверили по спискам - все сошлось. А маленький Вторник прибавил к этой сумме бумажку в 20 марок и сказал, покраснев:
- Это от моего папы.
- Да здравствует большой Вторник! - закричали ребята.
Профессор сбегал в сад, отыскал отца, который возился с помидорами в теплице, и вернулся с десятью марками.
Потом они выпотрошили и свои карманы, выложили все, до последнего пфеннига, и успокоились только тогда, когда на столе лежало семьдесят пять марок. Они сияли от восторга.
Вторник вынул носовой платок, сгреб в него всю гору мелочи и завязал узлом.
- Ты что, собираешься фокус показать? - спросил Эмиль. - Деньги есть. Раз, два, три - денег нет, посмотри!
- Я их унесу, - сказал Вторник.
- Куда? - спросил Профессор.
- Пусть здесь лежат! - крикнула Пони.
- Не мешайте малышу. Есть один план. И на этот раз это моя идея, сказал Густав.
- О боже! И у тебя появились идеи! - ужаснулась Пони. - Может, ты заболел? А?
- Я - нет. А вот тебя мы завтра навестим в больнице, - сказал Густав и засучил рукава.
Девочка с визгом убежала на кухню.
- Погремушка! Раз в жизни мне пришла в голову хорошая мысль, а она воображает…
- Милые бранятся - только тешатся, - сказал Вторник, взял платок с деньгами и ушел.
Джекки явился к обеду. Телятина, несмотря на все вопли Клотильды, оказалась такой вкусной, что пальчики оближешь. Бабушка заговорила о сборе денег. Ей хотелось понять, как к этому относится сам Джекки.
- Знаете, как я рад, многоуважаемая бабушка, - сказал он. - Прежде всего потому, что ребята так обо мне позаботились. Настоящие друзья! Но и не только поэтому. Деньги всегда нужны, так? Видите ли, сегодня я три часа бегал за мячами на теннисном корте. Тоже, можно сказать, собирал деньги. Заработал марку восемьдесят пфеннигов. После обеда побегаю еще два часа еще одна марка. Так?
Все засмеялись.