- Сегодня наступил самый чёрный день демократии в нашей стране. Когда власть действительно наступила на голос народа. Но мы не допустим, чтобы нашими голосами, голосами наших отцов, матерей спекулировали и торговали. Мы не допустим голосования по Донецки! Мы не допустим голосования по Лугански! Мы требуем внеочередного заседания Верховной Рады! - голос Козаченко окреп, и теперь призывно врывался в сердца сторонников смены власти. - Мы требуем, чтобы Верховная Рада приняла постановление о непризнании результатов второго тура голосования! Чтобы Верховная Рада приняла постановление о создании специальной следственной комиссии по результатам фальсификации выборов президента! Чтобы была создана комиссия по перепроверке всех бюллетеней, которые бросили наши избиратели в урны! И мы своего добьёмся! Слава вам, друзья мои! Слава Украине! Слава Господу нашему!
Майдан снова взорвался криком: КОЗАЧЕНКО!
Андрей Николаевич отошёл в сторону, давая слово Литовченко.
Александр Борисович подошёл к микрофону, также, как и лидер, снял шапку, и, сжав её в руке, на манер большевистского агитатора, прокричал:
- Майдан, я обращаюсь к тебе! Сегодня власть, противная народу, пытается в очередной раз его обмануть и присвоить себе то, на что они не имеют никаких прав! Вчера мы стали свидетелями выборов по Донецки, когда на дому проголосовало 10 % населения восточных и южных регионов страны. Неужели у нас 10 % немощного населения? Нет, это ложь! Четыре процента голосов было по открепительным талонам. А всего выпустили 4,5 % таких талонов. И теперь они говорят, что вчера состоялось честное голосование? Ложь! Наблюдатели от ОБСЕ в один голос заявили: выборы в Украине проходили с многочисленными нарушениями, и замечаниями. О чём это говорит? О том, что выборы не состоялись! Народный экзит - пол уже на восемь вечера точно определил, кто стал истинно народным президентом Украины. КОЗАЧЕНКО! - масса тут же поддержала Литовченко. - Друзья, нам следует сконцентрировать свои силы. Первое, завтра, в десять утра состоится внеочередное заседание согласительной комиссии Верховной Рады. Оно будет решать о созыве парламента на среду. Мы добьёмся, чтобы заседание Верховной Рады состоялось. И на нём мы будем настаивать на том, чтобы Верховная Рада объявила результаты выборов нелегитимными! А для того, чтобы ни у одного депутата не возникло сомнений, я прошу вас в среду утром, на девять часов утра собраться возле здания парламента, и возле Центральной избирательной комиссии. Мы не допустим того, чтобы без нашей воли и нашего согласия ЦИК объявил президентом человека, которого народ не уважает, и не принимает. В случае, если они пойдут против нас, то есть народа, мы будем вынуждены блокировать дороги, административные здания, ЦИК, администрацию президента и кабинет министров, вокзал, почту, телеграф, и силой добиваться правды! Ты с нами, Майдан?
ДА! - пронеслось слитое в единое, монолитное эхо звучание.
Козаченко, который собирался спускаться по ступенькам небольшой лестницы с помоста на землю, замер. Что он делает? - холод проник в сердце кандидата. - Это же призыв к неповиновению. Срок! Статья! Сурхуладзе, чтоб его… Наверняка, опять общались…
Александр Борисович под бурные аплодисменты покинул площадку, спустился к Козаченко.
- Ты чем-то недоволен, Андрей?
- Тобой. - гневно выдохнул "патрон". - Кто тебя надоумил говорить про дороги и телеграф? Революционер, хренов!
- А ты хочешь всё сделать только дипломатическим путём? - Литовченко чуть не взорвался, но вовремя спохватился и понизил тон. - Если будем сюсюкать, или молчать, они, - политик кивнул в сторону площади, - нас не поймут. Сейчас нужны активность и действие. Действие и активность!
- Они нас не поймут, если завтра сюда нагрянет "ОМОН", а нас, рядом с ними не будет. Или ты останешься, когда пойдут аресты?
- Арестов не будет!
- Не будет, если ты все свои мысли перестанешь выкрикивать в микрофон. Придержи язык и эмоции. Они ещё понадобятся.
Козаченко резко развернулся и направился к автомобилю.
Александр Борисович посмотрел вслед кандидату.
- Мы то, как раз будем рядом с ними. - еле слышно проговорил Литовченко, глядя в спину удаляющегося кандидата. - И ты будешь с нами, и никуда не денешься. Трус!
Александр Борисович опустился на ступеньку. Несколько часов назад он действительно имел долгую беседу с Сурхуладзе. Гия восхищался Майданом, и вынужден был признать, у них, в Тбилиси такого скопления людей во время "революции тюльпанов" не наблюдалось. Однако, грузинский политик высказал и несколько неожиданную мысль: Козаченко может пойти на попятную. Литовченко поначалу не понял мысли Сурхуладзе, но после, обдумав всё более детально, пришёл к выводу: в чём-то грузин прав. От Кузьмичёва Козаченко приехал, мягко говоря, неудовлетворённым. С Онойко диалог тоже не состоялся. Сурхуладзе попытался поговорить с кандидатом, но тот закрылся в своём кабинете, и не выходил из него, пока не настал час выезжать на Майдан на запланированную заранее встречу с народом.
Литовченко подозвал Круглого:
- Олег, на завтра нужно выставить перед Верховной Радой тысяч пять человек.
- Без проблем. Сам видишь, люди рвутся в бой.
- Это хорошо. Объяви "бригадирам", чтобы не уходили с Майдана. И все свои действия согласовывали с ними. Ночью ожидается нападение на палаточный лагерь.
- Да ты что… - Круглый оторопел. Неужели "папа" решился на силовые действия? - Яценко? Кучерук? Откуда пришла информация?
Литовченко постучал пальцем по своему лбу:
- Вот отсюда. - Александр Борисович кивнул в сторону гомонящей площади. - Нужно, чтобы на Майдане постоянно стояли люди. Если уйдут, утром нас сюда просто не подпустят.
Круглый восхищённо ударил рукой по перилам и кивнул на толпу на площади:
- Ну, ты голова! Думаешь, поверят?
- Ты же поверил, и они проглотят. К тому же, романтика.
* * *
20.38, по Киевскому времени
"Мы передаём телефонное сообщение нашего специального корреспондента Натальи Глушко: На Одесской трассе, на сорок восьмом километре, в самом узком месте дороги усиленный наряд ГАИ останавливает все автобусы, которые направляются в Киев, в поддержку митинга оппозиции. После попытки одного из водителей не выполнить приказ милициантов, автобус был остановлен тем, что ему перекрыли движение два "Камаза" с песком. Документы у водителя отобрали, самого шофёра посадили в спецпомещение, как нам сказали: "… до выяснения личности нарушителя".
Телеканал новостей "Свобода", 22 ноября, 200…"
* * *
21.02, по Киевскому времени
"Х-23.
Посылка адресату доставлена. Прошу определиться в сроках исполнения.
Шон"
* * *
21.24, по Киевскому времени
Игорь Юрьевич остановил "ауди" в Михайловском переулке, в двухстах метрах, если пройти через дворы, от здания издательства "Мрія", в переулке Тараса Шевченко, возле которого, как успел отметить киевский гость, часто припарковывали свои автомобили лидеры команды Козаченко.
Игорь Юрьевич покинул машину, снял с себя пальто, кинул его на заднее сиденье, вместо него натянул на себя кожаную куртку, с повязкой лимонового цвета на рукаве. На голову мужчина натянул спортивную шапку "адидас". Шею и часть подбородка гость столицы обвязал длинным шарфом лимонового цвета, купленным вчера на Майдане. Чуть позже экипировку дополнили стильные очки в металлической оправе.
Мужчина захлопнул дверцы машины, включил сигнализацию, после чего направился к Малой Житомирской улице, по которой спустился вниз, к Майдану. Не торопясь, Игорь Юрьевич прошёл мимо дорогих иномарок слуг народа из штаба оппозиции, автоматически фиксируя по памяти номера и места расположения автомобилей. Отметил: на площади находятся Кривошеенко и Круглый. Ну, второму сам Бог, в образе Козаченко, велел постоянно торчать на морозе. А вот Круглый зачем пожаловал? Ведь основная часть спектакля закончилась. Сейчас на Майдане шла "черновая работа", не для его чистых ручек. Сидел бы себе дома, попивая коньячок, с лимончиком и икоркой. Однако, зачем-то приехал морозить свои причиндалы во славу демократии. Хотя для этого, по должности, есть Круглый.
Игорь Юрьевич спустился вниз, принял левую сторону, и, спустя несколько минут, стоял у входа в Дом профсоюзов. Именно здесь находилась великолепная смотровая площадка, с которой можно было увидеть всё, что происходило с тыльной стороны сцены. Если, вы, хотели увидеть не лицевую сторону происходящего, а его изнанку. Гость столицы поднял воротник: порывистый ветер пронизывал, как говорится, до костей. Перед массовкой выступал кто-то из среднего звена партии среднего уровня, или как их называли в народе, "непроходной", но в данный момент поддержавшей оппозицию, и тем самым зарабатывающей себе очки на будущие выборы.
Повсюду трепыхались знамёна и транспаранты. Казалось, будто ветру захотелось поиграть с красивыми игрушками. Игорь Юрьевич ещё раз прикинул расстояние от площадки до авто. На этот раз, беря в расчёт то, что сегодня выпал снег. Итак, сколько "мишени" необходимо времени, чтобы пройти от импровизированной сцены до машины? По прямой, а это метров четыреста, минут десять - пятнадцать. Учитывая, гололёд. И то, что её, то есть "цель" могут остановить, задержать. Итого, минут двадцать - двадцать пять. Времени вполне достаточно для того, чтобы проскочить дворами, сесть в машину и выскочить на Поторжинскую, с которой можно отследить выезд "цели" из переулка Шевченко. От издательства, в нынешней ситуации, когда Майдан и Хрещатик полностью перекрыты, есть только два пути проехать на Владимирскую. Либо через Ирининскую, либо через Малоподвальную улицу. Вот промеж этих двух улиц новоявленный революционер и должен поставить свою "ауди". Дальше Игорь Юрьевич собирался поступить, в зависимости от обстоятельств. Конечно, наиболее идеальный, и неоднократно проверенный вариант, дорожный. Но его "специалист" решил использовать на самый крайний случай. Слишком банально, к тому же, подобное в Украине было. Восемь лет назад. Может, не сработать. Хотя, по гололёду, автокатастрофа наиболее правдоподобный вариант. Но, Игроь Юрьевич, всё-таки, рассматривал иные варианты устранения. Сплошная импровизация, в зависимости от того, куда поедет "мишень". Если к себе, в Пуще-Водицу, где "цель" имела собственный трёхэтажный дом, то будет работа с газом. Если к друзьям, или в ресторан, пищевое отравление. Ещё один идеальный вариант, сердечный приступ. Но, только в том случае, если ему, для выполнения задачи, дадут информацию о передвижении объекта хотя бы сутки. Хорошо, что "посылка" была упакована всем необходимым, для проведения множества вариантов устранения.
Игорь Юрьевич вынул руки из карманов, посмотрел на часы, и направился в сторону митингующих, принять бесплатную чашку кофе, и, если повезёт, пирожок.
* * *
22.31, по Киевскому времени
Главный редактор встретил Молчуненко в коридоре студии, когда тот вышел на перекур. Шеф тоже достал пачку сигарет, прикурил от зажигалки Геннадия Сергеевича.
- Спасибо, что согласился приехать.
- А что произошло? - Молчуненко курил жадно, в глубокую затяжку. Последний раз он глотал табачный дым семь часов назад, что для него было непривычно. - Ты мне так толком вразумительно ничего не объяснил. Почему я выхожу в эфир, когда сегодня должен работать Колобок?
Главред посмотрел в след проходящей молоденькой сотрудницы из отдела международной информации, и тихо произнёс:
- Колобок, после вчерашнего заявления Тарасюка, отказался выходить в эфир. И Лена тоже. И Степан, и Сергей, И Никита… - рука махнула в сторону техников, - слава Богу, что хоть эти согласились выйти.
- Дела. - протянул Геннадий Сергеевич. - Сначала они отказались работать со мной. Теперь вовсе не желают появляться в эфире. Это что же получается? Бунт?
- И не только. Полчаса назад они, всем скопом, выступили на "Свободе", с заявлением, что их прессуют на нашем канале, и не дают возможности высказывать своё мнение о происходящем. Вот такие у нас дела.
Окурок руководства полетел в металлическую пепельницу.
- Кстати, они и по тебе прошлись. Снова припомнили, как пан Молчуненко не давал им самостоятельно работать.
- Ладно, - окурок Геннадия Сергеевича повторил полёт предыдущего предмета. - Сегодня подменю Колобка. А кто меня подменит завтра? А что будет послезавтра? Ведь не сутками же мне торчать в мониторе?
- Может быть и придётся. - главред развёл руками. - Гена, нет никого сейчас, кроме нас с тобой. Вот просто нет. Студия есть, канал есть, а людей нет. Что тебе нужно, чтобы ты проработал ещё, хотя бы, четыре часа?
Геннадий Сергеевич выругался. Начальство спокойно слушало маты, давая возможность репортёру снять таким образом эмоциональное напряжение. Выговорившись, и несколько успокоившись, Молчуненко устало облокотился о подоконник.
- Поесть бы чего-нибудь. И коньяка, грамм сто.
- Будет тебе сто грамм. - главред хлопнул товарища по плечу. - Только не сразу. Свалишься.
Молчуненко прошёл в туалет, открыл кран с холодной водой, ополоснул лицо. Немного полегчало. Посмотрел на себя в зеркало. Двухдневная щетина, глаза запали, под ними тени, как будто беспробудно пил сутки напролёт. До эфира осталось пятнадцать минут. Это хорошо. Нужно пойти к девчонкам, в гримёрную. Пусть приведут в божеский вид. Лишь бы только и там не объявили бойкот.
* * *
Вторник 23-е 08.33 утра, по Киевскому времени
Козаченко прошёл в кабинет спикера, предварительно слегка постучав в дверь.
- А, Андрей Николаевич, - Юрий Валентинович вышел из-за стола, направился навстречу кандидату. - Ждал, не скрою. Пришли поговорить по поводу экстренного заседания Рады?
- Да. Точнее, не только по данному поводу. - Козаченко не заметил жеста руки Головы парламента, и продолжал стоять, по причине чего, и спикер не позволил себе присесть. - Мне необходимо, чтобы на заседании парламента вы вынесли на голосование предложение нашей партии о непризнании результатов второго тура.
- Нечто подобное я и думал услышать. Хотя, честно признаюсь, не нравится мне вся ваша затея. Во-первых, результаты голосования официально не объявлены. А потому, не вижу смысла рассмотрения вопроса о недоверии ЦИК. И во-вторых. Реакция масс может стать неуправляемой. Возбудить народ, "запустить петуха", дело нехитрое. И, практически, всем доступное. А вот успокоить толпу, тут необходимы гибкость и дипломатичность. Коими чертами в вашей команде владеют не все. Теперь более детально по поводу вашего предложения. Опять же, повторюсь, несмотря на то, что официального решения избиркома ещё нет, тем не менее, согласительная комиссия приняла положительное решение. Заседание состоится. Завтра, в десять утра. Процедуру вы знаете. Подаёте свой проект закона, я его ставлю на голосование. Но, для того, чтобы объявить выборы несостоявшимися, требуется наличие в зале, как минимум 226 голосов, и чтобы все они проголосовали за ваше предложение. Сможете обеспечить такое количество депутатов?
Козаченко прекрасно понимал, в нынешней ситуации 226 голосов ему никак не собрать. Два года назад собрал бы. А сейчас, когда часть депутатов из его фракции перекочевала в стан врага, он не сможет получить положительного результата. Ему нужна поддержка. Либо коммунистов, либо социалистов. Опять возвращаемся к Онойко и Кузьмичёву.
Козаченко попытался заглянуть в глаза спикера.
- Неужели вы не можете своим авторитетом повлиять на некоторую часть депутатского корпуса? - в голосе кандидата прозвучала усталость в вперемешку с болью. - Вы же понимаете, насколько критичной стала ситуация.