Как же быстро развивается все в природе! Вон какая травища повсюду поднялась, и в ней цветочки проглядывают. Газон во дворе уже по косе тоскует - лопухи разрослись, из-под них тут и там еле виднеются розовые глазки маргариток, по бокам дорожки распластались широкие листья подорожника, поодаль желтели головки ромашек, на клумбах распустились разноцветные примулы, а на розах уже наклевывались бутоны. Нет ничего удивительного в том, что дачники первым делом стали обходить свои владения.
- Посмотрите, ребята, как шиповник цветет! - заметил папа Тоомас.
- Ой, мама, гляди-ка! - радостно воскликнула Маарья, - Какой огромный красивый пион!
- Папа, а яблоки в этом году будут? - спросил Мадис.
- Ишь как сорняки все заполонили! - опечалилась хозяйка и тут же распорядилась: - Чтобы завтра же пропололи все грядки!
После беглого осмотра семейство Кивистик приступило к разгрузке. Из машины извлекли множество узлов и свертков разных размеров, вытащили чемоданы, картонки, деревянные ящики со всякой посудой, которая гремела, пугая хозяйку.
- Осторожнее, - настоятельно предупреждала она, - не разбейте чего-нибудь!
Житейские хлопоты. Никак не может человек обойтись без целого вороха добра. Избави нас от того, чтобы что-то разбилось. Воз с пожитками впереди, сами сзади - только так мы в состоянии устроиться, будь то в городе или в деревне, и чувствовать себя в своей стихии среди уймы вещей.
В доме раскрыли настежь двери и окна. Тяжело ступая, переносили чемоданы и ящики, протискивались в дверных проемах, пыхтели на лестнице до тех пор, пока все не распаковали и не установили хотя бы предварительно. Мама Кайе принялась вытирать пыль и мыть полы. Всякое переселение начинается с генеральной уборки. Разве угадаешь, где пробегали мыши, оставив свои следы, и где с потолка натрусился сор.
- Целый год почти никто не убирался как следует, понятно, что все в грязи, - сказала она, подводя итог своей работе.
Автомобильный гудок разбудил горностаев в их гнезде. Мать тут же подняла голову, внимательно прислушалась и понюхала воздух.
Во дворе урчал мотор; людские голоса и шаги сперва доносились издалека - со двора, из сада и с крыльца, - затем хлопнула дверь в сенях, тревожные звуки стали приближаться: уже ходили в нижних комнатах и на кухне, где почему-то всегда гремела посуда. Заскрипел колодезный журавль, кто-то переливал воду из бадьи в ведро.
И вот уже человек появился в мансарде, затопал прямо над головой у горностаев. Совсем тревожно стало. Горностаиха никак не могла смириться со слишком близким присутствием человека. Он раздражал ее и злил. Ее так и подмывало выскочить из гнезда, над которым угрожающе поскрипывали и прогибались доски. Да как ты бросишь детенышей, куда ты их потащишь среди бела дня? Она не знала, как быть, на что решиться, куда спрятать малышей, куда спрятаться самой.
Правда, до сих пор ее терзания были напрасными: человек так же быстро исчезал, как и появлялся. Однако на этот раз все складывалось по-другому: шумели, что-то поднимали, перетаскивали и передвигали не только в нижних комнатах, а в мансарде и даже на чердаке.
Когда самые неотложные дела остались позади, когда вещи расставили но местам, набрали и принесли полные ведра воды, отец с сыном, то есть хозяин Тоомас вместе с Мадисом, начали готовить рыболовные принадлежности. Копались в разных коробочках, шуршали, будто мыши в мешке с горохом. Потом пошли к компостной куче, рылись под ягодными кустами и на картофельном участке - червей нигде не было. Наконец попалось несколько тоненьких бледных заморышей - и рыбаки чуть ли не бегом понеслись напрямик к шлюпочной гавани, прихватив с собой удочки и заплечные мешки.
- Вот ведь оглашенные! - крикнула вслед мужу и сыну хозяйка, подтрунивая над разбиравшим их нетерпением. - Помчались сломя голову, будто рыбьи косяки ждут не дождутся или море от них уйдет.
Однако никакие насмешки и уговоры не могли остановить мужчин, женщинам пришлось смириться и остаться дома одним.
Ну конечно, много ли горожанки смыслят в рыбацком деле?! Как же не пойти на море, когда тебя влекут и манят бескрайние водные просторы, когда до моря рукой подать - вон оно синеет за прибрежным можжевельником со всеми своими затонами и маленькими островками.
Водная гладь расстилалась перед ними в полном покое, отливая металлом в лучах клонящегося к закату солнца. Разве можно в такой прекрасный тихий вечер усидеть дома? Неужели не ясно, что стоит только стать в лодке на закате возле мели Нудрираху и забросить, червяка, как окуни будут рвать его друг у друга.
Здесь уместно упомянуть о том, что среди вещей, извлеченных из машины, была корзина с кошкой Марлийс. Ее сразу же выпустили на свободу. Не в пример своим кормильцам, Марлийс не чувствовала никакого удовольствия от поездки и перемены места жительства. В дороге она вела себя беспокойно, вначале мяукала, а когда это не помогло, принялась истошно вопить и царапать корзину когтями. Правда, на ее выходки никто не обращал внимания. Едва освободившись, Марлийс несколько раз недовольно вякнула, спряталась за розами и, прижавшись к земле, поглядывала оттуда горящими глазами. Все ее здесь раздражало.
Чего только не делала маленькая Маарья, чтобы приободрить свою любимицу! Она всячески пыталась успокоить кошку, потчевала ее, гладила, брала на руки. И все напрасно: Марлийс вырвалась и направилась в сад, прижав ушки и недовольно помахивая хвостом. Всем своим видом она как бы давала понять: оставьте меня в покое!
Но в саду ее ждало жестокое разочарование. Вовсе не желая того, она испугала славку, у которой были птенчики в гнезде. Славка подняла тревогу и стала звать на помощь. Сразу же слетелись черные дрозды, а из куста барбариса выпорхнул серый сорокопут со своим грубым "чэк-чэк". Все они наперебой, каждый по-своему, принялись бранить кошку.
Марлийс явно неуютно почувствовала себя в центре такого недружественного внимания и, убежав за дом, нашла укрытие под стрехой дровяного сарая. Там возникла новая неприятность - трясогузка ударилась в крик, то поднимая, то опуская свой длинный хвост, да неизвестно откуда появившиеся синицы освистали ее.
Марлийс нигде не находила покоя. Куда бы она ни сунулась, везде ее кто-нибудь донимал. Это и не удивительно - Марлийс бросалась в глаза как днем, так и ночью из-за своей белоснежной пушистой шерстки.
Горностаихе давно пора было отправляться на охоту. Но как уйти, когда детеныши в опасности и ты обязана их защищать!
Вообще-то они были не такими уж маленькими и беспомощными, как в первые дни, обросли шерсткой, все больше походили на настоящих хищников. Носились по чердаку и даже выскакивали на лестницу, однако, услышав чужие голоса, бросались к матери или забивались в гнездо, где тесно прижимались друг к другу. Разумеется, мать не делала различия между грудным возрастом и подростковым. Они были для нее все теми же малышами, их все равно надлежало оберегать.
Вот она и выжидала, не решаясь двинуться с места, пока человек находился в опасной близости.
Наконец дверь закрыли, шаги удалялись вниз по лестнице, что подтверждал и скрип ступенек. Наверху все стихло. Горностаиха вздохнула с облегчением. Поскольку в мансарде никого больше не было, она покинула гнездо, выглянула из отверстия и, ничего не обнаружив, выбралась на чердак. Через какое-то мгновение она была на дворе, подскочила к дырке в металлической сетке, огораживавшей хутор, пролезла в нее и бросилась в березнячок. Между тем хозяйка готовила на кухне ужин.
ПРОКАЗНИКИ
Дети не могут без шалостей. Сплошь да рядом шалость непредсказуема, для нее не нужно серьезного повода, она не требует принуждения, она возникает непроизвольно. Кто-то усмехнулся, показал пальцем на другого, дернул девочку за косу, и вот уже все гогочут, и нет уже удержу. Тут могут что-нибудь сломать, разбить, сделать друг другу больно, набить синяков, поднять в квартире все вверх дном, не задумываясь о том, что по этому поводу скажут родители.
Говорят, у детей память коротка. По-видимому, то же самое следует сказать о маленьких горностаях. Мать предупреждала их: сидите в гнезде смирно, потому что человек близко, - да не очень-то долго следовали они ее наказу.
Стоило только матери выйти за порог, как детеныши подняли возню в гнезде. Сперва просто так, от нечего делать. Дальше - больше. Самый большой царапнул меньшего братца, другого схватил за ухо, а потом стал щекотать сестренку. Та не стерпела и пустила в ход зубы.
Клыки росли быстро - как тут удержаться и кого-нибудь не тяпнуть! А раз тебя укусили, надо дать сдачи или, если не можешь, убежать. Поищите другого глупца, кто будет боль терпеть! Побежал один, за ним пустились остальные. И тут же позабыли, отчего побежали, потому что бег и сам по себе занятие веселое. Больше всего горностаев привлекала доска, та самая, незакрепленный кончик которой глухо, отрывисто бухал, отдаваясь во всем доме. Да и вообще под полом мансарды было где разгуляться. Бегай и прячься в темных закоулках, сколько душе угодно. Пусть тебя ищут, пусть суются во все углы понапрасну и скулят от злости.
Да разве могло прийти в голову маленьким горностайчикам, что от таких веселых игр шум идет по всему дому, тревожит людей и даже страх на них нагоняет?
- Мама, в мансарде кто-то ходит! - испуганно сказала Маарья, влетая в кухню.
- Что ты выдумываешь, кто там может ходить? - удивилась мама.
- Послушай сама! - предложила девочка, распахнув дверь в комнату.
И действительно, со второго этажа доносился топот, будто кто-то ходил в мансарде.
- Наши мужчины уже вернулись? - спросила мама.
- Нет еще. Я бы увидела. Я с Марлийс все время была в саду, а когда вошла в дом, сразу услышала шум наверху.
Мама опустила руку на плечо Маарьи и вместе с ней перешла в большую комнату. Над ними снова раздались шаги, гулкие, но какие-то странные, неровные, то быстрые, то медленные. Может быть, это дверь хлопала?
- Мама, запри вход наверх! - попросила девочка с мольбой в голосе. - Еще кто-нибудь ворвется к нам!
Мама повернула ключ в замке и на всякий случай закрыла на задвижку входную дверь.
- Что у нас происходит?! - воскликнула она. - Здесь уже жить страшно!
Бедная женщина затворила все окна на первом этаже и увлекла Маарью в маленькую комнату, где они тихонечко опустились на диван.
Однако, чем тише было внизу, тем сильнее гремели наверху. Уж не отплясывает ли там кто-то? Но кто? И сколько там человек? Похоже, что не один. Струхнувшим женщинам даже в голову не могло прийти, что шум подняли зверушки.
А тут еще кто-то поднялся на крыльцо и пытался войти в дом. Поскольку входная дверь была заперта, в нее громко постучали.
- Маарья, посмотри, кто там, - распорядилась мама.
Девочка выглянула в окно.
- Это папа с Мадисом! - радостно сообщила она и бросилась в сени, чтобы впустить их.
- Куда вы запропастились?! - выразила свое недовольство Кайе Кивистик, едва рыбаки переступили порог, - Тут такой грохот стоит, что не знаешь, куда деться, того гляди, на тебя набросятся!
- Ты зря беспокоишься, - спокойно сказал Тоомас Кивистик. - Ведь это наши маленькие квартиранты.
И он, переменив тему разговора, стал рассказывать о рыбалке. Улов был средней величины, однако на него никто не обратил внимания, если не считать Марлийс.
- Ну что ты о рыбе толкуешь, - возмутилась жена, - когда хорьки выгоняют нас из дома!
Это было очередное преувеличение.
- Во-первых, не хорьки, а горностаи, - попытался успокоить ее Тоомас Кивистик. - Во-вторых, от них нет вреда. Они не думают ни на кого нападать, просто играют на чердаке.
- Их даже не слышно! - заметил Мадис с явным разочарованием и добавил: - Пойду посмотрю на горностаев. Они рыбу едят? Я им отнесу!
- Перестань говорить глупости! - рассердилась мама. - Никуда ты не пойдешь! Еще глаза тебе выцарапают. Ты бы послушал, какой шум они подняли, хлопали и грохотали!
Кайе Кивистик несколько драматизировала обстановку, но муж счел за благо не пускаться в споры и подождать дальнейшего развития событий.
- Конечно, они притихли, когда вы забарабанили в дверь, - сказала хозяйка. Но стоит только установиться тишине - и вы их непременно услышите.
На сей раз она оказалась права. Когда все ушли на кухню ужинать, зверьки снова подняли шум. Правда, больше уже никто не боялся. Более того, Мадис пришел в восторг.
- Вот здорово! воскликнул он. - У нас свой зоопарк на дому! Ни у одного пария в нашем классе нет ничего подобного. Теперь я буду вести наблюдение за горностаями. Очень хочется на них посмотреть! И покушать им надо отнести.
Как видно, мама несколько успокоилась - во всяком случае, она не стала одергивать сына. Пожалуй, он даже прав: второго такого зоопарка ни у кого не найти.
- Вот бы поймать одного, приручить и держать вместо собаки! - продолжал развивать свою мысль Мадис.
- Не фантазируй! - опять рассердилась мама. - Скажи лучше, где нам спать, когда в доме такой кавардак?
С этим замечанием нельзя было не согласиться - как-то неуютно спать в обществе хищников.
- Я позабочусь о том, чтобы нам не мешали, - сказал Тоомас Кивистик с усмешкой. - У меня есть некоторый опыт обращения с ними.
Кутерьма на втором этаже продолжалась и даже усиливалась. Горностаи окликали друг друга, ворчали и фыркали, иногда радостно взвизгивали. Теперь Мадис и даже Маарья с удовольствием воспринимали каждый звук, доносившийся сверху. Боясь испугать зверушек, они разговаривали шепотом и ходили на цыпочках.
Мама тоже реагировала на шум не так остро, как прежде.
- Не рассчитывайте, что они так быстро угомонятся, до утра будут буйствовать, - сказала она и махнула рукой.
Папа взял кочергу, стоявшую возле печки, и в подтверждение слов о своем опыте стукнул ею в потолок. Всего лишь два раза. Наверху тотчас все стихло. Больше не слышно было ни единого звука. Дети на радостях пустились в пляс:
- Какие же они умные! - обрадовался Мадис. - Настоящие домашние животные!
На этом мажорном утверждении решено было завершить дневные хлопоты и отходить ко сну.
- В мансарде, возле зверьков, никто спать не будет. От одного их запаха тошнит, - сказала мама, морща нос.
Однако, как видно, решение зависело не только от людей, и происшествия в Таммисту далеко не закончились.
СТОИТ ЛИ МОРЩИТЬСЯ
Конечно, морщить нос не очень учтиво, но еще хуже говорить неправду. Ибо это неправда, вернее, поклеп, будто горностаи нечистоплотны. К ложным выводам прийти не так трудно. Когда дачники переехали из города в Таммисту, заглянули в мансарду, то сразу же распахнули окна, чтобы проветрить помещение. Уже тогда им показалось, что в комнате как-то нехорошо пахнет. Сперва не могли понять, откуда идет запах, но, после того как под полом зашумели зверьки, тем самым напомнив о себе, сам собой напрашивался вывод: пахнет от хорьков, хотя никаких хорьков и в помине не было.
- Какая разница, сказала хозяйка, - горностай или хорек! И от того и от другого воняет. Загадили тут все. Сколько месяцев целое стадо хищников живет на чердаке, чего же удивляться, если весь дом пропах! Кто их знает, что у них там воняет!
Вообще-то на запах можно было пожаловаться, особенно если встать у самого окна. Вполне понятно: там, где живет и ест большой выводок, должно быть отхожее место. У горностаев оно находилось возле стены под окнами, о чем и свидетельствовал запах. Но сказать, что горностаи не соблюдают чистоту и что они загадили весь дом, совершенно несправедливо. Горностай - зверек чистый. С младых ногтей, в нашем случае - с младых когтей, поддерживает он чистоту в гнезде и вокруг него; сам он и его детеныши вычищены и вылизаны от носика до хвостика, и лапы тоже не забыты.
Там, где живут горностаи, все строго распределено: гнездо - это постель, в нем можно свернуться клубочком, сложить лапки, прикрыть нос хвостом и спать в свое удовольствие, пока пустой желудок не поднимет. Есть своеобразный обеденный стол. Это ведь не грязь, если там шерсть да перья валяются. Пища никогда не остается, потому что запасы тоже идут в ход, и не так уж часто они бывают. Кости, с которыми не удается справиться, объедены, обсосаны, отполированы до блеска, на них ни мяса, ни хрящей нет - пахнуть нечему, и мухам здесь не разжиться.
Что касается отхожего места, то оно необходимо всем, ничего постыдного тут нет, скорее наоборот. Когда все равно, где присесть, - грязь и вонь неизбежны. А у горностаев этого быть не может. Потому что они на протяжении многих и многих поколений сами ходят в одно определенное место и детенышей своих приучают пользоваться им. Не будет преувеличением сказать, что они завели такой порядок раньше, чем до него додумались люди. А мы вот морщим нос и пытаемся поучать горностаев, где им справлять свои естественные надобности.
ПОСЛЕ ОХОТЫ
Горностаиха вернулась с охоты поздно ночью. В доме было тихо, свет не горел, в саду заливался соловей.
Охота оказалась удачной. Она пообедала и поужинала - на закуску проглотила мышку, на второе - лягушку, а затем до тех пор исследовала норы по берегам магистрального канала, пока не наткнулась на водяную крысу, пребывавшую в свадебном угаре. Весьма вероятно, что та даже сообразить не успела, какая участь ей уготована, как погасла в ней искра жизни. Крысу горностаиха есть не стала, прихватила ее с собой. С таким лакомством вполне можно предстать перед детенышами, тут на всех хватит.
Маленький хищник всегда начеку. Вот и сейчас что-то насторожило горностаиху возле самого дома. Учуяла неладное? Услышала или увидела? Может быть, прежние страхи и обиды вспомнились, поскольку в доме на смену им, горностаям, появились новые хозяева?
Отныне подозрительность ее усилилась, она не осмелилась сразу перескакивать через следы, оставленные людьми. Однако тишина в доме придавала ей храбрости. Тем более что детеныши не выходили у нее из головы: материнские обязанности - уход за малышами, добывание пищи и кормежка - стали теперь целью ее жизни.
Отсидевшись во дворе под лопухом, она решилась: в два-три скачка достигла стены и легко, без шума, ничем себя не выдавая, полезла по углу дома под стреху. Она ходила по этой дороге много-много раз, знала каждую пядь пути, знала, за какой выступ в досках уцепиться когтями, как при помощи хвоста сохранить равновесие, под какое стропило пролезть на чердак.
Здесь, на чердаке, было уже совсем просто - до гнезда оставалось всего несколько небольших скачков под прикрытием старой рухляди и сенного вороха. Но именно здесь страхи снова вернулись к ней, и все мускулы были в напряжении. Она остановилась, раздумывая, идти ли дальше или повернуть обратно. Еще раз оглянулась вокруг… и в мгновение ока спряталась, изготовилась всем телом к прыжку, даже крысу выпустила изо рта. Кто-то сидел в слуховом окне, какое-то белесое существо застыло в странной позе и, кажется, смотрело прямо на нее. В это окно иногда по ночам заглядывала луна, и все предметы, в том числе и сама горностаиха, отбрасывали тень, которая неотступно следовала за ней, ни на шаг не отставая, преследовала ее, внушая беспокойство. Но белесое существо было еще страшнее луны - оно вдруг ожило, глаза у него загорелись.