Издание 1925 года.
Содержание:
-
1. В лагеря 1
-
2. Не по лагерному расписанию 1
-
3. Необыкновенная мастерская 2
-
4. Будь готов! 3
-
5. Постой, накроем! 4
-
6. Что-то есть 4
-
7. Кто-то кого-то накрыл 5
-
8. Лагерь пропал! 5
-
9. Фома-Ерема - не Фома и Ерема 6
-
10. Как будто самая обыкновенная нищенка 6
-
11. Нянька вовсе не нянька 7
-
12. Выздоровление Раскачай-Кошелкина 7
-
13. Лагерь не пропал 7
-
Примечания 7
Николай Богданов
ПРОПАВШИЙ ЛАГЕРЬ
Рассказ
1. В лагеря
В Москве жара закупорила улицы, желтый воздух - от пыли не продохнешь.
А зато в поле разлилось тепло по зеленям, дышат травы, и мягкий дух от них приятно волнует грудь. Широко стелется простор синий и колышется, уходя куда глаз глянет. Кое-где, как барашковые облака на небе, разметались по полю рощи, - курчавые и прохладные.
Овражки развели густые брови кустарника я перекатывают камешки-голышки, пряча по ним родниковые ручьи. Где чибис спрашивает: "чьи вы, чьи вы", там либо озеро, как зеркало в рамке, в кувшинках и в тростнике, либо речка омутистая, игривая, нежится на песке.
А где слышится по вечерам лай собак, там либо бахча, либо хутор, а то село затерялось в просторах. Хорошо летом в деревне, хорошо!
Всю зиму мечтал молодой отряд о том дне, когда вырвется в лагеря. Ох, как мечтал! Бывало, затащат силой парня из другого отряда, что был уже в лагерях и с горящими глазами слушают его рассказы бесхитростные и увлекательные. Даже в звеньевой дневник запишут, когда был и о чем говорил побывавший в лагере.
Чем ближе шло время отъезда в лагеря, тем радостней и вместе тревожней билось сердце каждого и всего отряда.
Вдруг не отпустят дома? Вдруг завком не даст средств? Вдруг… эх, да мало ли вдруг, мало ли отрядов осталось, не побывав в лагере!
Но ребятам везло. Завком постановил, и общее собрание рабочих решило отработать по лишнему полдня, но дать пионерам средств на лагеря.
Узнала это Симка, пришла домой, а у самой радость так и просится вылиться.
Отец пришел, как всегда, немного усталый, такой нахмуренный.
"Ведь вот, я-то в лагерь, а папке опять работать полдня", - мелькнуло в голове. Захотелось подойти, как-то порадовать, поблагодарить отца.
Подошла, приткнулась курчавой головой, а сказать-то и нечего.
- Эх, папа, хорошо в лагерях, вот бы ты пионером был, - вырвалось вдруг.
Усмехнулся отец, убежала хмурь с лица и потрепал тихо по плечу.
- Не было у нас этого, не так росли.
Не прошло недели - разведка отыскала место для лагеря.
Кто не видал в Москве пионеров, идущих в лагеря! В задорных лицах, в веселом шаге, даже в звоне барабана слышится, что идут они в лагеря.
Шел отряд наш не хуже других. Симка победоносно оглядывала уплывающие мимо улицы, - казалось, каждая из них дразнилась и высовывала языки вывесок.
Ей захотелось высунуть язык самой и сказать Москве: - на-ка, выкуси, но сдержалась: в строю, брат, дудки. Скоро вокзал поглотил всех, потом тихо, с присвистом взял паровоз, и запели вагоны:
- Уезжаем, уезжаем, уезжаем; в лагеря, в лагеря…
- Везу! - рявкнул обрадованный паровоз, пересекая Окружную.
Место разведка выбрала подходящее.
За четырнадцать верст от станции пробегала река Клязьма, делая у рощицы загиб вроде буквы "Г". На левом берегу виднелось какое-то село, встречные говорили "Выселками" зовется, а на правом, где курчавилась роща, берег был крутой, весь бугристый, не было сырости, тут-то и место лагерю.
Когда выпустят кроликов из клетки на двор, они сперва удивятся, потом, почувствовав себя хозяевами, первым делом скакнут и кувыркнутся в воздухе, непременно лягнув ногами, дескать, теперь-то нам сам чорт не брат.
Наши ребята, скинув походные мешки, уподобились кроликам, только те молчали, а эти даже визжали от радости.
После такого, своего рода новоселья, принялись за устройство лагеря. Появились солдатские палатки, топоры, вожатый Петя бегал с веревкой и все размерял, где, что и какая палатка.
На другой день забелели гусиной стаей палатки у рощи.
Трое ребят, увидев, что скверно таскать воду высоко, ваялись за устройство водокачки. Конечно, не той, что подаст воду на всю Москву- немного меньше и проще. Вбили кол на бугре и другой с загогулиной в самой воде, привязали веревку и ведро на блоке и все. Ведро пустят, зачерпнется оно и давай, давай на гору. Ведь, здорово! - приступили к пробе.
2. Не по лагерному расписанию
- Тапы-лапы-лапы-тапы, - выговаривали вальки на мостках. Выселковские бабы стирали. Брызги летели, как колотили белье. Звонко и радостно судачили, говор и шум плескались по всему берегу.
- Бабыньки, и-и-и… - взвизгнула вдруг молоденькая бабенка.
- Ты што, дура, испужалась я как, - вздрогнула соседка.
- Бабыньки, Еграша потонул!
- Ой, што ты?
- Как же, его шлепанец плывет!
- И впрямь! О, родимец, беги к бабе Фроське, и не чует она беды!
- Краул, краул, народу скорей!
- Ка-ра-ул! - залилась бабенка и, подобрав юбку, побежала по селу к Еграшиной избе.
- Караул! Тонут! Караул!
- Што, где тонут, говори толком? Выскакивали навстречу и стар и мал.
- Еграша потонул. Ой, Еграша!
Бежали все на берег к мосткам, а толстая Ефросинья, выудив на рогач шлепанец, размахивала им, как трофеем, и орала:
- Ратуйте, ратуйте, народ!
Вся деревня высыпала к берегу. С горы под руки тащили Еграшину старуху, она билась и причитала:
- На кого, на кого ты меня покинул, андел ты мой, белый.
- Багры, багры давай!
- Лодку!
- Спокойствие, граждане, спокойствие, - урезонивал председатель, одетый по-городскому, несмотря на жару, в кожаную куртку.
Выехало несколько лодок, заработали баграми, с берега потянули невод и повалили все вверх по течению, юркие комсомольцы заскакивали вперед.
Как всегда, дед Еграш надел шлепанцы, накопал червей еще с вечера, взял пару лепешек и зашаркал удить.
Как всегда, глядя на удаляющегося рыбака и на дрыгающие на спине хвосты удилищ, старуха ворчала:
- Опять удить, а ухи не будить.
На этот раз она угадала, не принес старик ни плотвички. Шел он на любимое место на "Каменку", где крутые берега, на версту выше от Выселок.
С замиранием сердца подходил к любимому мосту и щурил глаза, - не опередил ли кто, не занял ли, тогда прощай жирные налимы и востроглазые окуни.
Никого нет, даже вздохнул облегченно и зашагал быстрей.
Вдруг, шыррр, трах!
Дед почувствовал, как что-то сверху со страшным шумом налетело и ударило по скуле, по лбу, по всей голове сразу, так крепко, что в глазах пламя пыхнуло, слетел дед, как гриб, и шлепанец с ноги в воду угодил, покружился около берега и поплыл прямо в Выселки.
- Ой!
- Убили!
Вскрикнули сразу трое на обрыве, видя все это, а ведро на блоке, поплясав в воздухе, плавно съехало в воду и, как доброе, зачерпнулось.
- Воды, воды дайте!
- Чего воды, нашатырного нюхнуть.
- Медной пряжкой приложить - шишки не будет.
- Беги за аптечкой!
Куча ребят и девчат, все в одних трусах, копошились над стариком. А старый Еграша лежал, раскинув руки, с багровой шишкой на лбу и с раздутой скулой.
- Петя, старика убили, - пугая сама себя, сообщила Симка вожатому.
- Как так, кто?
- Мы. Устроили, значит, ведро на блоке, воду таскать, стали пытать, пустили, оно шибко пошло, а берегом старик шел, не увидал веревку, ему трах!
- Ах, черти, и здорово?
- Не отходит, валяется.
- Фу-ты, вот так смычка!
Глиняными комками скатились с обрыва.
Старик отошел и сидел, хлопая глазами, ничего не соображая. Вокруг какие-то люди, голые, как чертенята, - Еграшу жуть взяла.
- Где я? - не веря себе, что он еще на этом свете, тихо спросил дед.
- На берегу, дедка, вот история, как ты бичевы-то не заметил. Ишь ведро, вон. тебя этим ведром и хватануло.
- А, - улыбнулся дед, - ну, это ничего, а я думал, не громом ли убило!
В ответ заулыбались все кругом, как солнечные зайчики в лужах выглянувшему из-за туч солнышку после дождя.
Пощупав шишку, Еграша после первой улыбки стал хмуреть. Ребята утешали старика, чем могли, - никак. Вдруг он зашарил рукой вокруг и еще больше насупился:
- Кисет выронил: закурить - полегчает.
- Постой, дедушка, вот, - и Мишка, забывая, что пионеры не курят, извлек из-за пазухи "Яву" и заправски постукал по донышку ногтем.
Старик просиял и затянулся на пол-папиросы.
Спасены, - скандалить не будет. Все как-то позабыли такое чудесное появление "Явы" из-за Мишкиной пазухи.
По реке донесся гул.
- По кустам шуруй, по кустам!
- Мыряй, зачепило!
- Ого! - Все насторожились и скоро высыпали навстречу валившему по берегам народу.
Все так увлеклись, что даже не заметили голышат-пионеров и самого Еграшу, - да он здорово изменился от шишки.
- Отдай крыло, осади!
- Шуруй, говорю, по кустам. Шуруй!
- Чево по кустам…
С ловцов градом катился пот, и народ налезал на воду, следя за движениями спасателей.
Дед Еграша тиснулся в толпу и, толкнув кума Астафья, спросил:
- Чего шукают?
- Чево, Еграша потонул!
- Как потонул? - еще не сообразив, переспросил Еграша.
- Да так, один шлепанец выплыл.
- Тьфу. А я его ищу!
Астафий вылупил глаза и признал в обезображенной физиономии кума Еграшу.
- Да ведь тебя ищут, окаянный. Наро-о-од! Жив Еграша, стой! Невод, сто-о-ой! - заорал Астафий во все горло.
- Как?
- Где?
- Еграша?
- Не потоп?!
Забунтовал народ, вавилонское столпотворение. Старухи на том берегу еще причитали, а Еграшу уже подняли на руки и показывали всем, кто близко знал, - угадывал.
- Тьфу, а мы-то.
- И кто это сбаламутил?
- Нечистый, штоль, тебя скосорылил.
- Не, - вон эти - ведеркой. Говорят, терпи, смычка, - указал Еграша на ребят.
Слыша такое превратное толкование о смычке, Симка не вытерпела.
- Граждане, товарищи, мы не виноваты. Дед шел, а ведро-то хлоп, ну он и это, тово, значит… посинел. Это не для смычки, товарищи, смычку рабочего с крестьянином завещал нам Ильич. Эту великую идею мы должны провести в жизнь, тогда только сумеем мы построить действительно коммунистическое общество. Пролетарская революция, товарищи…
Стоило начать, Симка разошлась, и скоро вся деревня знала, что такое пионеры, для чего смычка, для чего они приехали.
Председатель почувствовал себя, как дома, слушая оратора и позванивая звонком, который он всегда носил при себе, повторял:
- Тише, товарищи, тише.
- Мы для более тесной связи организуем для вас мастерскую, где будем чинить бесплатно домашнюю утварь беднейшему крестьянству… - разглагольствовала Симка.
Слова многим запали в душу, особенно Еграше.
- Отнесит-ка им ведро в починку, крепкие у них ведра дюжи, нам тоже крепко справят, - говорил он вечером старухе, кладя холодную тряпку на синяк.
* * *
- Уфф, - вздохнул Петька, когда разошлись мужики, - хорошо так обошлось. Вот ведь сроду и не думал, весь день на это ухлопали.
- Да, не по лагерному расписанию, - поддакнули выселкинские комсомольцы, осматривающие лагерь.
3. Необыкновенная мастерская
Бабка Фрося, не откладывая в долгий ящик по совету Еграши, отыскала худое помойное ведро, подоткнула юбку и зашлепала к перевозу.
На реке тишь, только надрывается, орет отбившийся теленок, да плескает, выкачивая черпаком воду, перевозчик, - к полдню баб возит за реку коров доить, заранее приводит в порядок свой транспорт.
Еще на горе заметил он старуху с ведром.
- Ну, спятила, до полдней еще полдня, а она уже доить.
- Глебыч, переправь. Туточко добежать надо…
- Рано-рано, со всеми вместе. Что я подрядился? - заворчал старик. Тут взгляд его упал на дырявое, грязное и смердящее чем-то ведро.
- Совсем рехнулась, старая карга.
- Да не на подойку, вот на гору, до этих самых, как их, прости господи… ну, ведерко им снесть в починку.
- Што? В починку, да такие ведра разве чинят, - его в воду бросить, ракам жить, скрозь дыра, ведь - не ведро!
Однако, после всяких рассуждений Глебыч перевез старуху и долго еще качал головой, глядя, как семенила бабка к лагерю.
Ребята только выкупались и, выстроившись на бережку, проделывали вольные движения.
- Раз-два-три-четыре… раз-два, - все сразу поворачивались, махали руками, приседали.
Старуха издали заметила. Щурит глаза.
- Господи боже, што за чудо. Корова не корова, а что-то вертится большущее, пестрое.
И будто ляжет и хвостом вильнет, встанет, опять вильнет… - бурчала она про себя.
- Ой, батюшки, да это они… - удивилась такому диву, - Ой, никак голые.
Тут старуха даже почувствовала себя оскорбленной: как же это, мимо народ, а они вон што.
Однако, назад не вернулась и, отчаянно размахивая ведром, решительно двинулась.
- К нам, - заметила Агита.
- К нам, - подтвердила Симка.
- Старуха.
- С ведром.
- С самым худым.
Скоро бабка понеслась обратно, а заведующий мастерской, Рубинчик, долго ковырял в бритом затылке, таща на шесте ведро мыть в речку: брать руками он его не решился. Мыл он его долго и тщательно - мочалой, тряпкой, усердствовал. Наконец, представил в мастерскую, и шестеро мастеров долго вертели ведро, отыскивая целенькое местечко.
- Ну, и штука для первого раза!
- По-моему, ржавчину сперва отбить.
- Ага, виднее будет.
Вдели ведро на шкив, и Рубинчик ударил молотком.
- Вжах, - посыпалась ржа.
- Вжах-х, - разъехалось и поползло в разные стороны ведро.
- О-о-о! - в ужасе воскликнули разом все мастера, а Рубинчик, не веря глазам, выпустил из рук молоток.
- Це-це-це… Что ж теперь?
- Что ж теперь? - повторили все.
Как надлежит во всяких подобных случаях, обратились к вожатому Пете.
Пришел Петя, пошевелил ногой бренные останки ведра и, удовлетворенный экспертизой, вздохнул.
- Дело за отрядной кассой.
- Как так?
- Очень просто- деньги на бочку и купить новое.
На следующий день заведующий мастерской ездил в командировку - и появилось новое, здоровенное ведро.
Старуха была аккуратная и явилась в срок.
Рубинчик демонстративно протянул ей ведро. Старуха так и села, протерла глаза, пощупала ведро, ущипнула себя даже и, наконец, убедилась, - новенькое ведро, будто что сейчас сделанное.
- Как же… как же, платить што?.. - залепетала бабушка, представляя себе, какую же плату заломят за такую работу.
- Нет, нет, бабушка, мастерская бесплатная - великодушно сообщил Рубинчик.
Старуха ухватила ведро, подоткнула подол и зашлепала к перевозу.
- Вот шельма, - искренно и тепло послал вдогонку Петька.
- Дорого за ведро-то платила? - полюбопытствовал Глебыч на перевозе, потягивая канат и поплевав на корявые руки.
- Зачем это мне за свое ведро платить?
- Как за свое, нешто это то самое?
- Самое-самое, а ты ракам… - передразнила старуха. Тут Глебыч выпучил глаза и сам стал похож на рака. Не прошло его удивление, как старуха уже катила по селу, размахивая ведром.
- Ну и ну, это пионеры, - мог только вымолвить перевозчик и полез шарить по парому, тщетно стараясь отыскать какую бы железную штуку отдать в починку.
Ничего не было на пароме, черпальный ковш и тот деревянный. Но Глебыч ползал на брюхе и все искал, искал…
А что делалось в селе?! Скрип, скрежет, грохот железа, хлопают двери, орут ворота, пыль на дворах и на улицах.