Я последовала его совету, но спокойствие морячка было обманчивым. Я - Розмарин! Я - Роза морей! Я чувствую море: там занимается нешуточный шторм. Над Балтикой набирала силы морская пурга. По громовой воде - извиваясь, - летели пенные змейки и прочий белый наркотический бред, пар, соленые слезы.
Я никак не могла собраться с мыслями, чтобы понять толком то, что только что слышала из уст скорпионов.
Лишь в своей каюте чувство страха отшатнулось: иллюминатор был зашторен жалюзи, у кровати горела спокойная лампа, гул моря не так слышен; потыкав в кнопочный телефон я заказала бокал "Шабли", унять нервную колотилку, а когда стюард ушел, и вино было выпито, я, нагишом, по ковру прошла в туалетную комнату - смыть с кожи пот, а с сердца - следы кровавой каши, подумать, наконец, поразмыслить… как вдруг! Заметила краем глаза чье-то присутствие. Нечто живое блеснуло на кафельном пятачке душа - душа ушла в пятки… на шахматной плоскости кафеля небесной окраски, как драгоценная брошь из яшмы в оправе желтого золота сверкал в глаза мой жук-носорог, мой живой амулет, который я вытащила из под колес на шоссе. Как ты сюда попал?! Я упрятала его в кармашек новенькой сумочки, которую купила в Хельсинки. Я нашла точную копию своей утопленницы - крокодиловая кожа, такой же размер, форма трапеции, только ручки были длиннее, да цвет шелка внутри не бежевый, а сиреневый с ромбиками перламутра. Я сложила туда свою последнюю уцелевшую драгоценность: спасательную книжку сказок Перро с письмом отца к тетке, подкупила для ровного счета зеркальце кругленькое и глупое, да духи в парчевом мешочке как у мамочки, "Пуазон", но на корабле, психуя за сохранность такой волшебной ерунды, взяла на прокат сейф и упрятала все за стальную дверцу, завертела на ключ, а ключик пристроила на брелок у ремня.
Я поспешно вернулась и внимательно оглядела каюту ошпаренным глазом. Ну, рожай! Да, сомнения улетучились - кто-то тайком побывал в моей комнате и тщательно осмотрел туалетный столик, порылся в пепле - зачем? - на дне фарфоровой пепельницы и! - открыл сейф отмычкой, и снова запер.
Тут, тук стукнуло сердце; ты, засветилась, Лизок.
Неизвестный даже заглянул за схему корабля в рамочке иод стеклом - что он искал? - но повесил назад неаккуратно. Значит это был мужчина.
Я открыла сейф в состоянии полной паники, вытащила на свет сумочку, закрыла глаза и сунула руку на дно - слава богу! - книжка на месте. Но письмо отца рука преследователя переложила с седьмой страницы - 7 мое число - на Г3-ую! Этот человек был явно искушен в мистических штучках и тем самым подставил меня под тень чертовой дюжины. А вот и кармашек, набитый
салатным листом, куда я уложила в зеленую колыбель носорога. Когда незйакомец перетряхивал сумку он выронил жука на пол и тот задал стрекача.
Мне опять повезло - беглеца он не заметил.
Лиза, кто-то сумел обнаружить тебя, раньше, чем ты почувствовала опасность! Берегись, тебя впервые в жизни опередили! И сразу вычислили. Скорее всего каюта была обыскана сразу, как только я вышла на палубу, где врезалась в Фелицату. О, это очень опасный враг… Это твоя смерть рылась в твоем сердце, Лизок.
И он не из стаи красных скорпионов. Ни слова ведь не было сказана гадами о том, что я обнаружена, а каюта моя обыскана. Значит, мой новый враг из другой команды. Карла говорил о том, что на мой след вышла русская специальная разведка. И вот они уже тут как тут! И здесь не обошлось без Марса, его бандиты взяли мой след в Веймолла, когда я смывалась в Финляндию.
Уйя!
Уноси ноги, шкуру и голову, Лиза!
Вот зачем тебя судьба саданула лбищем в стекло и заставила взять вторую каюту!
Я собралась за пять минут: сорвала все свои шмотки из шкафа и раскидала по комнате: меня украли! Переоделась в походное хаки - брюки, рубашка с погонами болотного цвета, кроссовки; книжку с письмом отца примотала назад к животу липким скотчем. Револьвер в задний карман, запас патронов в карман рубашки, и дала деру из каюты А5. Я утонула! Ах, да! Жук… Я поймала его на кафельной плитке, замотала в батистовый платок и - в карман рубашки, а клапан застегнула на пуговку, чтобы глупыш снова не выпал из люльки.
Спускаюсь на самую нижнюю палубу, где у меня куплена запасная каюта. Дежурный стюард удивлен моим столь поздним явлением, но я сплетаю байку о том, что гуляла с подругами, и он показывает мою норку, отдает ключи, список услуг, меню. Здесь удары моря о днище намного сильней, чем наверху, у богатых свинок. В моем шкафу без удобств, с узкой постелькой нет даже иллюминатора. Я сую тюльпану на чай, что-то с перебором и он никак не может понять кто я? По классу каюты -я человек средних достатков, а чаевых отстегнула с пеной на кружке, не дожидаясь отстоя. Но у меня свой расчет, кукла, я умоляю его помочь отыскать бедную девочку на инвалидной коляске, с сиделкой на запятках. Я тоже сиделка и должна ее подменить. Деньги отлично причесывают лакеев - и мой новый дружок, оседлав телефон, быстро находит нужный номер каюты. Все-таки ребенок в инвалидной каталке - не иголка в сене и замечен обслуживающим персоналом круизного рейса. Пожалуйста, вторая палуба, каюта Б037…
И я отправляюсь за Верочкой. Я не позволю, чтобы моя несчастная подружка стала добычей таких отвратительных пауков и по душевной простоте.стучала на меня. Я подарю ей новую жизнь! Выиграю для нее еще один лимон в баккара. Куплю пряничный домик на берегу озера с лебедями. Пусть она станет моим первым ребенком. А вам, фиг в рыло, козлы!
Вот нужный номер!
Перевожу дыхание. Держусь рукой за поручень вдоль стены.
По тому как покачивает корабль, мне ясно, что балтийский ветер продолжает крепчать… сколько глотков соленой воды он гонит к бортам корабля! Бррр… Скоро полночь, в коридоре пусто и светло.
Тук, тук, тук, стерва.
Она ни за что не откроет, тварь. Она в панике. Она уже знает, что случилось в кают-компании. Вся команда порезана вдребезги.
Слышу ее легкие шаги. Ближе, ближе. Вот она стоит у двери, приложив ухо к двери и сторожа звук.
- Стюард, - обращаюсь я к незримому слуге, - мне нужно передать записку от мадам Фелиц! Стучите сильней!
И снова: тук! тук!! тук!!!
И сиделка дрогнула, сработал рефлекс лакея.
Дверь открылась.
Револьвер к рылу и сразу по-русски: "Не рыпайся, свекла, если хочешь жить".
Она в ночной рубашке. В голове - бигуди. На лице озноб ужаса, но соображает быстро и юрко, как ящерица, накрытая рукой - отстегивает хвост. Молча кивает головой: я хочу жить.
- Где Верочка?
Показывает свекольным пальцем в сторону ванной комнаты, там слышен шум открытой воды.
- Ложись животом вниз и не дыши, падла!
Она починяется с торопливым страхом. Руки за спину! Бинтую скотчем запястья. Переворачиваю на спину. Ну и рожа! Начинаю лепить на плевательницу полоску липучки… Точно такая же злая физия с выщипанными бровками и поросячими ресницами была у нашей поварихи-раздатчицы в детдоме по кличке Любка Харчок. Она строго делила нас на плохих и хороших, на какашек и болячек. Я была - "какашкой", и иногда она, воспитывая, плевала мне в суп или на котлету. Демонстративно плевала и ставила на "люминиевый" поднос! Это у Любки называлось "проверкой на вшивость". Я отходила без подноса даже не пикнув, только закусив губу. Порой она так воспитывала какашку два-три дня, до голодного обморока… зато другие ребята наловчились - следить за плевком в супе и вылавливали его ложкой, - за борт! - и ели. Бедные дистрофики… Когда один раз Верочка попыталась ложкой выловить любкин плевок, я ее больно отколошматила.
Залепив рот сиделки, иду на шум воды… Несчастная Вера, маленькая и голенькая, вся в синяках от щипков мегеры, лежит спиной на махровом полотенце, которое подстелено под тело, а сверху на нее льет тоненькая перекрученная струйка. Рычаг подачи воды специально утоплен, чтобы струйка не прерывалась. Так она спит!
Глаза Верочки закрыты, но веки ее настолько тонки и прозрачны, что я вижу, как сквозь кожицу проступает - косточкой - темная родинка зрачка.
Проснись, Спящая Красавица, срок заклятия кончен!
Я выключаю воду. Снимаю чистое полотенце с вешалки и начинаю обтирать гусиную кожу, - через открытую дверь контролирую сиделку в постели. Дыши носом, гусыня!
Но Верочка спит. Ни мои поцелуи, ни мои ласковые слова в синюшное ушко не могут ее разбудить, но я хорошо помню, что в детском доме она всегда просыпалась, если на лицо садилась муха. Она уже тогда могла спать сутками, и я будила ее, выпуская на лоб муху с оторванными крылышками - Верочка просыпалась от чувства брезгливости, она была из чистюль. Как вовремя мой небесный отец подкинул жука! Сегодня я разбужу ее лапками носорога.
С перепугу жук напрудил в мои пальцы пахучей янтарной каплей, я пускаю его на прогулку, жесткие лапки судорожно цепляются за голубую кожу на лбу, там, где - все еще! сколько лет! - краснеет царапина от моей расчески.
От щекотки жука по тельцу Верочки проходит волнение, по лицу пробегает гримаска отвращения… и вдруг она широко и ясно открывает глаза и смотрит мне прямо в лицо осмысленным взглядом незнакомых глаз.
И голос у нее такой же ясный, глубокий, печальный и незнакомый, как ее глаза:
- Как ты выросла, Сима.
- Здравствуй, Верун, ты узнала меня? - мои глаза полны слез, я забыла свое ужасное имя.
- Нет. Ты совсем другая. Ты уже взрослая, красивая, а я - видишь, - никак не могу вырасти. Витаминов не хватает.
- Просто тебя надо лучше кормить. Шоколадом. Фруктами. Хлебом с маслом, - я досуха обтираю ее полотенцем. Беру массажную щетку с полочки.
- Тише, - пугается Верочка, оглядываясь на стенку, - дежурная услышит.
- Там никого нет, - я баюкаю голосом и расчесываю волосы, они так нежны, что паутинки набиваются в щетку.
- Да? - она продолжает пугливо и пристально смотреть в сторону противоположной стены, и я понимаю - бедняжка видит себя в нашем дортуаре и смотрит туда, где у входа стоит стол дежурной с горящей настольной лампочкой, выкрашенной синей краской.
- Там никого нет! - тормошу я подружку. - Очнись, мы с тобой плывем на большом белом корабле, в море!
- Нет, это ты на большом белом пароходе, в красивой рубашечке с погончиками на железных пуговках, а я никогда нигде не была, - отвечает печально сомнамбула.
Да, погончики моей рубашки на стальных заклепках… я обнимаю Веру и беру на руки. Она так легка, что я чуть не расплакалась. Еле-еле шагаю вперед.
- Верун, я заберу тебя с собой. Мы будем жить вместе, и ты вырастешь.
- Правда? - и она благодарно обнимает шею двумя веточками. - И я не буду больше тебя искать?
- Правда, - я выхожу из душа и опускаю ее в кресло-каталку. Что у тебя с ногами?
- Я не хочу никуда ходить.
Мегера слышит наш разговор и трусливо закрывает глаза.
Я собираю с дивана детскую одежду.
- А эту ты видишь? - я киваю в сторону сиделки.
- Дежурную? - она таращит пугливый взор. - Нет еще… Она ушла в туалет…
Я забираю трусики, маечку, ночную пижаму с брючками из дешевой фланели, сандалеты и, ущипнув до крови сиделку: вот тебе! - объясняю на ухо ситуацию:
- Слушай, гадина, в оба уха. Я забираю Веру к себе. Тут тебе не Россия - права детей защищает закон. Я знаю, ты сумеешь развязать руки. Пусть. Только не рыпайся и сиди тихо. Иначе я обращусь в полицию. Запомни, ты осталась одна! Понятно?
Сиделка кивает затравленными глазами.
- В какой каюте мадам Фелиц? - я не успеваю отлепить скотч.
- В каюте - С 041, - тихо ответила Верочка.
Ее глаза снова закрыты, но теперь во сне она улыбается.
Я выкатываю каталку и кручу в сторону лифта.
- А кровать ты заправила? - вздрагивает сомнамбула.
- Да.
- И подушку поставила треугольником?
- Конечно! И одеяло подоткнула по всей длине под матрас и разгладила ровно-ровно, без морщин.
С каталкой я еще раз вижу, что для калек тоже полный комфорт: плавные спуски, ровный подъем… с ума съехать!
Вкатив коляску в свою конуру, я укладываю Веру в постель.
- Верун, а кто этот клиент! - мне кажется она не спит.
Молчание.
- Почему он хочет моей смерти? А, Верун?
Молчание. И - еле слышное сквозь шум волн - легкое дыхание. Она продолжает улыбаться… Ладно, Верочка, спи сладко и спокойно. Я знаю, кто сейчас ответит на эти вопросы.
Проверяю оружие, иду к двери.
- Ты насовсем уходишь? - Верочка открыла грустные глазки.
- Нет. Я скоро вернусь.
- Поцелуй меня на прощание.
- Зачем так грустно? - я целую прохладную щечку.
- Мы увидимся только осенью…
- Не скули, Верун.
- …Это будет в Москве, под вечер. Когда пойдет дождь. Я буду ехать в трамвае по Беговой улице, и когда он остановится на перекрестке у светофора, я увижу тебя за рулем красивой машины. Наши глаза встретятся. Обещай, что ты помашешь мне рукой.
- Обещаю! Глупышка…
- И мы поженимся.
- Хорошо! Спи…
- И родишь мне ребеночка.
- Обещаю.
Она закрыла глаза и разжала слабое объятие. Я еще раз поцеловала щеку с одинокой слезой и - к выходу.
До сих пор не могу себе простить, что оставила ее тогда!
На часах полночь. Самое время заняться покойницей Фелицатой. Я знаю - она единственная успела меня рассмотреть и понять кто я, и, следовательно… в каюте ее нет.
"Тук-тук. Кто там? Ваша внучка, Красная Шапочка. Несет вам лепешку и горшочек масла, который вам посылает моя мать".
Нет ответа. Смылась, писюха! Я иду к ночному стюарду, корчу плаксивую рожу: "Стюард! Моя подруга, мадам Фелиц из каюты С 04Г пропала! Не берет трубку телефона, не отвечает на стук в дверь…"
Стюард для проформы заглядывает в карточки пассажиров:
- У мадам Фелиц неприятности. Она поранилась о стекло и сейчас находится в больничном боксе.
- Боже! Я обошла всех наших друзей - никого нет в каютах!
- Мадемуазель, - мнется стюард, - у нас проблемы. В кают-компании лопнула потолочная лампа. Ваши друзья поручили небольшие ожоги и ранения. Мы вызвали вертолет скорой помощи, который доставит всех в госпиталь на побережье. Вертолет уже вылетел.
Мне надо спешить - Фелицата вот-вот ускользнет с корабля.
- Какой ужас. Я могу их навестить?
- Только с разрешения дежурного врача, доктора Хеннинга.
Я узнаю телефон бокса, словно собралась позвонить, затем круто меняю решение: "Нет я зайду сама". Стюард объясняет как найти больничный бокс и, четко следуя его советам, я оказываюсь у матовой двери с красным крестом. Прохожу мимо и - к ближайшему настенному телефону. Набираю номер больничного бокса:
- Доктора Хеннинга пожалуйста!
Мне ответил голосок девушки, наверное, это дежурная медсестра.
- Он отдыхает. Я дежурная медсестра.
- Пройдите в капитанскую рубку. У нас на связи патрульный вертолет. Спрашивают: может быть подождать до утра? Погода плохая.
- Боюсь, двоим нужна срочная госпитализация! - вскипает сестра, - мы не можем оказать нужной помощи…
- Пройдите к капитану! - и я вешаю трубку.
И вот я вхожу в бокс. За столиком медсестры горит матовая лампа. Пусто. Иду дальше, в палату. Боже! На трех койках белоснежные куклы - люди с забинтованными головами и руками. Двое - на капельницах. Одна кукла, как кукла - это ученый карлик. Видны только открытые рты. Стон. Муки ран. Дух боли и медикаментов. Фелицаты среди них нет. Суке повезло больше всех - отделалась уколом от шока в волосатую задницу. Возвращаюсь в приемный покой. Внимательно оглядываю стол медсестры. Где-то здесь лежит кончик нити, ведущий к писюхе… картотека… ага! вот бортовой медицинский журнал… откидываю последнюю страницу. Сплошная латынь. Мимо! А это что? На закладке торопливой рукой записан номер телефона, ниже - номер каюты: А 085, а еще ниже - "мадам Ф…" Облом, Фелицата! Ясно, что она косит под больную и тоже хочет улететь с вертолетом скорой помощи на берег, подальше от Герсы. Попалась, писюха! Оставила медсестре свои координаты! Снимаю телефонную трубочку. Набираю нужный номер. Время за полночь, но она ждет звонка из бокса и сразу кинется к телефону. Алло! Фелицата явно все еще в шоке и потому соображает с трудом. Надеюсь, мой голос за 12 лет повзрослел. У меня витаминов хватало… Подделываясь под фальцет медсестры объясняю мадам Фелиц, что вертолет вот-вот совершит посадку на борт корабля, но я должна еще раз ее осмотреть, чтобы решить - насколько целесообразна ее срочная госпитализация. Вертолет перегружен и над морем штормит…" "Умоляю, - рычит в трубку, Фелицата, - я умру, если вы оставите меня на борту. Мне кажется, я начинаю слепнуть!"
- Не напрягайте голосовых связок, мадам. Я зайду сейчас вас осмотреть.
- Благодарю. Только постучите три раза - у меня что-то с нервами.
Стучу три раза.
Тук-тук-тук.
Тук-тук-тук стучит мое сердце, облитое кровью памяти: настал час возмездия. Вспомни, Лиза, бедную девочку в рыженьких сандаликах на кирпичном карнизе! Пальчики ее, которыми она цепляется за ямки в стене! Балкон ее на четвертом этаже, где беснуется псих с лыжной палкой в руках, к концу которой примотан проволокой хирургический скальпель…
- Кто там?
- Медсестра от доктора Хеннинга.
Она нервозно возится с замком, наконец открывает и сразу получает страшный удар ребром по шее, локтем в солнечное сплетение и ногой в коленную чашечку. Мне йадо ее ошеломить и выбить мозги из ушей. Лишить опоры в себе. Правило кун-фу: целься в душу! Но стерва выдержала удар, и стала отчаянно сопротивляться! Она ждала нападения… Борьба Фелицаты настолько возмутила мою душу, что я едва-едва не убила ее, и сама опомнилась только тогда, когда уложив на пол, связывала руки за поясом полосой скотча.
Молчание.
Слышу только ее порывистое дыхание.
Переворачиваю лицом вверх и наши взгляды наконец-то встречаются. Я вижу, что она психологически приготовилась к моему появлению. В агатовых глазах только
бесконечная злоба и огонек любопытства. Суке интересно посмотреть как я выросла.
Достаю ее золотой револьвер - узнала! - и начинаю стволом отдирать полоску лейкопластыря над бровью. Там чернеет неглубокая ранка под корочкой крови. Отодрав пластырь, я молча заклеиваю один глаз.
- Здравствуй, милая.
Она молчит. Одинокий глаз полыхает бессильной злобой.
- Что ж ты, писюха, так долго не приходила из магазина? Забыла, что обещала проверить мои тетрадки. Нехорошо лгать, Фелицата, особенно лгать детям. Обижать маленьких.
Я отдираю с виска еще одну нашлепку из пластыря и демонстративно заклеиваю рот служанки:
- Мне не нужны твои слова, дрянь. Хочешь молчать - молчи.
Я всовываю пистолет в ухо и вращаю с такой силой, что ушная раковина покрывается алой испариной и на мочке, на золотом цветочке, набухает еще одна сережка, отличая из чистой кровищи.
- Вставай. Я выброшу тебя за борт, падаль.
И она молча встает! Не визжит, не цепляется за жизнь, а встает и стоит, шатаясь от боли, пылая злобой, ненавистью и бессилием. От служанки пахнет копченым лососем… Спокойно, Лизок, говорю я себе, она боится высоты, а не смерти. Ты ведь еще не забыла, как она трусила, выходя на балкон. Страх высоты сделает свое дело и развяжет язык.