Переведя эту дипломатическую казуистику на обычный человеческий язык, можно понять, что Великобританию отнюдь не заботила безопасность польских границ и что она готова была принести в жертву заключенные договора с Польшей и данные ей гарантии, Сказать больше - она толкала гитлеровскую Германию дальше на восток, принося в жертву и Данциг, и Польшу, как до этого были принесены в жертву Австрия и Чехословакия.
Главной заботой мистера Чемберлена, премьер-министра Англии, было то, что если аппетиты гитлеровцев будут еще более возрастать, "то они из благодарности к Англии и Франции повернут на восток и растерзают СССР". Об этом, кстати, пишут не советские историки, а английские публицисты супруги Уильям и Зельба Каутсы. Английские консерваторы еще перед второй мировой войной разоблачили себя как двурушники, ибо правительство Чемберлена больше заботила мысль о сохранении Великобританией ее многочисленных колоний, а не какие-либо взятые на себя по заключенным договорам обязательства.
Эти исторические факты наглядно свидетельствуют, что правительство консерваторов во время переговоров в Москве о заключении Тройственного пакта, направленного на обуздание агрессии со стороны национал-социалистского государства и его руководящей верхушки, в то же время старалось добиться за спиной СССР сделки с гитлеровским правительством.
И только заключение 23 августа 1939 года в Москве советско-германского договора о ненападении сроком на 10 лет отодвинуло нападение фашистской Германии на СССР вплоть до 22 июня 1941 года.
И последнее, что следовало бы здесь отметить на основании проанализированных документов и фактов, - это возведенную гитлеровцами в постоянно действующую систему официальную политику подпольного политиканства, исполнение внешнеполитических акций, по своему характеру подобных чемодану с двойным дном.
Наигранная политическая наивность западных стран, граничившая, если сказать точнее, с предательством, обернулась против них же самих. Особенно не надеясь на военные "теории" Шлиффена, Гитлер не мог начать войну с Советским Союзом, не обеспечив себе по возможности стратегические тылы, соответствующее материальное обеспечение и не захватив предварительно эти страны с их довольно-таки мощной индустрией и достаточно сильной военной промышленностью.
В результате, страна за страной, была завоевана почти вся Европа и даже часть Африканского континента, куда в порядке помощи фашистской Италии Гитлер направил целую армию генерал-фельдмаршала Роммеля.
К этому времени основные страны Средиземноморья были захвачены фашистами или находились под их влиянием. Естественно, как в Средиземноморье, так и в Африке, Гитлер был озабочен интересами прежде всего немецкого империализма, а отнюдь не своего союзника.
…Войдя в буфет, Шелленберг и Гиммлер заняли столик и заказали кофе, а Шелленберг еще и коньяк. От коньяка Гиммлер последнее время отказывался все чаще - как настойчиво поговаривали, из-за усиливающейся язвы желудка. Выглядел рейхсфюрер вполне здоровым, и Шелленберг, выпивавший с ним иногда и шнапса - во время их совместных выездов на охоту, - мало верил слухам об ухудшающемся здоровье Гиммлера.
"Вряд ли, - думал бригаденфюрер, - больной человек может позволить себе такое… Да он, кажется, и ни на что не жалуется…"
Пили сначала молча, но Шелленберг ждал удобного момента, чтобы вызвать Гиммлера на откровенный разговор - выяснить его, Гиммлера, личное мнение о той части высказывания фюрера, где тот так пренебрежительно касался предстоящего вторжения экспедиционных сил антигитлеровской коалиции во французскую метрополию, в частности, в "Оверлорд" - в северную часть страны, - и в "Энвил" - в Южную Францию.
- Рейхсфюрер, - начал Шелленберг как можно осторожней, стараясь придать голосу наиболее дружескую интонацию, - неужели вы согласны на любые решения, которые примет фюрер? Меня интересует, я бы даже сказал беспокоит, это вторжение. Это ведь вам не Африка, не готтентоты с пиками и стрелами… на которых достаточно роты солдат. Речь идет о вторжении современной, превосходно вооруженной армии…
- Партайгеноссе Вальтер! Я бы вам не советовал заниматься прогнозами, ибо на этом можно обжечься. Это все равно что предсказывать погоду на месяц вперед, то есть в общем-то неблагодарное занятие! Что я никому своих мыслей не доверяю, вы знаете. Однако в знак дружеского к вам расположения могу сообщить: всего лишь одна англо-американская операция, такая, например, как "Торч", обошлась нам более чем дорого… Ром-мель зализывает свои раны в рейхе, а остатки его бравых вояк Паулюс бросил у стен Сталинграда, бросил, кстати, навечно… Монтгомери же получил от короля Великобритании очередную награду и катается теперь на американском "шевроле" по Северной Африке. Мне думается, то же будет с нами и во Франции. Только здесь мы продержимся дольше за счет укреплений Мажино и Зигфрида, которые сейчас спешно приводятся в порядок. Англичане здесь, несмотря на неумеренное хвастовство Черчилля, получат по зубам, чего им от всей души и желаю.
- Мне все ясно, рейхсфюрер, благодарю за доверие, вы выдали мне такой ворох информации, переварить который сразу невозможно. С вашего позволения, посмею задать вам еще один немаловажный вопрос: какого черта гросс-адмирал Дёниц возражает против передачи чертежей на ФАУ-1? Ведь они для нас теперь… просто хлам! Я, откровенно говоря, ничего тут не понимаю…
- Тут дело вот в чем, Вальтер. Дёниц почему-то считает, что раз уж мы объявили всем неограниченную подводную войну, то нас должны бояться не только враги, но и союзники тоже. Все, к тому же, обязаны выказывать нам всяческое послушание. Однако с японцами здесь нашла коса на камень. Их, японцев, военно-морской штаб считает, что, имея второй по могуществу флот в мире, они, японцы, и сами с усами… Что они этого ca-мого герра Дёница, как человека не очень воспитанного, могут послать куда-нибудь подальше… Так оно, собственно, и получилось, когда он, Дёниц, сделал свой официальный запрос на человека-торпеду "Кайтен". Название это в переводе с их языка означает, как ты знаешь, "Повернуть судьбу". Не знаю, право, куда они с ее помощью и что там поворачивают, но, если штуковина эта угодит в цель, уверяю вас, дорогой Вальтер, она, эта цель, действительно поворачивается… Вернее - переворачивается и тонет. Правда, от человека, находившегося в ней, не остается ни клочка… Насколько я знаю, фюрер был против этого оружия. Тем более, Вальтер, я не из тех, кто фанатично и слепо поклоняется разного рода символике… Символы - это, выражаясь мягко, для простодушных, а мы с вами к категории таковых не относимся. Спасибо еще, что Дёница выручил князь Боргезе. Он не только прислал инструкторов подводного плавания (их на современный лад величают аквалангистами), но и принял участие в известных вам событиях, вернее, в том мелком инциденте, где мы потрясли кое-кого на английской базе в Скапа-Флоу. Пусть он будет доволен и этим и, по возможности, совершенствует подводную службу, приспосабливая ее к подрыву кораблей ваших бывших и наших тоже, - сказал он, улыбнувшись, - "закоренелых друзей"…
Вызванный к прямому проводу Гитлер все еще не возвратился, когда, сильно хромая, в кабинет вошел рейхсминистр пропаганды Германии доктор Геббельс. Увидев Геринга, он направился к нему и сел рядом. Затем, минуту спустя, появился министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп. Всегда надменный и тщеславный, он и теперь постарался занять кресло поближе к председательскому, рядом с фюрером.
Вот (наконец-то!) в зал заседаний явился сам, как успели заметить все присутствующие, чем-то взволнованный, но старающийся выглядеть спокойным Гитлер. Правая его рука была заложена за борт френча, взгляд, направленный поверх голов куда-то вдаль, казался отсутствующим. Едва приблизившись к столу, он вновь заговорил, заканчивая прерванную речь.
Будучи явно психически неуравновешенным, Гитлер, однако, в критические моменты мог взять себя в руки - несмотря даже на самые неблагоприятные обстоятельства. Вот и сейчас, получив при телефонном разговоре с Моделем и Манштейном неприятные известия, он, пока направлялся в кабинет, вполне овладел собой. Одна только необычайная бледность лица выдавала его волнение.
- Господа! - сказал он очень спокойно и тихо. - Некоторые неприятности, происшедшие на фронте в результате просчетов нашего генералитета, не должны нас особенно удручать…
Услышав такое, с позволения сказать, успокаивающее начало в речи фюрера, больше всех почему-то забеспокоился начальник оперативного управления генштаба Йодль. Все эти бесконечные, а в последнее время ставшие еще и на редкость велеречивыми россказни главаря стаи все больше и больше стали раздражать профессионального вояку. Ему давно уже осточертели все эти "тафельрунде" - доверительные беседы у камина фюрера, на которые собиралась государственная верхушка, к числу которой имел честь принадлежать и он, Йодль.
О том, чтобы от таких вечеринок уклониться, пренебречь подобного рода "монаршей" милостью, не могло быть, конечно, и речи, и он, Йодль, вынужден был без конца скучать, притворяясь польщенным и счастливым.
Мучения, быть может, большие, чем у кого бы то ни было из присутствующих, у Йодля объяснялись еще одним, весьма личным и интимным обстоятельством: будучи вегетарианцем, а также вынужденный, из-за перенесенного в молодости венерического заболевания, воздерживаться от употребления спиртных напитков, он не имел возможности, наравне с другими гостями, что называется, хорошо, в мужской компании кутнуть - с удовольствием пропустить одну-две стопки шнапса и шикарно, по-гамбургски, закусить бифштексом или ростбифом с кровью.
К тому же теперь, на исходе пятого года войны в Европе, разглагольствования Гитлера все больше походили на сетования и причитания смертельно больного человека, чем на высказывания государственного деятеля, у которого имеются хоть какие-нибудь реальные перспективы.
И уже многие, очень многие из приближенных Гитлера стали кое-что понимать. Многим, очень многим стало ясно, что свет бывших великих и ослепительных удач в бесконечно длинном мрачном тоннеле мировых авантюр вновь уже не блеснет никогда, что ход событий неотвратимо заведет их всех в такой лабиринт, из которого нет выхода и где все кончится неминуемым крахом.
Сейчас уже государства - противники рейха диктовали Германии свою волю, и поэтому никакие абстрактные рассуждения не могли отвлечь внимание от того очевидного факта, что стратегическая инициатива на всех фронтах утрачена гитлеровской военщиной навсегда и что невозможно найти какое-либо решение, чтобы в корне изменить сложившуюся обстановку.
Даже у ближайших его сподвижников продолжалось падение веры в вождя рейха, дошедшее до такой степени, что возник военный заговор против Гитлера, ставивший своей целью устранение фюрера как "отца нации", чтобы таким образом, не изменяя существа гитлеризма, спасти себя и заодно статус фашистской Германии.
Все это стало возможно лишь потому, что зарвавшиеся фашистские заправилы пуще врагов боялись собственного народа, который в момент нависшей над страной смертельной опасности мог отказать им в доверии. Это явилось бы настоящей катастрофой для них - не только в смысле идейном и идеологическом, но и в прямом, физическом значении этого слова, то есть закончилось бы их гибелью от руки карающего исторического возмездия.
- То, что я сейчас вынужден вам сообщить, - сказал Гитлер, - имеет строго конфиденциальный характер. Вне стен этого кабинета никто и никогда знать об этом не должен. Передаваемое Японии оружие самого секретного характера, ФАУ-1, создаст ей условия для решительной победы не только над Великобританией и США, но и на всем Дальнем Востоке.
Однако не следует нам забывать и о своих интересах. Я имею в виду прежде всего отобранную у нас по Версальскому договору построенную нами на Шаньдунском полуострове континентального Китая военно-морскую базу Циндао. Вам, Риббентроп, необходимо немедленно засесть за составление меморандума японскому правительству с хорошо аргументированной просьбой о возвращении нам этой базы. В связи с начавшимися беспрерывными бомбардировками метрополии положение японцев крайне осложнилось. На возврат базы они должны пойти без каких-либо предварительных условий. Мне бы хотелось, господин министр иностранных дел, чтобы в изысканных тонах вы объяснили правительству их божественного императора, что Гонконг также был отдан нам в порядке военного приза в частичное возмещение наших затрат по ведению военной кампании с Англией. Надо думать, что на возвращение и этой базы они тоже пойдут. Использование трудностей союзника, господа, вовсе не является с нашей стороны какой-то чрезвычайной мерой или вымогательством, впрочем называйте подобные сделки как вам будет угодно, только не пытайтесь, ради бога, даже мысленно подменять их суть, Я же считаю, что мы попросту возвращаем то, что нам всегда принадлежало по праву и будет принадлежать всегда… И еще, господин Риббентроп, передайте послу Ойгену Отто от меня лично требование, что по этим вопросам никаких переговоров, тем паче торговли в лучших образцах европейской плутократии, у нас, арийцев, быть не должно.
- Яволь, мой фюрер, будет исполнено!
- Желаю вам, Риббентроп, успеха в этом начинании по реализации наших жизненных планов на Дальнем Востоке! К составлению меморандума привлеките востоковедов - чтобы все было высказано в стиле азиатском и ни в коем случае не задевало самолюбия японцев. Фюрер, скажите им, дескать, надеется, что правительство микадо с превеликой радостью сделает все, что требуется в интересах германского рейха.
Гитлер сделал небольшую паузу и после некоторого раздумья сказал на прощанье:
- Вы свободны, мой друг. Еще раз желаю вам успеха! До свидания.
Когда Риббентроп удалился, Гитлер продолжил речь.
- После того, как мы займем Индию, Средний и Ближний Восток, Африка сама падет к нашим ногам, как перезревший тропический плод. И вот тогда мы, - взгляд Гитлера вновь стал отсутствующим, вперившимся в некое отдаленное пространство, - и вот тогда мы вплотную займемся Азией. Я хочу дать вам ясную перспективу на ближайшее будущее в нашей совместной борьбе. Юго-Восточная Азия, и вообще весь этот континент, должна превратиться для нас в неиссякаемый источник бесплатной рабочей силы и тем самым создать ту степень благоденствия для германской нации, которую предначертало ей провидение! Господа! - Голос Гитлера вновь окреп и зазвучал патетически. - В минуту тяжелых испытаний нам необходимо использовать любую возможность, в том числе и союз с азиатами, чтобы сокрушить общего врага. Вот почему я решил поделиться с ними сокровенными секретами рейха - в планах по совместному использованию "оружия возмездия". Японию и временно занятые ею территории надо использовать в полной мере как предмостное укрепление против англоамериканской плутократии. Это, как говорят французы, "тет-де-пон" - временная оборонительная позиция, создаваемая с целью прикрытия наших истинных целей.
Гитлер, сжимая кулаки и судорожно поднося их к подбородку, все больше входил в раж.
- Японские острова, континентальный Китай и Юго-Восточную Азию, вернее их население, путем селекции мы превратим в колониальные муравейники - скопления наших рабов! Да-да! Господа, мы вырастим такой тип азиатов, который будет нашей медоносной пчелой, существующей лишь в качестве сборища "меда". Осуществление этого замысла явится одним из оснований той гигантской платформы, на которой будет покоиться всестороннее благоденствие и процветание чистокровных арийцев, то есть немецкой нации, живущей в условиях тысячелетнего Третьего рейха. Еврейству, цыганам, славянам и прочим народам низшей расы не должно быть места на земле. Полное их уничтожение - вот та воистину историческая миссия, которую на нас возложила сама история!
"Боже мой, что он несет! - думал, слушая фюрера, Шелленберг. - И все это теперь, когда Красная Армия не сегодня завтра будет у стен Берлина, когда открывается новый фронт, и экспедиционные силы антигитлеровской коалиции уже готовы к высадке на наших западных границах… До какой же степени надо потерять всякий здравый смысл, какое надо иметь больное воображение, чтобы в таких обстоятельствах строить такие планы!.."
- Впоследствии, господа, - продолжал говорить Гитлер, - мы оставим японцам, в полном соответствии с их теорией "сопроцветания", эти их "восемь углов мира под одной крышей", точнее - восемь углов и никакой крыши. Нищий, убогий этот народ должен быть доволен и этим!
В этот момент Гитлер попытался изобразить некое подобие улыбки, но ни один из слушателей не смог откликнуться на его зловещую шутку.
- Вы о чем-то задумались, вы меня не слушаете! - обратился Гитлер к Шелленбергу. - Вам, наверное, до сих пор не дает покоя ваше богословское прошлое?.. Оставьте, Шелленберг, в стороне свои божественные сентенции, они вам не к лицу… Чтобы воскресить ваш дух, я поручаю вам обеспечение операции по передаче всей технической документации ФАУ-1. Извольте заблаговременно получить ее у фон Брауна и в самые кратчайшие сроки доставить по назначению.