Глава 25
Товарищи по оружию
"Мы заключили союз со смертию и с преисподнею сделали договор:
когда всепоражающий бич будет проходить, он не дойдёт до нас, -
потому что ложь сделали мы убежищем для себя,
и обманом прикроем себя".
Книга Исайи
- Ну и как он? - встревоженно спросил Федор Фёдорович.
- Вы знаете, Федор Фёдорович, нормально, - ответил со всей искренностью Игорь, встреченный когда-то в вестибюле Большого театра, за перекуром. - Совершенно нормально. Мы, в общем-то, в курсе были, только деталей не знали. Так что вам спасибо большое за информацию. И не переживайте так… Ничего особо ужасного ваша супруга не совершила. Пусть только впредь ведёт себя аккуратнее.
- Скажите, Игорь, то, что она мне сообщила - правда? Действительно, Батя?
- Разберёмся. Понимаете, Федор Фёдорович, дело совершенно не в этом. Как учит мой шеф, главное - не копаться в прошлом, а использовать вновь приобретённые сведения для выработки правильной линии поведения на будущее. Для этого нам кое-чего не хватает. Маловато, так сказать, данных. Мы посоветовались и подумали, что вам надо бы связаться с одним вашим коллегой в Питере. Тут имеется вот какое соображение. Судя по тому, что с Еленой Леонидовной установили контакт, вам лично они доверяют. Но остерегаются посторонних, потому что чуют неладное. Совсем незнакомого человека к ним на переговоры посылать нельзя, даже по телефону. Свернутся, закуклятся, концов не найдём. У вас там был такой - Илья Игоревич, он с одним из них работал, и его они знают лично. Если, он с госпожой Марией побеседует, это никого не насторожит.
- А про Илью откуда знаете?
Игорь картинно развёл руками.
- Федор Фёдорович, дорогой! У вас теперь, конечно, заботы государственные, но первую профессию забывать не стоит… Вызовите его сюда. У вас местечко в администрации вакантное есть, предложите ему - вот и будет благовидный предлог. Что ему там, в Балтийском пароходстве, отсиживаться? Позвоните прямо сейчас. Вот его телефончики, он вполне на следующий рейс успеет. И тогда пусть Елена Леонидовна набирает свою бывшую начальницу. Аккурат через двадцать четыре часа у нас будет полная информация. Тогда уж и начнём соображать, как жить дальше.
- Скажите, Игорь, - неожиданно просительным голосом произнёс Федор Фёдорович, - а как бы так устроить, чтобы я с вашим шефом встретился. Мне бы очень хотелось обсудить ситуацию. Считайте это личной просьбой. Мы же как поговорили один раз, так больше и не виделись. Я не жалуюсь, не плачусь, но мне временами бывает непросто.
Игорь снова изобразил широкое разведение рук.
- Федор Фёдорович, вы же знаете, как он занят. Много работает. Сейчас вот затеял писать вроде как воспоминания. Мемуар. Конечно, для будущего президента России он время найдёт, но хотелось бы предварительно понимать, о чём пойдёт речь. Не для того, чтобы соглашаться или не соглашаться, нет… А чтобы понять, сколько времени понадобится на встречу. У него ведь и здоровье не так чтобы очень, сами видели. Только на китайском снадобье и держится.
- Меня начинает серьёзно беспокоить ситуация со взрывами. Когда я у него был - по вашему приглашению, - он сказал одну вещь. Я не обратил внимания, но запомнил, и сейчас она мне не даёт покоя. Он что-то сказал про теорию меньшего зла. Вот теперь, в связи с вновь вскрывшимися фактами, я и думаю… Взрывы… Восточная Группа… А если взрывы и я к ним в придачу - это и есть по сравнению с Восточной Группой меньшее зло? Игорь, меня не следует использовать втёмную. Школа - та же. Я должен понимать.
Игорь не то чтобы рассмеялся. Он улыбнулся широко и с сожалением.
- Вы, Федор Фёдорович, неправильно понимаете. Извините. Во всяком большом деле есть то, что лежит на поверхности. Тот, кто пытается под эту поверхность проникнуть, идёт на риск. Это как раз то, чем вы сейчас занимаетесь. Риск подобного рода есть штука бессмысленная и бесполезная. Потому что это неокупаемый риск, так сказать, риск ради риска. Под Челябинском есть озеро. Называется Ишимка. По преданию, там Емельян Пугачёв утопил золото. Золото тяжёлое и поверху, как вы понимаете, в отличие от прочих субстанций, не плавает. Многие ныряют и ничего не находят. Потому что в этом озере двойное дно. Там посередине воды - двухметровый слой ила. Люди думают, что это настоящее дно, покувыркаются немного и вылезают наверх, все синего цвета. Так вот. Некоторые, знающие про ил, пытаются под него поднырнуть. Проблема в том, что дырку туда найти можно, если повезёт. А вот дырку обратно потом обнаружить никак не получается. И все, кто подныривал, там и оставались. Потому что, если возвращаться к началу нашего разговора, помимо того, что лежит на поверхности, есть некий символ. Вот тот, кто рискнёт раскрыть символ, идёт на окупаемый риск. Десятикратно окупаемый, если не больше. Но мы с вами, Федор Фёдорович, этими опасными глупостями занижаться не будем. Я вам скажу сейчас одну вещь, но только вам. Услышите и забудете. У шефа есть старый знакомый. Много лет знакомы. Встречались, правда, всего два раза. Так вот, недавно он заехал к шефу и задал похожий вопрос - не вы ли, говорит, взорвали дома с вашими собственными гражданами, чтобы проложить Федору Фёдоровичу дорогу в президенты России? Знаете, что шеф ответил?
- Что?
- Он лишь сказал - вот человек, стал исполняющим обязанности президента. Под ним невиданный административный ресурс, все олигархи под него легли и собственными капиталами мостят ему дорогу, потому что от предыдущей белой моли устали до предела. Вам не кажется, говорит Старик, что взрывы домов с собственными спящими гражданами в этой ситуации есть явное излишество? Не говоря уже о моральных издержках.
- Ну и что гость?
- Впал в недоумение. В нём же и уехал. Но дурацких, извините, вопросов больше не задавал.
- Ишимка, - сказал Федор Фёдорович. - Проговорились вы, Игорь. Ишимка. Значит, ответ глубже лежит. Под первым дном.
- О! - ответил Игорь. - Слова профессионального человека. И вот тут мы с вами снова дружно вспоминаем Оскара Уайльда. "И тот, кто раскрывает символ, идёт на риск". Не надо, уважаемый Федор Фёдорович, не надо. Это уже не наше дело. Вам ведь, насколько мне известно, была сообщена начальная точка траектории. А также конечная. Способ перехода из пункта А в пункт Б с вами не обсуждался. Со мной, чтобы вам не было обидно, тоже. Просто я с шефом уже лет двенадцать, и кое какие вещи научился ощущать.
- Но если это не для президентских выборов - то зачем?
Игорь вздохнул.
- Все. Поехали по второму кругу. Федор Фёдорович, дорогой вы мой исполняющий обязанности! Ну зачем вы все усложняете, ищете второе дно? Вам же ваши приятели русским языком объяснили - Батина затея, от начала и до конца. Ладно, мне вы не верите. Но им же должны верить, несмотря на возможные антагонистические противоречия в будущем. Пошлите туда человека, пусть встретится и поговорит. Вернётся, объяснит, тогда и будем решать, как быть. Тогда милости прошу в гости, потому что полностью обозначится тема для беседы. А просто так время тратить, чтобы вытирать, извините, сопли и слюни будущему президенту великой России, - ну это уж просто ни себя, ни окружающих не уважать…
- Хорошо. Предположим. Если у вас есть хоть какое-то разумное объяснение, на кой чёрт Бате понадобились эти фейерверки, я сейчас ни на чём настаивать не буду. Пошлю Илью на Кавказ.
- Вы меня, Федор Фёдорович, утомили донельзя… У меня, если угодно, есть сто пятьдесят объяснений.
- Начните с первого.
- А вот и не начну. Не потому, что блефую, а потому, что уважаю ваши интеллектуальные возможности, несмотря на состояние той бутылки у камина и очевидную нервозность. Я сейчас две минуты помолчу, а вы сформулируете первую гипотезу самостоятельно. Забудьте, что вы без пяти минут президент. Тряхните боевым прошлым. Не забыли ещё, как это делается?
- Значит так, - произнёс Федор Фёдорович, напрягшись. - Батя. При его возможностях, он, естественно, информацию о грядущих переменах в руководстве страны получил одним из первых. После Ельцина он в своём кресле усидел только чудом, второй раз переживать подобное никому не хочется. Пару раз он у меня уже был, в глаза заглядывал. В результате. Он устраивает взрывы - я начинаю войну в Чечне. Дальше такая логика. Проходят выборы, он появляется, в глаза уже не заглядывает, а объясняет все в открытую. Получается, что он меня президентом сделал.
- Ну вот! А вы ещё от шефа каких-то утешений ожидаете. Сами все и сообразили.
- Я ещё ничего не сообразил, Игорь. Вы не забыли, что у нас в запасе осталось сто сорок девять объяснений? Давайте перейдём к следующему.
Игорь снова вздохнул, теперь с раздражением, но покорно.
- Валяйте.
- Уровень - не его. Понимаете? Не его уровень. У Бати задачка простая. Сохранить кабинет в Кремле, да в Белом Доме, да ещё приёмную в администрации, да на Лубянке, где он ещё появляется. Дачу. Службу свою, которая ему в рот смотрит. Джип под задницей. Больше ему ничего в этой жизни не надо, только регулярный доступ к телу и очередное воинское звание. Он у нас сейчас генерал-лейтенант? Значит, будет генерал-полковник, потом генерал армии. Собственной. Потом мемуары напишет, на встречах с ветеранами органов в президиуме будет сидеть. Для этого не надо взрывать дома. Поскольку по жизни он - полный придурок и скотина, ему всего лишь надо убедительно засвидетельствовать свою пригодность. А для этого есть миллион возможностей. Еду по трассе, вдруг впереди появляется человек с автоматом, Батя меня прикрывает своим телом, стрелка тут же в клочья разносят его орлы - и пожалуйста. Я ему на всю жизнь обязан. Элементарная штука, из учебника. Гиммлер для фюрера как раз такое проделывал. Вот это Батин уровень. Выше - это не он. Если дома не чеченцы взорвали, а Батя, то он получил приказ. Улавливаете мою мысль?
- Улавливаю вашу мысль, Федор Фёдорович, и с искренним уважением отмечаю тот факт, что рассуждаете вы исключительно логично и последовательно. С верным учётом психологических особенностей персонажа. Однако здесь у вас имеет место быть неверное предположение. Чтобы наш с вами Батя получил и исполнил чей-то приказ, в наличии должен быть человек, отдавший его. Следовательно, без такого человека данная гипотеза нежизнеспособна. Я правильно понимаю, что в качестве личности, могущей отдать подобный приказ, вы рассматриваете моего шефа? Больше вроде бы некому. Если исключить вас лично.
- Например.
- В этом случае гипотезу надлежит сохранить, но в архиве, исключительно как свидетельство того, что вы, Федор Фёдорович, досконально изучили все возможные варианты. Вам с моим шефом довелось беседовать несколько часов, и до этого вы много слышали о нём, так что никаких сомнений относительно того, что он может снизойти до общения с таким экземпляром, как Батя, у вас быть не должно. Не правда ли?
- Вероятно, - осторожно ответил Федор Фёдорович.
- Вот. Именно этого ответа я от вас и ожидал. А чтобы рассеять последние сомнения и выйти, наконец-то, на правильную информацию, я и предлагаю вам незамедлительно вызвать в Москву Илью Игоревича и поручить связаться с вашими старыми приятелями. Что мы с вами будем гадать на кофейной гуще?
Федор Фёдорович испытующе посмотрел на Игоря.
- Илья, - сказал Эф Эф, когда его соединили с Санкт-Петербургом, - это я. Здравствуй. Ты мне нужен. Срочно вылетай. Прямо сейчас.
Глава 26
Илюша в игре
"Истинная дружба крайне редка в этом мире, в особенности между равными; а между тем, она более всего прославлялась.
Если такая высокая дружба существует, то только между высшим и низшим, потому что благосостояние одного зависит от другого".
Фрэнсис Бэкон
- Ларри Георгиевич, - с неизменной гордостью сообщил Андрей, показывая рукой вправо и влево от машины, - лично посадил. Приехал, посмотрел - как-то, говорит, голо все. Позвонил в Москву, привезли самолётом голубые ёлки. Взял лопату, лично сажал - никому не доверил. Нравится?
- Нравится, - ответил Илья Игоревич, оглядываясь. - Днём, наверное, красиво. Сейчас-то не разглядишь.
- Вообще у нас стоят прожекторы, чтобы ночью тоже было красиво. Только Чубайс, сука рыжая, свет вырубил - говорят, что республика за электричество не платит. В доме свет, конечно, есть, генераторов понаставлено ужас сколько. Но на прожекторы Ларри Георгиевич напряжение подавать запретил, чтобы население не раздражалось. Платон Михайлович Чубайсу уже звонил, кричал на него и требовал немедленно включить рубильник. Вроде даже схему какую-то финансовую разработал…
- "Мельницу", что ли?
- Ну, это нам никак неизвестно. Может, мельницу. Может, мыльницу. Вам сюда, Илья Игоревич. Проходите, устраивайтесь. Сейчас шефы подойдут. Чайку с дороги не желаете?
От чая Илья Игоревич отказался, опустился в кресло и стал с интересом рассматривать развешанные по стенам рога и шкуры. От звонка бывшего коллеги и нынешнего работодателя до настоящей минуты прошло около трёх суток.
Неприятности у него начались вскоре после старой питерской истории с Сергеем Терьяном, присланным разобраться с проворовавшимся директором инфокаровского филиала Еропкиным.
К привезённой Терьяном письменной рекомендации Федора Фёдоровича Илья Игоревич отнёсся серьёзно, в помощь Терьяну подключил весь свой наличный ресурс. Теперь, задним числом, он понимал всю непрофессиональность и неосторожность своего тогдашнего поведения.
Когда у Терьяна внаглую выкрали невесту, уверенность Ильи Игоревича в безусловной причастности Еропкина к случившемуся заставила его забыть про элементарные юридические нормы. Ничего особенного в этом не было, всё делалось в старых традициях Конторы. Но обычно Контора прикрывала. А тут произошло необычное.
Еропкин вернулся на прежнее рабочее место на белом коне, демонстративно связался с прокурором города и сообщил врастяжку:
- Короче так, господин прокурор. Тут в отношении меня всякие беззакония были совершены, понима-а-ешь, и сейчас ещё продолжаются. Я заявленьице вам подошлю, вы уж разберитесь. Не те, понима-а-ешь, времена, чтобы органы нашей безопасности могли безнаказанно травить честных предпринимателей. Вы моё заявленьице в копии получите, уж не взыщите, а оригинал я в Москву отправил, генеральному прокурору. Для надлежащего контроля.
Скорость, с которой прокуратура отреагировала на звонок честного предпринимателя, сама по себе предвещала Илье Игоревичу печальную судьбу. Меньше чем за неделю он получил сразу два уголовных дела: одно за превышение служебных полномочий, а второе, совсем уж непонятное, - за попытку сокрытия улик, могущих оказать влияние на расследование уголовного дела касательно исчезновения гражданки Левиковой. Первое обвинение, впрочем, тоже было не очень понятным.
А теперь информация для тех, кто не в курсе.
В идейную преданность сотрудников органов сейчас, в жестокий век чистогана, верят мало. В их способность работать за сто пятьдесят долларов в месяц, не беря взяток и не продаваясь на корню, не верят совсем. Поэтому и был неким умным человеком придуман надёжный способ обеспечить лояльность и бескорыстие.
Берём отдельно взятого сотрудника. Ловим на чем-нибудь. Возбуждаем уголовное дело. Потом приостанавливаем, потому что своя рука - владыка. Но приостановить дело - вовсе не значит закрыть. И как только сотрудник позволит себе лишнее, дело можно открыть заново.
Сотрудник, если он не полный дурак, а таких и не держат, это прекрасно понимает, поэтому не только не позволяет себе лишнего, но и насчёт прибавки к жалованью не заикается, что в условиях жёсткой финансовой дисциплины есть вещь чрезвычайно полезная.
Любопытно также, что дурацкое словосочетание "работать не за страх, а за совесть" совершенно никакого отношения к реальной жизни не имеет. Вы бы, господа, сперва посмотрели, что значит - работать за страх, а потом бы уже рассуждали насчёт совести.
Можно было бы предполагать, что и с Ильёй Игоревичем решили поиграть в эту интересную игру. Только вот не складывалось. Сразу по нескольким каналам к нему пришла информация, что дело затеялось нешуточное, что увольнение гарантировано. И это ещё самый благоприятный исход. А вообще надо ожидать справедливого и беспристрастного суда по целому набору статей.
За Еропкиным стоял прямо-таки удивительный букет сволочей. Поддержка, которой гад пользовался в Москве, была из ряда вон.
С арифметикой Илья Игоревич обходился неплохо, два и два сложил тут же. Только удивился, почему втравивший его в эту историю Федор Фёдорович ни разу и не позвонил. Пусть не розой и не гладиолусом, но уж скромным левкоем в этом самом букете он был…
Пришлось звонить самому. Дозвонился, впрочем, с первого раза.
- Здоровье как? - мрачно спросил Федор Фёдорович. - Там же плохо? Хоть сказал бы, в какой больнице лежишь. Я прилечу послезавтра. Дня через четыре, в крайнем случае. Навещу.
Илья Игоревич намёк понял. В ведомственную больницу не лёг, выбрал обычную районную и скромно разместился в двухместной палате кардиологического отделения.
Назавтра Федор Фёдорович не прилетел, послезавтра тоже. Вместо него на этаже появился лениво фланирующий тип в больничной пижаме и с цепкими глазками, а у ворот Илья Игоревич профессиональным взглядом зафиксировал машину наружки. Взятая под надлежащий контроль городская прокуратура явно не собиралась разжимать челюсти.
Дня через четыре зашла сестричка, принесла градусник и вечерние таблетки, аккуратно завёрнутые в бумажку. Илья Игоревич бумажку прочёл, подчёркнутую ключевую фразу опознал и собрался за десять минут.
Илью Игоревича вывели чёрным ходом, посадили в машину, привезли в аэропорт, в самолёте вручили чистый паспорт на его имя с проставленной визой во Францию. А в иллюминатор он разглядел нечто вроде мужской фигуры в сером костюме, которая не то махала ему рукой, не то отдавала честь.
Беду никогда не надо называть по имени. Потому что стоит только это сделать, как она придёт в твой дом, развалится в кресле по-свойски, набухает в миску салатов и потянется к хозяйскому коньяку.