За зелёной дверью Дженни и Аббаса схватили две пары рук, втолкнули в белые "Жигули". Машина вырулила на магистраль и неторопливо влилась в поток.
- Шляпу сними, - посоветовал водитель, не оборачиваясь. - Не маячь. А то на тебя из всех машин пялятся. Лучше всего - ложитесь-ка оба на сиденье. Там коробка с пивом, бросьте на пол. Удобнее будет. А ты, - это Аббасу, - держи вот. Нажмёшь кнопочку, начнётся запись. Прямо с этой бумажки зачитаешь.
Через сорок минут Дженни, уже во второй раз за этот день, вошла в Дом приёмов "Инфокара".
Первый визит произошёл днём. Минут через пятнадцать после расставания с Марией мобильник. Дженни весело прохрюкал марш американских кавалеристов.
- Дженни, - с удивительной приветливостью сказала Мария, - это я. Знаете, потрясающая вещь произошла. Как раз сегодня можно попасть в салон. Вы где находитесь? Может быть, встретимся прямо сейчас у нас в клубе, запишите адрес. Я вас познакомлю с мастером, он сейчас тут. Лучший визажист в Москве.
Дженни развернула "Хонду" через осевую, вырулила на набережную и помчалась по названному адресу.
Серый особнячок без вывески, в котором размещался Дом приёмов "Инфокара", выходил на трамвайную линию глухим торцом. Справа, в бетонном заборе, находилась чёрная металлическая дверь с кнопкой звонка. Но позвонить Дженни не успела, потому что стоило ей приблизиться, как просвиристел зуммер, дверь сама собой приоткрылась и тут же захлопнулась за её спиной.
Дженни оказалась во дворе с укрытыми полиэтиленовой плёнкой клумбами и неработающим фонтаном. Слева, в центре особняка, находилась дверь красного дерева, к которой вела очищенная от снега ковровая дорожка. Дверь была гостеприимно приоткрыта.
Окна в особняке наглухо зашторены, рассеянный свет сочился из двух напольных светильников в прихожей, где журналистку встретил мальчик в строгом костюме и белых перчатках, забрал у неё куртку и исчез по ведущей в подвал лестнице. Вместо него возник другой, лет сорока, в чёрной форменной одежде со странной сине-белой эмблемой над правым нагрудным карманом - две дуги в квадратной рамке напоминали широко открытый от изумления глаз.
- Вы можете оставить здесь сумку, - любезно сказал человек, и стало понятно, что это приказ. - Пройдите, пожалуйста, в гостиную, вас ждут.
В центре столь же скудно освещённой гостиной красовался продолговатый розовый диван, вдоль стен разместились кушетки и маленькие столики с пепельницами, правый угол занимал белый рояль, рядом возвышался мраморный бюст Вольтера. За роялем сидел мужчина и, прикрыв глаза, музицировал.
Кажется, Вивальди, сообразила Дженни. Да, Вивальди. От этого ей, несмотря на царящую в особняке зловещую конспиративную атмосферу и предстоящий разговор, стало легче.
- Любите музыку, - заметил человек за роялем. - Я тоже, знаете ли. Консерваторию не кончал, но, спасибо старикам-родителям, кое-что для себя сыграть могу. Впрочем, ближе к делу.
Он вышел из-за рояля и указал Дженни место на кушетке.
- Присаживайтесь. Начну с конца. Сейчас в Москву за вашим подопечным уже летит самолёт. Надеюсь, вы знаете, о чём говорите, и самолёт летит не зря. В аэропорт вас доставят отсюда на специально оборудованной машине, из тех, которые не досматривают. С синими мигалками, спецпропусками, сопровождением… Так что здесь проблем не будет. Проблема в другом. Мне доложили, что микрорайон, в котором скрывается ваш протеже, находится под контролем. Поэтому эвакуировать вас из квартиры и привезти сюда не совсем просто. Спецтранспорт к дому подъехать не сможет, это, как вы должны понимать, исключено. Поэтому делаем так.
Он коротко и чётко изложил Дженни последовательность действий.
- Запомнили? Есть элемент риска. Единственное, что возможно в сложившейся ситуации, это максимально подстраховаться. Но полную гарантию вам дать никто не сможет. Имейте в виду, если произойдёт худшее, и вас задержат вместе с ним (до того, как вы снова окажетесь здесь), то мы вас не знаем и никогда не видели. Понятно?
Всё было понятно. Но худшего не произошло. Белые "Жигули" с лежащими на заднем сиденье пассажирами подкатили к особняку с тыла и влетели в мгновенно распахнувшиеся ворота. Аббас, держа в руках пыточно тесные туфли, босиком проследовал за Дженни по ковровой дорожке.
Из безлюдной гостиной дверь вела в бар с плазменным экраном во всю стену и аквариумом, в котором лениво извивался одинокий электрический скат. На стойке размещалось чучело крокодила с трубкой во рту и надписью "Крокодил Крокодилович" на бронзовой табличке.
- Стол накрыт в красном зале, - предупредительно склонился подошедший официант. - Какой аперитив желаете? Когда за вами придёт машина, я предупрежу.
Бронированный автомобиль, разбрасывающий вокруг синие проблески, появился часа через полтора и повёз Дженни и Аббаса, переобутого в ботинки подходящего размера, в аэропорт. От усталости и пережитой тревоги Дженни клевала носом, но подступающий сон рвался в клочья. Спокойное и неторопливое изящество, с которым инфокаровские люди спланировали и осуществили операцию, чем-то напомнило ей историю про появление в стране Флатландии, населённой передвигающимися по плоскости двумерными амёбами, фантастического существа, обладающего непостижимой для аборигенов возможностью использовать для перемещения третье измерение. Интересно, как они вытащат из её квартиры человека, поменявшегося с Аббасом брюками и ботинками?
Она не знала, да и не могла знать, что час назад из телефона-автомата на пульт "02" поступил звонок, и голос Аббаса, записанный на диктофон в белых "Жигулях", зачитал второе по счёту сообщение. Поскольку телефон-автомат находился где-то в Кузьминках, оперативные группы, ведущие поиск террориста, были срочно передислоцированы. Так что дорога из подъезда оказалась свободна.
Хотя, из соображений предосторожности, не мешало бы несколько часов погодить. Что, собственно говоря, и произошло.
Глава 2
Зиц-олигарх
"Жил-был дурак".
Редьярд Киплинг
В настоящую силу Аббас вошёл не сразу. И неожиданно свалившееся на него благополучие какое-то время воспринимал с опаской. Хотя и понял мгновенно, что именно этого ему в жизни не хватало. Бизнес - это ведь что? Это когда ты богатый, и солидная машина с водителем, и девка-секретарша с ногами от шеи, и в любой ресторан можно зайти покушать не потому, что голодный, а потому что просто захотелось, там встретят с поклоном, проводят к столику, и два официанта будут крутиться рядом, ловить каждое слово с трепетом и восторгом.
А если, как совсем недавно у него, денег еле-еле на жизнь хватало, за рулём рухляди производства Горьковского автозавода приходилось сидеть самому, а из ресторанов - по карману только заведение "Шеш-беш", и то по большим праздникам, - это не бизнес. Слезы это. Пусть ты и сам себе хозяин и ставишь заковыристые подписи на накладных и платёжках. Хотя и таким смехотворным существованием он был обязан не своей деловой хватке, а посторонней помощи. Так что, если по правде, не был он тогда бизнесменом, а всего лишь работником по найму, но с правом финансовой подписи.
Дело в том, что надёжно защищённое от лихих людей место на оптовом рынке, где принадлежащая ему фирма ни шатко ни валко приторговывала стройматериалами, досталось Аббасу благодаря покровительству Мамеда, с которым он когда-то учился в школе. А вот великого отца Мамеда Аббас видел всего раз, издали.
Что, впрочем, не мешало ему в разных компаниях, которые собирались в харчевне "Шеш-беш", таинственно намекать на тесные связи с Мамедом и его многочисленным семейством. Реакция окружающих восполняла болезненно ощущаемый дефицит уважения и почтения.
Невинная похвальба привела к тому, что события, последовавшие за трагической и таинственной смертью отца Мамеда - от удара стилетом в сердце в самолёте, летевшем из Тель-Авива в Нью-Йорк, на глазах у десятков пассажиров, - не удивили никого, если не считать самого Аббаса.
В результате этого трагического события любовно созданное основателем династии переплетение бизнес-единиц осталось без присмотра, и вот тогда-то Аббасу и позвонил бывший одноклассник.
- Салям, Мамед, - сказал разбуженный посреди ночи Аббас. - Я разделяю твоё горе.
- Обращаюсь к тебе, как к брату, Аббас, - донеслось из-за океана. - Когда тебе было трудно, я тебе помог. Теперь, в чёрный час, я прошу тебя о дружеской услуге.
- Что я должен сделать, Мамед?
- Завтра к тебе придёт один человек. Очень умный. Скажет, от меня. Сделай, о чём он попросит. И дай мне номер твоего мобильного телефона.
- Ты же знаешь, у меня нет мобильного, Мамед, - признался Аббас. - Зачем мне мобильный? Я человек маленький.
Наступившее в трубке удивлённое молчание сменилось короткими гудками. Разговор оборвался.
На следующее утро в торговом павильоне Аббаса появился лысый и довольно пожилой человек с густыми седыми бровями, в мятом сером костюме примерно двадцатилетней давности и никогда не чищенных лакированных туфлях. В руках он держал тяжёлый полиэтиленовый пакет.
- Вам звонили, - аккуратно прошептал посетитель. - Насчёт меня.
- А фамилия ваша как? - на всякий случай поинтересовался Аббас, заинтригованный видом гостя.
- Фамилия? Простая у меня фамилия. На моей фамилии, если хотите знать, вся Россия держится, - торжественно объявил посетитель уже нормальным голосом.
- Неужели Иванов? - Аббас недоверчиво взглянул на нос пришельца и удивился.
- Зачем Иванов? Почему Иванов? Рабинович - моя фамилия. Могу показать паспорт, если желаете.
За какой-нибудь час умный Рабинович, подсовывая Аббасу одну бумажку за другой, превратил его из захудалого торговца плиткой и краской в полновластного владельца холдинга, ознакомил со структурой бизнеса и, вручив последний листок из казавшегося бездонным пакета, произнёс:
- Тут крестиками помечены фамилии, а рядом написано, сколько с них получать. Отчитываться будете передо мной. Туда, где не помечено, не лезьте. Если сами объявятся, позвоните мне. Вам оклад жалованья определён. Две тысячи в месяц из того, что соберёте. И ещё десять тысяч - на булавки.
- На что?
- На представительские расходы. Будете ходить с разными людьми в ресторан. В казино играть. Благотворительность, то-сё. Вы же теперь на виду - хозяин. Поняли меня? И не вздумайте экономить. В пределах выделенных лимитов, естественно. Ещё Мамед просил передать вам мобильный телефон. Держите. Вам полагается автомобиль. "Мерседес", между прочим, "Бенц". Водитель сейчас подгонит. Поняли меня?
Два дня Аббас приходил в себя и пытался освоиться с чуждой для него ролью магната и олигарха. Начал с того, что прикупил у приятеля из соседнего павильона костюм от Армани, тёмно-синего цвета с благородной полоской, остроносые ботинки на высоких каблуках, потрясающий галстук с мерцающими в темноте фиолетовыми кругами и широкополую твёрдую шляпу. Небрежно бросил на прилавок двести баксов, гордо отмахнулся от сдачи, прошёл к выходу, уронив через плечо: "Пусть ко мне в офис принесут".
Вечером, в новом обличье, на "Мерседесе" поехал в "Националь". Убедившись с удовлетворением, что привлекает уважительное внимание окружающих, сел за столик, потребовал шампанского, коньяк и наилучшую еду.
Так началась новая сказочная жизнь.
Однако роз без шипов не бывает.
Через два дня на Аббаса обрушилась лавина публикаций. Не нашлось ни одной газеты, которая не отметила бы смену хозяина в осиротевшем бизнесе. Аббас читал, и волосы вставали дыбом. Из газет он узнал про торговлю оружием, про возможную причастность к наркобизнесу, про сеть ночных клубов с доступными девицами и скрытыми видеокамерами, про связи со всеми мыслимыми преступными группировками.
Но больше всего его напугало, что покойный отец Мамеда не то по глупости, не то из жадности умудрился каким-то боком ввязаться в затеянный чекистским бонзой Корецким разгром финансовой империи "Инфокара".
Разгром по неизвестным причинам не состоялся, и бедолаге вслед за Корецким пришлось умереть. Возмездие империи оказалось настолько жестоким, а главное - дерзким, что многочисленная семья покойного мгновенно рассредоточилась по странам и континентам, оставив поле битвы за торжествующим победителем.
Это объясняло просьбу Мамеда и последующее изменение социального статуса Аббаса.
Желание немедленно все бросить, обо всём забыть и раствориться где-нибудь в далёком космосе было безжалостно пресечено Рабиновичем.
- Шо вы дёргаетесь? - мягко поинтересовался Рабинович. - Ну шо вы дёргаетесь? Был старый хозяин - нет старого хозяина. Вы у его безутешной семьи купили бизнес. Совершенно, между прочим, чистый бизнес. Как белая лилия. Как платье невесты. Так и скажете.
- Кому?
- Кто спросит - тому и скажете.
Именно эти слова Аббас произнёс, беседуя с появившейся чуть позже съёмочной группой НТВ.
- Был старый хозяин - теперь нет старого хозяина, - проблеял Аббас в камеру. - Я у его безутешной семьи купил бизнес. Чистый, как слеза. Белый, как лилия. Как платье, так сказать, невесты.
Пакостная ухмылка, которой Евгений Киселёв сопроводил вышедший в эфир материал, отнюдь не прибавила Аббасу уверенности в себе.
А неумолимый Рабинович гнал к нему одного интервьюера за другим. И постепенно Аббас освоился. Хотя в глубине души Аббас по-прежнему оставался напуганным беженцем из Нагорного Карабаха, видевшим кровь и слышавшим залпы ракетных установок, в его лице и фигуре обозначилась солидность, тихий голос обрёл внушительность, суждения - весомость, незаметно пришло трудное умение не считать деньги и был разучен набор гладких фраз - про исторические судьбы России, преимущества рыночной экономики и социальную ответственность бизнеса.
Хуже всего выходило про бизнес - ну не понимал Аббас в этом ни бельмеса. А вот про всякую политику получалось просто хорошо, потому что дурацкое дело - нехитрое. Скажешь что-нибудь вроде "судьба России решается на Кавказе" или "многонациональная Россия не может быть тюрьмой народов" - записывают, кивают и относятся с уважением. Хотя норовят и про бизнес спросить, особенно если из "Коммерсанта" или из противного "Московского комсомольца". Тех журналистов, которые про бизнес, Аббас откровенно побаивался, хотя старался виду не подавать.
Однажды подъехала американка - рыжая, худая, длинноногая и очкастая. С блокнотом, диктофоном и визитной карточкой. Какая-то Джейн. Можно просто Дженни.
Аббас сразу понял - эта безобидная, про бизнес спрашивать не будет. И действительно, бизнесом журналистка не интересовалась. Вопросов с подковыркой не задавала. Про благотворительность будто и не слышала. Все только про политику да про международное положение. Тут уж он оттянулся. Она ему вопрос в два слова, а он ей ответ минут на десять. Вроде получилось нормально. Вместо часа отсидела два, вильнула тощей попкой и испарилась. Только облачко духов осталось.
Аббас был очень доволен состоявшейся беседой, поэтому визитную карточку с приписанными от руки телефонами не выкинул - тем более, что журналистка иностранная.
Оставил визитку на видном месте - пусть посетители знают, с кем приходится встречаться.
Глава 3
Первая башня
"Волк волка не губит, змея змею не ест, а человек человека погубит".
"Наставление отца к сыну"
- В Москву собрался? - спросил водитель, скосив глаз на выскользнувший из-под полы обрез.
- В Москву, - кивнул пассажир.
На лице водителя появилась понимающая одобрительная улыбка.
По экрану полетели финальные титры, фильм закончился. До вечерних новостей оставалось несколько забитых рекламой минут.
За проведённые в Москве месяцы у Дженни сложился постоянный распорядок дня. Просыпалась она рано, завтракала, одновременно пролистывая интернетовские ленты новостей. От прочитанного зависели дальнейшие планы, окончательно определявшиеся по результатам телефонных переговоров с офисами бывших и действующих политиков, коллегами, просто осведомлёнными людьми, которых в столице расплодилось видимо-невидимо.
- Алло! - говорила Джейн. - Здравствуйте, господин Карнович. Это Джейн Маккой.
- Real MacCoy? - неизменно шутил политический обозреватель Карнович. - Кто рано встаёт, тому Бог подаёт. Чем могу?
- Вы знакомы с последним заявлением господина Явлинского? Я могу получить ваш комментарий?
- Мы можем вместе выпить кофе, - предлагал Карнович. - Где обычно. Часов в одиннадцать. Устраивает? Как раз к тому времени познакомлюсь с заявлением господина Явлинского. Будет вам комментарий.
Джейн делала пометку в ежедневнике и набирала следующий номер.
Потом летала по Москве, с блокнотом, диктофоном и ноутбуком на подержанной "Хонде", заваленной пустыми бутылками из-под минеральной воды, мятыми газетами, аудиокассетами, косметикой и бумажными салфетками. За день успевала встретиться и поговорить с десятком людей, побывать на одной-двух пресс-конференциях, пообедать наспех и вернуться домой к блоку вечерних новостей. Потом какое-то время уходило на состыковку собранного материала. За этим следовал финальный звонок в проснувшуюся редакцию. И электрические импульсы гнали готовый текст за океан.
Она честно отрабатывала любое видимое изменение в расстановке политических сил, любое сколько-нибудь заметное событие, обкладываясь со всех сторон высказываниями известных и не очень известных людей. Но все чаще чувствовала, что скользит по поверхности, не проникая в суть происходящего.
А картинка рисовалась такая.
Кажущаяся централизация власти, последовавшая за наступившими после Ельцина переменами в Кремле, насторожила мир и одновременно привела к серьёзному обострению давно назревавших политических противоречий внутри страны. Россия, постоянно раскачивающаяся между двумя равновесными состояниями - тотальным зажимом и тотальной же анархией, волею Ельцина задержалась где-то посередине и там же оставалась. Плата за остановку была колоссальной, но альтернатива пугала больше.
С уходом Ельцина удерживать перекошенную ситуацию в равновесии стало некому.
Развернувшаяся мобилизация дополнительных властных ресурсов, как и следовало ожидать, привела к войне всех со всеми.
Фактическое превращение представительных органов государственной власти в юридическое подразделение кремлёвской администрации, лихой кавалерийский наскок на средства массовой информации и откровенное манипулирование региональными выборами превратили идущую ещё с ельцинских времён схватку под ковром в открытое противостояние.