Серьёзные выросли мальчики. Вполне серьёзные. Жаль, что нельзя использовать. Ещё более того жаль, что пойдут в расход. Но другого выхода нет, и беспощадная логика шансов не оставляет. Единственное, может быть, имеет смысл организовать с ними короткую встречу перед неизбежным финалом. Просто так - посмотреть в глаза. Поговорить по душам. Эти - поймут.
Заметилось и то, что публикация письма произошла не в подвластных олигарху газетах, а в совершенно непричастных "Аргументах и фактах", да ещё и с пометкой "На правах рекламы". Многомиллионный тираж - раз, защита своих от неизбежного наезда - два, дополнительный реверанс в сторону оппонентов: реклама она и есть реклама - три.
Очень неплохо.
Как сказано в мультипликационном фильме: "Если бы у меня была вторая жизнь, я провела бы её тут, в Простоквашино". Показывали недавно днём. Была бы другая жизнь, да были бы другие задачи, лучше этих некого и подобрать. Однако это всё лирика и стариковские мечтания, а надо принимать решение.
Потому что - более некому.
- Вот что, голубчик, - рассеянно сказал Старик возникшему в дверях адъютанту, - соедини-ка ты меня с господином Кондратовым. Или лучше попроси его заехать сюда, если он в Москве. Быстренько только. А то мне спать пора.
Кондрат оказался в Москве, но заезжать отказался. Не смог по состоянию здоровья. Пришлось ограничиться телефонным разговором.
- Здорово, братишка, - ласково сказал Старик. - Как здоровье? Как наши с тобой дела? Извини, что оба вопроса совместились…
- Привет, Тимка, - прокаркал Кондрат, - я тут в больницу на процедуры заскочил, ты уж не серчай. Здоровье - никуда совершенно. Дела наши - нормальные. Под контролем все. Разве что… Я как раз тебе собирался позвонить… Вот эти вот… Которые там… Главные… Двое их… Понял меня?
- Понял, понял.
- Да. У моих там к ним вопросы, типа по бизнесу. Не возражаешь? Я ж ребятам запретить не могу, не по правилам получится. Если скажешь, конечно, то уважу, но мои тогда мне счёт выкатят. Как делать будем?
- Я в твои дела, Кондрат, - сказал Старик, - никак не могу вмешиваться. В дела твоих ребят - тем более. Сами разбирайтесь.
Кондрат помолчал.
- Слышь! Там вокруг всякого народу… Синие, красные… Не поможешь?
- Сами разберётесь. Сумеешь?
- Да. То есть - ни с кем? Все сами?
- Ещё вопросы есть?
- Да нет, в общем-то. Этих, которых надобно…
- Не надобно. Обсуждали уже.
- Ну все. Лады. Меня на процедуры ща повезут.
- Кондрат, - сказал Старик, - есть личное пожелание. Несущественное.
- Слушаю тебя внимательно.
- Этих, которых надобно, их, подчёркиваю, не надобно. Совсем. А вот из этих двоих… Которые главные… Понял меня?
- Да.
- Вдруг так получится, что кто-то один из них… Или оба… Короче говоря, могли бы сгодиться. Мне лично. Но это только не в помеху основному делу. И в бизнес твой я не мешаюсь, и вообще. Так, пожелание.
- Передам, - пробурчал Кондрат. - Все. Приехали за мной. Пока, Тимка.
- Пока, Кондрат. Удачи.
Глава 55
Блокгауз
"Нож и ночь - вот закон упорный,
Столб с петлёю - вот верный дар,
По зрачкам только ветер горный
Да разбойничий перегар".
Эдуард Багрицкий
Дальше события развивались так.
Кондрат, несомненно разозлённый неприличным поведением ахметовских дружков, в разговоре с Фредди несколько спутал полученные директивы. Если с тобой беседуют на птичьем языке, да ты при этом ещё находишься в больничке, то вполне можно и ошибиться. Которых надобно, тех, понимаешь, уже не надобно, а кого не надобно, тех вынь да положь… Чего надобно? Почему не надобно? О чём, вообще, речь?
Тем более что двое, которых ныне не надобно, их и раньше не шибко было надобно - вроде бы, речь только о документах шла. И тогда ещё Кондрат решил, что кукиш вам, потому что документы - так, бумажки, пустая и никчёмная вещь, а живой человек намного полезнее на случай, если обещанные деловые переговоры застопорятся. Что же касается двоих главных, относительно которых прозвучала личная просьба, то просьба эта была не особо убедительной.
- Парня с девкой, - распорядился Кондрат, - живыми и здоровыми доставишь в Кандым. А этих сук - тебе отдаю. Можешь порвать. Два дня на все. Понял?
Фредди понял. На обе операции одновременно людей всё равно не хватало, где прячут американку с азером выяснить не удалось, поэтому сперва разберёмся с Солнечной улицей. Это нетрудно, так как местность разведана, в охране по большей части лопухи, а на ноже хоть кто-то да скажет, где искать.
Первым делом надо чем-нибудь занять красных, чтобы не путались в чужую разборку. У Фредди был разработан железный план.
Любимый народный герой Федор Сухов, товарищ Сухов, вполне обоснованно жаловался на сложность Востока. Будь он занят установлением Советской власти на Кавказе, весьма вероятно, что жалоба эта была бы ещё более обоснованной.
Демократию в регионе внедрили в начале девяностых, полагая, очевидно, что демократически выраженная воля большинства будет воспринята всеми, включая и проигравшее меньшинство, цивилизованно и спокойно. Такое странное заблуждение уже неоднократно аукалось в разных уголках России, потому что большинство лениво отбрёхивалось, что оно большинство по закону и понятиям, а меньшинство вопило на всех углах, что всех купили, все нарушили и надо переголосовывать.
Но исконно русский избиратель, будучи мудрым, тихим и православным, быстро успокаивался и возвращался к привычным для него делам, предоставляя правдоискательство профессиональным горлопанам, как правило - чуждой национальности.
Кавказский же электорат, сколь бы мудрым он ни являлся, никак нельзя назвать ни православным, ни тем более тихим. Приплюсуйте к этому избыток свободного времени, вызванный невиданной безработицей. И учтите, что кавказское волеизъявление традиционно базируется на взрывоопасной смеси из национальных, религиозных и клановых предпочтений.
Здесь следует обратить внимание на следующее. Только что состоявшиеся выборы президента России никакими беспорядками не сопровождались. Потому что и Эф Эф, и Зюганов, и Явлинский, и прочие для территории никогда не были своими. Потому что никаким словам в предвыборных программах территория совершенно справедливо не доверяла, твёрдо зная, что кинут в любом случае. Потому, наконец, что изменения в центральной власти отражались только на кадровом составе кремлёвской шушеры.
Совершенно другое дело - местные выборы. Возвышение одного из кланов могло привести - а в большинстве случаев и приводило - к серьёзным последствиям. Любой новый начальник в первую очередь зачищал милицейское и прокурорское руководство, потом начинал кадровую перетряску районных и прочих судов. Вскоре любой бандит из родственного "кому надо" клана мог спокойно перемещаться по центральным улицам, поплёвывая через губу, устраивать ночью фейерверки из личного "Калашникова" и увозить для совместной помывки в бане приглянувшуюся гурию из числа побеждённых. А попытавшегося вступиться за обиженных сперва по всем правилам метелили в ближайшем отделении, а поутру везли в суд, где он получал сколько положено за злостное хулиганство, сопротивление органам правопорядка, хранение наркотиков и так далее.
Надо сказать, что теперешний местный руководитель, выбранный примерно за полгода до описываемых событий и имеющий военную биографию, не спешил с переделом. Поэтому митинг протеста, стихийно собравшийся на следующий день после его выборов и не прекращавшийся с тех пор ни на минуту, проходил вяло и без эксцессов. Впрочем, на улице Красноармейской, перед зданием республиканского избиркома, находилось постоянно человек сто. Они уныло помахивали потрёпанными лозунгами - "Нас не запугаешь!", "Почём голоса?", "Требуем честных выборов!".
Около шести вечера, когда стемнело и уже не было видно ни протестующих, ни их плакатов, на Красноармейскую со стороны центра влетели заляпанные грязью "Жигули". Из машины выскочили люди в скрывающих лицо чёрных намордниках и открыли беглый огонь из автоматов. Один палил из пистолета, и его пули слегка зацепили троих - двух женщин и мужчину. Что же касается автоматных очередей, они, как ни странно, ушли в белый свет, как в копеечку.
Отстрелявшись, странные налётчики прыгнули в машину и исчезли.
Известие о невиданном побоище на Красноармейской, где специально нанятые местной властью головорезы расстреляли мирный митинг протеста, мгновенно облетело город.
Рассказывали о двадцати погибших, в том числе детях и стариках, о невероятном числе раненых, практически каждый видел собственными глазами грузовики с окровавленными трупами, летящие к городской свалке на предельной скорости, местный историк и демократ Рома передвигался по окраинам с мегафоном и призывал к самообороне, попутно сообщая населению леденящие факты про Варфоломеевскую ночь и Сицилийскую вечерню. Одновременно прошёл достоверный слух, что вооружённые до зубов добровольцы из черкесских и ногайских посёлков уже на подступах к городу.
Поэтому неудивительно, что сторонники действующей власти тоже не на шутку встревожились. На тёмных улицах появились суматошно передвигающиеся группы вооружённых людей. Стрельба могла начаться в любую минуту и в любом месте.
И она началась - беспорядочная, бессмысленная. Оттого ещё более страшная, под зарево занимающихся пожаров в разных концах города.
Собранные по сусекам, усиленные сотрудниками ФСБ и брошенные на наведение порядка милицейские группы растворились в ночи. Сделать они всё равно ничего не могли, во всяком случае до рассвета или до появления срочно вызванных армейских подразделений.
Фредди выждал час и дал отмашку.
О начале заварушки Ларри стало известно практически сразу. Угомонившегося наконец-то и уснувшего в кресле Платона он трогать не стал, а позвонил в Совет Безопасности, Хож-Ахмету. Тот был зол и неразговорчив.
- Чёрт знает, что происходит, - рявкнул в трубку Хож-Ахмет. - Скоты какие-то пальбу на площади устроили. Что? Да нет, ранили троих - и всё. Уже домой пошли, своими ногами. Сейчас телеобращение готовим, журналисты приехали. Народ надо успокоить, иначе что угодно может начаться. У вас тихо? По моим данным нормально все. Охрану предупреди на всякий случай. Мы никого послать не сможем, здесь только президентская охрана осталась, остальных в город направили. Звони, если что…
Бросил трубку и больше на связь не выходил.
Позже пришёл бледный начальник охраны.
- Вокруг особняка какой-то народ собрался, Ларри Георгиевич, - шёпотом, чтобы не разбудить спящего в кресле Платона, доложил он. - Много. Со всех сторон окружили. Подтягиваются к забору.
- Так, - сказал Ларри. - Понятно. Вот так прямо и собрался народ, одномоментно.
- Нет, Ларри Георгиевич. Начали подходить ещё до стрельбы в городе. По двое, по трое…
- Ну и?
- Старший смены послал двоих - разобраться. Не вернулись.
- Почему мне сразу не сказал?
Начальник охраны потупился. Напоминать о пункте первом должностной инструкции "обращаться к принципалам только и единственно при возникновении очевидной и непосредственной опасности, по ерунде не беспокоить под угрозой немедленного увольнения" не имело смысла.
- Что намерен предпринять? - спросил Ларри, закуривая.
- Объявлена тревога. Заняли позиции по периметру здания. Оружие и боеприпасы розданы. Обеспечена связь.
- С милицией связались?
- Так точно. Они все в городе. Сказали, что приедут, как будет возможность.
- Они не приедут, - сообщил Ларри. - Им в городе на всю ночь дел хватит. Так что давай самостоятельно. Как это у вас говорят - "первомай"? С праздничком тебя! Пролетарской солидарности. Какие планы?
- Я как раз хотел посоветоваться, Ларри Георгиевич. У нас прожекторы стоят, развёрнуты наружу. Эти сейчас только подтягиваются, сколько - непонятно. Можно посветить, конечно. Но есть опасность, что сразу бросятся.
- Я на тебя удивляюсь, - сказал Ларри и выпустил в сторону начальника охраны облако сигаретного дыма. - Ты же военный человек. Они либо сейчас пойдут, либо через полчаса. Тебе полчаса очень нужны? Позарез? Ты ещё что-то не успел сделать, что ты за свою зарплату должен делать? Скажи, что ты ещё не успел, тогда и будем решать.
Начальник из белого стал синим и испарился.
Через минуту за окнами стало светло от прожекторов.
Платон вылетел из кресла.
- Что это?
- Все хорошо, - сказал Ларри, не отходя от занавески. - Всё замечательно. Эф Эф решил, что у него на диктатуру закона времени немного не хватает. Хочешь посмотреть? Только аккуратно.
Платон выглянул в окно и присвистнул.
- Ого! Со всех сторон так?
- Думаю, да. Посмотри, как красиво…
Нельзя сказать, чтобы снаружи было уж слишком красиво. Но зрелище впечатляло. Преодолевшие забор двойки и тройки неспешно и не скрываясь двигались к особняку. Кандымские легионеры в чёрных бушлатах и залихватски завёрнутой кирзе, будто во всемирно известной сцене из фильма "Чапаев", попыхивая сигаретками, мерным шагом приближались к жмущейся к стенам охране. Оружия в руках не наблюдалось, но понятно было, что просто так не пришли.
Преодолев половину расстояния, легионеры замерли, как по команде, и некто невидимый из-за ёлки отчётливо произнёс:
- Слышь, мужики! Тут такое дело. У нас к вам ничего нету. Нормально будете себя вести - пойдёте домой, к детям и семьям. Можем и бабок на дорогу насыпать. Только так - пушки на землю, три шага назад и лечь…
- Федя? - спросил Платон.
Ларри покачал головой.
- Нет, конечно. Он в городе сидит, ждёт. Кто-то из младших. Дай-ка твой телефончик, мне позвонить надо.
- Куда?
- "Скорую помощь" хочу вызвать, - сумрачно сказал Ларри. - Вдруг кто-нибудь из наших придурков решит из себя героя изобразить… Вот тут-то медики и сгодятся.
Он отошёл от окна и заговорил в трубку. Потом положил телефон в карман и приблизился к окну.
- Что там?
- Интересно, - произнёс Платон, не отрываясь от окна. - Наши ребятки-то… Серьёзные. Зря ты их - придурками…
Метнувшийся к дому авангард пришельцев налетел на автоматные очереди, чёрные бушлаты заметались и исчезли в ёлках, оставив на снегу две неподвижные фигуры. Один за другим стали гаснуть разбиваемые ответным огнём прожекторы.
- Один… Шесть… Восемь… - Ларри считал вспышки выстрелов. - С этой стороны восемь. Умножаем. Под тридцать получается, а то и больше. У нас двенадцать человек всего. Полчаса - максимум. Потом войдут. Если гранатами не начнут забрасывать.
Словно кто услышал - за стеной грохнуло. Полетели стекла, комната наполнилась пылью и дымом. Платона отшвырнуло к камину, вовремя успевший упасть на пол Ларри пополз по-пластунски.
- Залезай быстро внутрь, - скомандовал он. - Камин хорошо клали, из пушки не возьмёшь. Цел?
- Вроде! - проорал Платон. - Говори громче, не слышно ни фига!
- Да и так кричу, это тебя просто шарахнуло немножко! Лезь в камин и подвинься малость, а то мне снаружи не очень уютно. Хорошо, что не топили ни сегодня, ни вчера, сейчас бы мы поджарились, как барашки…
Ларри выудил из-под свитера пистолет и, косясь на Платона, стал снаряжать обойму.
- Знаешь, на кого ты похож с этой гаубицей? - спросил Платон. - На старого мафиози. Ты вообще-то стрелять умеешь?
- Не знаю, - пробурчал Ларри. - Не пробовал. А ты знаешь, на кого похож в этой печке? На чумазого черта. Вечно извозишься в чем-нибудь. Как тебе?
- Совсем обалдели, - Платон провёл ладонью по чёрному от копоти лбу. - Просто беспредел. Что бандитов натравят - никак не ожидал. Что делать-то? Нам отсюда не уйти…
Пол в некогда великолепно отделанной гостиной был завален битым стеклом и обломками штукатурки. Сорванная ударной волной люстра подмяла хумидор с драгоценными сигарами - персональное сокровище Ларри. Плазменный экран, с которым недавно сверялись полученные от Фредди результаты голосования, немного покачался на одном металлическом костыле и ухнулся вниз при очередном разрыве за окном. Посуду смело со стола, вино, вытекшее из опрокинутых бутылок, образовало рядом с камином красную лужу.
В разбитое окно влетел человек - свой, в инфокаровской форме, покатился по полу, вскочил, стал дёргать перекосившуюся при взрыве дверь. С той стороны молотили тяжёлым. Дверь слетела с петель, вбежали ещё четверо, тоже свои. Рывком, как при съёме карточной колоды, придвинули к проёму многопудовый стол. Двое залегли у двери, ещё двое скорчились у подоконника, подняв автоматы вверх. Андрей присел на корточки у камина.
- Больше никого? - спросил Ларри, окинув взглядом диспозицию.
- Трое в охотничьем домике остались, - тяжело дыша, ответил Андрей. - Отвлекают на себя. Суки, они думают, что вы там, туда все бросились. Машину вашу раскурочили, Ларри Георгиевич, канистру с бензином потащили. Сожгут ребят, мать их перемать… Жалко пацанов, второй год только работают. Лешка вообще месяц, как женился…
- А остальные?
- Нету больше никого, Ларри Георгиевич, их трое да мы. Как там? - крикнул в сторону окна.
- Держатся пока, - ответил один из охранников, осторожно выглядывая. - Сунулись сначала, да отошли. Во, во, во! Вижу их. Человек пять, неподалёку. Андрюха, шмальнуть?
- Не вздумай! - закричал Андрей. - Только по команде. Чем заняты?
- Вроде как поленницу с дровами растаскивают.
- Понятно, - сказал Андрей. - Факелы делают. Сейчас зажигать будут. Какие указания, Ларри Георгиевич? Платон Михайлович?
- Ты что предлагаешь? - это Ларри.
- Тут подпол есть. Уходите вниз.
- Сколько их?
- Да кто ж считал, Ларри Георгиевич, - Андрей закашлялся. - Со всех сторон сразу пошли, гниды каторжные. Ща поменьше, конечно, стало, мы там поработали нормально, трёх у забора, в ёлках парочка-другая валяется, потом у домика ребята ещё двоих сделали… Так, примерно человек восемь тире десять уже отдыхают.
- Все это бессмысленно, - заявил Платон и стал подниматься. - Совершенно. Ларри! Давай выходить отсюда. А вы идите в подвал! И сидите там! Вы им на фиг не нужны. Нечего тут Брестскую крепость устраивать!
- Сядь! - взревел побелевший от ярости Ларри. - Сядь обратно, я сказал! Никуда не пойдёшь, идиот! Андрей! Тащи его в подпол. Будет брыкаться - дай по голове! И чтобы я его здесь больше не видел!
Ларри не интересовало - как выполнено его приказание, знал, что выполнено, и всё. Посмотрел на часы, покряхтывая выбрался из камина, осторожно, обходя осколки стекла, направился к окну, остановился в нескольких шагах.
- Ты, слева, - сказал Ларри одному из автоматчиков, - голову убери. Заметят - отстрелят. И вообще - смотреть мешаешь.