Как привязанный, Тим двинулся за ним. Дана обступили десять Родионов, сокрушённо раскачивающих горбами. Один за другим Родионы начали оборачиваться, сияя молочными лицами Даниила, и каждый новый Даниил ласково упрашивал:
- Ну что же ты, брат, выбрось нож. И никогда не дружи с пескарями. Они очень страшные. Может быть, они хотят защекотать меня до смерти.
Уже сотни Даниилов улыбались Тиму и тихонечко приговаривали, как будто повсюду плескались волны:
- Пескари въедливые, как комары. Их надо зажарить и скормить какой-нибудь кошке. Зажарить, зажарить, скормить…
Тим в ужасе отвернулся - и натолкнулся на другого Тима, который с большим недоумением спросил у него:
- Даня?
Второго Тима обступали со всех сторон множество других Тимов и Данов, которые то отворачивались горбатыми спинами администратора, то вновь показывали лица цвета молока, разбавленного синими чернилами, и шептали ласково-удивлённо:
- Даня? Пескарей надо зажарить. Выбрось нож, братушка. Даня? Мне кажется, у меня аллергия на рыб. Даня?
- Данька! Данька! - Закричал Тим, поворачиваясь то к одному брату, то к другому, пытаясь понять, какой же из них настоящий. Но каждый из них резко отворачивался горбатой спиной Родиона и недосягаемо отлетал от него. Но уже через минуту вновь белел лицом родным, но странным, призрачным.
Тим забыл, кто он - настоящий Тим, или двойник какого-то другого Тима, а может быть, даже Дана. Или Родиона? Он - не он, или он - Тим, он - Дан, он - Родион? Кто он? Кто он? Кто он? Тим - Дан, Дан - Тим. Родион. Тим не мог вспомнить, кто он: Тим, Дан, Родион?
Он двигался вместе с остальными Тимами-Данами, так же почему-то испуганно отворачивался, когда какой-нибудь Тим спрашивал у него: Даня? И сам недоуменно спрашивал у очередного призрачного брата, повернувшего к нему своё бледное лицо: Даня? И слышал в ответ родной голос, который с каждым разом терял ласковость, всё сильнее звучала в нём обида и даже угроза: - Пескари, это самые страшные рыбы. Выбрось нож. Я скормлю тебя пескарям.
- У меня нет ножа, он пропал там, у крепости! - Закричал Тим. - Слышишь, брат?! Я больше никогда не возьму его в руки! Я не люблю рыбу! Мы вместе! Тим и Дан!
- Здесь очень холодно? - Услышал он как будто бы издалека голос Обби. - Или мне только кажется?
- Тим, Тим, - к нему приблизилось перепуганное лицо Родиона. - Скажи, ты кого-нибудь видел сейчас?
Тим крепко сжал веки, он боялся их раскрыть и вновь увидеть бледно-молочных, призрачных Тимов и Данов, и раскачивающийся, как тяжёлая лодка на волнах, горб Родиона.
- Тим, Тим, это ничего. Так бывает в крепости, - сказал Родион, поглаживая его по голове. - Всё кончилось. Ты добрый, Тим, ты смелый. Страшная игра кончилась. Ты победил.
Потребовалась минута, для того чтобы Тим собрал вместе подпрыгивающие губы и смог управлять самопроизвольно отпадающей челюстью:
- Если мы перестанем бояться, нам не будет так холодно. Да?
Родион кивнул.
- Ой-ой-ой! - Запищала Обби. - Мне страшно. Очень страшно, Тим. Сделай что-нибудь!
- Ну что ты, Обби! - Улыбнулся Тим, приходя в себя. - Разве так нужно бояться? Так и быть, я научу тебя бояться, как следует!
Тим опустил Обби на землю, а сам скорчил страшную рожицу - поскольку ему самому было страшно и холодно, сделать такую физиономию не составило большого труда. Он прыгал и потрясал руками и ногами не хуже настоящего шамана. Начал шёпотом, но постепенно его голос окреп:
У страха длинный и красный нос,
А вместо глаз - зеркала.
Он любит, конечно же, запах роз,
Но это всё ерунда.
Страх очень коварен, он зверски хитёр,
Он страшен, как сто чертей.
Его боится даже бобёр,
На дне речушки своей.
Он прыгает вверх и лазает вниз,
Он каждой бочке - затычка.
Его не обманут и тысячи лис,
Все двери его - без отмычки.
Он любит детей и любит зверей,
Особенно любит он ночи.
Когда хоровод из тёмных теней
Кружит вкруг тебя что есть мочи.
То в сердце кольнёт, то рукой задрожит,
То в ухо шепнёт ненароком.
Он за тобой всегда добежит,
И в горле застрянет колко.
Но… - тут Тим сделал многозначительную паузу, взял Обби на руки и тихонько проговорил ей, глядя глаза в глаза:
…ты не пугайся его, пожалей.
Страх вовсе не страшный, пожалуй.
Ему не хватает надёжных друзей.
А так - неплохой он малый.
- О!У!О!У! - Родион приплясывал и хлопал в ладони. Обби кудахтала от смеха, закрыв крыльями голову.
Друзья двинулись дальше, продолжая болтать.
- Тим, ты говоришь, страх - неплохой малый? - Спросила Обби.
- Очень славный малый! - Серьёзно подтвердил Тим, поблёскивая в полутьме зелёными глазами. - К тому же большой ценитель красоты! Он разбивает и портит исключительно изящные вещицы: цветочные вазочки, статуэтки балерин, хрустальные стаканчики. И сам красавец - на длинных ногах, а в руках цветочек!
- Цветочек? - Переспросил Родион.
- Ну, может быть, и не цветочек, но верблюжья колючка - точно. В знак несчастной любви. Его давным-давно отвергла дама сердца. Вот он ко всем и пристаёт, чтобы не так одиноко было. Но, к сожалению, многие шарахаются от его клыков.
- У него есть клыки? - Переспросила Обби напряжённым голосом.
- Да так, маленькие, - пренебрежительно махнул рукой Тим, - всего по два метра длиной. Торчат вверх. Представляете, сколько на них уходит зубной пасты? Иногда он экономит, и клыки начинают зверски болеть. Тогда Страх идёт на базар, а когда возвращается с него, то вешает на клыки авоськи, из которых торчат топоры.
- Он топоры на базаре покупает? - Обби спросила это так, как будто сама очень нуждалась в паре-тройке отличных топориков и хотела узнать подходящее место для их приобретения.
- Конечно, на базаре! Ведь только там можно выбрать острые топоры по руке! - Солидно заметил Тим. - Он ими - вжик! - мальчик чиркнул ребром ладони по шее, - капусту рубит.
Обби покрутила своей бархатной головкой с пятью зелёными волосками, убеждаясь, что та крепко сидит на её изящной шейке, кашлянула:
- Значит, капусту рубит? - После небольшого молчания уточнила она.
- Да, вначале с грядок убирает - тюк-тюк - только головы летят… капустные, а потом их мелко-мелко - и в кадушку. Он же вегетарианец. Капустой одной питается, а кровью запивает.
- Он кровь пьёт? - Упавшим голосом спросила Обби.
- Чистейшую, свеженастоенную, - подтвердил Тим, - так называется его любимый коктейль по первым буквам компонентов, из которых он и состоит: Картофельно-Редисочно-Одуванчиковая Выпивка.
- А почему на конце мягкий знак? - Подозрительно спросила Обби и с восхищением открыла клюв, предвкушая очередную шуточку Тима.
- Потому что потому всякая мутЬ-жутЬ заканчивается на мягкий знак, а не на твёрдый!
И тут из-за поворота появился огромный, прозрачный медведь и проплыл между ними, как привидение через стену.
- Ах! - Вскрикнула Обби, заворожено глядя ему в след.
Прозрачно-голубоватый медведь растаял в темноте лабиринта. Родион осторожно сунул нос за поворот, откуда только что показалось странное животное.
- Красота-а-а! - Не смог сдержать он своих чувств.
- Где красота? Где? - Обби перелетела через его яйцеобразную голову и замерла в воздухе, распахнув крылья. - Это выставка работ подземных художников?
В просторном зале, в который они зашли, свободно парили десятки голубоватых прозрачных фигур людей и животных, сделанных необыкновенно умело.
- Это скульптуры из облаков? Или из дыма? А может быть, это особые лазерные картины? - Тараторила Обби, почтительно-робко облетая таинственные фигуры и рассматривая их удивлёнными расширенными глазками.
Фигуры были, и правда, очень занятны. Под самым потолком в одном хороводе, медленно вращающимся, кружились большие бабочки с причудливым разрезом крыльев, рыбки с изогнутыми длинными хвостами и совсем крохотные птички. Под ними огромный орёл хищно гнул шею - он с нетерпением ждал жертву. Неподалёку от него плавали две злобных гиены, дожидаясь поживы. Голубоватой гигантской позёмкой стелилась над полом стая волков. Огромная щука, изогнувшись кольцом, будто спала в воздухе. Солдаты в париках и треугольных шляпах, с мушкетами наперевес неразлучно плавали с открытыми ртами, какая-то бравая песня замерла на их губах.
- Ой! - Обби с восторгом забила крыльями. - Сюда можно забраться! - Она нырнула в хищного орла, как в гнездо, и расправила свои крылья в внутри его прозрачных крыльев. - Я теперь царь птиц!
Не долго думая, Тим "надел" на себя фигуру плавающего поодаль толстого пирата с костяной ногой и, дурачась, рявкнул уже изнутри:
- Тысяча чертей на сундук мертвеца! - Его голос прогудел, как из бочки.
- Подождите! - Испуганно замахал руками Родион. - Что вы делаете? - И попытался выдернуть за воротник Тима.
Но толстый пират, через тело которого просвечивал Тим, грубо оттолкнул его и прикрикнул:
- Тебя не спросили, противный нюхач!
- Тим, опомнись! Мальчик, родной ты мой! - С ужасом закричал Родион. - Ой! Ой! Ой! - Ему пришлось отбиваться от напавшего на него орла, внутри которого находилась, кажется, потерявшая разум Обби. Она вопила из всех сил: - Мы птицы вольные! Не тебе нас учить уму разуму!
- Дети мои! - В бессильном отчаянье Родион раскачивал вытянутой головой: - Это духи! Бежим! Вылезайте быстрее!
- Я ничего не могу поделать! - Закричал Тим и обрушил на Родиона удар такой силы, которую никак не мог ожидать от себя. Одноногий пират, облепивший его, заставлял совершать те действия, которые хотел именно он. Голубой орёл распахнул клюв, повинуясь его движению, открыла клюв и Обби - и клюнула бедного администратора в лоб.
- Это не я! - Всхлипнула Обби.
- Убегай! - Кричал Тим.
- Только с вами! - Отвечал Родион.
- АААААААААААААА! - Плакала Обби, стараясь вытащить крылья из крыльев орла, но они цепко пристали к ней.
Все голубые фигуры пришли в движение, слились в один ком, в котором крепко-накрепко застряли друзья. И вдруг он распался. Голубоватые неопределённые фигуры разлетелись по валунам, в беспорядке разбросанным по залу, и обрели некоторое человекоподобие. Тим, Обби и Родион едва живые распростёрлись на полу в центре зала. К ним не спеша подлетел синий медведь, постепенно обретающий черты косматого старика, и удовлетворённо оглядев, расположился на большом валуне.
- Эти организмы съедобны! - Гудели духи. - Даже горбунишка выглядит вполне аппетитным!
- Мальчишка и птичка - просто сахарные, шоколадные, апельсиновые, йогуртовые, карамельные-ые-ые-ые!
- Цыц! - Прикрикнул на них синий дух, зябко поджимая под бородой огромные ладони и ступни. Он заговорил скрипучим басом: - Совсем голову потеряли, оглоедушки призрачные! Слушайте, что я вам скажу. Птица и этот яйцеголовый будут нашим неприкосновенным запасцем энергии. Кто знает, поумнеют ли горбунишки-слепороды, зароют ли наши косточки, так и белеющие на поле брани, заснём ли мы сладким мёртвым сном… Когда наступит самое суровое времечко, мы выпьем силушки у лебедя и яйцеголового. Но нам силы нужны и сейчас! Правильно я говорю?
Ухораздирающий зёв был ему ответом.
- Поэтому, - продолжал скрипеть Синий, - мы выпьем энергию этого мальчуганишки сегодня. Устроим по этому поводу пикник. Мы привяжем его к камню, обовьёмся вокруг его тельца, припадем к нему и упьёмся его молоденькой силушкой!
- Упьёмся! Упьёмся! Упьёмся! - Духи плотоядно застонали, завыли протяжно. - А пока разделить их! - Приказал Синий. Он приподнялся и заглянул в глаза Тима прозрачными шарами. - Ты опасный, ты очень опасный. Поэтому ты умрёшь первым. Я буду пить из тебя силы. И на это же обречены твои друзьишки! О, как это больно, когда из тебя уходит жизнюшка!!!
- Но позвольте, - закричал Родион. - Оставьте мальчика в покое. Он не виноват в вашей жизни… то есть в вашей смерти… то есть в вашей смертежизни. Пожалейте ребёнка!
- Нас никто не пожалел! Наша цель - это мЭсть! Мы мстим всем за наше ужасное существование! По справедливости мстим! - Простонал Синий.
Одни духи схватили и потащили куда-то Тима, другие - Обби и Родиона.
Тима втолкнули в крохотную комнатушку, единственным освещением которой было голубоватое тело духа-стражника - оно освещало её не лучше и не хуже "синей лампы", служащей для прогревания уха. Противный холодок Тим обнаруживал то в животе, то на лбу, то в ухе. Не то чтобы он боялся того, что должно было произойти с ним. Но сознание погибели его раздражало. Несколько вариантов побега тут же пронеслись в его голове, но - увы! - они были неосуществимы. Тим дотрагивался до стен, незаметно проверяя, нет ли в них пустот или потайного хода.
- Да ты не бойся, - подал заунывный голос дух, растекаясь голубой лужей на каменном полу. - Может, это и не так больно. Другие жертвы кричали не больше десяти часов.
- Неужели? Не больше десяти часов? - Тим изобразил в своём голосе восторг. - Я и сам люблю покричать десять часов подряд! Правда, когда меня к этому никто не вынуждает.
Голубой захихикал, его прозрачное тело затряслось, как студень.
- Господи боже мой! - Голос духа слегка потеплел. - Двести лет не слышал нормальной человеческой шутки! Хи-хи-хи! Эх, а когда-то я был мастером острот! Раньше я был, знаешь каким? - Голубая лужа забурлила и превратилась в высокого прозрачного военного со шпагой, ранцем, шляпой-треуголкой. Он лихо подкрутил прозрачный ус и сделал такой жест пятками, который обычно делается, чтобы звякнули шпоры, но сейчас никаких звуков не последовало. - Кры-ы-ысавец! - Не без гордости заявил дух - Я нравился женщинам и обожал разгадывать загадки. О-о-о! Мне пришла в голову маленькая, но гениальная мысль! Позагадывай мне загадки. Двести лет никакой умственной зарядки! Тебе всё равно скоро умирать! А мне тут киснуть не емши, не пимши! Позагадывай мне загадки - сделай доброе дело на прощание! - Дух превратился в маленького пухлого мальчика и застенчиво потеребил Тима за полу джинсовой курточки.
- По законам сказок, - сказал Тим, - если не сможешь сказать ответ, ты меня должен выпустить. Договорились?
- Да ладно тебе, - замахал шестью руками дух, превратившись в индусского бога Шиву, - тоже мне, образованностью щеголяет. Не выпущу я тебя, даже не проси. Все сказки здесь отменяются! - Он превратился в дряхлую старушку и зашепелявил, скаля единственный зуб: - Милочек, ну загадай загадочку. По бедности нашей, по скудости, смилуйся.
- Ну, хорошо, - сказал Тим, задумчиво подняв голову и изучая потолок. - Слушай первую. Даже белый может быть чёрным, а невезучий - счастливым. И сколько бы раз не умирал, каждый раз он новый.
- Ах ты, ах ты, кудах-ты, кудах-ты… - Привидение превратилось в курицу, которая заполошенно носилась по комнатёнке. - Сейчас-сейчас. Подожди-подожди! - На полу уже пыхтел голубой ёжик. - Это первая, это всего лишь первая зага… Так, для разми… Может быть, это… Нет, а вдруг я ошибу… А может быть, это… Нет-нет-нет! Ни за что не ска… Я не хочу ошиба… Я умный! Я загадки любил и нравился женщинам! Говори быстрее разга… Мне не терпится узнать разгадку! - На полу крутилась голубая лиса, не в силах поймать свой хвост. - Быстрее говори, пока я не сошёл от огорчения с ума!
- И зачем так переживать? - Упрекнул Тим. - Это день! Белый день может стать для меня чёрным, если ваш Синий не поменяет решение, или если ещё что-нибудь не произо…
- Ну-ну, дальше-дальше, - завопил дух, ставший огромной жабой. Она нетерпеливо подпрыгивала и шмякалась на пол. - Получше загадки загадывай! Загадывай хорошие загадки, не такие загадистые, а не то у меня мозги так загадятся, что их никто разгадить не сможет!
- Скорее, не живой, чем живой. Скорее, бестелесный, чем из плоти. Скорее, вредный, чем полезный. Ну, и какой же будет ответ? - Прищурился Тим, наблюдая, как у божьей коровки, нарисовавшейся в воздухе секунду назад, вытягивается хобот, растут гигантские плоские уши - и вот уже под потолком плавал слон.
- Боже мой, боже мой! - Завопил дух, растекаясь лужей. - А вдруг я ошибу… Я не хочу ошиба… Я не должен ошиба… Я нравился женщинам! - Он превратился в понурого осла, бесперебойно икающего. - Я был такой умный и красивый! Я не могу ошибаться во имя памяти моих поклонниц! А ну быстрее говори разгадку!
- Это ты сам и есть! - Развёл руками Тим. - Ответ: дух! Призрак! Привидение, если тебе будет угодно!
- Ай, ай, ай, - пригорюнились и заплакали прозрачные старичок со старушкой, заботливо подставляя друг другу по огромному прозрачному ведру для прозрачных слёз. - Как же так? Я бы отве… я знал отве… Но… Но… Но… Я боюсь сказать непра… Ведь я так нравился женщинам. Я не могу обижать их память своей умственной неполноценностью. Ещё, ещё загадку!
- Ну, хорошо же, - сказал Тим, с сочувствием разглядывая голубое ухо, растущее из гигантской ноги. - Скорее, сто неживых, чем сто живых. Скорее, сто бестелесных, чем сто из плоти. Скорее, сто вредных, чем сто полезных. Что это?
- Ах ты, беда какая! - Оглушительно заорала голубая ворона. - Ты так, да? Это не по-товари… Не мог ничего лучше приду… Я от тебя не ожида… - На Тима наскочили два коня и принялись топтать, но, к счастью, невесомые животные не причинили мальчику ни малейшего вреда. - Я не могу ошиба… Я ведь совсем перестану себя уважать, если скажу непра… А ведь я когда-то нравился женщинам и любил загадки! Почему ты не думаешь о них? Говори же быстрее ответ!!!! - Дубина обрушилась на голову Тима, но ни один волосок не пошевелился из упрямого вихра пленника, кажется, обречённого на неминуемую гибель.
- Это сто духов, - вздохнул Тим. - Сто призраков, или сто привидений, если тебе это угодно.
- Ты коварный! Ты самый злобный, мерзкий, глупый, противный, дурацкий, нефертикультяпный, отвратительный, мерзопакостный мальчишка, - глухо доносилось из прозрачного кладбищенского холмика с высоким крестом. - Ты убил меня. Вся моя жизнь и вся моя смертежизнь пошли насмарку! А ведь когда-то я так нравился женщинам! Загадку! Загадку! Загадку! - Кричал в прозрачный микрофон прозрачный толстый дяденька. - Сейчас я точно отгадаю загадку! Я чувствую в себе силы нравиться женщинам!
- Ну, хорошо же! Слушай внимательно! Они могут быть мёртвыми, но никогда - смертельными. Они могут быть долгожданными, но иногда их прогоняют. Они могут быть в руку, но никогда - в ногу.
- Я знаю! - Пропели губы, растянутые в самодовольную улыбку, слоистым туманом плавающую по комнатёнке. - Я не боюсь ошибиться! Какая лёгкая загадка! Ха-ха-ха! С неё бы и следовало тебе начинать, милый друг! Всё-таки не зря я так любил загадки и нравился женщинам! Вот тебе мой ответ: это тысяча духов! Тысяча призраков или тысяча привидений, если тебе это угодно!
Тим озадаченно молчал, наблюдая, как голубые фламинго поджимают ноги и превращаются в пышный букет гладиолусов.
- Нет, - после некоторого замешательства сказал он. - К сожалению, это всего лишь сны.