Повесть Виктора Голявкина о военном детстве. Продолжение повести "Мой добрый папа".
Содержание:
-
1. Затемнение 1
-
2. Герои 1
-
3. Звёздочка 2
-
4. Оружие 3
-
5. Патрон 5
-
6. Огонь 7
-
7. Поручение 7
-
8. Старики 8
-
9. В гостях 8
-
10. Ноты 9
-
11. Газеты 10
-
12. Дерево 11
-
13. Алло, барон! 11
-
14. Полосы на окнах 12
Виктор Владимирович Голявкин
Полосы на окнах
1. Затемнение
Мы с мамой завесили окна. Потом зажгли свет. Сейчас нужно завешивать окна.
Сейчас война.
Наш город в затемнении.
Не видно сверху нашего города.
Вдруг в дверь заколотили, да с такой силой, будто несколько человек сразу колотят в нашу дверь, так оно и было. Вошёл управдом и соседи.
Мой маленький брат Боба захотел их напугать, внезапно выскочил перед ними и зарычал, но они на него внимания не обратили.
- Что-нибудь произошло? - спросила мама. - Что-нибудь случилось?
- Тушите свет! - закричал управдом. - Скорее тушите свет!
- С какой стати? И не подумаю!
- Скорее тушите, вам говорят! - Он щёлкнул выключателем, и все оказались в темноте.
- В чём дело? - возмутилась мама.
- Поглядите, что у вас творится!
- Ума не приложу, - сказала мама, - что у нас может твориться?
- У вас щели, - сказала Ханум Измайлова, - вот такие щели! Настоящая сигнализация вражеским самолётам.
Отец мой на фронте, а у нас сигнализация?! Это уж слишком. Семья фронтовика сигнализирует вражеским самолётам, получается?
- На окнах у нас матрасы, - говорит мама, - они свет не пропускают.
- Узкие у тебя матрасы, соседка, - сказала Ханум, - понимаешь - узкие.
- У меня узкие матрасы? - возмутилась мама. - Это у вас узкие матрасы!
- Посмотри с улицы на свои окна, соседка. Сходи на улицу и посмотри. Такие щели! Вот такие щели!
В темноте не было видно, какие она показывала щели.
- Обсудим всё спокойно, - сказал старик Ливерпуль. - Раз нету света, не надо торопиться. Всё устроим. Никому ведь ничего не угрожает в данную минуту. Обо всём поговорим по порядку. Дела дневные позади, и спешить нам сегодня некуда. Не такой уж это сложный вопрос, чтобы спешку устраивать, в самом деле…
- Развёл антимонию, - сказала Мирзоян, - всегда навеселе и заводит антимонию.
- Да погодите вы, - сказал управдом. - Сейчас не время разногласиям. Нужно быть начеку. За светом следить внимательно. Ни щёлочки света, понятно? Так что ликвидируйте просветы.
- Ликвидируем, - сказал я. Мне это слово понравилось.
- Хорошо, - сказала мама, - я повешу по бокам одеяла.
- Вешайте что хотите, - сказал управдом, - это ваше дело.
- Ай, соседка, - сказала Мирзоян, - на чём же вы спать будете?
- На чём все спят, - сказала мама.
- Все постели повесите - и тогда как?
- А что же мне ещё вешать?
- Что-нибудь другое.
- Откуда же я возьму другое? Выкручиваемся как можем.
- Мы тоже выкручиваемся, - сочувствовали соседи.
- Кручусь и верчусь, - сказала мама.
- Все крутятся и вертятся, - поддерживали соседи.
- На чём же вы спите? - не отставала Мирзоян.
- С окон снимаем и спать ложимся.
- А потом?
- Потом снова приколачиваем.
- Так каждый день и приколачиваете?
- В матрасе уже полно дырок. Остаётся только повесить на гвозди. Мы люди не богатые и не гордые.
- А вы сказали: приколачиваете, - вмешался Ливерпуль.
- То вешаем, то приколачиваем, - говорит мама.
- Бедные матрасы, - посочувствовал Ливерпуль, - навряд ли они войну продержатся.
- Вся жизнь у людей изменилась, даже вещи не на своих местах оказались, - сказала Мирзоян.
- И беседуем во мгле, - сказал Ливерпуль.
Дверь была не заперта, и кто-то вошёл к нам на веранду.
- Эй, кто здесь есть? - закричали с веранды.
- Что там опять такое? - спросила мама.
- Ваш пятилетний сын по улицам разгуливает, - ответили с веранды.
- Ах, вечно он сбегает, - спохватилась мама, - вечно он в движении!
"…Кручусь я и верчусь. И ничего не видно!" - распевал Боба на веранде.
Мама уже была там.
- Я вообще не люблю ничего плохого, - объяснял Боба, - когда темно, когда нет света и когда ничего не видно.
- Можно подумать, что он один всего этого не любит, - отвечала мама из темноты, коридора.
- Я ходил искать свет, - оправдывался Боба.
- И нашёл? - насторожился управдом.
- Нигде нету света, - сказал Боба.
- Вот видите, кругом порядок! - сказал управдом.
- Тогда дайте мне красную повязку, - сказал Боба.
Старик Ливерпуль сорвал свою повязку дежурного и повязал Бобе на рукав.
Даже в темноте было заметно, как Боба загордился. Завтра я у него эту повязку отберу, подумал я.
Расходились соседи. Свалили стул с грохотом. Кто-то ушибся.
Мы сняли наши матрасы.
Окна были раскрыты, и небо чёрное.
На улице ни огонька.
Мне не спалось.
Было душно. Бродил в небе слабый прожектор.
У всех своё затемнение, думал я, у каждого по-своему.
У старушек Добрушкиных ковры висят.
У Груниных шторы.
У Мирзоян фанера.
У дяди Миши картон.
У Фалалеевых рекламные противопожарные щиты.
У старика Ливерпуля доски, остаются щели, и его несколько раз предупреждали.
У дяди Гоши окна завешены шалями, и меня всегда интересует, откуда он набрал столько шалей.
У Алиевых одно окно, они к нему прислоняют шкаф. Не лень людям шкаф двигать каждый вечер. Зато никогда в жизни осколки им в комнату не влетят, как они уверяют.
У Измайловых блестящая плотная бумага, все спрашивают, откуда они её достали, а папа Измайлов улыбается и говорит: "В универмаге до войны". Все удивляются, как он мог знать, что начнётся война и ему понадобится эта бумага. Он отвечает, что купил её для совсем другой надобности, но не успел использовать. Тогда спрашивают, для какой надобности он её купил и почему не успел использовать. Оказывается, он собирался оклеить стены своей веранды, но всё откладывал. А теперь ждёт окончания войны, чтобы снять её с окон и оклеить веранду.
С завистью смотрят на его практичное, недорогое затемнение.
Все хотят иметь красивое и практичное затемнение.
Я тоже жалею, что мы не купили раньше такой бумаги и теперь нам приходится вывешивать матрасы.
Боба спит с красной повязкой. Даже во сне лицо у него довольное и гордое.
…Рано утром влетели к нам братья Измайловы, у каждого по рулону.
Рамис, Рафис, Расим, Раис промчались в нашу комнату как конники, размахивая рулонами. Ни слова не говоря, оставили свои рулоны и умчались.
- Порядочно у них бумаги, - сказал я, - на две семьи.
Мой брат Боба схватил рулон, но мама отняла.
- Спасибо соседям, - сказала она. - Обращайтесь с бумагой бережно. Сегодня мы сделаем шторы. А когда кончится война, нашим соседям эта бумага понадобится, чтобы оклеить веранду.
2. Герои
- Советский лётчик таранил самолёт! - заорал я, вбегая в комнату.
- Зачем же так орать? - сказала мама.
- Он ночью таранил! - орал я.
- Представляю, - сказала мама. Ничего она не представляла.
Я размахивал газетой:
- Как даст фашисту в хвост! Винтом как врежет р-р-раз! Бац по хвосту! Тот по-ошёл вниз…
Раскрыв глаза, смотрел на меня Боба. Он тоже ничего не представлял.
Ведь я собирал все газеты. Я знал всех героев. Я знал их в лицо по портретам. Я очень любил их. Не мог я пропустить ни одной газеты. Не могло такое произойти.
И всё же происходило.
- Одной газеты у меня сегодня не хватает, - сказал я, - в нашем ларьке она кончилась. Где-то нужно найти.
Мама к этому привыкла. А Бобе всё равно.
- Попроси у соседей, мама, может быть, у них есть эта газета. Если у них её нет, придётся искать в другом месте.
- Неужели нельзя обойтись без одной газеты?
- Никак нельзя.
- Спроси сам.
- Но мне могут не дать.
Мать идёт за газетой и возвращается ни с чем.
- Я так и знал, - говорю. - Такую газету никто не даст. Первый в мире таран. Представляешь? Ночной. Отрубил фашисту хвост. Вот герой! Нет, такую газету никто не даст, нечего и просить.
- Если бы она у них была, они бы дали, - говорит мама.
- Никто бы не дал. В этом я убеждён.
- Ну, зачем она им, для чего? Никогда бы они не стали из-за газеты портить отношения.
- Ничего ты не понимаешь, мама. Из-за такой газеты можно портить отношения. Если бы ты представляла…
- Газеты, газеты… - говорит мама. - Зачем тебе столько газет?
- Ведь он срезал фашисту хвост!
- Ох, эти газеты, - вздыхает мама, - кругом война…
- Не искал бы я эти газеты, если бы там войны не было!
- Понятно, - говорит мама.
Ничего ей не понятно.
Я выскочил на улицу. Сел на трамвай.
- Посмотрите хорошенько, - попросил я в киоске у бульвара. - Неужели не осталось?
- Сейчас посмотрим хорошенько. - Продавец знал меня. - Нет, нету, - сказал он, - ни одной нету.
- А может быть, есть?
- Не может быть, раз нету.
- Как жаль, - сказал я, - неужели нету?
- Что за газета? - спросил кто-то.
Собрались люди, и все интересовались, что особенного в газете, которую я так ищу.
- Советский лётчик таранил самолёт, - сказал я, - он срезал фашисту хвост.
- Замечательный лётчик, - сказал продавец.
- Я и сам знаю, что замечательный; значит, у вас нет газеты? А где она может быть, вы не знаете?
- Поищи, дорогой, где-нибудь может быть. Непременно где-нибудь есть, нужно поискать.
- Важные сообщения? - спросил кто-то.
- Ночной таран, - сказал я, - срезал фашисту хвост.
- Как то есть срезал?
- Вот так - вжик! - и я показал рукой, как это делается.
Все стали обсуждать ночной таран, и продавец сказал:
- Заглядывай почаще.
- Мне нужно сегодня, - сказал я.
- У меня дома есть эта газета, - сказал один старик, - но я сейчас домой не собираюсь.
- А когда вы собираетесь?
- Не скоро.
- Не надо мальчонку расстраивать, - сказал продавец, - если вы домой не собираетесь, незачем об этом говорить.
- В конце концов пойду же я домой, но не сию минуту.
- Я подожду, - сказал я.
- Первый раз вижу, чтобы человек так газету искал!
- Я же вам объясняю: лётчик Талалихин таранил самолёт, разве этого мало?
- Он твой родственник, что ли? - спросил старик.
- Если бы он был мой родственник, я бы до неба подпрыгнул.
- Я бы тоже подпрыгнул, - сказал старик.
- Ну вот видите!
- Придётся идти за газетой, - сказал старик. - Я хотел посидеть на лавочке, но разве можно отдыхать, когда тебе нужна газета.
- Я посижу с вами сколько хотите, - сказал я.
- Не уверен, что тебе интересно со стариком сидеть, - сказал он, - вперёд - за твоей газетой!
Я ему рассказывал по дороге:
- Все газеты с портретами Героев, а у меня ни одного, даже самого дальнего родственника Героя нет. Я и сам на фронт сбега́л, да толку что? Ничего из этого не получилось. В посёлке Монтина меня ссадили и обратно на трамвае привезли. Представляете, поезда там обычно не останавливаются, а этот остановили…
- А где отец? - спросил старик.
- Известно где, на фронте.
- Может, он уже давно Герой, пока ты тут страдаешь.
- Может быть. Вот и смотрю в газетах, но пока нету. Неизвестно ведь, когда будет. Ещё до войны увидел я на нашей улице Героя с Золотой Звездой. Я забежал вперёд и вовсю глазею на золотую звёздочку, мешаю ему идти, под ногами верчусь и всё глазею, глазею… Он остановился и спрашивает: "Чего тебе?" Я будто онемел: на звёздочку уставился и не отхожу. Тогда он слегка приподнял меня, осторожно отодвинул в сторону и пошёл дальше. Но я опять за ним побежал, как вдруг, представляете, выходит из-за угла навстречу ему здоровенный дядька - и тоже Герой! Они обнялись, поцеловались и дальше вместе пошли. Вместе сразу два Героя! Встретил сразу двух Героев Советского Союза до войны на нашей улице! Не верите? Клянусь! Вот встреча, а? Только я их фамилии не знаю…
- Верю, верю, - сказал старик, - отчего не верить.
- Я шёл за ними, шёл, а потом неудобно стало, сколько можно… Скорей всего они были старые друзья, а вы как думаете?
- Наверно, старые друзья, - сказал старик, - пожалуй, так оно и было. Воевали вместе в Испании или летали в Америку через Северный полюс.
- Удивительная была встреча, до сих пор вспоминаю.
Старик согласился, что встреча действительно была удивительна, такого видеть ему до войны не приходилось. Вот окончится война, наглядится он на своих сыновей-героев.
На крыше военкомата устанавливали зенитки. Милиция разгоняла любопытных, а они не уходили. Ещё бы! Залезть бы на крышу, на ночь спрятаться и дождаться вражеских самолётов. Начнут палить, а я тут как тут, сын фронтовика, подношу зенитчикам снаряды…
Старик с улицы позвал жену, она вышла на балкон и долго не понимала, что от неё требуется. Потом кивнула головой и вынесла газету. Газета полетела как птица, и я помчался её ловить. Но оказалась не та газета.
- Найдём, найдём, - сказал старик, - вечно старуха путает.
Он опять стал её звать, но она не появлялась.
- Придётся подняться, - сказал старик.
Мы поднялись, и старик сказал:
- Мальчонке нужна другая газета.
- А зачем она ему? - Старуха посмотрела на меня.
- Она ему просто необходима.
- А для чего?
- Ну, это его дело, - сказал старик, проталкивая меня в комнату.
- Я все газеты собираю с первого дня войны, - объяснил я, - ни одной пока не пропустил. А сегодняшний номер особенный, я за ним и гоняюсь.
- А чем он особенный? - спросила старуха.
- Ну как же! - Газета лежала на столе, и я показал ей лётчика. Она всё поняла и погладила меня по голове. Она всё понимала.
- Непорядок у него насчёт родственников, - сказал старик.
- А что у него с родственниками? - спросила старуха.
- Ни одного Героя нет, - сказал старик.
Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.
- У нас трое сыновей на войне, - сказал старик. - Мать все газеты просматривает, вроде тебя. Следит за позициями войск по карте, пытается узнать, где сыновья находятся, да разве узнаешь.
Старуха вытащила карточки сыновей, и я восхитился, сколько у них орденов. Вот все трое в обнимку. Вот отдельные фотографии. Вот братья совсем малыши.
- Про наших сыновей писали, - сказала старуха с гордостью, - кто-то взял газету, а потом не вернул.
Я спросил фамилию и вспомнил. "Отважный экипаж" - называлась заметка. Такие вещи я крепко запоминал. У стариков газета не сохранилась, и я обещал принести.
Теперь у меня все газеты. Одну дам старикам, и опять получается, что одной у меня всё-таки не хватает.
- Ну и пусть.
3. Звёздочка
Я выпилил маленькую звёздочку Героя Советского Союза из большого куска бронзы. Лежит она в старинной бархатной коробочке, как золотая. Откроешь крышку, а она сверкает и переливается. Сколько дней потратил я на эту звёздочку, сколько часов! Попробуйте выпилить гранёную звёздочку из большого куска бронзы! Такую нигде не купишь, нигде не достанешь, ни на что не выменяешь.
- Ты читала про дядю? - спросил я маму, любуясь звёздочкой.
Никто не мог читать о моём дяде, которого на свете не было. Я просто его выдумал, соврал, но войдите в моё положение, посочувствуйте человеку, у которого непорядок насчёт родственников… Несуществующего дядю наградил я звездой Героя, но разве здесь большой обман? Любой из нас станет Героем, а значит, обмана здесь нет. Если нет мне возможности стать Героем, значит, это единственная возможность. В семье должен быть порядок, в семье должен быть Герой.
Вот так рассуждал я, поглядывая на маму, а она возилась у плиты. Не очень-то она меня слушала, да это и неважно. Я сам хотел в дядю поверить, сам слушал себя, вот что важно. Я хотел, чтоб он был в самом деле.
- Что это ещё за дядя? - удивилась мама.
- Не читала? - спросил я, волнуясь.
- Ну и что же ты вычитал?
- То и вычитал.
- Так что же?
- А вот и то.
- Странные у тебя выходки, - сказала мама, - о чём ты?
- Потом, - сказал я и быстро ушёл с кухни.
Мы сели за стол, и мама спросила:
- Что это ты там плёл?
- Что значит плёл? - обиделся я. - Это правда.
- Так в чём там дело? Что там за дядя?
- Дядя как дядя, - отмахнулся я.
- Ну, а всё-таки? - не отставала мама.
- Мой дядя, а не твой, ясно? - разнервничался я.
- С ума сошёл? - сказала мама.
- Дядя, и всё! - крикнул я, закрыв глаза от волнения. - Могла бы и прочесть!
- Ну, хорошо, - сказала мама, - пожалуйста, я просто думала, что-нибудь серьёзное.
- Конечно, серьёзное! Очень серьёзное!
- Представляю, - сказала мама.
Ничего она не представляла.
Я встал из-за стола. Маячил у меня перед глазами прославленный дядя. В руке я сжимал свою звёздочку, и острые края впивались мне в ладонь. Я увёл Бобу в другую комнату и показал ему звёздочку.
- Дай! - сразу сказал Боба.
- Ты погоди, - сказал я.
- Отдай! - заорал он.
Я спрятал звёздочку в карман и рассказал ему про дядю. Я сочинил для дяди биографию, и Боба меня слушал внимательно.
- Всё понял? - спросил я.
- Всё, - сказал Боба.
- А что ты понял?
- Мой дядя - Герой Советского Союза.
- Где он раньше жил?
- В Ленинграде.
- А сейчас?
- Не знаю.
- Сейчас он на фронте, чтоб ты знал.
- На фронте, - повторил Боба.
- На каком?
- На нашем.
- На Ленинградском, чтоб ты знал.
- На Ленинградском, - повторил Боба.
- Знаешь, какие у него ордена?
- Не знаю.
Я перечислил. Многими орденами наградил я дядю.
- Повтори, - сказал я. Но Боба отказался.
- Ты должен знать, сколько орденов у твоего дяди.
- Много… - сказал Боба.
- Вот и хорошо, что много, родной ведь человек.
- Не помню… - ныл Боба.
- А где жил твой дядя, помнишь? - возвратился я к началу.
- Забыл, - сказал Боба.
- Как же ты своего родного дядю не знаешь!
- Не хочу твоего дядю… - заплакал Боба.
- Он такой же мой, как и твой!