Именно эти хорошие черты скоро сделали маленькую Сумасбродку, как они называли ее, всеобщей любимицей. Дейзи больше никогда не жаловалась на скуку, так как Нэн изобретала восхитительнейшие игры и забавляла всю школу своими проделками, которые были ничуть не менее забавны, чем проделки Томми. Она похоронила свою большую куклу и забыла о ней на неделю, а потом, когда откопала, обнаружилось, что кукла совсем испорчена плесенью. Дейзи была в отчаянии, но Нэн отнесла куклу к маляру, работавшему в доме, и тот покрасил ее в кирпично-красный цвет и снабдил вытаращенными черными глазами, после чего Нэн обрядила ее в красную фланель, украсила перьями, вручила ей один из свинцовых топориков Неда, и в виде индейского вождя покойная Поппидилла била томагавком всех других кукол, так что воображаемая кровь текла по детской ручьями. Она отдала свои новые туфли нищему ребенку, надеясь, что ей позволят ходить босиком, но обнаружила, что не всегда возможно сочетать благотворительность и комфорт, и ей было приказано впредь просить разрешения, прежде чем раздавать свою одежду. Она восхитила мальчиков, устроив огненный корабль из кровельной доски с двумя большими парусами, пропитанными скипидаром, которые она подожгла, прежде чем пустить его в плавание по ручью в сумерки. Она запрягала старого индюка в плетеную тележку и заставляла носиться вокруг дома на безумной скорости. Она отдала свои коралловые бусики за четырех несчастных котят, которых мучили какие-то бессердечные мальчишки, и ухаживала за мохнатыми крошками несколько дней нежнее матери, смазывая их раны кольдкремом и кормя их с кукольной ложечки, а потом, когда они все-таки умерли, горевала о них, пока не утешилась одной из лучших черепах Деми. Она заставила Сайласа вытатуировать якорь у нее на плече, такой же, как у него, и умоляла еще и изобразить голубую звезду на каждой щеке, но он не осмелился, хотя она уговаривала и настаивала так, что мягкосердечному человеку было нелегко противиться ее желанию. Она пыталась прокатиться верхом на каждом из животных в имении, от большой лошади Энди до сердитой свиньи, от которой была спасена с большим трудом. На что бы ни вызывали ее мальчики, она тут же пыталась это сделать, каким бы опасным ни было задание, а они никогда не уставали испытывать ее храбрость.
Мистер Баэр предложил им заменить всякое другое соперничество соревнованием в учебе, и Нэн находила не меньшее удовлетворение от использования своего живого ума и прекрасной памяти, чем резвых ног и веселого языка, в то время как мальчикам пришлось стараться изо всех сил, чтобы не отстать, так как Нэн показала им, что девочки могут делать почти все так же хорошо, как мальчики, а кое-что и получше. В школе не было наград, но одобрительное "Молодец!" мистера Баэра и хорошая запись в Книге Совести миссис Баэр, учили их любить долг ради самого долга и стараться исполнять его в уверенности, что рано или поздно вознаграждение придет само. Маленькая Нэн быстро почувствовала преимущества новой атмосферы, наслаждалась ею, и было очевидно, что это именно то, что в чем она нуждается: маленький заброшенный садик был полон душистых цветов, увидеть которые мешали сорняки, но когда добрые руки начали ухаживать за ним, появились всевозможные новые зеленые ростки, обещая расцвести пышным цветом в теплом климате любви и заботы - лучшем климате для молодых сердец и душ по всему миру.
Глава 8
Шалости и игры
Так как у этой истории нет особого плана и иной цели, кроме как описать несколько сцен из жизни Пламфильда, чтобы доставить удовольствие некоторому количеству маленьких читателей, мы неторопливо побродим в этой главе по имению и расскажем о разнообразных развлечениях мальчиков мамы Джо. Я заверяю моих досточтимых читателей, что большая часть происшествий взята из реальной жизни и что самые странные из них являются и самыми правдивыми, так как никто, каким бы живым воображением ни обладал, не может выдумать ничего даже вполовину такого смешного, как выходки и фантазии, которые зарождаются в живых умах маленьких людей.
- Ох, это прямо как история с горохом, - сказала тетя Джо, снова разражаясь смехом.
- Расскажи, - попросила Дейзи, чтобы переменить тему.
- Жила-была одна бедная женщина, у которой было трое или четверо детей, и она обычно запирала их на замок в своей комнате, когда уходила на работу, чтобы с ними ничего не случилось. Однажды, уходя, она сказала: "Ну мои дорогие, смотрите, чтобы малыш не выпал из окна, не играйте со спичками и не суйте горох себе в нос". Так вот, дети и не думали совать горох себе в нос, но она сама заронила эту идею им в головы. Едва она ушла, как они бросились к буфету и набили свои любопытные маленькие носы горохом, просто чтобы посмотреть, как это будет, и, вернувшись домой, она нашла их всех плачущими.
- Им было больно? - спросил Роб с таким напряженным интересом, что мать поспешила добавить предостерегающее заключение, чтобы эта история в новом варианте не повторилась в ее собственной семье.
- Очень больно, насколько я мне известно, так как когда моя мама рассказала мне эту историю, я была так глупа, что пошла и попробовала сама. У меня не было гороха, так что я взяла несколько маленьких камешков и засунула себе в нос. Это было совсем неинтересно и неприятно, и я очень скоро захотела их вытащить, но один никак не вылезал, а мне было так стыдно признаться, как глупа я была, что я несколько часов ходила с камешком, причинявшим мне ужасную боль. Наконец боль стала невыносимой, и мне пришлось все рассказать маме, и после того как ей тоже не удалось вытащить его, пришел доктор. Тогда меня посадили в кресло и крепко держали, Роб, пока он действовал своими противными маленькими щипчиками, извлекая камешек. Ах! Как болел после этого мой несчастный маленький нос, и как все смеялись надо мной! - и миссис Джо покачала головой с ужасом, словно воспоминания о пережитых страданиях были слишком тяжелы для нее.
Любимым развлечением Ната было работать на своем огородике или сидеть на иве со скрипкой, так как это уютное зеленое "гнездышко" превращалось для него в сказочный мир, когда он сидел там, создавая свою собственную музыку, как счастливая птица. Мальчики называли его "Друг Чирикалка", так как он всегда напевал, насвистывал или играл на скрипке, и они часто приостанавливались на минуту во время работы или игры послушать нежный голос его инструмента, который, казалось, вел весь оркестр летних звуков. Птицы, без сомнения, принимали его за одного из себе подобных и бесстрашно опускались на ветки совсем рядом с ним, чтобы взглянуть на него быстрыми блестящими глазками. Малиновки, свившие гнездо на ближайшей яблоне, явно считали его другом, так как папа-малиновка охотился на насекомых совсем рядом с ним, а маленькая мама высиживала свои голубые яички так спокойно, словно мальчик был всего лишь представителем новой разновидности дроздов, развлекавшим ее своей песней в долгие часы ее терпеливого бдения. Темный ручей журчал и сверкал у корней ивы, пчелы жужжали на клеверовых лугах по обе стороны от нее, знакомые дружеские лица проходящих мимо мальчиков улыбались ему, старый дом гостеприимно простирал к нему свои широкие крылья, и с блаженным ощущением покоя, любви и счастья, Нат часами мечтал в этом укромном уголке, не сознавая, какие благие чудеса творит все это вместе в его душе.
Среди его слушателей был один, который никогда не уставал от его мелодий и к которому он испытывал нечто большее, чем просто приязнь к товарищу по школе. Главной радостью бедного Билли было лежать у ручья, следя за листьями и клочками пены, танцующими на воде, и мечтательно слушать музыку, льющуюся с ивы. Он, казалось, принимал Ната за ангела, который сидит в вышине и поет - вероятно, некоторые младенческие воспоминания сохранились в его уме и становились ярче в эти моменты. Видя интерес, который Билли проявлял к Нату, мистер Баэр попросил юного скрипача помочь своим пленительным искусством рассеять туман, окутывающий слабый ум. Радуясь возможности сделать что-то для тех, кому был так благодарен, Нат охотно откликнулся на просьбу. Он всегда улыбался Билли, когда тот следовал за ним повсюду, и позволял ему спокойно слушать музыку, говорившую, казалось, именно тем языком, который тот понимал. "Помогайте друг другу" - таков был девиз Пламфильда, и Нат узнал, сколько радости привносит он в нашу жизнь, если стараться всегда следовать ему.
Любимым развлечением Джека Форда была коммерция, и он обещал пойти по стопам своего дяди, деревенского лавочника, который продавал всего понемногу и быстро наживал капитал. В его магазине Джек видел, что в сахар подсыпается песок, патока разбавляется водой, масло смешивается с бараньим жиром и прочее в том же роде, и пребывал в заблуждении, что все это необходимая часть бизнеса. Его собственный товар был иного рода, но он старался получить как можно больше прибыли с каждого червяка, которого продавал, и всегда умудрялся заключить наивыгоднейшую сделку, продавая и обменивая шнурки, ножики, рыболовные крючки и всякие прочие предметы. Мальчики, которые все имели прозвища, прозвали его "Скрягой", но Джека это не волновало, и старый табачный кисет, в котором он держал свои деньги, становился все тяжелее и тяжелее.
Он устроил нечто вроде аукционного зала и иногда распродавал там всякий хлам, который насобирал, или помогал мальчикам обмениваться вещами друг с другом. Он покупал биты, мячи, хоккейные клюшки и прочее за бесценок у одних мальчиков, приводил вещи в порядок и продавал другим на несколько центов дороже, часто распространяя свой бизнес за ворота Пламфильда, вопреки установленным правилам. Мистер Баэр положил конец некоторым из его спекуляций и старался объяснить ему, что талант делового человека - это нечто иное, чем простая способность перехитрить соседей. Иногда Джеку случалось прогадать на какой-нибудь сделке, и тогда он страдал от этого больше, чем от любой неудачи в учебе или поведении и стремился отыграться на следующем простодушном клиенте, который подворачивался ему. На его аккуратную книжку счетов стоило взглянуть, а быстрота, с которой он производил любые подсчеты, поражала воображение. Мистер Баэр хвалил его за это и старался развить в нем в той же степени чувство чести и стремление неизменно оставаться честным, и, постепенно, поняв, что не сможет обойтись без этих добродетелей, Джек признал, что его учитель был прав.
В крикет и футбол мальчики, конечно, играли, но после волнующего описания этих великолепных игр на страницах бессмертного "Тома Брауна в Регби"*, ни одно слабое женское перо никогда не решится ни на что большее, чем почтительное упоминание о них.
Эмиль проводил свои каникулы на реке или пруду, где готовил старших мальчиков к гребным гонкам, в которых им предстояло соревноваться с юными горожанами, иногда вторгавшимися на своих лодках в их владения. Эти гонки состоялись в то лето, но так как кончились общим кораблекрушением, о них не упоминали на публике, а сам Коммодор некоторое время серьезно подумывал о том, чтобы удалиться на необитаемый остров, такое отвращение он испытывал ко всему роду человеческому. Никакого необитаемого острова ему не подвернулось, и он был вынужден остаться среди друзей и нашел утешение в строительстве нового причала на берегу.
Девочки предавались обычным играм своего возраста, внося в них усовершенствования, подсказанные живой фантазией. Главная и весьма увлекательная игра называлась "Миссис Шекспир Смит". Название было предложено тетей Джо, и испытания, выпадавшие на долю этой миссис Смит, были довольно оригинальны. Дейзи была самой миссис Смит, а Нэн, по очереди, ее дочерью или соседкой, миссис Прыг-Скок.
Никакое перо не способно описать приключения этих дам, так как за один короткий день их семья становилась сценой рождений, свадеб, смертей, чаепитий, переживала потопы, землетрясения, предпринимала дальние путешествия и полеты на воздушном шаре. Миллионы миль преодолевали эти, одетые в доселе невиданные наряды, энергичные женщины, когда, усевшись на кровати, правили столбиками для полога, как горячими скакунами, и подпрыгивали, пока у них не начинали кружиться головы. Обмороки и пожары были любимыми огорчениями, с предлагаемой иногда, для разнообразия, всеобщей резней. Нэн никогда не уставала изобретать свежие комбинации ужасов, а Дейзи подражала ей со слепым восхищением. Жертвой часто оказывался бедный Тедди и не раз бывал спасен от реальной опасности, так как возбужденные дамы были способны забыть, что он не из того же материала, что их многострадальные куклы. Как-то раз он был заперт стенной шкаф, объявленный на время "тюрьмой", и забыт там девочками, которые убежали играть во двор. В другой раз он чуть не утонул в ванне, когда был назначен "миленьким маленьким китом". И - самое ужасное - однажды он был срезан с веревки как раз во время, после того как был повешен за кражу.
Но наибольшим успехом пользовался заведенный в имении Клуб. У этой институции не было другого названия, да она в нем и не нуждалась, будучи единственным клубом в округе. Старшие мальчики руководили его деятельностью, и младшие иногда допускались на собрания, если хорошо себя вели. Томми и Деми были почетными членами, но всегда были обязаны удаляться с вечерних заседаний неприятно рано, в связи с обстоятельствами, которые были им неподвластны. Процедуры этого клуба были несколько необычны, так как он собирался во всевозможных местах и в самое разное время, имел всевозможные странные церемонии, а иногда прекращал свое существование после каких-нибудь бурных событий, но, впрочем, с тем лишь, чтобы быть восстановленным спустя некоторое время на более прочных основах.
В дождливые вечера члены встречались в классной и проводили время за играми: шахматы, камешки, трик-трак, фехтование, декламация, дебаты, или театральные представления мрачного трагического свойства. Летом местом встреч был скотный двор и о том, что происходило там, не знал ни один непосвященный смертный. В знойные душные вечера Клуб переносил заседания к ручью для того, чтобы разнообразить их водными упражнениями, и члены сидели вокруг в небрежных позах, как лягушки, и прохлаждались. В таких случаях речи были необыкновенно красноречивы и довольно текучи, как можно было бы сказать, а если замечания какого-либо выступающего не нравились аудитории, в него плескали холодной водой, чем удавалось успешно угасить его ораторский пыл. Франц был президентом, и, если учитывать буйную натуру членов, можно сказать, что порядок он поддерживал восхитительно. Мистер Баэр никогда не вмешивался в их дела и был вознагражден за эту мудрую снисходительность тем, что его иногда приглашали посмотреть, как раскрываются тайны Клуба, что, казалось, доставляло ему большое удовольствие.
Когда в Пламфильде появилась Нэн, она пожелала вступить в Клуб, чем вызвала большое волнение и раскол среди джентльменов. Она представляла им бесконечные петиции, как письменные так и устные, нарушала торжественность их собраний, оскорбляя их через замочную скважину, исполняла энергичные соло на двери как на барабане и писала язвительные замечания на стенах и заборах, так как принадлежала к породе "неукротимых". Найдя, что все эти призывы тщетны, девочки, по совету миссис Джо, создали свое собственное заведение, которое назвали Уютный Клуб. В него они великодушно пригласили джентльменов, которым их молодость не позволяла присоединиться к другому клубу, и так успешно развлекали этих привилегированных членов новыми играми, изобретенными Нэн, маленькими ужинами и другими приятными празднествами, что, один за другим, старшие мальчики признались в желании принять участие в этих изысканных развлечениях и после продолжительных консультаций наконец решили предложить обмен любезностями.
Члены Уютного Клуба были приглашены украсить своим присутствием собрания соперничающей организации в определенные вечера, и, к удивлению джентльменов, их присутствие не стало помехой для разговоров и развлечений постоянных членов, чего нельзя, я думаю, сказать обо всех клубах. Леди ответили любезно и гостеприимно на эти мирные подходы, и обе институции процветали долго и счастливо.
Глава 9
Снова дома
Наступил июль, и начался сенокос. На маленьких огородиках все росло отлично. Долгие летние дни были полны приятных часов работы и отдыха. Дом стоял с распахнутыми дверями с утра до вечера, и мальчики проводили почти все время на открытом воздухе, если не считать ежедневных непродолжительных школьных занятий. Баэры придавали большое значение правильному физическому развитию детей, а наше короткое лето лучше всего использовать, работая на свежем воздухе. Какими румяными, загорелыми, крепкими стали мальчики, какие у них были аппетиты, какие крепкие руки и ноги, как выросли они из своих курточек и брючек, какой был смех и беготня по всему имению, какие проделки в доме и на скотном дворе, какие приключения в окрестных лесах, на холмах и в долинах, и какое удовлетворение в сердцах достойных Баэров, наблюдавших, как процветают души и тела их питомцев, я не берусь даже описать. Только одного не хватало для полноты их счастья… и то, чего они так желали, произошло, когда они меньше всего этого ожидали.
В один благоуханный вечер, когда малыши были в постели, старшие купались в ручье, а миссис Баэр раздевала Тедди в своей гостиной, он вдруг крикнул:
- Мой Дэнни! - и указал на окно, за которым ярко сияла луна.
- Нет, милый, его там нет, это только красивая луна, - сказала его мама.
- Нет, нет, Дэнни у окна, Тедди его видел, - упорствовал малыш, очень взволнованный.
- Может быть… - и миссис Баэр поспешила к окну, в надежде, что это окажется правдой. Но нигде не было и признака присутствия мальчика, она окликнула его по имени, побежала к парадной двери, держа на руках Тедди в одной ночной рубашке, и заставила его тоже окликнуть, думая, что голос малыша произведет больше впечатления, чем ее собственный. Никто не ответил, никто не появился, и они вернулись очень разочарованные. Тедди не желал утешиться видом луны и, уже лежа в кроватке, продолжал поднимать голову и спрашивать, скоро ли придет Дэнни.