Непобедимый даже нанёс на эту карту специальную "малую территорию", к которой родители почему-то им запрещали подходить. Одни говорили, что там была за забором дача самого большого начальника, а другие некоторые говорили, что там живет злой нелюдимый лесник с огромной бородой. Почему нельзя было подходить к даче самого большого начальника или лесника, Настя не очень понимала, а вот Серёжка понимал. Он объяснял, что этот начальник-лесник такой сердитый, как медведь, вот его и отгородили от всех, так же как пионерский лагерь отгородили от дач, потому что пионеры все хулиганы, лазают через забор в огороды и таскают морковку. Вот пойти на огород и встретиться с пионером - это страшно, потому что пионер может тебя обидеть, обозвать и так далее. Вот и на малой даче можно встретиться с начальником, и кто знает, что может этот начальник натворить? А ещё у него там дворец и большие английские доги. А кто-то заглядывал в щёлку и однажды увидел там мраморных львов. А где мраморные львы и дворец, там и привидения. Вот никто больше и не живет на этой территории, кроме угрюмого лесника, который привидений не боится. Но он не подозревает, что привидения уже взяли над ним власть…
Настя в эти смешные побасенки не верила, конечно. Начальник и лесник - это разные вещи. И сказки про привидений и гномов, которых можно в полночь вызвать со свечой и зеркальцем, - это всё пионеры выдумали, у которых распорядок дня такой, что некогда план местности снимать и ничем другим по-настоящему интересным заниматься. И дома у них нет с лавочкой и губной гармошкой, и болота нет. У них там санитария, им болота не полагаются. У них там футбол, волейбол, дискотеки, загорание, - в общем, полная скукотища. Только гномов и ловить по ночам под кроватями.
Хотя если уж честно, Настя к малой даче подходить не осмеливалась. Очень уж нелюдимого лесника уважала. Которого нет. Знала, что нет, а всё равно уважала. Вдруг он всё-таки есть? И вдруг он правда не любит, когда его беспокоят.
Хороший он, этот лесник. Если б его не было, всё было бы гораздо скучнее. А так иной раз бежишь счастливый, бежишь ни о чём, просто от радости… и вдруг вспомнишь, что где-то есть загадочный заросший медведь-бородач среди мраморных львов и английских догов. Вот ведь где загадка. Почему он так живёт? О чём грустит? Может, к нему весточка пришла из далёкой Англии от английской королевы, которая догов-то ему подарила? А может, он сюда прямо из тайги, от медведей и рысей? А может, он знает тайну земных недр или воздушных замков?
Господи, как жить хорошо! Как мир безграничен!
Какой родной под ногами асфальт, солнцем нагретый, муравьями исползанный, бабочками обласканный… Небо родное-родное, как нигде! Опрокинешься в траву, глядишь в облака, деревья головами гудят-качают, радуются, поют, разговаривают с тобой. Земля то звонким сухим листом пахнет, если солнце, то глубоким, щемящим таким сырым мхом и холодными тёмными листьями - после дождя…
Лето над миром, лето - днём под солнцем, ночью под звёздами, всё так полно жизни, любви, невыразимого!
И даже дом со скамеечкой из сырой дощечки и вьюнком по перевязанным прошлогодним репейным трубкам-стебелькам. Маленький дом, большого дома частица.
Артёмка посидит пять минут в молчании - и уж заскучает:
- Да пойдём, что ли, грибы собирать! Может, повылезли уже, хоть шампиньонов поищем!
- Айда! - охотно Настя соглашается. Ей всё равно: грибы или шалаш, счастья это не нарушит. Кругом - родина…
7. Буржуи
Есть такая болезнь под названием ветрянка, когда тебя с ног до головы в зелёнке вымажут, а ты знай сиди дома и никуда не ходи.
А на дворе лето, и каждый час на счету, а ты сидишь в городе запертый и зеленеешь от тоски. Невозможно же весь день с утра до вечера только книжки читать. А тут ещё новость: на дачу делегация приехала. Телевидение! Настоящее! Ходили по территории и всё снимали. А родители почему-то наказали детям на улицы не выходить, и дети послушались - эх, Следопыта на них не было! - и телевизионщики засняли пустынные дорожки и сделали передачу про то, что есть такие обкомовские дачи, "где не слышен детский смех", и что в больших дворцах редкими наездами живут социалистические буржуи, и что надо эти дачи отнять и отдать их пострадавшим от Чернобыля или кому-то ещё, ещё не решили, кому, но главное, у буржуев отнять.
По такому случаю даже бабушка в город зачем-то поехала, хлеба накупила и стала сухари сушить.
- Бабушка, где же ты была! - укоряла Настя. - Надо было их к нам привести! И рассказать и показать, как мы вдвенадцатером в двух с половиной комнатах буржуйствуем!
- Ещё тебя там не хватало! - закричала бабушка. - Вот уж счастье, что у тебя ветрянка!
Настя обиделась, пошла к отцу.
- Папа, что с бабушкой? Это что, старческая болезнь начинается? На что ей столько сухарей? Можно подумать, она только что из блокадного Ленинграда вышла.
- Не приставай к ней, - сказал папа. - Она боится, что вдруг что-нибудь случится.
- А что может случиться?
- Наш дедушка большой начальник. Ты это знаешь. Вы по истории проходили всякие перевороты? Вот и у нас сейчас переворот. Приходят новые начальники и выгоняют старых. И что может случиться, никто не знает.
- Переворот - это когда революция, - сказал Сережка. - Когда стреляют и воюют. А сейчас никто не воюет. У нас давно другие времена!
- Зачем сухари? - не угомонилась Настя. - Ты хочешь сказать, что мы будем есть одни сухари? Но ведь кроме дедушки никто из вас не начальник, неужели мы не прокормимся, если его уволят?
- Всяко бывает, - уклончиво сказал папа. - Вдруг начнётся какой-нибудь суд, какие-нибудь разбирательства…
- Наш дедушка нечестный человек? - спросила, мрачнея, Настя. - Он совершил какое-то преступление?
- Наш дедушка очень честный человек. Но, к сожалению, он работает в нечестной, то есть, несправедливой системе.
- Как может честный человек работать в нечестной системе?
- Вырастешь - поймёшь, - ответил папа.
- Неправда. Честность и справедливость никакого отношения к возрасту не имеют. Отвечай сейчас. Как такое может быть?
- Как, как… - вздохнул папа. - Ну смотри: вот ты честный человек? И ты каждый месяц ешь немного сыра. А Петя с третьего этажа в это время ест плавленые сырки. Потому что его дедушка не начальник и сыр купить не может. Это справедливо или нет?
Настя подумала и ничего сказать не смогла. И ушла.
Значит, дедушка буржуй, они буржуйские внуки, и дачу у них теперь отнимут. И они с Артёмом больше никогда не попадут в свой дом…
Ах, справедливо ли это! Может ли это быть справедливо! Отнимут дачу, отнимут Малинник Примирения, живущего в нём толстого паука Желтобрюшика, отнимут Королевство, отнимут болото со всеми комариными личинками сразу, отнимут старую березу у песочницы вместе с корявым дуплом, их плетеные окошки среди кустов, старую беседку вместе со всеми её щелями, капельками смолы, засохшими берёзовыми серёжками… И капли на политой грядке, и развороченную Дорогу Смерти, по которой только самые отчаянные наездники гоняют свои велосипеды, и посаженный маленький-премаленький клён, и запах мокрой земли, и звёзды, на которые можно смотреть не сквозь двойное стекло, а прямо так… И придут другие, чужие, и не заметят ничего этого, и Желтобрюшика прогонят, и рамку из-под его паутины выкинут, и никто не оценит круглую ямку на синем деревянном столике, в которую залетают пушинки… Ах, и это справедливо?! Отнять все это у них - и не отдать никому, потому что это невозможно отдать…
Да что там каждый час - каждая секунда на счету!
Следопыт сжал зубами пятнистую от зелёнки подушку. Проглотил крик тоски. Справедливо… несправедливо… Но ведь снять такую передачу - разве справедливо? Эти глупые взрослые! Да если б там был Следопыт, он бы поднял свое Древесное племя, Непобедимый поднял бы племя Велосипеда, и всех остальных бы подняли, и они бы там столько детского смеха бы этим телевизионщикам устроили, что им бы мало не показалось! Впрочем, тогда, наверное, сказали бы, что вот как беспечно веселятся буржуйские дети, когда в Африке кто-то от голода пухнет.
Отнимайте! Отнимайте! Но зачем такую неправду говорить? Неправду такую - зачем? Это ещё горше, чем остаться без болотца и без водомерок!..
Настя вскочила, побежала снова к отцу.
- Папа! А что надо сделать, чтоб было справедливо?
- Не знаю. И никто не знает.
- Почему?
- Потому что люди - это не арифметика. Вот мы шли с твоим дедушкой мимо водочного магазина и видели толпу грязных алкоголиков. И дедушка сказал: "Вот, между прочим, ты думаешь, для кого мы с тобой коммунизм строим? Вот для них".
- Коммунизм, - повторила Настя. - Строите. А что такое коммунизм?
- Это когда всем поровну.
- Так какое же поровну, если не поровну?!
- А вот такое. В школе тоже не поровну: одним пятёрки, другим двойки. Справедливо это или нет? А это смотря какая учительница попадётся. И здесь то же самое. А ты мне скажешь, как справедливее: каждому по потребностям или каждому по заслугам? Если у меня потребности - станок для сырного производства изобрести, а у Петиного папы потребности - водки упиться и все разломать, а на всех сыра не хватает, так нам поровну с Петиным папой делиться или нет? У него сыр отобрать - негуманно. А у меня отобрать - вообще некому станет сыр производить, и получается ещё хуже. Поэтому я сижу и ем сыр, и буду есть. Моя совесть перед миром чиста.
- А в школе-то ты же троечник был! - сказал Серёжка. - Троечник, троечник! А по русскому так и совсем двоечник!
- Вот поэтому и ел один хлеб, - сказал папа. - И подрабатывал ещё.
- А если я буду двоечник, я тоже буду подрабатывать? - спросил Серёжка. - Вот здорово! Это я приду к тебе на работу и меня за компьютер пустят?
- Папа! - перебила Настя. - Папа! В школе - несправедливо! Потому что математичка хорошая, а физкультурница злющая и толстая. Нас гоняет, а сама сидит. Это ей за такое двойку надо, а не мне, что я ей не мастер спорта!
- Вот и в государстве так, - сказал папа. - Все мы живые люди, а не боги.
- Не боги… Но ведь ты говорил, Бога нет? - спросила Настя.
- Не знаю, - тихо сказал папа. - Но космический разум всё-таки должен быть. Кто-то же всё это создал.
- Если есть Бог, он обязан быть справедливым, - задумчиво сказала Настя, - иначе он не Бог. Но если есть космический разум, он не обязан быть справедливым, он просто очень умный, как сто тысяч академиков… Значит, справедливость не в уме? А зачем тогда мне учиться уму, если в нем нет справедливости? Или так всё и должно быть, без справедливости? А если всё без справедливости, тогда зачем быть умнее? Надо тогда сильнее, злее и хитрее. Чтоб сыру хватило.
- Ой, уйди от меня! - рассердился папа и спрятался в ванную - как будто бы мыться. Но не утерпел, выглянул ещё раз:
- Ты можешь быть умнее, злее и хитрее. Пожалуйста. Будь. Имеешь право. Но я, лично я тебе тогда руку не пожму.
Настя с Серёжкой вернулись в комнату.
- Справедли-ивость, - презрительно сказал Серёжка. - Сы-ыр! Ну и что, что у Пети нет сыра - зато он гуляет, а мы тут зеленеем. Всё чешется! И нет чтобы зимой заболеть. Все купа-аются… А мы таблетки жуём. Вот и вся справедливость! Вот я же сколько раз говорил: нельзя ездить летом в город. Будет садик, школа, коммунизм будет, а вся жизнь мимо пройдёт! Там у меня в королевстве комнатка не подметённая! И секретик раскопают! - он закручинился.
Настя не ответила. Настя думала.
Если нет справедливости, тогда жить незачем.
А если есть справедливость, то где она, где, где?! Кто, например, решал, что Петьке родиться у Петькиного папы, а мне - у моего? Ведь в конце концов кто-то же должен был и у Петькиного папы родиться…
А я? Кто я, без лука, без племени, буржуйская внучка?
Но у меня есть правила. И пока я выполняю их, я - Следопыт. Я Следопыт… Где бы я ни родилась и что бы мне ни говорили, пока я выполняю правила Следопыта, я Следопыт! И правда поцарапанного шахматного солдата - это моя правда…
- Чего ревёшь? - спросил Сережка. - У меня тоже всё чешется, так я и то не реву. Девчонка!
8. Для потомков
Настя с Ириной лежали на мостике и смотрели в воду, а в воде были окуньки.
- Ты драматизируешь ситуацию, - сказала Архивариус, моча косу в воде и привлекая рыбок. - Конечно, обидно, что мы в телек не попали… Зато я вот что тебе скажу: летом можно ходить на школьный двор и писать протоколы. Там дела-то не маленькие творятся, знай наблюдай. То ленту магнитофонную там подбросят: кто? зачем? почему размотали? Можно её собрать и прослушать. То шпионские появляются буквы заржавелые: буквы Е и буквы Ш. В больших количествах. Если бы это была азбука, то были бы все буквы. А так подозрительно. А в школе нашей знаешь что творится? Директор-то наш не прост. У него какие-то связи. Он с какой-то женщиной по четвергам встречается. И это не его жена, мы уже выяснили.
- А вам-то какая разница, жена, не жена, - удивился Следопыт.
- Как какая! Чем он занимается вне семьи? Вот начнется сентябрь, мы про него выясним всё. Ты можешь возглавлять исследование - я тебе уступлю. Ты будешь Холмс, я буду Ватсон. Я буду документацию собирать. И все вещественные доказательства, и хранить, и описывать. А ты исследовать будешь, версии выдвигать. А Витька будет по поручениям бегать. Серёжке только не проболтайся, он ещё маленький такими серьёзными делами заниматься. А ещё папа говорит, можно будет дачу все равно снимать, только подороже. Вот Артём наверняка будет продолжать покупать путёвки. И Леон, и Элен. А больше всего везёт Лисьему Шагу. Они вообще смекалистые. Купили себе в том году сад за территорией, теперь он их собственный, и никакие Думы и Советы и все на свете революции у них этот сад не отнимут. Правда, удобства во дворе, но жить можно. Яблоки вкуснющие у них. И костер разводи сколько влезет, никто не тронет.
- Это все не то, - сказал Следопыт. - Дело же не в яблоках… В нас всех вместе же дело… Если не все вместе, а только некоторые избранные - это не то! А ещё чужих сколько будет, поди им объясни, что такое королевство, что такое малинник примирения… Понимаешь?
Архивариус не понимала. Они с Большой Ногой на даче два года были всего, а до этого, страх подумать, в пионерских лагерях сидели. Утром зарядка, днём футбол, потом купание по графику и мероприятия по графику. Просто смерть. И никакого тебе болота, где можно увидеть, как стрекозья личинка вылупляется, и никаких лягушек не разведёшь… Какой директор, какие буквы, какие яблоки?! Это родина моя, родина, родина, родина! Я вон на том камне себя человеком осознал в два с половиной года. Я на этом пляже чуть шею не свернул, когда учился на руках ходить… Я весь год только и жду, когда меня на родину, на родину отпустят…
- Ты страшно жадный, Следопыт, - сказала Архивариус, пытаясь поймать рукой окунька и всех их распугав. - Малинника тебе жалко, королевства жалко. Эх! Вот шныряют - хоть руками лови! Пошли за удочками.
- Не хочу за удочками, - сказал Следопыт. - Зачем за удочками, когда они зелёные, живые плавают? За что ты их удочками? Лучше хлебу принеси.
- Да хватит их на всех, на тебя живых, а на меня жареных, - сказала Ирина. Косу из воды вынула и ушла.
Вот так и будет. Когда здесь будут чужие, все вы станете жареные. И никто не будет видеть, что вы зелёные и живые. Что вы - самая родная родина.
- Йохооо! - шины по песку, Непобедимый приехал. Поскакал по мосту, снова всех рыбок распугал, на ходу маску нацепил, кувырком в воду. Заплыл под понтон.
- Чего я на дне увидел! Там садок старый лежит! Увидел и потерял! Представляешь!
Следопыт не выдержал, разделся скорее, тоже в воду.
- Дай маску-то, что ли!
- Ага, дай, я сам ещё не нанырялся… ну, на, бери. Вот здесь, в том направлении. Только смотри не стукнись головой о понтон, когда всплывать будешь.
Ныряли, ныряли, так и не нашли садок.
- Замело! - убежденно сказал Непобедимый. - Замело, ей-ей! Ну разве что ещё раз кассету поискать!
Кассету позавчера Серёжка в воду уронил. Уронил, и не нашли.
Ныряли за кассетой, тоже бесполезно. Если садок замело, разве кассету найдешь?
- Пройдет тыща лет, придут археологи и найдут нашу кассету, - говорил Непобедимый. - И скажут: надо же, что слушали наши предки! Унесут в музей. Что ты смеёшься? Все именно так и происходит. Так что Серёга-то историю сделал. Не то что мы. Ничего не догадались утопить.
- А у меня в одном месте клад зарыт в банке, - сказал Следопыт. - Деньги, правда. А где, я не скажу. В надежном месте. Для потомков. Представляешь, кто-то будет копать, а там клад! Представляешь, как обрадуется!
- А про наш дом смотри никому не говори, - сказал Непобедимый. - Ни единой душе. Потому что не поймут и всё нарушат. Нельзя, чтобы кто-то знал. Понимаешь? Обсмеют и сломают.
- Да понимаю уж, - сказал Следопыт. - Сам не проболтайся.
- Слово Непобедимого! Настя, у меня губы синие?
- Фиолетовые.
- У тебя синие. Пошли вылезать. А то увидят - попадёт. Поймет, что ли, кто-то, что мы садок искали. Нет, погоди, я ещё раз нырну, вдруг его обратно размело!
Настя вылезла, а он все нырял. И вдруг как закричит. Вытащил садок. Старый, ржавый.
Вылез на берег, и они его разглядывать стали. И Леон пришёл.
- Тьфу, - сказал. - Нашли драгоценность. У меня этих садков три штуки, и небось поновее. На что он вам сдался? Не раскрывается даже. Тащите теперь до мусорки.
Они оделись и пошли к мусорке.
- Я сейчас кину - с пяти шагов попаду, - сказал Непобедимый. - Хэй-йо-хооо!
- Лучше б ты его не находил, - расстроилась Настя. - Оставил бы для потомков.
- Для потомков Леон ещё один утопит, - засмеялся Непобедимый. - А я озеро расчистил. Хочешь груш? Сейчас натрясём. Их хорошо печь, только мне костры запретили. Хоть к Алинке иди просись костёр поразжигать… Нет, что угодно, только не к ней. Давай лучше так есть, пускай и зелёные.
Шли и ели груши, и конь между ними ехал, спицами блестел. И беды отодвинулись как-то.
Потом Непобедимый по своим делам отправился, а Настя попроведала паука Желтобрюшика, полила посаженный ею клёнчик-малышок, пристроилась в пустой беседке под пучками сухого чеснока и разных трав. Солнце бросало косые закатные лучи, в которых блестела мелкая природная пыль, ветерок тихо-тихо шевелил ароматные травяные метёлки. Настя впитывала эту неповторимо-щемящую музыку и думала: в самом деле, что мы оставим потомкам? Тем, которые придут через тысячу лет?
