Всю его взрослую жизнь гарантией того, что летние воскресенья останутся обычными днями отдыха, было весьма шаткое основание: надежда на мощь и силу разума противостоящих друг другу сверхдержав, надежда на баланс доверия, баланс страха, но все же баланс. Он поежился, частично от утреннего холодка, но больше от осознания того, что лежавшие у него за спиной бумаги неопровержимо доказывали: в конце концов явью становится старый кошмар – баланс рассыпался на части.
На рассвете этого же воскресного утра Эндрю Дрейк пребывал в значительно лучшем расположении духа, так как субботним вечером он получил информацию иного толка.
В каждой области человеческих знаний, какова бы незначительна или таинственна она ни была, имеются свои знатоки и приверженцы. И каждая группа подобных людей имеет определенное место, где они могут собираться, чтобы беседовать, спорить, обмениваться информацией и делиться последними сплетнями.
Перемещения судов в восточной части Средиземноморья едва ли могут предоставить тему, по которой можно защитить докторскую диссертацию, но сами по себе они представляют огромный интерес для безработных моряков, каким в данный момент притворялся Эндрю Дрейк. Информационным центром о подобных передвижениях служит небольшая гостиница, называемая "Каю д'Оро", расположенная рядом с гаванью для яхт в Пирейском порту.
Дрейк уже успел понаблюдать за офисами агентов и, вероятно, владельцев "Салоника Лайн", но прекрасно отдавал себе отчет в том, что о их посещении не может быть и речи. Вместо этого он плотно уселся в гостинице "Каво д'Оро" и проводил свое время возле стойки бара, где сидели капитаны, помощники, боцманы, агенты, портовые всезнайки и моряки, ищущие работу, – все они попивали горячительные напитки и обменивались крупицами информации, которыми располагали. В субботу вечером Дрейк нашел нужного ему человека: боцмана, который когда-то работал на "Салоника Лайн". Понадобилось полбутылки вина, чтобы получить требуемую информацию.
– Чаще всего Одессу навещает "Санандрия", – просветил он Дрейка. – Старая калоша. Капитаном на ней – Никос Танос. По-моему, он сейчас здесь, в порту.
Корабль действительно оказался в порту, утром Дрейк нашел его – поржавевший и не слишком чистый средиземноморский сухогруз водоизмещением 5000 тонн, с твиндеком. Его внешний вид не слишком нравился Дрейку, но если в следующий рейс он направлялся в Черное море и далее в Одессу, Дрейк готов был смириться с чем угодно: пусть у него даже будет весь корпус в дырах.
К закату он нашел и его капитана, узнав предварительно, что и Танос, и все его помощники были родом с греческого острова Хиос. Большинство управляемых греками торговых судов представляют из себя практически семейное предприятие, капитан и его ближайшие помощники обычно выходцы с одного и того же острова, а часто, кроме того, связаны семейными узами. Дрейк не знал ни слова по-гречески, но, к счастью, английский – lingua franca международного морского сообщества даже в Пирее. Итак, непосредственно перед заходом солнца ему удалось найти капитана Таноса.
Жители Северной Европы после окончания рабочего дня направляются домой, к своей жене и семье. Обитатели же Восточного Средиземноморья прямым ходом двигаются в кофейню – к друзьям и разговорам. Меккой завсегдатаев кофеен в Пирее является улица, идущая вдоль гавани, которая называется Ахти Миаули; вблизи нее нет ничего, кроме офисов судоходных компаний и кофеен.
У каждого любителя этого напитка есть свое любимое заведение, и они всегда переполнены. Когда капитан Танос бывал на берегу, он предпочитал открытое кафе, называемое "Микис", здесь и нашел его Дрейк: тот сидел перед непременной чашкой густого черного кофе, стаканом холодной воды и бокалом "узу". Это был коренастый, широкоплечий, почерневший на солнце человек с кудрявыми черными волосами и недельной щетиной на щеках.
– Капитан Танос? – осведомился Дрейк.
Человек подозрительно посмотрел на англичанина снизу вверх и молча кивнул.
– Никос Танос, с "Санадрии"? – Моряк вновь кивнул.
Три его компаньона, не говоря ни слова, наблюдали за ними.
Дрейк широко улыбнулся и сказал:
– Меня зовут Эндрю Дрейк. Могу я предложить вам выпить?
Капитан Танос указательным пальцем показал на свой стакан и стаканы своих компаньонов. Дрейк, все еще стоя на ногах, подозвал официанта и заказал пять бокалов для всех. Танос молча кивнул ему на свободное место – своеобразное приглашение присоединяться к ним. Дрейк знал, что дело будет двигаться медленно, может быть, на это уйдут дни. Но теперь он не собирался спешить: он нашел свой корабль.
Заседание, которое состоялось пять дней спустя в Овальном кабинете, было значительно менее спокойным. Все семь членов специального комитета Совета национальной безопасности присутствовали на нем, председательствовал президент Мэтьюз. Все они не спали половину ночи, читая стенограмму заседания Политбюро, на котором маршал Керенский выдвинул свою программу войны, а Вишняев сделал заявку на власть. Все восемь человек были глубоко потрясены. Теперь их внимание было сосредоточено на генерале Мартине Крейге, председателе Объединенного комитета начальников штабов.
– Вот такой вопрос, генерал, – поинтересовался президент Мэтьюз, – возможно ли все это?
– Если говорить в терминах войны с применением обычного оружия на территории Западной Европы, начиная от железного занавеса и кончая портами на побережье Ла-Манша, – даже допуская использование тактических ядерных снарядов и ракет, – да, господин президент, это возможно.
– Сможет Запад до следующей весны повысить свою обороноспособность до такого уровня, чтобы этот план нельзя было осуществить?
– Это труднее, господин президент. Конечно, мы могли бы отправить отсюда из Штатов больше людей и вооружений в Европу. Это даст Советам предлог увеличить свои войска вдоль линии противостояния, если им вообще когда-либо нужны были предлоги. Но что касается наших европейских союзников, у них нет тех резервов, какими располагаем мы: уже на протяжении десятилетия они постоянно сокращали свои армии, количество вооружения и уровень готовности, пока, наконец, не дошли до такой степени, когда разница между людскими ресурсами и боевым оснащением для ведения войны с применением обычных средств между силами НАТО и Варшавского Договора в пользу последнего не достигла такого уровня, который невозможно будет устранить всего лишь за девять месяцев. Подготовка, которая потребуется личному составу, даже если призвать его на военную службу немедленно; производство нового, достаточно сложного оружия, – всего этого нельзя добиться за девять месяцев.
– Итак, они вновь оказались в положении, в каком были в 1939 году, – мрачно заметил министр финансов.
– Ну а как насчет ядерного варианта? – тихо спросил Билл Мэтьюз.
Генерал Крейг пожал плечами.
– Если Советы пойдут в наступление всеми силами, он неизбежен. Конечно, кто предупрежден, тот вооружен, но в наше время программы перевооружения и подготовки личного состава занимают слишком много времени. Мы предупреждены и сможем теперь замедлить советское наступление на запад, сорвав тем самым график Керенского с его ста часами. Но сможем ли мы полностью остановить их – все чертовы виды советских вооруженных сил: армию, ВМФ и ВВС, – это уже другой вопрос. К тому времени, когда мы узнаем на него ответ, может быть уже слишком поздно. Вот почему использование нашего ядерного оружия становится неизбежным. Если только, естественно, сэр, мы не оставим Европу и триста тысяч наших парней там на произвол судьбы.
– Дэвид? – спросил президент.
Госсекретарь Лоуренс похлопал по лежавшей перед ним папке.
– Возможно, в первый раз в жизни я соглашаюсь с Дмитрием Рыковым: речь идет не только о Западной Европе. Если Европа падет, то не удержатся и Балканы, Восточное Средиземноморье, Турция, Иран и арабские государства. Десять лет назад мы импортировали пять процентов нашей нефти, пять лет назад эта доля возросла до пятидесяти процентов. Теперь это шестьдесят два процента, и это соотношение постоянно растет. Даже весь американский континент – и север, и юг, – смогут обеспечить всего лишь пятьдесят пять процентов наших потребностей при максимальных темпах добычи. Нам нужна арабская нефть. Без нее нам – конец, также как и Европе, и при этом не будет сделано ни единого выстрела.
– Какие-нибудь предложения, господа? – продолжил президент.
– "Соловей", конечно, весьма ценен, но всему есть свои пределы, особенно теперь, – выдал Станислав Поклевский. – Почему бы не встретиться с Рудиным и выложить карты на стол? Мы теперь знаем о плане "Борис", знаем их намерения. И мы предпримем меры, чтобы воспрепятствовать им, сделать так, чтобы они не работали. Когда он проинформирует об этом свое Политбюро, они осознают, что элемент внезапности потерян, что военный вариант теперь не сработает. Это будет концом "Соловья", но и план "Борис" прекратит существование.
Директор ЦРУ Боб Бенсон энергично покачал головой в знак своего несогласия.
– Не думаю, что все так просто, господин президент. Как я понял из прочитанного, дело не в том, что нужно в чем-то убеждать Рудина или Рыкова. Внутри Политбюро, как нам известно, разгорается яростная фракционная борьба. И ставкой в ней вопрос – кто будет преемником Рудина. И ко всему – над ними теперь нависает голод. Вишняев и Керенский сделали предложение о ведении ограниченной войны как с целью получения излишков продовольствия в Западной Европе, так и для того, чтобы заставить советский народ подчиняться жесткой военной дисциплине. Если мы раскроем то, что знаем, Рудину, – это ничего не изменит. Это, напротив, может способствовать его падению. Вишняев и его фракция победят: они совершенно невежественны в отношении того, что творится здесь, на Западе, а также, как мы, американцы, будем реагировать в случае нападения. Даже если элемент внезапности будет утерян, но зерновой-то голод по-прежнему будет висеть над ними дамокловым мечом, и они все равно могут попытаться использовать военный вариант.
– Я согласен с Бобом, – заявил Дэвид Лоуренс. – Здесь можно найти параллель с положением японцев сорок лет назад. Нефтяное эмбарго вызвало падение умеренной фракции Коноэ. А вместо него мы получили генерала Тодзио, и впоследствии – Пирл Харбор. Если сейчас Максим Рудин будет устранен от власти, на его месте может оказаться Ефрем Вишняев. И, основываясь на этих документах, можно сделать вывод, что это приведет к войне.
– Тогда Максим Рудин не должен быть свергнут, – сделал заключение президент Мэтьюз.
– Господин президент, я протестую, – горячо вступился Поклевский. – Должен я так понимать, что теперь усилия Соединенных Штатов будут направлены на то, чтобы волосок не упал с головы Максима Рудина? Неужели мы забудем, что он сделал, сколько людей было уничтожено при его режиме, и сами возведем его на вершину власти в Советской России?
– Стан, извини, – веско резюмировал президент Мэтьюз. – В прошлом месяце я санкционировал отказ Соединенными Штатами в поставке Советскому Союзу зерна, в котором тот нуждается, чтобы избежать голода. Но только до тех пор, пока я не узнал, что может принести в перспективе этот голод. Я не могу далее продолжать политику отказа, так как теперь мы точно знаем, какова эта перспектива. Господа, я собираюсь набросать вчерне сегодня вечером личное письмо президенту Рудину с предложением о встрече Дэвида Лоуренса и Дмитрия Рыкова на нейтральной территории, где они должны будут начать переговоры о новом соглашении об ограничении вооружений ОСВ-4 и любых других проблемах, представляющих взаимный интерес.
Когда Эндрю Дрейк возвратился в "Каво д'Оро" после второй встречи с капитаном Таносом, там его уже ожидала записка. Она была написана Азаматом Кримом, и в ней сообщалось, что он и Каминский только что поселились в известном ему отеле.
Час спустя Дрейк присоединился к ним. Пикап добрался до места без всяких приключений. Ночью оружие и боеприпасы поштучно перенесли в комнату Дрейка в "Каво д'Оро", для этого Каминский и Крим нанесли к нему поодиночке визиты. Когда все снаряжение было надежно спрятано, он повел их всех ужинать. На следующее утро Крим вылетел обратно в Лондон, там он должен был поселиться на квартире у Дрейка и ожидать его телефонного звонка. Каминский остановился в небольшом пансионате где-то на задворках Пирея. Там было довольно неудобно, но зато не надо было сообщать свое имя.
В то время, когда они ужинали, госсекретарь США уединился для беседы с глазу на глаз с послом Ирландии в Вашингтоне.
– Для того, чтобы моя встреча с министром иностранных дел Рыковым закончилась успехом, – сообщил ему Дэвид Лоуренс, – нам никто не должен мешать. Необходимо добиться полного уединения. Мы должны проявлять особую осторожность. Рейкьявик в Исландии для этого не годится: он слишком заметен, у нас там база в Кефлавике, и мы там будем словно на территории США. В Женеве полно любопытных глаз, то же самое можно сказать о Стокгольме и Вене. Хельсинки, как и Исландия, будут чересчур близко. Ирландия расположена на полпути между Москвой и Вашингтоном, и у вас все еще можно найти уединенные места.
В эту ночь отмечался интенсивный обмен закодированными посланиями между Вашингтоном и Дублином. Не прошло и суток, как правительство в Дублине согласилось принять у себя встречу и предложило расписание полетов для обеих сторон. Еще через несколько часов личное послание президента Мэтьюза президенту Максиму Рудину было на пути в Москву к послу Дональдсону.
Эндрю Дрейк с третьей попытки добился беседы наедине с капитаном Никосом Таносом. К тому времени у старого грека уже не было сомнений, что молодому англичанину что-то от него было надо, но он не показывал ни малейших признаков любопытства. Как обычно, Дрейк заказал кофе и "узу".
– Капитан, – начал Дрейк, – у меня есть одна проблема, и я думаю, что вы можете мне помочь.
Танос приподнял одну бровь, но, не сказав ни слова, продолжал смотреть на свой кофе.
– Где-то в конце месяца "Санандрия" отправится в рейс из Пирея в Стамбул и далее в Черное море. Мне кажется, что вы должны будете зайти там в Одессу.
Танос молча кивнул.
– Мы должны отчалить 30-го, – сообщил он, – и, верно, мы зайдем для разгрузки в Одессу.
– Я хочу поехать в Одессу, – заявил Дрейк, – я должен добраться до Одессы.
– Вы англичанин, – заметил Танос. – В Одессу организуются турпоездки группами. Вы можете долететь туда самолетом. Советские теплоходы совершают круизы прямо из Одессы, и вы можете присоединиться к одному из них.
Дрейк отрицательно покачал головой.
– Не все так просто, – сказал он, – капитан Танос, мне не дадут визу для поездки в Одессу. Мое заявление будут рассматривать в Москве и там мне обязательно откажут.
– А причина, по которой вы должны ехать? – подозрительно спросил Танос.
– У меня есть девушка в Одессе, – сказал Дрейк. – Моя невеста. Я хочу вывезти ее оттуда.
Капитан Танос решительно покачал головой из стороны в сторону. Он, как и его предки с Хиоса, занимались контрабандой разнообразного товара по всему Восточному Средиземноморью еще с тех времен, когда Гомер учил свои первые слова в младенчестве, и ему было прекрасно известно, насколько оживленными были контрабандные тропы как в Одессу, так и из нее, а также его собственная команда имела неплохой побочный заработок, завозя такие предметы роскоши, как нейлоновые чулки, парфюмерию и кожаные пальто на черный рынок, процветавший в этом украинском порту. Но контрабандный вывоз людей – это совсем другое дело, и у него не было ни малейшего желания ввязываться в него.
– Мне кажется, вы не понимаете, – поспешил уточнить Дрейк. – И речи не может быть о том, чтобы вывезти ее на "Санандрии". Позвольте, я объясню.
Он достал фотографию, на которой были изображены он сам и необыкновенно красивая девушка, – они сидели на балюстраде Потемкинской лестницы, которая соединяет город с портом. Танос мгновенно вновь проявил недюжинный интерес, поскольку девушка действительно стоила того, чтобы на нее посмотреть.
– Я закончил факультет исследования российских проблем в университете Брэдфорда, – продолжал Дрейк. – В прошлом году меня послали на полгода по обмену студентами, и я провел эти шесть месяцев в университете Одессы. Там я и встретил Ларису. Мы полюбили друг друга и хотели пожениться.
Как и большинство греков, Никос Танос гордился своей сентиментальной натурой. Дрейку удалось затронуть нужную струну.
– И почему же не женились? – спросил он.
– Нам не позволили советские власти, – сказал Дрейк. – Конечно же, я хотел привезти Ларису в Англию, жениться и остаться там жить. Она подала заявление на выезд, но ей отказали. Я несколько раз пытался делать то же самое в отношении нее из Лондона. Но никакого результата. Тогда в июле я попытался сделать так, как вы только что предложили: поехал с туристической группой на Украину – в Киев, Тернополь и Львов.
Он достал свой паспорт и показал Таносу отметки, сделанные в киевском аэропорту.
– Она приехала в Киев, чтобы повидаться со мной. Мы занимались любовью. Недавно я получил от нее письмо, где она пишет, что у нее будет наш ребенок. Поэтому теперь я в еще большей степени обязан жениться на ней.
Капитану Таносу также были известны правила: они действовали среди его соплеменников с незапамятных времен. Он вновь посмотрел на фотографию, – Дрейк не собирался ему объяснять, что девушка на самом деле проживала в Лондоне и позировала для фотографии в студии недалеко от станции метро Кинг Кросс, а также что использованная в качестве фона Потемкинская лестница была всего лишь увеличенной деталью с рекламного плаката, купленного в Лондоне же, в конторе "Интуриста".
– Ну и как же вы собираетесь вывезти ее? – спросил он.
– В следующем месяце, – сказал Дрейк, – из Одессы отойдет в круиз по Средиземноморью советский теплоход "Литва" с большой группой на борту, посланной советской молодежной организацией – комсомолом.
Танос кивнул, он хорошо знал "Литву".
– Поскольку я поднимал слишком много шума по поводу Ларисы, власти теперь не пустят меня в страну. Ларисе никогда бы не удалось попасть в состав этой тургруппы, но в местном отделении министерства внутренних дел есть один служащий, которому нравится жить лучше, чем позволяют его доходы. Он даст ей возможность попасть в состав этого круиза и подготовит все необходимые документы, а когда корабль прибудет в Венецию, там уже буду я. Но этот служащий хочет получить десять тысяч американских долларов. Они у меня есть, но я должен передать пакет с ними Ларисе.