В кабине у Черёмухина уже побывали и газовый анализатор, контролирующий работу вентиляционной службы, и ультразвуковой дефектоскоп, проверяющий, нет ли трещин в рельсе… На этот раз пассажирское кресло занимал аппарат, похожий на старинный граммофон: труба с широким раструбом была нацелена в открытую форточку. Провода от "граммофона" тянулись к переносному пульту, на котором мерцал маленький прямоугольный экран. По экрану бродили неясные тени. Прибор этот был эхолотом, он на ходу пронизывал ультразвуковыми импульсами каменную толщу, обнаруживая пустоты и трещины. "Ни одна водяная змея теперь не спрячется в засаде", - подумал Черёмухин. Картина, которую показывал экран, записывалась на ленту видеомагнитофона - наверху ее расшифруют любопытные ученые.
Картинка шла нормально, экран не мигал, не загоралась красная аварийная лампочка, и Александр Михайлович, убедившись, что здесь исправно действует свой "автопилот", повернул кресло обратно к ветровому стеклу. Он любил сам водить состав и переключился на ручное управление немного раньше, чем электровоз приблизился к опасному участку.
Загорелось красное табло. Состав увеличил ход. Черёмухин пристегнулся к креслу широким резиновым ремнем (вообще-то это следовало сделать с самого начала, как только сел в электровоз, но какой же профессионал станет привязывать себя на спокойном участке пути!). Электровоз резко задрал нос, как сверхзвуковой самолет на взлете, и вагонетки, стукаясь концами крыш, послушно полезли за ним в крутую гору.
Этот путь, проложенный в старом наклонном стволе, разрешалось использовать только самым опытным машинистам. Если в недремлющий глазок фотоэлемента не попадет потайной значок, нарисованный на электровозе специальной краской, автоматический сторож просто выключит ток, и нарушителю придется дожидаться аварийную команду, чтобы сняли его со стены, а заодно и с электровоза на месяц-другой. У Черёмухина была полная коллекция таких значков-пропусков, позволяющих выделывать очень невозможные пируэты - высший пилотаж! Александр Михайлович считался лучшим, хоть и самым лихим, машинистом на шахте.
Вот и сейчас он не сбавил скорость, взлетев на верхний этаж, развернулся где-то чуть ли не на потолке и со свистом ринулся вниз, чтобы вернуться опять на свой горизонт, только уже далеко в стороне, у самых дальних забоев, до которых добирался бы обычным путем не меньше часа. А тут минуты! Состав почти падал, проваливаясь в бездну.
Из темного тоннеля состав выскочил в огромный сверкающий зал. Казалось, тысячи хрустальных люстр зажглись на стенах, на высоком потолке и даже на полу. Эту пещеру создала природа. Миллионы лет выращивала она в подземной пустоте прозрачные кристаллы кварца - горный хрусталь. Тесно прижавшиеся друг к другу граненые стеклянные столбики и столбы собирали свет электрических прожекторов, отражали его тысячекратным солнышком.
Черёмухин всегда останавливался в этом зале. Здесь он когда-то сражался с семиглавым Змеем. Александр Михайлович вышел из электровоза. Воздух в пещере был иной, чем в закрытой кабине, где работал кондиционер, настроенный на запах леса после июньского дождя. В кварцевом зале пахло сухим электричеством и чем-то медицинским. Александр Михайлович знал, что врачи города Черёмухова устраивают здесь подземный солярий для горняков, чтобы те могли в перерывах загорать, не поднимаясь на поверхность. Говорят, такой загар - лечебный. Машинист подставил лицо целительным лучам, но запах горячего кварца ему все-таки не нравился, может быть, напоминал детскую поликлинику, в которую когда-то ой как не хотелось заходить… Александр Михайлович поёжился, вспомнив, как он умолял медицинскую комиссию допустить его на электровоз. Суровые медики не хотели признать его абсолютно здоровым из-за сломанного в битве с Семиглавом зуба…
Уже сидя в кабине, Александр Михайлович построгал языком пробоину в зубном ряду и огорченно поцокал: ай-я-яй, все никак не соберусь вживить новый зуб, а врачи на ежемесячных профилактических осмотрах каждый раз придираются к этому…
Он не успел еще включить мотор, когда по хрустальному залу заметалось, будто летучая мышь, тревожное эхо.
- Ой!-Ой!-Ой!-Ой! Е!-Е!-Е!-Е!
Черёмухин понял, что кто-то кричит: "Постойте!" - и выскочил из электровоза. От дальнего конца пещеры к нему бежал, скользя на гладких гранях кристаллов, толстенький человек в очках. У самого рельса он смешно замахал руками, готовясь окончательно поскользнуться и упасть, но Черёмухин подхватил его на руки и вежливо засунул в кабину. В июньском последождевом лесу толстячок отдышался.
- Чальников, - представился он. - Николай Алексеевич. Из городского медицинского отдела.
- Привет, Начальников! - весело улыбнулся машинист. - Что, не узнал?
Толстячок сорвал запотевшие очки и удивленно заморгал.
- Шурка!
Одноклассники похлопали друг друга по плечам. Когда вентилятор утащил остатки пылевого облака, поднявшегося над медицинским костюмом, взрослый Шурка поинтересовался:
- Как же ты сюда попал?
- Мы тут с комиссией… - замялся Николай. - А я отстал немножко… - Он старательно запихивал в карман большой кусок отколотого кристалла.
- Так-так, - усмехнулся Черёмухин. - Значит, отстал… Пойди-ка, друг, хрусталь на место приложи. Вот, клеем смажешь.
Когда смущенный Чальников вернулся к электровозу, Александр Михайлович примирительно сказал:
- Зайдешь ко мне домой, и я тебе такой же подарю. Только из другой пещеры. А здесь ничего трогать нельзя - заповедник. Красоту, брат, должен беречь каждый, а не одни сторожа.
Он снял со второго кресла "граммофон" и усадил одноклассника. Состав побежал, втягиваясь в черное отверстие тоннеля. В кабине вспыхнул свет. Машинист повернул рычажок, убавляя яркость и переводя цвет с белого на зеленоватый.
- Пусть глаза отдохнут. - Он развернул свое кресло к другу. - А тебя, Чальников, уже потеряли. Я связался по рации с дежурным постом на выходе с горизонта. Сидит твоя комиссия рядком и вспоминает, где могли тебя обронить… А без твоего гостевого жетончика их не выпускают на-гора… Ну ладно, не красней. Я договорился, что сам вывезу тебя на поверхность. Так что твои сотрудники, наверно, уже обнимаются с родными столами. А тебе придется теперь совершить небольшую экскурсию.
Вода, огонь и стальные трубы. Двадцать первый век
Серебристая цепь вагонеток (они были отштампованы из наилучшего дюраля) бежала в сумраке узкого штрека. Впереди показался необычный знак: предупреждающий оранжевый треугольник пересекали синие волны. Черёмухин покосился на соседа, озорно прищурился и… ничего не сказал. Состав, не сбавляя хода, подлетел к большому, длинному бассейну, заполненному водой.
- Тормози! - всполошился Чальников и захлопал ладонями перед собой, пытаясь найти спасительную кнопку. Шурка крутанул его кресло от пульта. Тяжелые волны сомкнулись над крышей электровоза.
Одну… две… три долгих, томительных секунды рассекал состав темную воду. Сверкнула молния над головой. Машинист поспешно нажал кнопку. На стеклянную сферу наползли черные светофильтры. Но не настала ночь. В забое, куда вынырнул из бассейна состав, было светло, как внутри электролампочки. Резко шипела огненная струя, вонзаясь в каменную стену. Больше ничего нельзя было разглядеть.
- Плазменный резак! - прокричал Черёмухин на ухо пассажиру (между прочим, он нарочно не выключил внешний микрофон). - Здесь будем загружаться!
Машинист защелкал рычажками на панели передатчика. Огненное копье втянулось в черный раструб. В свете прожектора проявились очертания приземистой машины. Подчиняясь командам, поступающим с электровоза, она зашевелилась, опустила к земле широкий ковш и, вгрызаясь в груду руды, отрезанной пламенем, принялась деловито кидать через себя боксит в подставленные вагоны.
- Дистанционное управление, - пояснил Александр Михайлович. - Мы приехали и задали ей новую программу. Точно так же может ею управлять и диспетчер с поверхности.
Николай потянулся к форточке, чтобы открыть, посмотреть.
- Куда?! - машинист перехватил его руку. - Там же нечем дышать! В забое инертный газ…
- Откуда в забое газ? - Николай растерянно смотрел из-за очков.
- Тьфу ты! - Черёмухин стукнул себя ладонью по лбу. - Совсем забыл, что везу постороннего, гостя. Все никак мы не приспособим наш рудник для экскурсантов!
Он придвинул пассажирское кресло к ветровому стеклу и принялся объяснять.
- Гляди! В этом забое мы не взрываем стены, а режем их очень горячей струей огня. Как кислородной горелкой раньше разрезали металлолом. Но в здешних бокситах наметались такие посторонние элементы, которые, испаряясь при сильном нагреве, образуют взрывоопасный газ. Чтобы не дать ему полыхнуть, накачали в забой инертные смеси - вытеснили отсюда весь воздух и кислород. А чтобы инертные газы не растекались по всей шахте, устроили самые простые, самые экономичные шлюзовые камеры - водяные затворы. Представь себе банку, опрокинутую кверху дном в миску с водой. Ни одна молекула воздуха не попадет в эту банку, и ни одна не вылетит из нее наружу. А какой-нибудь умный и ловкий жучок может легко проникнуть в банку, поднырнув под ее края. Именно это мы с тобой и сделали: пронырнули сквозь бассейн, одна половина которого находится снаружи, а вторая - внутри забоя.
- Хитро! - восхитился гость.
- Тебе повезло, - помрачнел хозяин, - что ты со мной сюда попал. Не каждому дается допуск в такие места. А скоро и совсем здесь перейдут на сплошную автоматику. Не то что нога - взгляд человеческий сюда не попадет…
- Вот и хорошо! - рассудил инспектор медотдела. - Меньше риска - больше здоровья!
- Эх вы! - обиженно закричал взрослый Шурка. - Вам дай волю - вы всех до единого выгоните из шахты на-гора! Оставите одних роботов!
Николай Алексеевич внимательно посмотрел на него.
- Знаешь, Шурка, - он положил руку на плечо друга, - риск, я понимаю, благородное дело. Но я все силы приложу, чтобы прогнать вас, таких вот горячих, от опасных мест. А если уж так тянет рисковать - рискуйте в космосе, там всё же безопаснее, чем под землей…
- Не скажи! - попробовал возразить Александр Михайлович. - У меня Василий, племяш, лейтенантом служит в космическом патруле. Безопасность - метеорную и прочую - на трассе Земля - Луна обеспечивает. Так иной раз такого нарассказывает!..
- Молодым всегда хочется выглядеть героями, - улыбнулся врач. - Лишь бы они ради этого геройства не бросались сломя голову на рожон. Настоящий подвиг не минует человека, готового к нему. Да и постоянная готовность к подвигу, я считаю, это уже героизм. Передай племяннику, что его истинное геройство будет в том, чтобы закончить службу без происшествий.
Александр Михайлович похмыкал, соглашаясь. Тем временем машина с плазменным ножом закончила погрузку и укоризненно гудела: "Ту! Ту! Ту!", напоминая о себе.
- Заговоришь меня совсем! - воскликнул машинист, переключая рычажки. - Поехали!
Они опять нырнули в воду и выскочили в штреке. Черёмухин включил "автопилот", свободно откинулся на мягкую спинку кресла.
- Нет, ты мне все-таки скажи, - продолжил он спор, - куда вы людей денете, если в шахте останутся одни роботы?
- Ну почему же одни роботы, - ответил Чальников. - Будут наладчики, контролеры…
- Ага, десяток на участок. А остальным куда? Улицы мести? - съехидничал машинист.
- Ты не задумывался, Шурка, - медленно, в растяжку проговорил Николай Алексеевич, - что когда-нибудь шахты вычерпают всю руду, и тогда все равно придется людей выводить на поверхность…
- Руда кончится - начнем перерабатывать отвалы, - раздумчиво вывел Черёмухин.
- А дальше? - снова выстрелил вопросом Чальников. - Когда кончатся отвалы…
- Что ты заладил "дальше", дальше"! - взорвался Александр Михайлович. - А дальше развернем на глубоких горизонтах химические заводы! С замкнутым циклом производства, чтоб ни один вредный дымок не вырвался на поверхность, ни капли отравленной воды не попало наружу. И я, как прежде, буду на электровозе - развозить по цехам сырье и забирать готовую продукцию. Эх, какие красивые вещи мы сделаем! И навсегда останутся на этом месте жить и работать город Черёмухов и город Североуральск, навсегда, слышишь!
- Да я разве против! - засмеялся Чальников. - Пусть стоят вечно, и пусть люди в них вечно живут. Для того и я работаю, чтобы дольше жили люди, дольше стояли наши города. Значит, и я шахте пользу приношу. А ты считаешь, руднику одни лишь машинисты и забойщики нужны? - поддел он друга. - Нет, брат, и без нас не обойдешься!
- Ладно, уговорил! - улыбнулся Черёмухин. - Мир?
- Мир! - Чальников хлопнул его по протянутой ладони. - Так и быть, когда автоматизируют электровозы, устрою тебя по знакомству в кружок вязания…
- А что! - поддержал Александр Михайлович. - Когда машины освободят нас от однообразного труда, начнем создавать красивые, неповторимые вещи и дарить их друг другу. Неплохое занятие! Представляешь…
Он не договорил. Включился тормоз. Загорелась на пульте красная лампочка. Впереди показались две огромные серые трубы. Они лежали на боку, заполняя широкий штрек. Посередине оставалось место лишь для проезда пластмасс-дорожного состава с узкими вагонами.
- Прибыли! - объявил машинист. - Разгружаемся!
- А это что? - почему-то шепотом спросил Николай Алексеевич.
- Впечатляет? - усмехнулся Черёмухин. - Это, видишь ли, те самые трубы, в которые я запросто могу вылететь на-гора.
- Знаешь… - Чальников боязливо поерзал в кресле. - Лучше не надо…
- Конечно, лучше не надо! - согласился машинист. - Я и сам того не хочу. Но они меня, мою специальность, чего доброго, могут заменить…
- Ах вот как! - пробормотал Николай Алексеевич, облегченно вздыхая.
- Вот так! - прищелкнул языком Черёмухин. - Трубопроводный транспорт - слышал о таком?
Он заиграл на клавиатуре пульта бурную неслышимую мелодию. По ходу дела объяснял гостю:
- Эти круглые бочонки в трубах - контейнеры. Мы сейчас ак-ку-рат-но… вот так… выравниваем над контейнерами люки вагонов с обеих сторон… Открыли люки. Пошла руда. Дрожим? Хорошо. Это в наших вагонах сжатый воздух помогает руде побыстрее высыпаться. О, сжатый воздух на руднике - первый работник! Он да еще электричество… Та-ак… Продули вагоны, прочистили. Посигналим станции управления: погрузка закончена. Смотри, бочонки закрываются. Повернулись, набок улеглись. Теперь захлопнутся люки в трубах. Рраз! Всё, больше ничего не увидишь. А будет дальше вот что: контейнеры надуют резиновые пояса-уплотнители, заткнут собою трубы, словно пробка в детском пистолете-пугаче. Затем под напором сжатого воздуха эти бочонки покатятся на роликах по трубам и вылетят на поверхность, как та пробка из пугача. Несколько секунд - и руда доставлена! А я бы час выкручивался по спирали на-гора… Ну ладно, - он вздохнул, - поеду за новой порцией. А тебя доброшу до выезда с горизонта, пересядешь там на автобус.
Быстро доехали до контрольного поста. Еще в пути Черёмухин передал по рации, чтобы придержали автобус. Длинный автопоезд из низеньких открытых вагончиков, какие бегали раньше по аллеям московской ВДНХ (сейчас там - ленты движущихся тротуаров), поджидал медицинского инспектора. Прыгнув на подножку, Николай Алексеевич помахал рукой.
- Заходи в гости! - крикнул машинист. - Жена будет рада!
"Жена? Какая жена?!" - из глубины сознания прорвался испуганно-ошеломленный вопрос двенадцатилетнего Шурки. "Обычная жена, моя", - Александр Михайлович пожал плечами. Тут как раз высунулся из стеклянной будки дежурный, позвал:
- Черёмухин! К видеофону! Жена!
Александр Михайлович по-мальчишечьи перепрыгнул через подоконник, взглянул на маленький круглый экран. Вместе с ним заглянул в видеофон нетерпеливый Шурка. О ужас! На него смотрела строго и качала головой… Наташина мама! Впрочем, через двадцать пять лет она должна бы выглядеть значительно старше… Значит, это не мама… Это сама Наташа… Не может быть!.. Перед глазами Шурки вдруг поплыл туман. В белесом мареве обрисовалась высокая фигура женщины в зеленом, цвета малахита, платье. Хозяйка Медной горы! Она печально покачала головой, взяла Шурку за руку и потянула за собой в туман. Шагнул Черёмухин - и очутился на знакомой солнечной поляне, вновь в своем двадцатом веке.
последняя, которая могла бы стоять перед первой
Сидит пятиклассник Шурка Черёмухин на макушке маленькой лысой горы. Рядом с ним отдыхает в траве корзина. Доверху ее малина заполнила. Лежит, не шелохнется, будто бы и не она сегодня летела красным дождем над горняцкой долиной…
Шурка тряхнул головой. Что-то было с ним?.. Снился престраннейший сон… Дядя Денежкин… Красная Шапочка… Змей-Семиглав… И начинался тот сон знакомо… Совсем как сейчас… А если…
Вскочил Шурка. Побежал. Под ноги не глядит. Вертит вправо-влево головой, разыскивает тот приснившийся камень. Горбатый. С круглыми, как у кита, боками. И на нем…
Стоп! Вот он, камень-валун. Огромный, иззелена-серый. Только нет на нем никого…
Но что это?! Чьи-то голоса за камнем слышны. Очень знакомые голоса. Не они ли с Шуркой во сне разговаривали?..
Не они. О чем-то отчаянно споря, вывернули из-за валуна Витька с Наташей. Наташа увидела Шурку - обрадовалась. По-настоящему обрадовалась, не из вежливости. Оставила Витьку, бросилась к нему.
- Шурик, помоги! Мы заблудились! Это всё он, турист несчастный! - сердито выговаривала Витьке. Тот лишь вздыхал сконфуженно.
- Ладно. Идем, - обронил Шурка глухо, поднялся и тяжело, устало зашагал в долину.
Удивилась Наташа, забежала вперед, путь преградила, в лицо заглядывает.
- Что с тобой, Шурик?
- А что? - Шурка спрашивает.
- Как-то ты… постарел, что ли…
Усмехнулся Шурка, совсем по-взрослому. Надо же, какой странный сон! Долго помниться будет… Покачал Шурка головой. Попробовал улыбнуться - улыбаются губы. Попробовал на солнышко взглянуть - светит солнышко! Лето кончается. Завтра в школу. Каждый день сможет он с Наташей видеться. Кроме выходных. Хотя… Почему же "кроме"? Не один Витька такой храбрый - и Шурка в первое же воскресенье позовет Наташу на прогулку, ягоды пособирать.
- Трум-тум-ту-тум! - громко запел Шурка, подбоченился, сунул руку в карман и вытащил… аметист. Полюбовался сквозь него на фиолетовое солнце, положил в раскрытую ладонь и предложил Наташе!
- Хочешь подарю?
