Яков не знал, что я через Рощина связался с группой бывших спецназовцев ГРУ, работавших в частном охранном агентстве, и предложил им сформировать службу безопасности "Роспанинвеста". Зарплату я положил им такую, что сомнений мое предложение не вызвало. Зам по финансам же был удивлен, однако вбил необходимую сумму в статью расходов. С каждым бойцом созданного мной подразделения и названного "Нежность" (на мысль назвать так боевую группу меня навел их командир, майор запаса Богданов, который утверждал, что "убивать надо нежно"), я беседовал лично. Из сорока офицеров я отобрал пятнадцать рексов, как их называл Богданов. В профессиональной подготовке я был уверен, поскольку читал их личные дела, показанные мне их командиром. А вот с психологической точки зрения я отбирал тех, кто готов на все. Причем не только за деньги. Все они симпатизировали Святой Инквизиции и выражали готовность вступить в эту таинственную организацию, только не знали как. У всех сохранилось такое реликтовое понятие как патриотизм, причем не в гипертрофированной современной форме, а в классическом его понимании. Формула Кота: "Кто из негодяев не успел стать демократом, стал патриотом для добывания хлеба насущного", к ним явно не подходила.
На первом разговоре Богданов держался со мной с некоторым превосходством, и только намек на то (да простит меня мое бывшее командование), что я бывший гоновец, изменил его настрой в отношении меня в лучшую сторону. Во взгляде проскальзывало даже что-то похожее на уважение.
Заработал селектор, и голос Марины сообщил: "С вами хотят поговорить из агентства "XXI век". Я поднял трубку:
- Слушаю.
- Здравствуйте. Моя фамилия Ростовцев. Николай Евгеньевич. Я по поручению Гусенко.
- Очень приятно, - сказал я, делая Винеру, который встал и направился к двери, глазами знак задержаться. - Чем могу служить?
В трубке послышался смех:
- Наоборот, я звоню, чтобы послужить вам.
- Это еще приятней, - в свою очередь засмеялся я, - чем вы мне можете служить?
- Мы имеем в виду - заснять и пустить в эфир в передаче "Деловые люди" интервью с вами. Минут на сорок.
- Сколько это будет стоить?
- Такса высокая, но для своих - бесплатно.
- А я свой?
- Разумеется. Вы же член клуба.
- Ну что ж, буду очень благодарен.
- Тогда, если не возражаете, я пришлю сегодня специалиста для подготовки интервью, а завтра мы его заснимем в помещении клуба.
- Насчет заснять завтра, согласен, а специалиста не надо. Я всегда работаю экспромтом и самостоятельно.
- Но… - попытался возражать Ростовцев.
- Ни-ни. Не уговаривайте. Завтра сами увидите, какой я умный и фотогеничный.
- Ну что ж. Шесть вечера вас устроит?
- В пять тридцать я в клубе.
- До завтра.
Гудки.
Винер вопрошающе посмотрел на меня. Я не спеша закурил сигарету и весело подмигнул ему. Он понимающе опустил глаза.
- Интервью?
- Оно самое. По протекции Гусенко. Как ты думаешь, позвонить ему?
- Обязательно. За услуги надо по меньшей мере говорить спасибо.
Я набрал номер мобильного телефона Гусенко.
- Алло.
- Владимир Александрович? Вас приветствует "Роспанинвест".
- Ну, можно и не так официально. Просто Володя.
Чай, члены одного клуба. Привыкайте к западным традициям, если собираетесь стать "новым русским".
- Хочу поблагодарить вас за интервью.
- Какие благодарности. Это само собой разумеется. В наших интересах повышать рейтинг членов нашего клуба. Знаете, вы произвели сильное впечатление на моих друзей. Меня расспрашивали о вас минут двадцать, а я ничего не мог сказать существенного, кроме того, что вы очень приятный человек.
Я засмеялся:
- Да, вы неплохой психолог. Я падок на комплименты (сто лет бы их от тебя не слышать).
- Это не комплимент. Это реальность. Ну ладно. Надеюсь у вас все в порядке?
- Все, за исключением того, что башка трещит каждый день.
- Давление?
- Нет. Давление, как у космонавта. Врач ничего не нашел.
- И не найдет. Я лично не пользуюсь ортодоксальной медициной.
- Экстрасенсы?
- Ну что вы. Я достаточный скептик, чтобы не иметь дел с шарлатанами. Лечусь у специалистов с дипломами, профессоров. Если хотите, могу устроить.
- Если это действительно специалисты, то я бы охотно проконсультировался. За любую цену.
- Для членов клуба бесплатно.
- Вы меня уж совсем на баланс взяли. Все бесплатно.
Гусенко засмеялся ласковым смехом:
- Дружба дороже денег. Так если хотите, я за вами заеду в три часа. Проедемся к специалистам.
- Идет. В три я жду вас в своем офисе.
- До встречи.
Я посмотрел на Винера. Он покачивал головой с неопределенным выражением лица. Было непонятно, осуждает он меня, одобряет или восхищается.
- Ты чем-нибудь недоволен? - спросил я.
- Знаешь, все как-то очень удачно складывается. Меня это всегда беспокоит. Ну да посмотрим.
- Ты поедешь со мной к врачу?
- Отпадает. Если это действительно специалист высокого класса, то он может знать меня.
- Знать, что ты работаешь на институт? - насторожился я.
- Нет. Этого никто не знает. Но он обязательно начнет выяснять, на кого я сейчас работаю. А это создаст ряд неудобств. Поезжай один.
Яков ушел, а я вызвал Богданова и приказал на всякий случай проследить за мной, когда я поеду к специалистам. Я не исключал, что Гусенко отвезет меня куда-то, где я не сумею сориентироваться. Какое-то интуитивное чувство говорило, что сегодня я увижу нечто интересное.
Марина принесла ежедневную подборку газетных статей и молча положила ее на стол под недовольное ворчание Вельзевула. Я углубился в чтение.
Президентом России даны указания ФСБ и Генеральной прокуратуре начать расследование событий в Чечне в 94–96 гг. "Мы должны выявить максимальное количество виновных и сурово наказать их, - указывал Темная Лошадка, - в противном случае мы не будем гарантированы в будущем от таких кровавых афер. Как Нюрнбергский процесс до сих пор является весьма эффективным напоминанием любителям поиграть чужими жизнями, так и данный Московский процесс должен на многие годы врезаться в память будущих российских правителей". Газеты указывали, что прокуратурой уже арестовано более двадцати человек. Высшие руководители республики Ичкерия изъявили готовность выступить на процессе в качестве свидетелей.
Институт фискалов путем агентурного наблюдения выявил несколько тысяч бизнесменов, укрывавших доходы. Все арестованы и предстали перед судом. Прочитав сводку о количестве арестованных за минувший месяц, я в задумчивости почесал затылок. Где их будут содержать? Темная Лошадка явно преувеличивал возможности тюремной системы. Хотя это все-таки бесплатный труд. К исправительным работам привлечено уже около полутора миллиона человек. Москва никогда не была такой чистой и никогда так быстро не реконструировалась. Я еще по приезду в столицу обратил внимание, что на строительных работах много людей непролетарской внешности. Плюс количество конфискованной недвижимости. По указу президента все владельцы недвижимости обязаны представить документальное обоснование законности доходов, на которые приобреталась недвижимость.
Я пометил в календаре: "Позвонить в Питер". Надо дать указание бывшим компаньонам представить в комиссию отчет о моих доходах, на которые я построил дом.
Количество "объектов", отстрелянных ГОНом, резко сокращается. Президент рассматривает вопрос об упразднении ГОН. Видимо, тот психологический удар, который Темная Лошадка наносил по деградированной части населения, достиг цели. Страх оказался эффективным лекарством от дегенерации.
Заработал селектор: "К вам господин Николаев из Петербурга".
Я машинально посмотрел на запись на календаре. Сам Бог помогает. "Пусть заходит", - сказал я.
Вошел Виктор. Вид его мне не понравился. Лицо осунувшееся, мешки под глазами. Костюм ценой в полторы тысячи баксов висел на бывшей атлетической фигуре, как на вешалке. Мы обнялись под злобное рычание Вельзевула.
- Не очень отрываю?
- Даже если и очень, ты на это право имеешь. В любое время и в любом месте, где бы я ни находился. Садись. (Я нажал кнопку селектора и попросил Марину сделать два кофе). Как дела? В Москву приехал, чтобы со мной повидаться, или заодно зашел?
- К тебе. Ты - последняя надежда.
- Деньги нужны?
- Деньги не нужны. Слишком много сами имеем. Оттого и проблемы.
- Неужели наехали?
Он кивнул. Марина принесла кофе. Николаев подождал пока она выйдет, и только после этого заговорил.
- В Питере большие изменения. Крупная питерская мафия практически вся уничтожена в ходе той суперразборки. Ну, помнишь, пару месяцев назад? (Я молча кивнул. Еще бы не помнить). Так вот, те, что остались, начали потихоньку делить освободившиеся ниши. Сначала поделили торговлю. Этот вывод мы сделали по тому, что цены сначала опустились, а потом опять поднялись до прежнего уровня. Промышленное производство не трогают. То есть попытки были, но МВД очень круто отреагировало. Расстреляли несколько десятков. А вот сферу обслуживания уже поделили. И строительство тоже.
* * *
- Как наезд осуществлялся?
- Взорвали мою машину. Причем взрывали с помощью дистанционного устройства. Подождали, пока я из машины вылезу и отойду на безопасное расстояние. После этого позвонили и предложили встретиться. На их территории.
- Почему на их территории?
- Потому что, если бы я в МВД сообщил, у меня сразу бы прослушку установили, записали, ну а потом в соответствии с ВУКом.
- Ты встречался?
- Пришлось.
- А почему в МВД не обратился?
- Потому что не знал, кто взял в оборот. А кроме того, после взрыва как-то страшновато. Собирался откупиться, но они такую цену заломили, что просто закрывай фирму. Двадцать процентов от каждого контракта.
- Кто такие, узнали?
- Нет. Деньги велели перечислять вот на этот счет, - он положил на стол листок бумаги.
- Хорошо. Подожди немного, - сказал я и, нажав на селекторе кнопку Богданова, кратко приказал:
- Зайди.
Виктор по моей просьбе пересказал командиру "Нежности" всю историю. Богданов подумал немного, посмотрел на счет и сунул его в карман.
- Сколько дней в запасе? - спросил он Николаева.
- Неделя есть. Я с ними договорился, что деньги перешлю через неделю. - Он полез в кейс и достал бумаги. - Вот контракт, по которому я должен проплатить консалтинговой фирме "Орион".
Богданов хмыкнул:
- Что ж раньше молчал, если тебе и фирма известна? Теперь только определим, кто за ней стоит.
- Мы уже определили.
- И кто?
- Никто. Фирма зарегистрирована две недели назад. Три человека. Подставная фирма.
- Из этих трех, по крайней мере, один знает, кому пойдут деньги.
- А как вы узнаете?
- Это уже наша забота. Не беспокойся, все сделаем нежно.
Богданов вышел, а я еще минут двадцать успокаивал Николаева.
- Гусенко Владимир Александрович, - раздался из селектора голос секретарши.
Я поднял трубку:
- Алло.
- Дружище, я на подъезде. Минут через пять я возле вашего офиса, - раздался в трубке голос Гусенко.
- Выхожу, - кратко ответил я и нажал на селекторе кнопку Богданова. - Я выезжаю через десять минут.
- Понял", - лаконично ответил командир "Нежности".
- Пошли. Выйдем вместе, - сказал я Николаеву. Вельзевул перегородил выход из кабинета и недовольно зарычал.
- На место, - строго сказал я. Собака не двинулась с места и даже слегка обнажила клыки. Щеки нервно подергивались. Мне уже не раз казалось, что в Вельзевуле есть что-то сверхъестественное. Если можно так выразиться, то это был собачий экстрасенс, загодя чувствующий опасность для его хозяина.
- Ну-ну, собакевич. Успокойся. Я скоро вернусь, - сказал я, почесав у него за ушами. Пес грустно вздохнул и поплелся, именно не пошел, а поплелся, на свое место возле моего письменного стола.
Мы спустились вниз. У подъезда уже стоял "мерседес" Гусенко с затемненными стеклами. В это время зазвонил мой сотовый телефон. Я нажал прием и услышал голос Рощина.
Обстоятельный разговор с бывшим врагом состоялся через несколько дней после того, как я фактически завербовал заместителя службы безопасности клуба "Деловые люди". Мы встретились в маленьком ресторанчике, где Рощин поведал мне свою невеселую, но довольно обычную историю. После школы поступил в Рязанское воздушно-десантное училище. Прошел Афганистан. С наступлением "демократии", как и тысячи других офицеров, оказался на обочине истории. Долго перебивался случайными заработками, но в криминал не полез. Наконец, случайно встретил бывшего сослуживца, который и пристроил его в клуб. Рощин согласился работать на мою компанию, хотя было видно, что это решение далось ему нелегко. Не знаю уж, что ему грозило в случае провала, но мое заявление о том, что, если его уволят, я возьму его к себе, не произвело на него положительного воздействия.
- Здравствуйте, я от Нины Александровны. Достал вам билеты на завтра на шесть часов. Устраивает?
- Вы ошиблись номером, уважаемый.
- Извините.
На нашем языке это означало, что один из трех моих новых "друзей" заказал кофейню на сегодня на восемь часов. Думаю, у специалистов я пробуду не больше часа. Так что времени достаточно. Я распрощался с Николаевым и сел в "мерседес". Гусенко протянул мне руку молча, но его лицо испускало такую лучезарную улыбку, словно он узнал, что муж его любовницы уехал в длительную командировку, а жена слегла в больницу с воспалением легких.
- Куда едем? - спросил я.
- К доктору, - продолжая лучезарно улыбаться, сказал Владимир Александрович.
"Интересно, этот доктор, случайно, не с заглавной буквы пишется?" - подумал я, вспомнив разговор в клубе. Через сорок минут мы въехали на территорию какого-то учреждения, огороженную бетонным забором. В пути Гусенко старательно развлекал меня разговорами, и я был вынужден смотреть ему в лицо, что практически исключало возможность определить дорогу к доктору.
Мы прошли охрану, которая, взглянув на Гусенко, никак не прореагировала, видимо, знала его в лицо, и поднялись на третий этаж. Кабинет доктора был обставлен с пуританской скромностью.
"ПОСЛЕ НЕУДАВШЕГОСЯ АВГУСТОВСКОГО ПУТЧА 1991 ГОДА ПОСЛЕДОВАЛА ЧЕРЕДА САМОУБИЙСТВ РАБОТНИКОВ РУКОВОДЯЩИХ СТРУКТУР: МИНИСТРА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ ПУГО, МАРШАЛА АХРОМЕЕВА, УПРАВЛЯЮЩЕГО ДЕЛАМИ КПСС КРУЧИНЫ И ДРУГИХ. ИМ МНОГОЕ МОГЛО БЫТЬ ИЗВЕСТНО. БЫЛО УСТАНОВЛЕНО, ЧТО НЕКОТОРЫЕ ИЗ ЭТИХ ЛЮДЕЙ НЕПОСРЕДСТВЕННО ПЕРЕД САМОУБИЙСТВОМ СПОКОЙНО СМОТРЕЛИ ТЕЛЕВИЗОР. В ТЕ ЖЕ ДНИ ПРОИЗОШЛО ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО СОВЕРШЕННО НЕОБЪЯСНИМЫХ САМОУБИЙСТВ РЯДОВЫХ ГРАЖДАН. СЛУЧАЙНОСТЬ? НЕ ИСКЛЮЧЕНО, ЧТО ПРИКАЗ СОВЕРШИТЬ САМОУБИЙСТВО ПОСТУПИЛ ЧЕРЕЗ КАКОЕ-ТО СЛОВО ИЛИ ФРАЗУ, ПРОИЗНЕСЕННЫЕ С ТЕЛЕЭКРАНА".
"Оракул", № 4, 1997 г.
За столом сидел худой, высокого роста человек лет шестидесяти. В его внешности было что-то азиатское. Татарская бородка, орлиный нос, тонкая нижняя губа. Сидел он очень ровно, словно проглотил аршин.
Встав и выйдя из-за стола, доктор протянул мне руку с тонкими, как у пианиста или хирурга, пальцами и представился: "Эдуард Валентинович". Я назвал себя.
- Кого на сей раз из страждущих друзей привез уважаемый Владимир Александрович? - спросил он низким грудным голосом. - Какие проблемы?
- Мучают головные боли, - сказал Гусенко, - а врачи ничего не находят.
Эдуард Валентинович понимающе закивал седой головой и устремил на меня взгляд выразительных карих глаз.
- Давление в порядке? Внутренние органы? - обратился он ко мне.
- Врачи ничего не находят, - развел я руками.
Он опять покивал головой. Завязалась беседа, в которой Гусенко не принимал участия. Весь его вид показывал, что это его абсолютно не интересует. Сначала он позевывал, прикрывая рот ладонью, а затем вообще достал из кейса журнал и углубился в чтение.
Беседа строилась в форме вопросов и ответов. Причем, вопросы, которые задавал мне доктор, не имели отношения к моему здоровью. Что-то знакомое показалось мне в этих вопросах. Какой цвет я люблю, а какой меня раздражает? Какие запахи приятны, а какие неприятны? И тут я вспомнил, что аналогичные вопросы мне задавал Николай Иванович во время нашей первой встречи на Разъезжей. Вспомнив это, я стал максимально осторожен. Доктор это сразу же почувствовал и был явно недоволен. Я даже почувствовал какое-то беспокойство в его голосе.
- Не закрывайтесь, - сказал он, сверля меня взглядом, от которого по телу побежали мурашки, а на глазах навертывались слезы. - Вы должны полностью расслабиться и отвечать почти машинально. Вопросы, которые я вам задаю, не требуют размышлений. Расслабьтесь, в противном случае вы можете почувствовать дурноту.
Дурноту я уже почувствовал, но не по той причине, которую имел в виду Эдуард Валентинович. Меня поразил тот факт, что все ответы, которые я давал на его вопросы, были противоположными тем, что я давал Кардиналу. Причем, я говорил абсолютно искренне и с тем, и с другим. Во мне сидел совершенно другой человек.
- Сейчас мы спустимся в специальное помещение, - сказал доктор. - Там вас продиагностируют специальной аппаратурой, а потом с помощью другой аппаратуры произведут психокоррекцию. Думаю, что ваши головные боли прекратятся.
- А если не секрет, что это за помещение? В подвале? - спросил я, изображая на лице доверчивую улыбку.
- У нас нет секретов от наших пациентов, - сказал Эдуард Валентинович. - Это помещение, экранированное от естественного геомагнитного поля планеты металлической обшивкой, а от земного электричества - бетоном и пластиком.
- Скажите, Эдуард Валентинович, я болен?
- Абсолютно здоровы, только блаженные. Юродивые во Христе. Всех остальных пожирают страсти. Сначала - на уровне психики, затем - на уровне физиологии. Что касается вас, то сейчас мы все проверим.
- Владимир Александрович называл ваши методы неортодоксальной медициной. Нельзя ли в общих чертах объяснить, что это такое?
Эдуард Валентинович пожевал губами и промолвил:
- Все вопросы после обследования и коррекции. Пойдемте.
Мы вышли вдвоем. Гусенко остался в кабинете. Удивительная услужливость. Готов потратить полдня для того, чтобы помочь "новому другу". Поистине, клубные традиции, посеянные на туманном Альбионе, дают добрые ростки в варварской России.
Мы спустились на первый этаж, затем прошли в комнату, где сидели два вооруженных охранника. В комнате была дверь, снабженная шифровым замком, несмотря на охрану. Доктор набрал длинную комбинацию, и мы спустились по лестнице на два этажа вниз.