Я купил восьмицентовый билет и дождался автобуса. К счастью, он был полон и я локтями проложил себе дорогу к передней двери. Человек в плаще остался зажатым в середине автобуса, и в тот момент, когда двери стали закрываться, я вышел из него. Возможно, что он понял мое намерение, но не мог ничего поделать, ибо автобус был набит пассажирами, как бочка селедками. Я отошел от остановки и сел в такси. Говорят, что хороший агент чувствует шестым чувством, что находится под наблюдением, как чувствуют отличные пилоты неполадки с самолетом при отсутствии внешних признаков. Я чувствовал себя отвратно, но я не воспринял это как вдохновение. Когда я чувствую угрозу, мне всегда не по себе.
Я вышел из такси в одной из пробок, чтобы оторваться, если они были на машине, и вошел в метро, направляясь к Марбл Эпр. Мне нужно было сделать пересадку, и я вышел из вагона, когда двери закрывались. То же самое я сделал на Марбл Эпр. Затем я вошел Гайд-парк и направился к Серпантину. Можно удостовериться, что за тобой не идут, только в малолюдном месте, где легко осмотреться. Я прошел по краю водоема, глядя на следовавших за мной, как нищенки, уток и гоняя клеветников-голубей. Зеленый цвет успокаивающе подействовал на меня, и я даже улыбался самым ужасным няням, толкающим коляски с драгоценными малышами.
Как прекрасна жизнь… Отметь это, Макальпин, и сделай все возможное, чтобы выжить.
Я проследовал до "Хилтона", прошелся в двух шагах от "Плейбой Клаб" и рядом с гранитом и позолотой посольства США. Надо отдать должное американцам… Они здорово заботятся об облегчении жизни своих граждан. Я вошел туда и направился в приемную. Было еще слишком рано, и все служащие были в моем распоряжении.
- Я жду телеграмму. На фамилию Макальпин.
Один из них ушел и вернулся с пакетом. Я дал ему десять шиллингов, чтобы смягчить шок потери. Прочтя на ходу телеграмму, я сел в такси, всегда стоящее там в ожидании богатых туристов. Я велел шоферу направиться в Сити, прикурил "голуаз" и опустил стекло. Затем я разорвал телеграмму на четыре части и сжег каждую отдельно. Сделал я это для того, чтобы не устраивать пожара в своем бауле. Я растер в порошок пепел и с удовлетворением развалился на сиденье.
Первые указания были кратки:
"Сейф 2371. Уайлд банк. Бишопсгейт".
Уайлд банк был одним из старинных заведений, где на вас даже не посмотрят, если у вас нет сотни тысяч фунтов. Звание пэра или что-то на этом уровне заставит быть с вами любезными. Я чувствовал, что первое дело связано с коррупцией, вымогательством или шантажом.
Выйдя из такси, сохраняя осторожность, я прогулялся несколько раз по станции метро Банк, большому залу, похожему на кроличью клетку неопределенного цвета. После того как я принял все необходимые меры предосторожности, мне не хотелось попасться в последний момент.
Сити был тих, и лишь бронированные грузовики на погрузке создавали помехи движению. Кто знает, где больше, чем в финансовом сердце Европы, чувствуется пульс деловой жизни и оборота средств. Но британский флегматизм продержится дольше, чем наш фунт.
Вот краткая история Уайлд банк. Его основатель - образованный, но лишенный средств, сын торговца кофе в Лондоне, взрастивший нескольких капитанов морского флота Георга III. Один из его друзей имел счастье первым принести в страну весть о победе под Трафальгаром. Эту новость юный Уайлд узнал прежде, чем она достигла Адмиралтейства… небольшая дружеская услуга. Уайлд тут же все спускает на неустойчивом рынке. Разражается невероятная паника. Акции стремительно падают. Уайлд бешено скупает их. Объявляется официальная победа. Всеобщее ликование. На рынке тут же все акции резко растут в цене. Состояние Уайлда сделано.
Немалое количество самых старых и всеми уважаемых заведений прошли сквозь сомнительные дела. Банковский зал у Уайлда для простых вкладчиков, нуждающихся время от времени в наличности, отделан оранжевым мрамором и напоминает мне викторианский писсуар. Я рассмотрел всех служащих и кассиров, свободно держащихся и услужливо улыбающихся. Мне понадобилось три минуты, чтобы найти нужного мне человека. Рост - метр восемьдесят пять, в отлично сшитом костюме, но с потертостями на рукавах, уставной галстук, короткий подбородок и длинные зубы. Около двадцати четырех лет, прирожденная канцелярская крыса. У него светло-голубые глаза, он носит легкий перстень с печаткой, очень легкий и очень роскошный. Не забудьте, что я вынужден работать с подобными людьми, отбросив остатки благородства.
Сделав вид, будто ошибся местом и чтобы убедиться в этом, я направился к выходу. На привратнике была прекрасная бежевая униформа и высокая шляпа с золотым галуном. Если бы я сказал ему, а это было правдой, что он одет по последней моде с Портобелло-роуд, он бы мне не поверил. По его загорелому лицу и манере держаться можно было сказать, что он служил в том же самом полку, что и исполнительный директор.
- Не могли бы вы мне помочь? - спросил я.
- Да, сэр?
- Здесь есть молодой кассир. Я узнал его, мы учились в одной школе. Я не могу вспомнить его имя… Это ужасно неприятно, вы знаете. У него голдстримовский галстук. Такой высокий тип с рыжими волосами.
Он улыбнулся от сознания того, что может проявить свои энциклопедические знания по истории Уайлд банка. Он рассказал бы все об этом банке, будь у меня время.
- О да, сэр. Вы говорите о мистере Чимсе-младшем. Бамбере Чимсе.
Я взволнованно поблагодарил его за "воссоединение" с мнимым однокашником, которого так давно не видел. В одиннадцать часов я сидел у Лиона и выпил три чашки кофе, наблюдая за тем, как чернокожая служанка моет полы.
Без пяти час я вернулся в укромное место и принялся наблюдать за впечатляющим входом в Уайлд банк. Секунда в секунду Бамбер Чимс, если выполнявший функций привратника экс-гвардеец не солгал мне, вышел с видом заблудшей овечки, прижав к себе свернутые в трубку бумаги.
Я следовал за ним на приличном расстоянии до того момента, как он вошел в бар в полуподвале, полный импозантных людей в темных одеждах с желтизной на щеках, потягивающих розовый джин. Чимс взял приличный сэндвич с засохшей ветчиной и полпинты выдохшегося пива. Я заказал боллс со льдом и приблизился к нему.
- Чимс, Бамбер Чимс, старина! Сколько лет я тебя не видел? Наверное с вечеринки у Анжелы, в ее ужасном доме в Челтенхеме? С Джони Уэйни? Вечер, на котором он так набрался, что разбил машину, возвращаясь к себе?
Он кисло улыбнулся, возможно, потому, что его часто останавливают совершенно незнакомые люди.
- Ты не забыл мое имя? - Я рассмеялся, чтобы бедолага почувствовал свою вину. - По правде говоря, мне пришлось спросить твое имя у привратника.
Его это несколько успокоило.
- Я вспомнил тебя, узнал… Припоминаешь вечер в Каберленд Террас? И чертова старину Тома, бегущего голым по Ридженс-парк? В шестидесятом году? Лэмб, Джаспер Лэмб.
На его крохотном ротике вырисовывалась улыбка. Его голос, некое подобие блеяния, еще больше подчеркивал его принадлежность к пушистым братьям.
- Конечно, Джаспер. Какое-то время я не мог поверить, старина.
- По стаканчику… Что ты предпочитаешь?
Его черты вновь посуровели.
- Розовый джин, если возможно.
Я ободряюще улыбнулся.
- Это топливо для подводных лодок. И ты это пьешь?
Я заказал ему джин, и он его проглотил… Он был то, что нужно. Глупый, бедный, немного не в себе. Мы пили, и я продолжал болтать о незнакомых друзьях и непроисходивших событиях. После третьего джина его затуманенный взгляд стал стекленеть. К сожалению, я должен сказать, что он потреблял алкоголь ни как офицер, ни как джентльмен.
- Послушай, старина, - сказал я, озираясь на банковских служащих, - у нас готовится одно дельце. Вы знаете, я работаю в рекламе. Нам нужны кое-какие советы по банковскому делу. Это может кое-что стоить.
Я жестом указал на мое одеяние, как бы показывая, как рекламные менеджеры обязаны одеваться… но он и так отлично понял. При виде такой блистательной перспективы его затуманенный взгляд оживился.
- Я польщен, Джаспер, польщен.
- Отлично, старина. Как насчет пообедать сегодня вечером? В восемь у Каспара, в единственном трехзвездном ресторане Смоки Ласкелла с прекрасной кухней?
- Ты меня ставишь в тупик, - проблеял он, и я задался вопросом: что за странный вкус может перевесить отличную кухню. - У меня уже занят сегодняшний вечер. К сожалению, я совершенно не могу отказаться.
Из-за дочки богатого фабриканта пластмасс? Объявление о свадьбе в "Лондон Лук" с фото и скромный заработок, позволяющий подновить загородный дом Чимса? Но у него вид человека, не готового вступить в брак… Даже за всю нефть Аравии.
- Можно просто пропустить стаканчик? - умоляюще спросил он. - У Поттера, в шесть?
Я тотчас согласился, похлопав его по спине и предложив еще стаканчик джина, прежде чем расстаться. По крайней мере, я буду знать, что так обязывает его этим вечером. Может быть, он принимает наркотики? Нет, судя по тому, что он пьет.
По кредитной карточке я взял в банке пятьсот фунтов. С этим я рассчитывал получить любые сведения, включая последнее заявление президента, такого же жалкого алкоголика. После этого я отправился в бюро путешествий и заказал простое путешествие в Ниццу. Получил билет и положил его с сотней квиновских фунтов в конверт. Затем вошел в телефонную кабину и связался с Жозефиной.
- Филипп, дорогой, - ответил томный голос, а кто-то громко, чтобы было слышно, прокомментировал: "О Боже, Жози вновь в огне".
- Жозефина, моя любимая пышечка, что ты скажешь о поездке в Ниццу с полным пансионом? А я приеду к тебе чуть позже.
Она задохнулась от счастья, и кто-то похлопал ее по спине, чтобы успокоить.
- О дорогой, я безумно рада. Когда?
- Сегодня вечером.
Она издала еще какие-то звуки сорвавшимся голосом, обещая мне верность до конца своих быстро убывающих дней. Я сказал ей, в каком отеле остановиться, и пообещал непременно приехать к ней на эти роскошные берега. Сомневаюсь, чтобы правительство прослушивало телефонную линию их бардачка. Я написал ее имя и адрес на конверте и ленивым жестом остановил проходящее такси. Оно тормознуло у края тротуара с ужасным визгом, под сигналы взбешенных водителей двух машин, ехавших следом и старавшихся не задеть своим хромом его багажник.
- Не могли бы вы доставить это? - спросил я, протянув конверт и фунт.
- Да, шеф, с удовольствием.
- Это очень спешно, не откладывайте, пожалуйста.
Остановленный мной таксист, быстро перестроившись, исчез в потоке машин. Я спокойно пошел по Кэннон-стрит и спустился в метро.
Я решил, что это встряхнет министерство, столь интересующееся мной, которое, разумеется, должно знать о существовании Жозефины и следить за ее поступками, если прелестное дитя вдруг отправится на Лазурный берег. У них должна болеть голова от того, что я каким-то образом улизнул из их сетей, а это облегчит мое пребывание в Англии. Я сказал себе также, что неплохо иметь оплаченного мной агента, обосновавшегося в Европе, на случай, если нужно будет что-то быстро провернуть. По условиям гонок я имею право завербовать Жозефину Серджент.
Послеполуденное время я провел в дремоте под сенью деревьев на Ройал-авеню. Я предчувствовал, что вечер будет трудным и мне надо быть в форме. Пожилые дамы прогуливались со своими маленькими пузатенькими собачками, заставляя голубей перепархивать с места на место. Шум с Кингс-роуд едва долетал сюда, и я вскоре заснул.
Я проснулся в пять часов с пересохшим ртом, отправился в супермаркет на углу и взял молока на шесть пенсов. Я причесался, глядя в витринное стекло, приглашая всех прогуливающихся местных жителей подойти прихорошиться. Затем я зашел в бистро, а выйдя, уселся на тротуаре, поглядывая на ножки проходивших девушек. Как приятно было так сидеть и потягивать из стаканчика, глядя как собратья, сгибаясь под тяжестью пакетов, упражняются в ходьбе в час пик. Главное очарование бездействия в том, что можно наблюдать за остальной частью мира, спешащей во все стороны на уставших ногах. Рассказывают, что в другом бистро на Кингс-роуд один шутник добавил сок мухоморов в сахарницы. Было интересно наблюдать за людьми, мечущимися во все стороны, не зная почему. Надо сказать, что к подаваемому иногда кофе даже не надо добавлять подобного сока, чтобы неважно себя почувствовать.
Направляясь к Поттеру, я поглядывал на лавчонки, торгующие одеждой. Я не ощущал себя немодно одетым, но чувствовал, что необходимо купить плащ. Хорошо одетые секретные агенты весной носят плащи. Предпочтительнее до колен и из ткани веселой расцветки.
У Поттера сидели несколько американцев, наблюдавших за происходящим, потягивая английское пиво. Я уселся у окна и потягивал виски, крутя в руке джин для Чимса, чтобы убедиться в равномерном распределении розовою цвета. Конечный результат был похож на парафин, таким образом, моя утренняя шутка была отчасти правильной. Он пришел с десятиминутным опозданием, весь в поту и очень взволнованный, и залпом опустошил стакан, прежде чем решился заговорить.
- Я чуть было не задохнулся в этом дерьмовом метро. Очень странный способ передвижения. Какая-то жуткая корова со своими мешками отдавила мне все бока. Эти чертовы бабы…
Я позволил ему утопить гнев в охлажденном джине. Его светло-рыжие волосы поредели, а глаза слезились. Те, кто твердит о восточных дипломах, крутящихся по семь веков вокруг да около, прежде чем приступить к делу, никогда не видели обсуждающих дела английских джентльменов. В семь часов мы перестали обсуждать Бал Дебютанток, чтобы перейти к делу.
- Кстати, к разговору о банках, - небрежно бросил я. - В самом деле меня интересует всего один момент.
- Джаспер, дорогой, что я могу сделать для вас?
- Речь идет о сейфах.
- Это ужасно. У Уайлда их целый зал. Люди кладут туда свои драгоценности. Я не удивлюсь, если окажется, что все они преступники. Я знаю некоторых, с кем мы учились в школе, ставших отпетыми мошенниками. Один угодил за решетку на четыре года. Уже третий раз его сажают за воровство.
- Нас интересует определенный сейф.
- О, а почему?
- Триста фунтов за просмотр содержимого.
Ему, подобно запоздалому восходу за полярным кругом, понадобилось какое-то время на то, чтобы врубиться.
- Но… но… Послушай, я хочу сказать…
Я подтолкнул к нему стакан, и он конвульсивно схватил его.
- Это пара пустяков, Бамбер, милый мой. Мерзкое, отвратительное, выгодное и пустячное дело.
Он поупрямился немного, следуя полученному воспитанию, прежде чем начал торговаться.
- Я абсолютно не в состоянии это сделать. Мне очень жаль, поверь мне, - он посмотрел на часы, будто его поджимало время. - Знаешь ли, я должен чтить банковские правила. Президент - друг моего отца.
- Мы можем сторговаться на трехстах пятидесяти фунтах. Это даст тебе возможность провести немало дивных вечеров. Разумеется, это чистыми.
- Джаспер, старина, подумай только…
Мысль о таких деньгах заставила дрожать его голос.
- Из чистого любопытства, о каком номере идет речь?
Значит, его можно купить, вместе с его образованием и всем остальным.
- 2371. Скажем, четыреста фунтов, но на этом остановимся.
Он пожал плечами, пытаясь ломать комедию, но в его взгляде я заметил нечто. Должно быть, вспомнил номер, и это меня насторожило. Он вновь с сожалением посмотрел на часы, и я почувствовал, как холодок пробежал по спине. Он кого-то ждал, и этот некто должен был прийти с минуты на минуту.
- Пойду закажу еще стаканчик, Бамбер. Подумай, пока я не ушел. Четыре сотни чистыми.
Я отошел от него и быстро затерялся в толпе. Снял куртку, надел темные очки и отошел на достаточное расстояние, продолжая время от времени наблюдать за ним сквозь лес жестикулирующих рук и сигаретный дым. Он несколько раз осмотрелся вокруг, но было столько народу…
Мне не пришлось долго ждать. Некто знакомый появился в толпе, расталкивая людей длинными ухоженными пальцами, и уселся напротив Чимса.
Он не был похож на человека, предпочитающего держаться в тени. На нем была рубашка с золотистыми арабскими письменами на зеленом фоне. Лимонного цвета брюки напоминали о каком-то балете. На ногах у него были замшевые фиолетового цвета сапоги до колен. Но я узнал бы эти оттенки черт знает где. Это весельчак с "голуаз", встреченный мной в лавочке "Джойбой". Забавно…
Я расположился таким образом, чтобы их было видно на отражении в стекле, но меня бы они не заметили. Француз тем не менее пробежался взглядом несколько раз по залу, лаская при этом руку Бамбера. Они говорили о чем-то серьезном, но у меня было столько же шансов их услышать, как у мыши, взывающей о помощи при бомбардировке. Они поднялись и, осмотревшись еще раз вокруг, принялись прокладывать себе путь к выходу. Я запаниковал, но выручили неустанные тренировки. Рядом со мной находился юный американец, на майке которого под прекрасным "никоном" виднелась эмблема его университета. Я обнял его за плечи.
- Позвольте мне воспользоваться вашим аппаратом. Я сейчас сделаю снимок века.
Я снял аппарат у него с шеи и попытался проскользнуть мимо двух типов, мускулами и резким запахом дезодоранта блокировавших мне дорогу.
- Эй! - крикнул янки, следуя за мной.
- Я тут же вернусь, малыш, - пообещал я, но засомневался, что он меня услышал. Выскользнув на улицу, я пожалел, что завел великолепный и незаменимый плащ с капюшоном, чтобы им прикрыться.
Чимс и мой красавчик пересекли улицу и вошли в достаточно солидный дом. Я вовремя проскользнул следом, чтобы заметить их исчезновение на лестнице. Дом был разбит на несколько квартир и студий, занятый художниками и фотографами, - настоящий инкубатор творцов моды. Спрятавшись у двери, я видел, как француз открыл одну из них.
Я прижался к стене, боясь, что он осмотрится, прежде чем войти. Выждал пару минут, не высовываясь, пока дверь не открылась, а затем, к моему сожалению, закрылась. Потом я прокрался к этой двери. Старый, простой замок… Достав свою пластиковую карточку, выждал еще пять минут, позволяя им устроиться, затем открыл и увидел перед собой узкую лестницу с зеркалом наверху. Добротный ковер, темно-красные стены, прекрасные гравюры Парижа - я всегда знал, что в тихом омуте черти водятся.
На небольшую лестничную площадку выходили две двери. Из-за большей слышна музыка. Вторая маленькая, ее-то я и открыл тихонько. Оттуда вывалились две швабры, которые я подхватил, чтобы они не загремели. Посмотрел в замочную скважину. Было почти темно, и мне не был виден источник света, отбрасывавший светлый конус. Пришлось приложить ухо к образовавшемуся проему. Слышались голоса, но труба Майлза Девиса их перекрывала.
Пришлось спуститься по лестнице и тихо выйти. Покосившиеся стены бесчисленных ателье были связаны маленькими переходиками, построенными как Бог на душу положит, и целиком застекленные. Не потребовалось много времени, чтобы найти пожарную лестницу… Видимо, фотографы часто работали наверху. Я поднялся по ней и оказался на совершенно плоской крыше с пирамидами застекленных рам, торчащими как муравьиные кучи. Иные были не освещены, а некоторые светились, словно фары. Можно было представить, что находишься над посадочной полосой лондонского аэропорта.