В одно отнюдь не прекрасное утро Костя Косточкин просыпается в чужой квартире, в чужой семье… и вообще в другом времени. Внезапно он перенёсся на тридцать лет назад.
Без родных и друзей, без денег, без связи, в совсем другой стране - как ему выбраться из этой переделки? Но там, в прошлом, Костя встречает "реального френда" Тишку Барана, да и верная Бабака не оставит любимого хозяина в беде - спецсвязь генерала контрразведки Горбункова работает во всех направлениях.
Вернется ли Костя назад в будущее? Сумеет ли он понять, кто его настоящий друг?
Содержание:
-
Глава 1 - Фантазёр 1
-
Глава 2 - Ссора 2
-
Глава 3 - Как у себя дома 3
-
Глава 4 - Мир, труд, май 4
-
Глава 5 - Как Миклухо-Маклай 4
-
Глава 6 - Глубоко в душе 5
-
Глава 7 - Пионерская 6
-
Глава 8 - Стыдно, Федя! 7
-
Глава 9 - "Детский мир" 8
-
Глава 10 - Про шпиона 9
-
Глава 11 - Про дирижабль 10
-
Глава 12 - В кино 11
-
Глава 13 - "Олимпийское" 12
-
Глава 14 - Ещё одна ссора 12
-
Глава 15 - Моя милиция меня бережёт 14
-
Глава 16 - Схватка с танатором 15
-
Глава 17 - Поза эмбриона 16
-
Глава 18 - Тишка! 17
-
Глава 19 - Самый лучший друг 17
-
Примечания 17
Анна Никольская
Про Бабаку Косточкину-3,
или Все ноги из детства
Я хочу поблагодарить:
Настю Мошину - безумного, талантливого художника и человека с отменным чувством юмора. Настя, твои картинки - это "взрыв на макаронной фабрике", я их обожаю!
Валерия Роньшина и Павла Калмыкова, которые первыми прочитали эту повесть и много всего мне тогда посоветовали.
Дорис и Майкла из Филадельфии, Лену из Нью-Йорка, Джорджа из Бостона и Люси из Вашингтона, у которых я жила в мае 2010 года, пока писала повесть.
Моих маму и папу за всё, и особенно - за моё счастливое детство. Я вас очень люблю!
Моего терпеливого и въедливого редактора Марию Тонконогову. Спасибо за усердное копание в нашем детстве (80-е рулят!) и за ту замечательную кучу мелочей, которые всплыли в памяти благодаря нашим долгим разговорам.
Моих читателей, которые любят Бабаку.
Заходите в гости на официальную страничку книги: Бабака | сюда уходит детство vk.com/feelgoodbabaka
Глава 1
Фантазёр
Мой папа, Степан Валерьянович Косточкин, - большой фантазёр.
Бывало, поужинает папа тефтелями, сядет на диван в позу лотоса, положит на колени сонную Бабаку (это наша собака, говорящая) и начинает.
- Вот, помню, в моём детстве, - рассказывает папа не было никаких сникерсов. Всё было по-другому! Продукты росли на деревьях!
- Да ну! - Я делаю вид, что поражён. - А магазины? Их что, тогда ещё не было?
- Это тебя тогда ещё не было. А в магазинах шаром покати тогда было. В них никто не ходил.
- Как?
- В моём интересном детстве дефицит, можно сказать, свирепствовал. Вот природа и сжалилась над людьми - еда стала расти на деревьях. Реже на кустарниках, но там по мелочи: карамель, печенье, да и то не везде. Продукты в большинстве своём плодоносились за городом. В лесопосадках - на ёлках и берёзах.
- А какие? - Мне это всё прямо удивительно слышать.
- Самые обычные. Хлеб в кирпиче, молоко в пакете, масло в пачке, килька в томате, сметана в развес. И всё свежее, экологически чистое и термически необработанное. Даже икра росла - в стеклянных баночках по 140 граммов. - Папа облизывается.
- А зимой?
- А что зимой? Зимой хорошо росли мандарины. Особенно на ёлках - такие, с наклеечками. Шоколадные конфеты тоже - "Белочка", "Каракум", "Мишка на севере". Монпансье в жестянках, чай в пачке со слоном - он вызревал к февралю. Хлебобулочные деревья замечательно плодоносили весной, сыро-колбасные - осенью, а кисломолочные - круглый год.
- И что, всё это так и росло на природе? Дикое? Бесхозное?
- Что значит дикое? - обижается папа. - Народное! В моём детстве всё принадлежало народу. Подходи любой - рви, покуда рук хватит! Для хорошего человека ничего не жалко. С деревьями ведь как было - чем больше с ветки сорвёшь, тем больше колбасы на нём завтра вырастет.
- Здорово!
- Помню, на площади Победы, у железнодорожного вокзала, выросла берёза. Ничего себе берёза, белая. Но по ночам… - Тут папа делает глаза шпионскими щёлками.
- Что?
- Но по ночам на этой берёзе вырастали ананасы!
- Ну и?
- Консервированные! - волнуется папа. - Шайбочками!
Прямо детский ребёнок он какой-то. А икра что же, не консервированная?
- Вьетнамские, понимаешь? Народ за ними лез на самую верхушку!
- Подумаешь, вьетнамские, - говорю. - Удивил.
- Это я тебя сейчас не удивил. - Папа размахивает руками. - А в моём детстве, если съел иностранный ананас, считай, подписал себе приговор.
- Что-что? - Я переглядываюсь с Бабакой.
Она хмыкает.
- Короче говоря, срубили эту берёзу. Как в песенке - под самый корешок. А то место, где она росла, забетонировали. А потом взялись за остальные деревья - затянули всё колючей проволокой. Повесили таблички.
- Какие?
- Ты такие видел, называются "Не влезай, убьёт". До сих пор ещё кое-где висят.
- Зачем?
- А кто его знает… - Папа пожимает плечами. - Потом знаешь какие были очереди за оставшимися деревьями? Как отсюда до шпалопропиточного завода!
- Это который переделали в китайский рынок?
- До него. Бывало, займёшь сразу несколько за батоном, за курицей и за кефиром. К вечеру твоя очередь подойдёт, а всё уже разные наглые граждане оборвали. Одни голые ветки с ценниками на ветру.
- А курицы тоже росли на деревьях?
- А как же! Ощипанные, с потрошками!
- А ценники кто на ветки вешал?
- Не знаю, какие-то волшебники, наверное. Или начальники. Особенно я любил лимонадные деревья: Буратино, Дюшес, Ситро, Крем-соду, Тархун, Колокольчик, Крюшон. Это уже потом ввели поталонные деревья.
- Эталонные?
- Поталонные. На них всё росло только по талонам, - непонятно поясняет папа и энергично гладит Бабаку.
И я ему то верю, то не верю. Чаще второе, но это смотря по настроению. Или по папиной интонации. Не может же человек с высшим образованием и большим сердцем врать таким правдивым голосом!
В общем, я в сомнениях обычно после таких разговоров.
Бабака говорит:
- Вам, Степан Валерьянович, надо писать мемуары для потомков. У вас замечательные получатся мемуары. Главное, искренние, что в научно-фантастической литературе немаловажно.
Папа при этих словах смотрит в пол и краснеет от удовольствия (от стыда он обычно становится жёлтым).
А на ночь он любит рассказывать про демонстрации с надувным президентом в небе. Вернее, с генеральным секретарём нашей страны в виде дирижабля. И про подпольные магазины игрушек - в них товары по подземному ходу поступали из Германской Демократической Республики. И ещё про железные шторы - они висели по периметру нашей страны. Их всем миром шили из листового железа полторы тысячи швей с аппаратурно-механического завода Башкирской АССР.
А потом всем миром развешивали добровольцы из уголков нашей родины. И про стены с ушами рассказывал, и про заводных пионеров, и про общественные бани с промывкой мозгов шампунем "Желтковый". И ещё папа много чего рассказывал про своё интересное детство, но я как-то мимо ушей это пропускал. А зря.
Ужасно зря. Потому что однажды…
Глава 2
Ссора
Однажды мы с папой поссорились.
А вышло всё из-за этих историй - про его интересное детство.
В тот вечер у нас были нежданные гости - дети маминой подруги Сюртуковой-Балалайкиной, близнецы Артур и Август.
Они хоть и младше меня, но уже начинающие драматические артисты с окладом в три тысячи восемьсот пятьдесят рублей, мамины коллеги по нашумевшему спектаклю "Три мушкетёра из Нахапетовки". Они исполняют роль Анны Австрийской. По замыслу режиссёра Зюзюкина Артур во время спектакля стоит у Августа на плечах. А Миледи там вообще заслуженный артист России Пётр Павлович Кожемякин, ему восемьдесят лет.
Артура и Августа к нам приводят, когда хотят, чтобы я приобщился к прекрасному. Или когда их некуда больше девать. С собой Артур и Август обязательно что-нибудь приносят.
В этот раз они принесли турецкого миниробота на батарейках. Когда они жали роботу на голову, он мычал. А потом начинал ходить по столу и петь турецкую песню.
Мы ели ленивую курицу с гречкой и пили виноградный сок. Это происходило на кухне, в непринуждённой и дружеской обстановке. За окном стояла луна. На мне были новые джинсы - все в карманах с заклёпками, которые красиво серебрились.
Я в них сложил всё необходимое - в карманы, как Анатолий Вассерман. Он мой кумир.
Сок был противный, а курица недосолена. Но это совсем не портило нашего весёлого настроения. Его испортил папа.
Выслушав волнующий рассказ близнецов про их недавнюю поездку в Анталию, про пятизвёздочный рай и про систему "всё включено", а потом, услышав мамин протяжный вздох, папа сказал:
- Да что мы в ваших Анталиях-Шманталиях не видели? - Вот как отозвался мой добрый папа и заботливый мамин муж. - Вот, помню, в моём интересном детстве…
И тут мама сказала:
- Кхе-кхе. - И стала внимательно разглядывать потолок.
Не первый день он требовал побелки.
- В моём интересном детстве, - с нажимом повторил папа, - мы как-то обходились без Анталий. Да-да, весьма прекрасно без них обходились. Их, можно сказать, вообще на глобусе в моём детстве не было.
- Как это? - очень артистично удивились Артур и Август. Они даже всплеснули своими красивыми руками.
- А вот так! - воскликнул папа.
Он вскочил с табурета и принялся расхаживать по кухне.
- У меня в детстве была одна большая страна! Понимаете, одна и большая! Без границ и визового режима! А не много не пойми каких маленьких! И по этой огромной стране двадцать четыре часа в сутки курсировал скорый поезд Барнаул - Барнаул.
- Непонятно, - сказали близнецы.
- Вот смотрите, - сказал папа и взял Артура и Августа за их красивые руки. - Живёте вы, живёте себе в Барнауле, а тут вам бац! - и надо в Таганрог.
- Нам не надо в Таганрог! - стали отказываться братья.
- А вы представьте, что надо. На гастроли, например, или к бабушке в гости.
- Бабушка умерла.
- Значит, на похороны. Но это, поймите вы, не важно! Короче говоря, вам надо по неотложным делам в Таганрог. Вы берёте чемодан, выходите к железнодорожному вокзалу, а поезд уже тут как тут - на платформе! А?! Здорово?! Длинный-предлинный - вагонов на тысячу, а то и больше! И на каждом - название большими красивыми буквами: Москва, Ленинград, Кишинёв, Сухуми, Нальчик, Рига, Ашхабад - в хаотическом беспорядке - Вологда, Алма-Ата, Киев, Таганрог… Вот в нужный и заскакиваете!
- На полном ходу? - удивились Артур и Август.
- На полнейшем! И через какое-то короткое мгновение вы уже - вуаля! - в Таганроге!
- А в Париж так можно?
- Нет, это чисто наше изобретение.
- А в Монте-Карло?
- Нет. Господи боже мой! Да на кой вам эти Монте-Карлы? В моём детстве знаете какая была страна? Самая-самая-самая! - три раза повторил мой папа. - И мы её любили до чёртиков! И Парижи нам были до лампочки!
Дети Сюртуковой-Балалайкиной смотрели на папу с восхищением. А мама с Бабакой смотрели куда-то в сторону. Папа хоть и был убедительный, но мы уже всё это слышали сто раз.
Помолчали.
- Да что вы его слушаете? - вдруг говорю я. - Он вам лапшу на уши, а вы его кричу, слушаете а сам думаю: "Какая муха меня укусила?"
- Да он в жизни нигде больше не был, кроме своей ненаглядной Абхазии один раз!
- Я? - Папа растерянно моргает. - Позвольте, я всю страну исколесил. Я во всех отдалённых уголках побывал.
- Ха-ха-ха! На кругосветном поезде? - спрашиваю я ехидно и тут понимаю, что это за муха такая.
Эту муху я увидел в глазах у мамы, пока она ела недосоленную курицу и слушала Сюртуковых-Балалайкиных. Как они в Турции занимались водным парашютизмом на песчаном пляже. Её заветную мечту претворяли в жизнь.
И такая меня жалость к маме взяла! Такая жалость! Что я возьми и ляпни:
- Фантазёр ты, папочка! - И противным голосом добавил: - И неудачник!
Причём ляпнул я это, заметьте, не когда-нибудь после дождичка в четверг, на седьмые лунные сутки, а теперь! Когда кругом сплошные Сюртуковы-Балалайкины! Эти засланцы из дружественной нам семьи!
Бабака смотрела на меня так, как будто она меня сейчас укусит. Но меня уже было не остановить.
- Только и можешь, что сочинять небылицы! Да не было у тебя никакого интересного детства! Что там вообще могло быть интересного, тридцать лет тому назад? Всё интересное только сейчас начинается! Да и то если денег хватит на это интересное! А у тебя не то что детство серенькое, у тебя зрелость! Зрелость и та какая-то мышиная!
- Мышиная? - повторил за мной папа трясущимися губами. - Ты что, старик?
- Вот именно - мышиная! - добивал я любимого папу. - И у тебя, и у нашей мамы, и у меня скоро такая же будет! У меня даже компьютера приличного нет! А велик?
- К-какой велик? - заикается папа.
- "Школьник"!!! Из твоего, между прочим, интересного детства!
- Перестань! - сказала мама с сереньким, как потолок и вся наша жизнь, лицом. - Как тебе не стыдно?
- Мне? Стыдно?! Ну, знаете ли! Это ему должно быть стыдно! - Я ткнул пальцем в папу.
Бабака подозрительно молчала. Обычно она с удовольствием участвует в семейных сценах. Но тут нет.
И вдруг я встретился глазами с Сюртуковыми-Балалайкиными. В этих глазах была не просто муха - там их были целые стаи, этих мух. То есть рои или что у них бывает?
И эти мухи, я по глазам видел, ужасно спешили к себе домой. К мамочке Сюртуковой-Балалайкиной, чтобы рассказать ей про всё. Про то, что я тут сейчас наговорил. Наговорил своим собственным ртом про своего собственного папу!
- Что за крики? - На кухню вошла заспанная Аделаида, моя младшая сестра.
На ней была синяя пижама в Чебурашку и пилотский шлем. Она всегда в нём спит.
- Ну, нам пора, - сказали Артур и Август. - Баиньки. Спокойной ночи.
И они ушли, оставив в тарелках недосоленную курицу и прихватив с собой солонку.
А мы остались - папа, мама, Бабака, Ада и я.
Я посмотрел на папу. Он сидел на табурете с ногами. Он, по-моему, даже уменьшился в размере, пока я выступал. И как-то поблек - весь целиком, точно его стёрли ластиком.
И я не мог больше на него такого смотреть.
Я убежал в свою комнату.
И хлопнул дверью.
Я запрыгнул в постель, даже не раздеваясь.
И накрылся сверху одеялом.
А потом я моментально уснул.
А когда я проснулся, то…