Костин отец обещал взять мальчиков на рыбную ловлю, но у него протекала лодка, и рыбалка откладывалась. Тогда Костя предложил пойти рыбачить удочками. Вадик, не любивший долго сидеть на одном месте, относился к удочкам свысока. Он издали видывал, как мальчишки часами упрямо торчали над водой, умирая, наверное, от скуки. Послушав приятеля, знавшего места отличного клева, Вадик все же согласился. Костя дал ему очищенный от коры ракитовый прут - удилишко - и крючок, бабушка скрутила из тонких ниток леску. Дождевых червей накопали с вечера и рано поутру отправились лесными тропинками вдоль берега. Они торопились: известно, утром рыба хочет завтракать, потому клюет лучше, чем днем.
У тихой заводи сделали остановку, насадили червей и забросили крючки. Минут через пять Вадик воткнул удилище в землю, а сам занялся стрижиными норами, тут и там видневшимися в высоком глинистом берегу.
- Клюет, приглушенно воскликнул Костя. - У тебя!
Вадик опрометью кинулся к удочке, рванул ее, и на воздух поднялась серебристая трепещущая рыбка.
- Через голову кидай! - приказал Костя. - Бывает, срывается.
Так Вадик выудил первого в своей жизни чебачка и пустил его в ведерко, позаимствованное у Галинки.
Пожалуй, не такое уж скучное занятие - удить рыбу.
Одного за другим поймал двух чебаков и Костя. У Вадика загорелись глаза. Сердце билось часто и гулко; казалось, что его громкие удары могли спугнуть рыбу.
Над Костей опять стремительно взвилась отдирающая перламутром рыбка. Азарт рыболова захватил Вадика. Он вытащил крючок и дрожащими пальцами переменил на нем червяка.
- Кто? - не оборачиваясь, спросил он Костю.
- Чебачишка…
От нетерпения руки нервно перебирали удилишко; на воде играла мелкая рябь. Вадик пытался успокоиться, но когда Костя выкинул на берег еще одну рыбку и проговорил: "Ага, окунишка-плутишка попался", - острая, как колючка боярышника, зависть больно кольнула Вадика.
"Ясно, самый невезучий я человек на свете, - сокрушался он, искоса посматривая на счастливчика Костю, молчаливо вытаскивавшего сверкавших на солнышке маленькими молниями желанных чебаков. Наверное, виноваты червяки!"
Вадик начал их часто менять, Костя пытался помочь ему советом:
- Поосторожнее насаживай. Называется - "нажива", понимаешь? Чтобы как живая, значит. Рыбу обмануть. Она ведь хитрая, нелегко провести…
А он, захваченный азартом и черной завистью, не слушал; копался в банке с червяками, выискивая наш лучших, самых толстых, первосортных.
- Не тревожь попусту, - остановил его Костя.
- Это по-очему? - вспылил Вадик. - Вместе копали. Имею п-полное п-право!
- К чему ж портить-то? - возразил Костя и ловко "подсек" удочку, затем выбросил на траву окуня.
- А-а!.. Порчу, да? Я их пять штук взял, а ты вон полбанки истратил!
- Зато десять чебаков поймал да двух окуньков впридачу.
Голова у Вадика пошла кругом, в глазах помутилось. Он почувствовал себя смертельно оскорбленным.
- Ты… Ты! - от злости он задохнулся. - Ты забрал лучших червей! Подсунул мне негодное удилишко. Вот, вот! - Он через колено, переломал удочку на куски, забросил в реку, яростно пнул ногой банку с червями. - Вот тебе "нажива", Кот криволапый! - крикнул он, подхватил Галинкино ведерко, выплеснул из него воду вместе с единственным чебаком и пустился бежать.
- Эй, городской! - насмешливо закричал вслед ему Костя. - Прямо по тропке шатай. Не заблудись! Искать придется.
4
Послеобеденный отдых считался для всех обязательным. Мама объяснила, что "тихий час" бывает и в детских садах и в пионерских лагерях; он предписан врачами.
Вадик не мог привыкнуть спать днем. Он вертелся с боку на бок, рассматривал; надоевшие трещины в потолке, старые фотографии на стенах. Тихий час тянулся томительно долго.
В тот день, когда в деревню приехали Рузины, ему особенно не терпелось. Он мельком видел Женю и не успел ей ничего показать. После ссоры с Костей он изрядно скучал без друзей. Стыд и гордость мешали ему пойти; к приятелю, попросить прощения. Волей-неволей приходилось заниматься цветками и веночками.
Рузины устраивались в избе на другом: конце деревни. Вадикова мама ушла им помогать.
…Когда издалека донесся звонкий Женин голос, Вадик не выдержал. Он боялся, что Женя сама, без него, посмотрит деревню, бор и, главное, реку. Он осторожно привстал на своей кровати-раскладушке, чтобы она не скрипнула. Огляделся, прислушался. Выйти через дверь, нечего было и думать: бабушка в сенцах возилась с посудой. Для бегства годилось окно.
Несколько секунд спустя Вадик стоял, склонившись, на подоконнике. Он отодвинул занавеску и, оглядевшись, увидел открывшиеся вдруг глаза Галинки. На мгновение замер, потом выразительно погрозил ей кулаком. Галинка покорно опустила веки. Вадик бесшумно скользнул за окно.
Улицей он летел со всех ног, энергично работая руками, как делал Костя Криволапов. К избе, в которой собирались жить Рузины, Вадик решил подойти огородом. Тут он увидел Женю, выбивавшую палкой одеяло, и позвал ее.
- Вадя! - обрадовалась она, но тотчас посмотрела подозрительно: - А ты не сбеж…
- Ничего подобного…
- У нас, в лагере, за это, знаешь!..
- Знаю, слышал… Бежим, все тебе покажу.
- Не шуми. Ты знаешь нашу Верочку: разревется: - "И я с вами!".
…Мелькали избы, плетни, заборы. Вот магазин, вот правление колхоза. А вот и окраина деревни. Там бор, а здесь овраги, по их склонам - малинники. И пчелы - колхозная пасека: берегись!
Дальше и дальше, бежал Вадик. Он с гордостью чувствовал, что Женя едва поспевала за ним, - тренировки, конечно, не пропали даром.
Стоп! Они оказались на краю высоченного, как скала, обрывистого берега. Внизу широко расплескалась Обь, сверкающая на солнце. Неподалеку виднелись поросшие красноталом и осокой островки, окаймленные волнистыми полосами светло-желтого наносного песка.
Высота и простор! Эх, разбежаться бы и полететь все выше, все дальше, над рекой, над заречными лугами, конца-края которым не видно!..
Сделав несколько скачков в сторону, Вадик с размаху прыгнул вниз.
- Ай! - взвизгнула Женя.
Но пугаться было нечего: начинался песчаный спуск, прозванный деревенскими ребятами "горкой". По весне тут сбегал ручей, а теперь, ставши в сыпучий песок ногами, можно было скользить, как будто на лыжах.
- Прыгай, Женя!
Она зажмурилась, прыгнула и поехала вниз, чуть перебирая ногами, чтобы не упасть.
У реки, в толпе мальчиков, Вадик заметил Костю Криволапова, смутился, поспешно отвернулся и потащил Женю в сторону.
Майка, сдернутая на ходу, полетела на песок, и Вадик, с разбегу ринулся в воду.
- Красота, кр-р-расота! - кричал он, резвясь, пока Женя снимала сарафанчик и туфли. - Скорее!
Он чувствовал себя хозяином и почти героем. В нем кипело желание поразить Женю чем-нибудь необычайным. Воодушевленный, он без отдыха проплыл вдоль берега метров семь - восемь и заслужил похвалу Жени.
- Это еще пустяки! А нырять ты умеешь? - спрашивал он. - Смотри!
Он кидался вниз головой, ударял по воде ногами, и хотя через две секунды уже "выныривал", все же полагал, что это в глазах Жени должно выглядеть чем-то вроде подвига. И она, обрадованная встречей, обласканная солнцем и рекой, выражала шумное одобрение каждому его "номеру".
Увлекшись собственными успехами, Вадик снова поплыл, намереваясь "побить рекорд". Он поочередно выбрасывал руки вперед, думая, что получается, как у Кости. Вода брызгала в лицо, на голову, мешала смотреть. Вдруг она хлынула в рот, перехватила дыхание. Тонко зазвенело в ушах, зеленым туманом застлало глаза. Вадик вздернул голову, опустил ноги, пытаясь нащупать дно. И сразу ушел под воду.
Дна не было! Куда ж оно подевалось?
Недоумевая, Вадик вынырнул на поверхность. Глянув по сторонам, он сразу сообразил, что рекорд побит. И намного! Вслед за этим стало ясно: берег далеко, обратно не доплыть…
Кричать, кричать!
Страх лишил сил. Не успев крикнуть, он хлебнул воды. Руки повиновались плохо, кружилась голова, что-то давило грудь.
Женя, следившая за приятелем сперва восхищенным, затем тревожным взглядом, отчаянно закричала:
- Спаси-ите!
Плавала она очень плохо, поспешить на помощь не смела.
- Помоги-и-ите!..
Кто-то из стайки мальчиков, купавшихся в стороне, молнией пролетел мимо, взметнул фонтаны брызг и, положив голову боком на воду, стремительно поплыл к Вадику.
От испуга у Жени подкашивались нога. Нетвердыми шагами она пошла вслед за пловцом, но когда вода поднялась до шеи, остановилась в полной беспомощности.
Женя видела, как овсяная голова мальчика оказалась рядом с вынырнувшей головой Вадика и как внезапно обе они исчезли. Спазма сдавила горло, не давала кричать. Жене показалось, что у нее помутилось сознание, что она упадет и утонет. Тут головы всплыли, и она услышала резкий, повелительный крик.
- Отпусти, дурак! Отпусти!
Шли секунды в какой-то невидимой глазу подводной борьбе, потом мальчик подался от Вадика в сторону и одновременно ударил его кулаком в лицо.
- Не тронь! - взвизгнула Женя. - Помогите! - что есть мочи закричала она, обращаясь к набежавшим ребятам.
- Не верещи, - сказал кто-то сердито.
Головы тем временем отделились одна от другой, и черноволосая Вадикова опять скрылась. В тот же миг мальчик ловко ухватил его за плечо, подтянул к себе и, сильно работая свободной рукой, поплыл к берегу. Из воды еле выглядывала темная, вихрастая макушка Вадика. Один из ребят постарше с противоположной стороны подхватил его за вторую руку.
Все произошло в течение каких-нибудь двух - трех минут. Женя продолжала неподвижно стоять по горло в воде, точно увязла в иле.
- Поддержи сзади, - велел овсяноволосый, когда они поравнялись с ней.
Теперь они втроем понесли Вадика к берегу. Его голова безжизненно свисала вниз. Ступив на сухой песок, Женя приободрилась.
- Искусственное дыхание! Живее, ну!
Вадик открыл глаза.
- Смотрит, - тихо зашептали ребята вокруг.
Тяжелый приступ рвоты как судорогой свел его тело. Еще и еще.
Женя постелила сарафан; на него положили Вадика. Он долго смотрел в небо. Заметив Женю, сказал тихим голосом:
- Я бы выплыл… Волны поднялись, в рот плескать стали.
- Выплыл бы! - с мягким упреком ответила она.
- Это ты мне помогла?
Она отрицательно дернула головой и указала на мальчика.
- Костя? - прошептал Вадик и зажмурился. На бледном лице проступили чуть розоватые пятна. Под правым глазом ясно обнаружилась темная опухоль. - Сам бы, наверное, выбрался, - чуть слышно пробурчал он.
- Опять сам! Если бы не этот мальчик…
Вадик приподнялся, сел, решительно вскинул голову.
- Не мальчик, а Костя Криволапов, - поправил он Женю, запнулся и с усилием проговорил: - Прости меня, Костя, за… за червяков.
- Вздуть бы тебя надо как следует, - хмуро отозвался. Костя. - Да ладно уж. Лежачего не бьют. Ты и меня чуть не утопил. Пришлось по носу стукнуть, чтоб отцепился…
Они молча посидели на песке. Жарко припекало солнце. Ватаги ребят с криками, с визгом плескались в реке. Вадик окончательно пришел в себя.
- Ты… сбежал? - опросила его Женя.
- Угу, - признался он.
- Ах, ты, горе… И чуть не утонул! Что ж теперь делать-то? - заволновалась она.
- Маме, чур, не говорить. Она меня тогда к Оби и не подпустит.
- Не говорить? Боишься? Как знаешь, твоя воля, - заметил Костя.
Женя посмотрела на Костю с возросшим уважением. Внезапно ей пришло в голову, что она тоже убежала без спросу.
- Идемте скорее домой, - предложила она. - И все, все расскажем. Согласны?
Вадик кивнул головой.
Женя и Костя взяли его за руки, и все торопливо пошли к деревне.
Даю слово!
Воинственно гикнув, Вадик сильно оттолкнулся палками и, присев, покатился с горы. За ним пустились вниз и другие лыжники. Вадик изо всех сил работал палками - он хотел проехать как можно дальше. Но лыжи, вот беда, глубоко продавливали рыхлый снег; на середине горы, царапнув оголившуюся землю, безнадежно остановились. Вадик досадливо ткнул острием палки, в темно-бурый песок, невесело посмотрел из-под руки на солнце и почти что шагом двинулся вниз.
Подождав у подножья товарищей, он снял шапку-ушанку и лихо, по-богатырски, с сердцем ударил ею оземь.
- Кончилась, ребята, зима!
Будто назло сейчас хотелось покататься так, чтобы ветер гудел в ушах, чтобы душа уходила в пятки. А гора вон какая стала, пятнистая, неприветливая. Ребята заикнулись было о санках, но Вадик отказался слушать такие несерьезные разговоры. Среди сверстников его слово имело вес. У Кости Криволапова он кое-чему научился и мог опрокинуть на лопатки любого из одноклассников. Кроме этого, он считался в своем третьем классе одним из лучших учеников, только Саше Желтовской, пожалуй, уступал, да и то лишь по чистописанию.
Вадик в раздумье поднял шапку и, не надевая ее, побрел к дому.
В дверях квартиры повстречалась Женя Рузина.
- Накатался? - спросила она.
- Угу, - мрачно пробормотал он.
Сняв лыжный костюм, он вытащил из сумки книги, тетрадки, потом отложил, их в сторону и, пригорюнившись, сел на кушетку. Из коридора послышалось ворчанье бабушки:
- Опять, непутевый, в кучу все свалил: шапку, костюм, рукавицы…
Что за жизнь!.. Вадик пересел за стол. Не могут понять, что человеку и безухого тоскливо. Прощайте лыжи, прощайте азартные гонки… Сиди теперь дома, жди лета.
Вадик первым долгом взялся за задачи. Арифметику он любил. Папа говорил, что математика - душа техники. Она нужна инженеру, токарю, мореплавателю, летчику.
Отца недавно перевели в экспериментальный цех завода, и он уехал в командировку испытывать новые дизель-моторы.
Скучно без папы… Вадик знал, что мама с бабушкой частенько спорят о его, Вадика, воспитании, даже иногда ссорятся. Такому странному положению он немало удивлялся. Они воображают, будто ученик третьего класса ничего в жизни не смыслит, будто любой шаг его надо контролировать… Папа ни с кем не спорил, а слушаться каждого его слова, было приятно. Он скажет - и не подумаешь, что можно, не исполнить или забыть.
Покончив с арифметикой, Вадик вспомнил, что Женя вчера обещала принести из библиотеки новую книжку. Что еще на сегодня задано? А-а, повторить стихотворение "Осень". Выдумала же Нина Матвеевна: "Осень" повторять весной! Он это стихотворение выучил вместе с Женей, когда был дошкольником.
Женя не сразу дала книжку. Она распоряжалась в комнате, будто настоящая хозяйка, наводила порядок. (Ох, и любит Женька подражать взрослым!) Поправила сбитый Вадиком половик, смахнула с этажерки несуществующую пыль, потом взялась пересказывать содержание книги. Известно, язык у Женьки без костей.
- Не надо, перестань! - Вадик зажал уши. - Читать будет неинтересно.
Женя посмотрела на него чуть свысока, но Вадик не рассердился. В те далекие годы, когда он еще не учился в школе, его злило, что Женя "задается". Теперь нисколечко. Неважно, что она на класс старше. Зато он дважды получал похвальные грамоты, а Женя за три года - ни разу. Жаль только, что Женя вон какая долговязая, а он почему-то маленький. Все говорят, будто он за зиму вырос, а Вадик этого не замечает. Женька, как липка под окном, - тянется и тянете я! "Я - в маму", - любит говорить она. Это, наверное, правда; тетя Аня в самом деле высокая, повыше, пожалуй, даже Вадикова папы.
- Ты послушай, послушай же, - тараторила Женя, которую конфетами не корми, а дай вволю поговорить. - Ну, послушай, Вадечка.
- Не хочу, - с достоинством отвечал Вадик, подчеркивая твердостью тона свое равноправие с Женей.
Ушло время, когда его называли "ребенком" и еще - "вихрастым". Он теперь стригся так, чтобы вихра на макушке не было, - довольно челочки надо лбом.
И вот он получил книжку, убежал в спальню, зачитался. Приходила бабушка, за что-то по привычке укоряла, а он, тоже, по привычке, пропускал замечания мимо ушей. Сказка про китайцев, братьев Лю, которые в огне не горели, в воде не тонули, заступались за бедных и не боялись коварных богачей, оказалась на редкость занимательной; не оторвешься, пока не перевернешь последнюю страницу. Вадик слышал, что сказки сочинял не один человек, а много-много людей - народ, потому они, наверное, такие интересные.
На следующий день Вадик снова отправился к Жене.
- А уроки? - спросила та подозрительно. - Смотри, как бы Нина Матвеевна… Мало за уроками сидишь!
- Сколько надо, столько и сижу, - отчеканил Вадик.
Она сердито двинула острыми плечами, но все же позволила выбрать книжку из своей библиотечки.
Так продолжалось до тех пор, пока не были прочитаны и перечитаны все до одной Женины книжки.
Когда на дворе сыро и пасмурно, лучше всего устроиться возле окна с книжкой про зверей, про морские путешествия или про летчиков. Бабушка, конечно, не может утерпеть: "Опять уроки что-то скоро сделал". Она не хочет понять, как увлекательно в океане выслеживать огромного кашалота и как жутко впервые подыматься на реактивном самолете в поднебесье!
Вместо лыж и коньков у Вадика были книги. Как много необычайных историй описано в них! Далекие страны, безбрежные моря, сильные, смелые люди… Чудесный мир!
Первую в году тройку Нина Матвеевна поставила, как показалось Вадику, совершенно незаслуженно. И было бы за дельное, а то - за "Осень!" Подумаешь, запнулся раза два - три; всегда же он рассказывал стихотворения лучше всех. Нужно было это учесть. У него просто не хватило времени повторить давно всем известную "Осень"…
Мать удивилась, сказала, что Вадик избаловался, что он не любит свою маму и готов наделать ей неприятностей. Это же явная неправда!.. Вадик надулся. Он был уверен, что плохая отметка гораздо огорчительнее ученику, чем родителям.
Вдобавок мать, увидев у него книжку "Кортик", отобрала ее и запрятала. Тоже манера - прятать… Папа сказал бы: "Положи" - и больше никаких разговоров.
- Будешь лучше учить стихотворения, - сказала она.
Вадик не ожидал от доброй мамы такого жестокого наказания. Во-первых, книжку ему удалось выпросить на один-единственный денек; во-вторых, "Кортик" числился в списке книг для третьеклассников. Где же справедливость?
Когда все уснули, Вадик без труда отыскал "Кортик" среди маминых бумажных выкроек, со всеми предосторожностями включил настольную лампу и не лег до тех пор, пока по радио не сказали: "Спокойной ночи, товарищи!"
Немало стараний приложила бабушка, чтобы поутру он открыл глаза. Открыты-то, наконец, открыл, да не встал.
- Бабушка, дорогая, разреши поспать полчасика.
Она, растроганная ласковостью внука, ответила:
- Хорошо. Поспи, Ваденька, милый, поспи.
Прошло полчаса. Минул час, полтора, Вадик спал. Бабушка прикрикнула:
- Завтракать. Бегом!