Из-за деревьев появилась та самая женщина с повадками львицы. Она наверняка видела, как его напарник проткнул колеса их автомобиля, и, скорее всего, торопилась сообщить об этом своим компаньонам. Он был доволен, что предвидение не подвело его. Но почему она не попыталась помешать Рафаэлю совершить эту диверсию? Может быть, ей было поручено только наблюдать? Он заметил в ее руках какой-то предмет - маленький и прямоугольный. Какая жалость, что он не захватил с собой бинокль!
Рафаэль достал из кармана радиопульт.
Виктор мягко прикоснулся к руке напарника.
- Еще рано.
Остановившись возле машины, женщина посмотрела на спущенные колеса, а затем побежала рысцой к двери дома.
- Дай ей время.
Три часа назад, после того как была достигнута договоренность о встрече, они приехали сюда. Убедившись в том, что дом пуст, они заложили емкости с "греческим огнем" под пол и на чердак. Вместо "черепашки" заряды должен был воспламенить электрический радиоуправляемый взрыватель.
Женщина скрылась в доме.
Виктор молча досчитал до десяти и приготовился убрать ладонь с руки Рафаэля.
Малоун стоял в лодке, Торвальдсен - позади него.
- Что ты имел в виду, когда сказал, что Кассиопея в беде?
- Дом начинен "греческим огнем". Они приехали раньше нас и заложили заряды. Теперь медальон у него. Виктор не собирается выпустить нас живыми после этой встречи.
- И они ждут того момента, когда Кассиопея окажется внутри.
- Именно так я думаю. Но сейчас мы выясним, думают ли так же и они.
Кассиопея подождала, пока за ней захлопнется входная дверь, и кинулась через весь дом. Счет шел на секунды. Оставалось надеяться только на то, что злоумышленники подарят ей несколько этих драгоценных секунд, прежде чем привести в действие заложенные заряды. Ее нервы звенели от напряжения, мозг лихорадочно работал, меланхолия была сметена адреналиновым взрывом.
В музее ее возбуждение каким-то образом передалось Малоуну. Он почувствовал: что-то не так. И не ошибся. Но в данный момент у нее не было времени заниматься самоанализом. Найти заднюю дверь - сейчас только это имело значение.
Она вырвалась в холодное утро.
Малоун и Торвальдсен ждали ее в моторке.
Дом скрывал их и их бегство от взглядов убийц. Она по-прежнему сжимала в руке жидкокристаллический монитор. До воды - шестьдесят метров.
Она спрыгнула с деревянного настила.
Малоун видел, как Кассиопея выскочила из дома и побежала к ним.
Пятьдесят футов.
Тридцать.
Послышалось громкое "вуф-ф-ф", и дом вспыхнул, как спичечный коробок. Только что он стоял темной глыбой, а в следующую секунду пламя вырвалось из его окон, из-под пола и взметнулось к небу через крышу. Это напоминало фокус, сотворенный руками умелого иллюзиониста. Никакого взрыва. Безмолвное уничтожение огнем. Полное. Тотальное. И - непреодолимое в отсутствие соленой воды.
Кассиопея пробежала по причалу и спрыгнула в лодку.
- Ты едва вывернулась, - прокомментировал Малоун.
- Пригнитесь, - велела она.
Все трое скорчились в лодке. Малоун следил за тем, как женщина настраивает монитор. На экране появилось изображение автомобиля. В него сели двое мужчин. Он узнал Виктора. Машина поехала и вскоре исчезла с экрана. Кассиопея нажала кнопку, и картинка сменилась. Они увидели, как машина выезжает на главное шоссе.
Торвальдсен выглядел довольным.
- Наша уловка сработала, - проговорил он.
- Может, вы все же объясните мне, что происходит? - осведомился Малоун.
Кассиопея бросила на него хитрый взгляд.
- Представляешь, как они сейчас веселятся?
- Но у них медальон.
- Это именно то, чего мы хотели, - сказал Торвальдсен.
Дом продолжал пожирать сам себя. В небо поднимался столб дыма. Кассиопея завела подвесной мотор и направила лодку прочь от берега. Поместье Торвальдсена располагалось всего в миле к северу от того места, где они находились.
- Лодку пригнали почти сразу после того, как мы сюда приехали, - сообщил Торвальдсен, взяв Малоуна под руку и ведя его к корме. Подпрыгивая на волнах, лодка выбивала холодные фонтанчики соленой воды. - Я благодарен тебе за то, что ты с нами. Мы собирались попросить тебя о помощи сегодня, после того, как должен был быть уничтожен музей. Вот зачем она хотела с тобой встретиться. Ей нужна твоя помощь, но я сомневаюсь, что она обратится к тебе с такой просьбой теперь.
В голове Малоуна теснилось еще множество вопросов, но он понимал: сейчас не время для этого.
- Она может рассчитывать на меня, - не сомневаясь ни секунды, сказал он. - Вы оба можете на меня рассчитывать.
Торвальдсен с благодарностью сжал его руку. Кассиопея смотрела вперед, ведя лодку по волнующемуся морю.
- Насколько хреново обстоят дела? - спросил Малоун. Свист ветра и шум волн приглушил его слова, поэтому их услышал только Торвальдсен.
- Достаточно хреново, - ответил датчанин. - Но теперь у нас хотя бы появилась надежда.
20
15.30
Пристегнутая ремнями безопасности, Зовастина сидела в заднем отсеке вертолета. Обычно она путешествовала в более комфортабельных условиях, но сегодня решила использовать скоростной военный вертолет.
Машиной управлял один из гвардейцев ее Священного отряда. Половина ее личных телохранителей являлись лицензированными пилотами.
Она сидела напротив женщины-заключенной из лаборатории. Рядом с узницей находился еще один ее гвардеец. На борт вертолета ее привели в наручниках, но Зовастина приказала снять их.
- Как ваше имя? - спросила она женщину.
- Это имеет значение?
Они разговаривали по внутренней радиосвязи на диалекте, который не понимал ни один из тех, кто находился на борту.
- Как вы себя чувствуете?
Женщина колебалась с ответом, словно решая для себя, как поступить - солгать или сказать правду. Наконец она сказала:
- Лучше, чем когда-либо.
- Я рада. Улучшать жизнь всех граждан - вот наша главная цель. Возможно, когда вас выпустят из тюрьмы, вы сумеете более объективно оценить преимущества нашего нового общества.
На изрытом оспинами лице женщины появилось презрительное выражение. В ней не было ровным счетом ничего привлекательного, и Зовастина подумала: сколько поражений она должна потерпеть, чтобы с нее окончательно слетела шелуха самоуважения?
- Сомневаюсь, что мне удастся стать членом вашего нового общества, министр. Меня приговорили к слишком долгому сроку.
- Мне говорили, что вас поймали на перевозке кокаина. Если бы здесь до сих пор были Советы, вас бы казнили.
- Русские? - Женщина рассмеялась. - Наркотики покупали именно они.
Зовастина не удивилась.
- Таков новый мир.
- Что произошло с другими, которых забрали из тюрьмы вместе со мной?
Она решила быть честной.
- Мертвы.
Хотя эта женщина явно привыкла к превратностям судьбы, сейчас даже она была шокирована. Это было понятно. Она находилась здесь, на борту вертолета, рядом с верховным министром Центрально-Азиатской Федерации, после того, как ее забрали из тюрьмы и подвергли каким-то непонятным медицинским экспериментам, после которых она оказалась единственным выжившим.
- Я добьюсь, чтобы срок вашего тюремного заключения сократили. Возможно, вы не оцените это, но Федерация ценит вашу помощь.
- Я должна быть благодарна?
- Вы сами вызвались.
- Не припомню, чтобы кто-нибудь спрашивал моего согласия.
Зовастина посмотрела в иллюминатор на молчаливые пики Памира, которые обозначали границу и начало дружественной территории.
Почувствовав на себе взгляд женщины, она посмотрела на нее.
- Хотите быть частью того, что должно случиться?
- Я хочу быть свободной.
В ее мозгу вспыхнули слова, давным-давно услышанные от Сергея: "Злость всегда была направлена против конкретных людей, ненависть - против классов. Время способно залечить злость, но ненависть - никогда". Поэтому она спросила:
- Почему вы ненавидите?
Женщина посмотрела на нее пустым взглядом.
- Я должна была быть среди тех, кто умер.
- Почему?
- Ваши тюрьмы ужасны. Из них мало кто выходит живым.
- Так и должно быть, чтобы никому не захотелось там очутиться.
- У многих нет выбора. - Женщина помолчала. - В отличие от вас, верховный министр.
Бастион горных склонов рос на глазах.
- Много веков назад греки двинулись на восток и сделали мир другим. Вам об этом известно? Они покорили Азию, изменили нашу культуру. Теперь азиаты должны пойти на запад и сделать то же самое. Вы готовы нам в этом помочь?
- Ваши планы меня не интересуют.
- Мое имя - Ирина. По-гречески - Арина, что означает "мир". Это именно то, к чему мы стремимся.
- Убивая заключенных?
Эту женщину явно не волновала собственная судьба. А вот у Зовастиной вся жизнь была предопределена. Она создала новый политический порядок - в точности как Александр. Еще один урок, который когда-то преподал ей Сергей: "Помни, Ирина, что говорил Арриан об Александре. Он всегда соперничал с самим собой". Лишь в последние несколько лет Зовастина поняла суть этого душевного недуга. Она посмотрела на женщину, которая разрушила собственную жизнь за тысячу рублей.
- Знаете, кто такой Менандр?
- Просветите меня.
- Древнегреческий драматург, живший в четвертом веке до нашей эры. Он писал комедии.
- Мне больше нравятся драмы.
Она начинала уставать от этого пораженчества. Не каждого можно переубедить. В отличие от полковника Энвера, который сумел разглядеть предложенные ею перспективы и охотно перешел на ее сторону. Люди вроде него будут полезны в грядущие годы, но эта жалкая душа не олицетворяла собой ничего, кроме неудач.
Менандр написал строки, которые являются абсолютной истиной: "Если хочешь прожить жизнь, не ощущая боли, ты должен быть либо богом, либо мертвецом".
Она протянула руку и расстегнула ремень безопасности, которым была пристегнута женщина. Охранник, сидевший рядом, открыл дверь кабины. Женщина окаменела от холодного ветра, ударившего ей в лицо, и грохота лопастей.
- Я - бог, - сказала Зовастина, - а вы - мертвец.
Охранник сорвал переговорное устройство с головы женщины, которая, поняв, что сейчас должно произойти, принялась сопротивляться. Охранник выбросил ее из вертолета.
Несколько секунд Зовастина смотрела, как ее тело, кувыркаясь в кристально чистом воздухе, летит вниз, пока оно не исчезло в горных пиках.
Охранник закрыл дверь. Вертолет продолжал свой путь по направлению к Самарканду.
Впервые за сегодняшний день она испытала чувство удовлетворения.
Теперь все было расставлено по местам.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
21
Амстердам, Нидерланды
19.30
Стефани Нелле выбралась из машины и торопливо набросила на голову капюшон плаща. С неба падал апрельский дождь; потоки воды, бурля и пенясь на грубой брусчатке, устремлялись по направлению к городским каналам. Гроза, которую принесло с Северного моря, прекратилась, но из темно-синих облаков продолжал моросить дождь, повиснув серой пеленой на фоне горящих уличных фонарей.
Она двинулась сквозь эту завесу, сунув руки в карманы плаща, перешла через выгнутый пешеходный мостик и вышла на Рембрандтплейн. Гнусная погода не разогнала завсегдатаев пип-шоу, гей-баров, стриптиз-шоу и кафе, где поджидали своих клиентов проститутки.
Направляясь в глубь района красных фонарей, она проходила мимо борделей, за стеклянными витринами которых живым товаром были выставлены девицы, обещающие любые виды наслаждений - хоть хлыстом, хоть лаской. В одной из таких витрин, туго затянутая в кожаную сбрую, на обитой плюшем козетке сидела женщина азиатской внешности и листала журнал.
Стефани говорили, что ночь - далеко не самое опасное время для посещения этого знаменитого квартала. Утром, когда на улицу выходят страдающие от ломки наркоманы, и середина дня, когда сутенеры начинают готовиться к ночной работе, сулят куда больше неприятностей. Однако ее предупредили, что в северной части района, в которой уже нет таких толп, как на Рембрандтплейн, опасно всегда. Поэтому, пересекая невидимую границу между безопасной и опасной зонами, Стефани внутренне собралась. Ее глаза обшаривали окружающее пространство, и она мягко, как крадущаяся кошка, шла по направлению к расположенному в конце улицы кафе.
"Ян Хэйвал" занимал первый из трех этажей складского здания. Темная забегаловка, одна из сотен таких же, которыми буквально утыкан Рембрандтплейн. Открыв дверь, она сразу же ощутила запах горящей конопли, но нигде не увидела знака с надписью "НИКАКИХ НАРКОТИКОВ, ПОЖАЛУЙСТА".
Кафе было забито до отказа, в теплом воздухе плавал дурманящий дым, пахнущий паленой веревкой. Эта вонь смешивалась с запахом жарящейся рыбы и орешков. У Стефани защипало в глазах.
А затем она увидела Клауса Дира. Тридцатилетний блондин с бледным обветренным лицом, он выглядел в точности так, как ей его описали.
Не в первый раз Стефани напомнила себе о цели своего прихода. А пришла она сюда для того, чтобы ответить услугой на услугу. Связаться с Диром ее попросила Кассиопея Витт. Поскольку Стефани была обязана подруге, она не смогла отказать ей в этой просьбе. Перед тем как идти сюда, однако, она проверила личность того, с кем ей предстояло встретиться. Дир родился в Дании, получил образование в Германии, а сейчас работал химиком в местной компании по производству пластмасс. Он был фанатичным нумизматом и, вероятно, обладал внушительной коллекцией монет. Именно эта страсть Дира и привлекла к нему внимание ее подруги-мусульманки.
Датчанин стоял возле высокого столика, пил пиво и жевал жареную рыбу. В пепельнице перед ним тлела самокрутка, и зеленоватый дым от нее был явно не табачным.
- Я Стефани Нелле, - сказала она, подойдя к мужчине. - Я вам звонила.
- Вы сказали, что хотите что-то приобрести.
Этот отрывисто-грубый ответ подразумевал: "Скажи мне, что тебе нужно, заплати - и я сделаю, что смогу".
Стефани заметила его слегка остекленевший взгляд. Даже у нее начинала кружиться голова.
- Как я уже сказала вам по телефону, мне нужен слоновий медальон.
Дир хлебнул пива из кружки.
- Зачем? Он не так уж ценен. У меня есть монеты получше. Готов предложить по сходной цене.
- Не сомневаюсь, но мне нужен именно медальон. Вы говорили, что можете продать его.
- Как я уже сказал, это зависит от того, сколько вы готовы заплатить.
- Могу я взглянуть на него?
Дир вытащил требуемый предмет из кармана, и Стефани стала рассматривать монету, лежащую в пластиковом кармашке. На одной стороне - воин, на другой - боевой слон и нападающий на него всадник. Размер - с пятидесятицентовик, чеканка почти стерта.
- Вы ведь наверняка не имеете понятия, что это такое? - спросил Дир.
Стефани решила не кривить душой.
- Я покупаю его для другого человека.
- Готов уступить монету за шесть тысяч евро.
Кассиопея велела ей заплатить столько, сколько запросит продавец. Цена ее не волновала. Но, глядя на истертую кругляшку, она удивилась: почему столь невзрачный предмет может быть столь важен для кого-то?
- Существует только восемь таких монет, - сообщил датчанин. - Шесть тысяч евро - хорошая цена.
Только восемь?
- Почему вы продаете ее?
Он взял из пепельницы тлеющий косяк, глубоко затянулся и медленно выпустил дым через ноздри.
- Мне нужны деньги. - Его масляный взгляд опустился к кружке с пивом.
- Что, дела так плохи? - спросила она.
- А вам не все равно?
По бокам от Дира возникли двое мужчин: один - светлокожий, другой - смуглый. В их внешности причудливо смешались арабские и азиатские черты. На улице продолжал моросить дождь, но плащи этих двоих были сухими. Светлый схватил Дира за руку и плашмя прижал к его животу лезвие ножа. Темный обнял Стефани за плечи жестом, который со стороны мог показаться дружеским, и легонько ткнул ее под ребра лезвием своего ножа.
- Медальон - на стол! - скомандовал Светлый, мотнув головой в сторону столика.
Стефани решила не спорить и выполнила приказ.
- Сейчас мы уйдем, - проговорил Темный, сунув медальон в карман. Его дыхание пахло пивом. - А вы оставайтесь здесь.
У нее не было никакого желания нарываться на дальнейшие неприятности. Она умела уважать оружие, направленное на нее.
Мужчины протолкались к двери и вышли из кафе.
- Они забрали мою монету, - проговорил Клаус, заводясь прямо на глазах. - Я догоню их!
Стефани не знала: то ли это обычная глупость, то ли результат действия наркотика.
- Лучше позвольте мне разобраться с этим, - сказала она.
Он окинул ее подозрительным взглядом.
- Уверяю вас, - сказала она, - у меня получится.
22
Копенгаген
19.45
Малоун заканчивал ужин. Он сидел в кафе "Норд" - двухэтажном заведении, окна которого смотрели на Хьёбропладс. Погода этим вечером выдалась гнусная: апрель одаривал почти пустую площадь противным дождиком. Сидя у окна, Малоун смотрел на струи дождя, наслаждаясь тем, что находится в сухом и теплом помещении.
- Я очень благодарен, что ты помог нам сегодня, - сказал Торвальдсен, сидящий напротив.
- Для того и существуют друзья.
Он прикончил томатный суп-пюре и отодвинул тарелку в сторону. Малоуну казалось, что так вкусно, как здесь, он не ел еще никогда. В его голове теснилось множество вопросов, но он знал, что ответы Торвальдсена будут, как всегда, скупыми.
- Там, в доме, вы с Кассиопеей говорили про тело Александра Великого. Что вы якобы знаете, где оно находится. Как такое возможно?
- Нам удалось многое узнать об этом.
- От друга Кассиопеи из музея в Самарканде?
- Он был ей больше чем друг, Коттон.
Малоун уже догадался об этом.
- Кто это был?
- Эли Ланд. Он вырос здесь, в Копенгагене. Они с моим сыном, Каем, были друзьями.
Когда Торвальдсен упомянул о своем покойном сыне, в голосе его зазвучала грусть, да и у Малоуна перехватило горло при воспоминании о том дне в Мехико, два года назад, когда молодой человек был убит. Малоун тоже находился там, выполняя очередное задание группы "Магеллан". Он застрелил убийц, но и сам получил пулю. Потерять сына… Он просто не мог представить своего пятнадцатилетнего Гари умирающим.
- Если Кай хотел работать на правительство, то Эли любил историю. Он получил докторскую степень и стал экспертом по греческим древностям, работал в нескольких европейских музеях, пока наконец не оказался в Самарканде. Тамошний музей располагает богатейшей коллекцией, а правительство Центрально-Азиатской Федерации всячески способствует развитию науки и искусств.
- Как они познакомились с Кассиопеей?