Он и сам не понял, как проворонил грузовик, замечательную бортовую машину, наверное, всё из-за возни с одеждой. И тот насмешливо пронёсся мимо, из кабины даже высунулось любопытствующее лицо. Следующей была легковушка. Он заметил её заранее, но почему-то не стал останавливаться, а шел, беспрестанно оглядываясь: вот сейчас, сейчас машина подъедет поближе, и он поднимет руку… Вот так, оборачиваясь, он и споткнулся на ровном месте и упал. И легковушка, чиркнув колёсами по обочине и подняв рыжее облако пыли, понеслась дальше. Но тут появилась встречная машина, и он вдруг забеспокоился: да ведь его могут издалека рассмотреть, сравнить, опознать. Пришлось отвернуться от дороги и сделать вид, что занят рюкзаком, хотя и сам понимал: это были пустые хлопоты. Кому надо, и развернут, и распрямят, и документы потребуют. Да и без документов опознают, Анатолий ведь опознал.
Нет, нет, особого страха не было. И на страх ведь нужны силы, а где они! К этому времени у него внутри образовалась смесь равнодушия и притерпелости, а страх, как песок, опустился на дно. И потом только изредка с этого дна поднималась какая-то муть, и тогда включалась сигнальная лампочка. Или не включалась. Вот сейчас мигнула тревожно: надо переложить паспорт, на себе нести опасно. Но куда? В сумку? Но кто носит документы в сумке…
А попутных машин всё не было и не было. Да выберется ли он когда-нибудь из этих степей, дойдёт ли сегодня не то что до заправки, а просто до какого-то укрытия? Ночевать в степи - та ещё радость! А тут ещё всё чаще и чаще стала требоваться передышка, и нестерпимо хотелось достать бутылку с водой и припасть к ней, и выпить сразу всю воду. И приходилось всё настойчивей убеждать себя: нельзя, нельзя, нельзя! Вода в его положении - наркотик: стоит только начать пить, и уже не остановиться. Надо держаться из последних сил, это ничего, что он еле передвигает ноги, а рюкзак кажется набитым камнями, да и степь вовсе не степь, а настоящая африканская пустыня. Так, наверное, выглядит зона Сахель, и совсем не удивит, если вдруг из ниоткуда выплывет караван. Караван, караван… люди в белых одеждах с закрытыми лицами… И ему солнце печёт прямо в затылок, надо достать полотенце и прикрыться…
Но когда он уже приготовился сбросить рюкзак, слева на горизонте вдруг взметнулась тёмная завеса. Сначала он не придал этому значения, может, пыль завихрилась, но что-то заставило остановиться, и с напряжением, до рези в глазах всматриваться, что там движется в его сторону. И совсем скоро сквозь пелену он разглядел чёрную точку, и эта точка всё увеличивалась и увеличивалась. Машина? Откуда? Но вот уже видны очертания кабины грузовика, виден поверху кабины какой-то груз, видны наращенные светлыми досками борта. И тогда он кинулся наперерез, и замахал руками, и закричал: "Стойте! Стойте!"
И грузовик, выехав на шоссе, замер: остановил отчаянный крик? Но успеет ли он добежать до машины? Добежит, если не споткнется, если хватит дыхания, если… А вдруг не захотят ждать? Но вот она, кабина, и он встал перед ней, раскинув руки: попробуйте уехать без меня! Там, за стеклом, сидели трое одинаково закопчённых ветром и солнцем хмурых мужиков. Один высунулся и открыл узкий, как прорезь, рот: "Куда надо?" И он не сразу смог выдохнуть: "Перво… Первомайский!" Человек выкинул ему под ноги окурок и разрешил: "Лезай в кузов!"
Он бросился к заднему борту, там досок не было, но высились огромные тюки, перетянутые верёвками. И только успел уцепиться за одну такую, кручёную, как машина дёрнулась, и он, качнувшись назад, чуть не выпал на дорогу. Удержался! И по верёвкам, по тюкам пробрался поближе к кабине и, встав на колени, снял рюкзак и, перевернувшись на спину, блаженно вытянулся на мягких мешках: неужели едет? Едет! Для полного счастья надо напиться воды. Пришлось лечь на живот и долго выуживать бутылку из рюкзака, но пить в этом положении было невозможно. Надо снова опрокинуться на спину и приподнять голову навстречу льющейся из бутылки воде. Так и машина ждала этого момента и тряхнула так, что он, поперхнувшись, чуть не захлебнулся. Ничего, всё нормально, всё просто превосходно! И, подложив под голову рюкзак, он раскинул руки, и ветерок обвевает и потное лицо, и мокрую футболку, и даже резкий запах от тюков не раздражает. Он едет! Едет, чёрт возьми!
И вспомнился старик-карлик из давней программы Набутова, теперь и не вспомнить, как она называлась. Старик, крохотный, с большой головой и красивым голосом, жил в доме престарелых. Этот калечный, обиженный богом человечек притягивал к себе добрым, весёлым нравом, и потому так запомнился. Он что-то там такое сыграл на губной гармошке и, будто извиняясь за своё музицирование, сказал: "Какой бы человек ни был, но и у него бывают минуты радости". Это точно, старик! В какое бы безвыходное положении не попал человек, но должен быть выход. Должен!
Машина ехала и ехала, а он, качаясь, как в люльке, постепенно погружался между тюками, между тюками и в сон, в сон. И заснул так крепко, что и не слышал, как у съезда на дорогу, ведущую к речной переправе близ Усть-Теленгуя, машину остановили. Один из патрульных, большой и неповоротливый, одетый в непонятную форму, но с короткоствольным автоматом, проверил документы у водителя и подозрительно осмотрел остальных. Потом обошёл машину, помял крайние тюки и, вернувшись к кабине, со знанием дела спросил:
- Крепко мешки набили-то. И много в этом годе настригли? С той стороны едете? - показал себе за спину. - А с какой кошары? Там до вас никто не приблудился? Точно, никого не было? Ехай! Да ехайте, разит от вас, черти! Неделю, что ль, не просыхали?
А спавшему в кузове человеку привиделся чудный сон. Он видел тесную комнату в суде и себя, прикованного к руке конвоира. Так обычно они ждали отправки из суда в изолятор. Вот подняли с лавки, но сигнала на выход всё не было и не было. Не все коридоры зачистили? Так он и стоял, держа в скованной руке маленький портфельчик, а в другой сиротский пакет. Там почему-то были бутылки с водой. Обычно в процессе он выпивал всю воду, что брал с собой из камеры. Бывало, они с Антоном целый день ничего не ели, но воду пили обязательно. А сегодня пакет отчего-то тянет руку, и хочется бросить его в урну. Но для этого надо просить стражника подвинуться, без его разрешения он не может сделать и шагу…
Но вот страж наклоняется к нему и тихо говорит: "Пошли! И быстро, быстро! Вы только ничему не удивляйтесь!" Он хочет посмотреть парню в глаза, но тот всё отворачивает лицо, и всё тащит его за собой. И кажется, его конвоирует вовсе не судебный пристав… но кто тогда? Сначала они поднимаются с третьего этажа на четвёртый, потом спускаются вниз к чёрному ходу, на улице их ждет белый автобус с зелёной полосой. Но когда до машины осталось преодолеть две ступеньки, его снова повернули и потащили назад. И снова надо было подниматься на четвёртый, потом спускаться на третий, потом снова наверх и снова вниз. Сколько его будут таскать по лестницам, по пустым коридорам, его почти два последних года водили так, сколько можно? Но вот открылась дверь на улицу, но вместо белого автобуса там стоял чёрный "линкольн". И в машине только шофёр, и никаких конвоиров. И замечательно, он вполне обойдётся и без охраны.
- Ну, что, поехали? - спросил у него человек в чёрной лаковой кепочке и с белым шарфом на шее.
- Да, да, отвезите меня, пожалуйста, домой, - глядя в окно, поторапливал он.
- Домой? Нет, домой пока нельзя. А покатать могу.
- Не надо меня катать! Не хотите везти, так и скажите. Я пешком дойду.
- Пешком нельзя! - клацнуло устройство - это шофёр заблокировал дверь, и теперь ему не выбраться. Зачем он так? И тут машина сходу набрала скорость и как болид понеслась куда-то на бешеной скорости, и сколько он ни пытался, но так и не мог рассмотреть, по каким улицам они едут. Да и не улицы это были - огромные площади, и никакой не город, никакая не Москва, а пустое загородное шоссе. И тут машина вдруг останавливается, шофёр сдёргивает с себя кепку и волосы рассыпаются по плечам: женщина! Зачем женщина? А шофёрша с улыбкой поворачивается к нему, и он видит - это Дора! Только почему у неё не чёрные, а красные волосы?
- Ну, что, в Шилку или в Первомайский? - нетерпеливо спрашивает Дора.
- Здравствуйте… А вы что же… - начал он. "Откуда она знает, что ему надо в Первомайский?" А женщина, положив руки на руль, пристально рассматривает его, рассматривает так, будто видит впервые. Не хочет узнавать? Хорошо, если не хочет, то и он не будет, и пожалуйста.
- У меня деньги есть, я заплачу, - засуетился он.
- Заплатишь, заплатишь… Только рюкзак надо в багажник положить.
- Рюкзак? - Он только сейчас увидел на коленях туристский рюкзак. Откуда он взялся? - Нет, не надо в багажник, я его на руках подержу.
- А что он у тебя такой пахучий? Бензином так и несет!
- Извините, бутылка с керосином для костра опрокинулась…
- Турист, что ли? - всё рассматривала его Дора-неДора.
- Да вот отстал от группы, в селе задержался, переправился через речку, искал стоянку, а лагерь уже снялся, - легко соврал он.
- А откуда сам? Не из Москвы ли?
- Нет, нет! Не из Москвы! Из Новосибирска. - Она что, забыла, он ведь об этом уже говорил.
- Аааа, - протянула Дора и, уставившись на дорогу, тронула машину с места. Ну, слава богу! Он уже думал, что машина так и застрянет в этой глуши…
- А тебе куда в Первомайском? - не унималась женщина.
- Если не трудно, высадите меня где-нибудь в центре… Где-то там, у церкви, - проговорил он и замер: зачем он сказал про церковь, не надо было этого делать.
- Да какая там церковь! - раздался из-за спины знакомый голос: Анна Яковлевна? Тётушка была так похожа на Анну Яковлевну, только помоложе, почти как Дора. Чёрт возьми, она ведь знает, что ему надо ехать на станцию, а не в Первомайский… Сейчас начнёт расспрашивать, почему да зачем…
- А ты чего же это, верующий? - удивилась условная Анна Яковлевна. - И откуда на дороге взялся?
- Мама, он турист, заблудился, ищет свою группу.
- Нет, пускай сам скажет, какой такой турист?
- Вы, как всегда, в своём репертуаре! Что вы всё допрашиваете?
- А ты тоже кого ни попадя садишь… А на дороге люди разные, шарахнет вот такой чем-нибудь по голове, потом допрашивай, не допрашивай, - ворчала женщина за спиной. И он сжался весь: вот сейчас, сейчас кто-то из этих женщин узнает его и тогда… Но Анна Яковлевна на заднем сидении вдруг успокоилась, затихла и, укрывшись зелёной шалью, и больше не проронила ни слова.
- Заснула, - вглядываясь в зеркальце, тихо проговорила женщина за рулём. - Если вам, как туристу, нужен ночлег… могу комнату предложить.
- В самом деле? Это было бы хорошо, - на всякий случай обрадовался он. Вот доедем и там разберёмся, что к чему. Только бы понять: Дора или не Дора… Да мало ли похожих женщин? Внешность, на его вкус, вызывающая, но крепкие загорелые руки, но румянец, но грудь, но запах! Запах был необычным. Пачули? - попробовал определить он, но тут пришлось отвлечься.
Женщина положила крепкую руку ему на колени, и он застыл, не зная, как реагировать. Но когда пальцы с длинными ногтями передвинулась дальше, пришлось прижать эти пальчики своей рукой и выдавить: "Потом!" Нехорошо, они ведь не одни в машине. Женщина усмехнулась и руку убрала: "Потом, так потом!" А он тотчас пожалел, что был так категоричен, по телу что-то там разлилось, в висках заломило…
- Ты в наших местах в первый раз? У нас здесь хорошо, воздух, вода минеральная, малина, смородина. - И для убедительности показала на корзины с красными ягодами на заднем сидении. Корзин было много, они стояли друг на друге и за ними не было видно женщину в зелёной шали. Возить корзины на "линкольне"? А почему нет?
- У меня и дом, чтоб ты знал, большой, места хватит. Хочешь отдохнуть? - щебетала и щебетала Дора-неДора, а он всё кивал головой: да, да. Но когда на подъезде к Первомайскому пост, он увидел людей с автоматами, просить женщину остановить машину было поздно. Только она и сама, сбавив скорость, забеспокоилась:
- Надо же, сколько милиции нагнали. Наверное, ищут кого-то. Ты приготовь, приготовь документ!
- У меня нет паспорта, у коллеги остались, - теребил он лямки рюкзака. - Я ведь рассказывал, лагерь без меня снялся…
- Ну, ты даёшь! - протянула женщина и как-то сразу переменилась в лице. Испугалась? Но ей-то чего бояться? Он так совсем не боится, этим людям с автоматами он всё объяснит, они поймут… Если успеет, если успеет… Но вот человек в камуфляже подал знак рукой в перчатке: стоять! И не успела машина остановиться, как в окно заглянуло лицо в серой маске, в прорези были видны большие карие, будто женские глаза.
- Что случилось? Авария? - заискивающе спросила женщина. - Вот, пожалуйста, пожалуйста! - протянула она документы автоматчику. И тот, согнувшись, внимательно окинул взглядом внутренности машины, задержал взгляд на рюкзаке пассажира. А тот весь покрылся испариной: только бы парень не заметил его страха. И, вжавшись кресло, ожидал той минуты, когда спецназовец подаст знак и машину окружат, и заставят выйти, и, толкая в спину автоматом, поведут к автобусу с синими занавесками…
- А что случилось? Это мама, это муж мой, мы домой едем.
"Что она несёт? - замер он. - Сейчас её мать возьмёт и скажет: "Какой муж, какой муж! Подобрали какого-то неизвестного мужика на дороге…"" Но женщина на заднем сидении ничего такого не сказала, а всё повторяла за дочерью: "Случилось чего? Никогда не останавливали. Мы тут рядом живём…"
- Мама, сидите спокойно… Сейчас милиционер, очень симпатичный милиционер проверит документы, и поедем… У людей такая работа. - Дора-неДора всё говорила и говорила, а его передёргивало от её заискивающей интонации. Нет, она определённо перебарщивает, нужно вести себя совсем не так. А как? Ответа он не знал. Но первым обратил внимание, как кто-то из группы, стоявшей далеко впереди, машет рукой. Заметила и женщина.
- Это не вас зовут? - громко, как глухому, крикнула она автоматчику. Тот, наконец, заметил сигналы сослуживцев и протянул в окно документы: "Трогай!" И побежал на зов, разбрасывая ноги в таких больших ботинках, что они казались валенками. Как замечательно побежал! И ребристая подошва теперь не наступит ему на горло… Не наступит, если машина, наконец, тронется с места и наберет скорость…
- Ой, я прям обмерла! Автомат прям в окно сунул. А если б нажал, порешил бы всех… Нет, ну, прямо в окно, - всё не могла прийти в себя женщина за спиной. Теперь она совершенно не походила на Анну Яковлевну.
- Ой, да не причитайте вы, сколько можно! - сердилась дочь и с таким же недовольным голосом стала выговаривать и ему, пассажиру. - Ну, ты даёшь! Не знаю, как в Новосибирске, но у нас здесь без документов нельзя. Граница же рядом!
- Да, разумеется, но так получилось, - виновато опустил он голову. - А вам спасибо, избавили меня от лишних неприятностей… Пока выяснили бы, кто я такой… - И неожиданно для себя перешёл на доверительный тон. - Ну, ты понимаешь? Спасибо, не знаю, как и благодарить тебя…
И всё бормотал благодарности, пока машина медленно двигалась мимо автобуса с надписью "Беркут", мимо фуры, возле неё суетились с полдюжины гоблинов, мимо "тойоты" с распахнутыми дверцами, рядом с ней сидел человек с окровавленным лицом… И его так же могли бросить на землю… Теперь принято класть задержанных лицом в асфальт и удерживать ногами. Стволы у автоматов короткие - не достать, если только не положить человека на капот машины…
- Говоришь, не знаешь, как отблагодарить? - рассмеялась женщина. - Ты ведь обещал зайти в гости, забыл? Вот тогда и отблагодаришь.
- Да, да, разумеется, - в тот момент он был вполне искренен. Они уже миновали опасную зону, и он готов был благодарить её во всю силу своего организма.
"А вот и Первомайский!" - увидел он тесно стоявшие дома. Городок оказался маленьким, чистеньким, по обе стороны улицы стояли двухэтажные таун-хаусы с черепичными крышами, зелёные газоны, и по газонам носятся дети. Не дай бог, кто-то из них вылетит на дорогу! Если случится авария, то придётся давать показания, а он не может быть свидетелем, никак не может… Но машина благополучно остановилась вблизи торгового центра, велосипедная стоянка там была вся запружена двухколесными машинами. И он обрадовался: домой можно и на велосипеде доехать…
- Ну, вот и приехали! И церковь рядом, - показала женщина куда-то в сторону. А он, выбравшись, обошёл машину и взял её за руку: "Спасибо!"
- Что ты всё заладил: спасибо да спасибо! Ну, зачем тебе в Первомайский? Давай сразу ко мне? Я здесь недалеко живу…
- Извини, но у нас на случай разного рода ситуаций место встречи - церковь. Дождусь товарищей, заберу документы, тогда и в гости можно. - За враньё было неловко, но так ведь и они зачем-то увезли его из Москвы… Нет, женщина не виновата, ей такую команду дали. Но он сейчас с ней распрощается и сам, сам доберётся…
- Ну, хорошо, как управишься, сразу звони. Вот телефон, - протянула женщина бумажку.
"Я позвоню, обязательно позвоню…" - лепетал он, и всё не мог дождаться, когда она, наконец, уедет. И, вздыхая, корил себя: "Ты, братец, неблагодарная скотина!"
Машина уехала, а он развернул бумажку и оторопел: на линованном листочке ровным крупным почерком были записаны номера двух его уголовных дел, прямо как есть - через дефисы! Что за дурацкий розыгрыш? Или это просто совпадение? Может, в этих краях номера телефонов именно такие? Но почему они такие? Надо поскорее разыскать церковь, там ему всё объяснят!
И он бежал по чистому тротуару, мимо причудливо остриженных зелёных шпалер, мимо розовых и жёлтых домов, мимо нарядных людей, блестящих машин, стариков под зонтиками… Вот, кажется, и церковь: жёлтые оштукатуренные стены, коричневые переплёты окон… Но это совсем не та церковь! Ему сказали, она должна быть синяя! Или голубая?.. И кто это так кричит, повернулся он на голос. И увидел, как с противоположной стороны ему машет шляпой какой-то человек.
- Michael, I'm here, here! Come in! Come in!
Он всмотрелся и всё не мог поверил: "Это что, лорд Оуэн?" Синий костюм, розовый галстук, седой мальчишеский чуб - точно Оуэн! Но только он ринулся к нему через дорогу, как рядом загрохотала огромная машина. Под этот грохот он и открыл глаза: кто-то барабанил по правому борту машины.
- Дядя, ты там живой? Кончай ночевать! Приехали!
- А может, он уже спрыгнул! - послышался другой, сиплый, голос.
- Здесь я, здесь! - отозвался ошалевший от сна беглец, с трудом выбираясь из тюков наружу. И, спрыгнув на землю, непонимающе огляделся: куда его привезли? Как он оказался в этой промзоне?
- А мы токо вспомнили: с нами ж мужик едет, - идя на него вразвалку, посмеивался железными зубами бронзовый человек, вытирая коричневую, лаково блестящую лысину ярко-красной тряпкой. - Думали, сам постукаешь, а ты едешь и едешь… Тебе куда надо было, а?
- В посёлок… в Первомайский.
- Ну, так ты на месте, мы токо малость проехали.
- А вы что, едете дальше? Может, и я с вами?
- Так тебе куда надо?
- В Первомайский и надо. Мне заправка нужна.
- Не-не, мы туда не едем, нам в другую сторону.