Беглец досадливо дёрнул головой: что теперь смотреть, когда отъехали! Но не утерпел и стукнулся лбом в стекло: за фургоном катили редкие машины, но серебристой "тойоты" среди них не было. И что с преследователями - неизвестно. Вот так и он остался бы лежать, безвестный и неопознанный. Нет, почему не опознанный, у него паспорт есть, там всё про него написано… А если этот Анатолий из спецагентов? Но тогда зачем он так долго с ним возится? Хороший вопрос. А зачем его сняли с этапа, убили конвоиров, бросили с трупами в безлюдном месте? Да и вертолётчик ли этот Саенко А. А.? Никакой он не вертолётчик, не инженер, а неизвестно кто!
Нет, нет, так можно стать параноиком. А кто виноват? Сам и виноват, разумеется, сам. И хлеб отравил, и воздух выпил. Стой! А чтобы стал делать этот безумный Толик, если бы он, и в самом деле, вывалился? Оставил бы на дороге, как тех, что за ними гнались? Или оттащил подальше, и бросил среди камней? И, повернув голову, он пытался определить, на что способен человек, что сидел рядом с ним. И сразу стали неприятны и блестящая дорожка пота, стекавшая по загорелому лицу, и полуоткрытый рот, и выступившая рыжеватая щетина, и длинные мускулистые руки. Вот этими руками в перчатках он и закопает… закопал бы. И как раз такие перчатки носят спецназовцы…
- Останови, пожалуйста, машину…
- А шо такое? - всполошился Анатолий. - О, личико зелёное! Признавайся, шо втихаря схарчил, а? - Но остановил машину метров через триста, когда скалы отступили от дороги.
- Кефир, наверное, был несвежий, - поморщился беглец, сползая по ступенькам на землю. Ему надо побыть одному, совсем одному и, прижавшись битой спиной к горячему железному боку фургона, он закрыл глаза: сил не было никаких. Хотелось лечь в придорожную пыль и просто лежать на теплой земле - не двигаться, не чувствовать, не думать. Но попробуй избавиться от навязчивых мыслей! Что, если бы преследователи действительно начали стрелять? Но ведь не стреляли! Что хотели те, что за ними гнались - неизвестно, а вот упасть головой на асфальт он мог совершенно реально. Ну да, самое непереносимое - его замечательные мозги растеклись бы по безвестной дороге… Так, может, и лучше безвестно лежать под сопкой, чем… Чем быть застреленным! Его потом долго возили бы по моргам, замораживали, размораживали, резали, пилили или что там делают с трупами… Перезагрузись! Хватит! Ты и так выглядишь совершенным слабаком…
Когда он взобрался в кабину, вертолётчик сидел, положив голову на баранку, был виден лишь один внимательный глаз. И этот большой серый и насмешливый глаз будто считывал его мысли.
- Ты шо, обиделся на меня? Извини, но я ж смотрел в другую сторону, боялся, а вдруг стрелять начнут. Тут, понимаешь, как на Диком Западе, долго не думают. И таких случаев по три на дню. Ото ж и я подумал: а на гада нам под пули? Жить же хочется!
"Ещё как хочется! До тошноты, до рвоты, до безумия…"
- У меня такое впечатление, что мы попали в прифронтовую полосу, - выдохнул беглец, когда машина тронулась с места.
- Яка полоса - самый натуральный фронт!
- Тогда скажи, если там все остались живы, почему они не стреляли?
- Может, повернем назад и спросим? - вскинулся вертолётчик, и его руки были готовы крутануть руль влево. - Может, у них и оружия не было, а? Про ружьё ты сказал. А если это была бита, а не…
- Думаешь, я не могу отличить ствол автомат от бейсбольной биты?
- Ты? Ты можешь! Вчера как раз показали по телеку, как ты в Чечне развлекался. Камуфляж, вертолёт, автоматы… Хорошо погуляли? - И, не дождавшись ответа, пошёл на приступ. - Адреналину захотелось? Теперь этого адреналину хоть залейся! - кричал он компаньону. И тот, глядя перед собой, пробормотал:
- Говоришь, показывали? Но это старая агитка, могли бы что-нибудь новое придумать.
- Так там же всё в кассу, про то, как ты банду создавал и сам, как главарь, тренировался в боевых условиях… Разъяснили нам, дурачкам, шо твой побег - не случайность, давно всё организовал и готовил. Короче, народ предупредили: человек ты вооружённый и очень опасный.
- Ну, да! Сами заговор придумали, сами и раскрыли, - пытался рассмеяться беглец. Получилось вымученно и ненатурально. Всё было ненатурально: и залитые предзакатным солнцем древние камни, и сизая, теряющаяся вдалеке дорога, и редкие, клубящиеся облака…
- Не, на гада вас в ту Чечню понесло?
- Какая Чечня! Это был Кавказский заповедник.
- А на кой стреляли?
- Так на гору взошли, вот и салютовали. Знаешь, тренажёрный зал - это только зал, а когда по-настоящему что-то преодолеешь, то кажется… - замолк он на полуслове. Ничего не хотелось объяснять. Зачем? А тут ещё дорога пошла на подъем и, казалось, именно поэтому было так тяжело дышать. Заметил эти трудности и вертолётчик.
- Сердце? - встревожено всматривался он и, схватив за руку подопечного, стал считать пульс.
- Всё нормально… нормально, - вяло отбивался тот. Но и сам почувствовал, как на лице выступила испарина, как онемели руки…
- Слышь, тут есть одно местечко, давай заедем, переночуем. Я так думаю, на сегодня приключений хватит, а? Местечко глухое, Ургучан называется. А с утречка поедем на станцию и попробуем на харьковский… Как ты на это дело смотришь? - требовал Анатолий ответа.
- Тебе виднее, - глухо отозвался беглец. Пусть поезд будет завтра. Что уж теперь? Один день туда, один день сюда. Разбаловался, однако!
- От и я такой же! Не люблю, когда долго уговаривают, - рассмеялся компаньон.
А скоро дорога пошла на тягучий подъем, долгой лентой рассекая хребет. И вертолётчик всё боялся, что пропустит поворот на Ургучан. Не пропустили. И съехали с асфальта, и понеслись укатанной грунтовкой среди леса. Солнце напоследок золотило верхушки деревьев, и в открытые окна веяло не горячим ветром, а прохладой. Но скоро и лес, и сопки отступили, и в распадке, среди причудливых склонов, среди красноватых утесов возникли вдруг строеньица. И если бы у домов были островерхие крыши, то издали селение сошло бы за деревушку в Альпах. Но только издали. Серое бетонное здание и несколько крашенных деревянных домов - это и был курорт Ургучан. Деревенские избы живописно теснились по другую сторону. Интересно, в какой из них предстоит провести ночь? Снова прикидываться инженером Колей? Не нравится? Тогда надо было настоять, и поехали бы на станцию.
Машина вырулила на ровную площадку под деревьями недалеко от санаторных построек, и Анатолий, сняв перчатки, спрыгнул на землю и стал разминать ноги.
- Шо-то последнее время левая нога стала отниматься. Не знаешь, шо это может быть?
- Как ты догадываешься, я не доктор. Надо пройти обследование.
- Какое обследование, когда?
- Но это может быть чем-то серьёзным…
- Не пугай, сам боюсь! Ты как, тут побудешь, или на пару сходим? А пойдём, тут такая глухомань, - будто поддразнивал вертолётчик, кружа вокруг машины, то трогая борта, то стуча ногой по колёсам. Была у него, видно, неистребимая привычка пробовать транспорт на зуб.
- Но телевизор-то смотрят…
- От этой заразы спасенья нету. Ну, ладно, посторожи, а я на разведку…
И, запустив руку за ремень, разведчик поправил рубашку и, чуть отогнув наружное зеркальце, заглянул туда. И, что-то высмотрев, достал расчёску, выудил влажные салфетки и дезодорант, а ещё надорванную упаковку жвачки…
Надо бы отвернуться, пусть прихорашивается, но вот уставился и наблюдает. В камерах такие моменты пропускались мимо глаз автоматически, а тут почему-то любопытно: как это делает ровесник. К тому же Анатолия это, кажется, нисколько не смущает. Интересно, какие вершины он собрался покорять?
И скоро вертолетчик, вооружившись последними достижениями парфюмерии, подмигнул веселым глазом и двинулся на разведку. Но не к деревенским избам справа, а к домам, что были слева. Беглец дёрнулся: он что, с ума сошёл, проситься в санаторий?
Но тут и компаньон что-то почувствовал и обернулся, и сделал успокаивающий жест: мол, всё нормально, и припустил дальше. Но отмашка вызвала и досаду и тревогу. Вот только приготовиться к опасности не давала спина, её нельзя было отрывать от опоры, и приходилось сидеть откинувшись. А при таком положении тела только и остается расслабленно наблюдать: что будет дальше. Вот длинная фигура спасателя всё уменьшаясь в размерах, скоро скроется в каком-то из двух строений. Одно - серое и безликое выглядело бы бараком в зоне, если бы не унылые балкончики.
Неужели кто-то платит деньги, чтобы жить за этими серыми бетонными стенами? Он обретался точно в таком же бесплатно… Веселей и приветливей выглядел дом, что стоял ниже, деревянный и крашенный густой синей краской. Анатолий скрылся за коричневой дверью барака.
Нет, нет, место совершенно не подходит для ночевки. Новая машина наверняка вызовет интерес… Кто-то из персонала или охрана может поинтересоваться, что за приезжие… Должна же здесь быть какая-то охрана? Да и без охраны… Вон сколько отдыхающих бродит, сидят на лавочках - целых двенадцать человек. Это же сколько любопытных глаз!
Нет, летун совершенно не понимает как это опасно, тоже мне компаньон! Надо было ехать на станцию! Там до поезда можно было пересидеть в машине… Но, если он и впрямь всё усложняет, сам преувеличивает и статус своей особы, и степень монаршей раздражительности… Как там вертолёчик говорит, дурью мается? Да, может, его никто и не ищет…
Компаньон вынырнул из дверей неожиданно и, размахивая руками, припустил к машине. Ещё издали по его весёлому липу можно было определить: вопрос с ночлегом решён. И точно, влетев в кабину, он запыхавшимся голосом известил:
- Всё, нормально! Там медсестра, такая деваха, скажу тебе, и, шо характерно, Галочкой зовут! Все за пять минут решила…
- А на каких условиях? Ты уверен, что всем распоряжается медсестра… Должно ведь быть какое-то руководство, какой-то персонал…
- А ты про свой персонал богато знал? От и тут начальство уже сидит по домам, - показал рукой на пёстрые домики вертолётчик. - А на ночь остается токо дежурная медсестра. И запомни, в такие места пускают на условиях личной симпатии или материальной компенсации… А тебе шо, подтверждающий документ нужен, как тому маляру в Шилке? Думаешь, расходы оплатят?.. Я б тем обезьянам в обязательно порядке счёт предъявил!
- Каким обезьянам?
- Ну, тем, которые всё видят, всё слышат, всё знают, а не знают - от себя припишут. Это ж они себя скоко годов рекламируют: у нас всё чистое, у нас всё горячее… А шо в натуре? Глаза холодного копчения, руки и с бензином не отмыть, а хвосты в таком дерьме - осталось токо оторвать! Так не дают же!
- И после такой аттестации, ты предлагаешь мне с ними связываться? Хотя, поверь, и там есть приличные люди…
- Верю! Токо, если отбились от стаи…
- У тебя к ним что-то личное?
- Личное было у деда…
- Понятно… Ты лучше скажи: есть здесь какая-то охрана, участковый…
- Видел, машина навстречу попалась, ну, жигуль красный? Так то милиционер поехал на свадьбу… Всё понял? Народ, разойдётся, и мы двинем до хаты. В каждом монастыре свой воинский устав: попросили подождать - подождём. Давай перекурим. Я тебе сигаретки купил, ты говорил, "Парламент" куришь, от их и купил… - кинул на колени пачку вертолётчик. Закурили.
- Слишком людно… - показал сигареткой на фигурки беглец.
- А ты шо, каждому отдыхающему хотел представиться? Давай эту процедуру отложим, сделаешь это попозжа, договорились? Слушай, а с какого бодуна ты - Коля? Ты ещё б Ваньком назвался, - хихикнул развеселившийся вдруг компаньон.
А ведь секунду назад беглец был готов рассказать и про оловянинский сон, и про женщину, что назвала его этим именем. И рассказал, если бы не насмешливые вертолётные глаза. Пришлось застегнуться:
- А что, Николай - плохое имя?
- Ну, как скажешь, Коля! - с нажимом заключил вертолётчик и, потеряв интерес к теме, раскинул руки и потянулся. - Я тут якось весной был, так багульник цвел - красота! А воздух какой, чуешь? Там внизу и речка есть…
- Как называется? - зачем-то надо было знать и эту географическую подробность.
- Так и называется - Ургучан. Тут в тайге какого только зверья нет. И вода - родоновая.
- Странно как-то, что ни курорт, то рядом рудник с радиацией.
- А как ты хочешь? Тут только копни - разные металлы, как их называют? Редкие…
- Редкоземельные…
- Во-во! Цены этой земле не сложишь. Всё есть: золото, серебро, свинец, бериллий и всякая другая редкоземельная херня! А люди живут как последние… Ты раньше о таком и не догадывался…
- Ты думаешь, я раньше этого не видел?
- Откуда, Колюня, из окошка мерса? - ласковым голосом спросил вертолётчик.
- Из него, из него, - не стал спорить Колюня.
- Та я ж не вообще про жизнь, а про жизнь земляную, с огородами, навозом, с печкою и дровами, с курями и сортиром на улице, с мордобоем и матерщиной…
- Ты думаешь, она чем-то отличается от… "Знал бы ты в какую гущу жизни меня окунули!"
- …Отличается. Ещё как отличается! Ты когда в том изоляторе сидел, так вся Чита знала: токо в твоей камере окна были новые, пластиковые…
- Да, у меня там была замечательная жизнь! Только мало кто из сокамерников её выдерживал, некоторые бросались на тормоза… - начал беглец и замолчал. Действительно, что рассказывать? Зачем? Кому? Все уверены, что он был вип-заключённым, и это уже ничем не перешибёшь…
- Понятное дело, им открыточек никто не писал, за них с плакатиками никто не стоял, от они и бросались… Это иду я как-то по центру Читы, ну, знаешь, есть у нас площадь Революции, и, шо характерно, иду с дамой, и бачу: столы стоят, пироги раздают, шарики пускают и чужие женщины пристают: мол, день рождения… день рождения… напишите заключённому открыточку… поддержите политического узника! А я…
- …А ты отказался. Я даже знаю, что ты при этом сказал: "Нужны ему ваши открыточки".
- Ну, ты и змей! А шо я ещё сказал? Ну?
- Да что ты можешь сказать? Какую-нибудь гадость…
- Почему сразу гадость? Сказал: боритесь за то, шоб вашему узнику разрешили свидания с девушками, хотя бы раз в неделю. Ну, тут бабы на меня набросились, закудахтали: как вы можете… человек так страдает, так страдает… А я отвечаю: так от шоб не сильно страдал… Не, ей богу, тётки были заполошные…
- А вот этих женщин, пожалуйста, не трогай! - тихим голосом приказал беглец. И вертолётчик притушил улыбку.
- Ну, извини… Извини, говорю!.. И не вибрируй! Шо ты такой серьёзный, а?
- Я не так серьёзный, как занудный. Ты имей это в виду!
- Должен и у тебя быть какой-то недостаток…
- У меня их много. Перечислить?
- На бумажку в столбик выпиши. И спасибо, шо предупредил! А то не знаю, с какого бока до тебя подойти. - И, не дав ответить, с какого именно, сменил направление. - Жрать сильно хочешь?
- Трошки…
- Потерпишь? А то могу хлебца выделить… Жаль, конечно, шо это не Шиванда, и нету тут Нинки с её блинами, но ничего, перебьёмся… Я ж её, козу, с Федоровичем и познакомил, - хохотнул вертолётчик. - Пристроил, можно сказать. Лет семь живут, а так спелись: Борис Федорович, Борис Федорович…
- А зачем же ты с ней, замужней, играешь?
- Я? Та я без всякого якого… Это для тренировки, шоб квалификацию не теряла. Ей нравится, а мне не жалко пару ласковых сказать.
- Вот такие, как ты, чужих жён и…
"За свою переживаешь?" - готово было уже сорваться с вертолётного языка, но удержалось. Мужик в таком положении шуток касаемо жены точно не поймет.
- Ничего я с чужими женами не делаю. Я с ними… это… бесконтактно. Ты лучше вспомни, как ты со своими секретаршами… Шо, не было? Никогда не поверю!
- Хорошего же ты обо мне мнения! Не хватало ещё использовать служебное положение в таких делах… Это понуждение с использованием зависимости…
- Кончай ты со своим кодексом! Но зараз, наверно, жалкуешь, шо такие моменты упускал! Скажешь, нет?
- Думаешь, мне и жалеть больше не о чем?
- Ну, понятное дело, и мы его для ясности замнём… Но ты знаешь, нам пора! - перебил сам себя Толя. - Народ ломанулся на ужин. Ото бачишь сарайчик, там у них столовка… Ты давай прыгай, а я барахло достану!
И, подняв сиденье, вынул из рундука две небольшие спортивные сумки, одну кинул подопечному: это тебе вместо старой! Они быстро пересекли как-то враз обезлюдевшее пространство, и на пути к санаторному корпусу им встретился только тощий мужичок со шлангом через плечо. Мужичок, мазнув компаньонов сонным взглядом, быстро прошмыгнул мимо. А за дверью улыбкой их встретила молодая черноглазая женщина в белом халате, он оттенял и её желтоватое лицо, и чёрные глаза, и оранжево накрашенный рот.
- Только тихинько, мальчики, тихинько, договорились? А, это, значит, и есть ваш товарищ?
- Наш, наш, Галочка, - подтвердил вертолётчик и, перекрыв компаньона, принялся убалтывать женщину. И беглец с облегчением вздохнул. Он ещё и приотстал, и теперь шел за их спинами, надёжно защищённый от чужих взглядов.
Медсестра по дороге всё что-то объясняла, объясняла, он не вслушивался, шёл, опустив голову, и видел перед собой только мелькавшие маленькие пяточки в красных шлёпанцах и исполинские кроссовки. И вертолётчик, заглядывая медсестре в глаза, всё поддакивал: да, Галочка… конечно, Галочка… И рука его делала пасы за спиной девушки и всё норовила обнять её за талию. И что за человек! Своей фривольностью он ведь всё может испортить. Но вертолётная рука ничего такого не посмела, и всё обошлось.
Номер, который стараниями компаньона выделила медсестра, был в самом конце длинного, с голубыми сиротскими панелями коридора. Осталось только переждать, когда уйдет эта Галя и тогда можно жить дальше, только надо переместиться к окну. Беглец и переместился и стоял там, прикидывая, хорошо ли, что окно снаружи перекрыто решёткой. Комнату, судя по всему, использовали как склад: кроме двух кроватей, шкафа и стола, там были и старая стиральная машинка, и холодильник без дверцы, и какие-то ящики, а на большом канцелярском столе стопкой высились полосатые матрацы. А за спиной велся свой разговор:
- Вы сюда, на кроватку, тюфячки переложите. Как переложите, так свободно будет. А покушаете, потом обратно закинете на стол. Насчёт белья что-нибудь придумаем. Так и быть, выделю вам простынки! А что это, Толя, ваш товарищ такой грустный…
- Он не грустный, он усталый, ночь не спал…
- Ну, устраивайтесь, ребята, устраивайтесь… Только тут выключатель через раз работает…
- А шо нам той выключатель… Нам бы чаю! - улыбаясь, теснил к двери девушку Галю вертолётчик.
- Так я компот вам с ужина принесу. Хотите?
- Хотим! Мы всё хотим, - заверял он уже за дверью.
Вернулся он неожиданно скоро, через плечо у него было что-то перекинуто, в руках две красные эмалированные кружки с компотом, под мышкой несколько пластиковых тарелочек. Беглец к тому времени освободил стол от тюфяков и протирал найденной в закутке, изображавшем санузел, тряпкой стол, весь в коричневых пятнах от горячего.
- Ну вот, есть чем прикрыть эти перины. - Кинул Анатолий серые простыни на ближний стул с красной пыльной обивкой. А беглецу подумалось: да не всё ли равно, на чём там спать! Безлюдный коридор, комната в уединённом месте: всё не так и плохо, но захотелось большего.
- Интересно, а телевизор здесь есть?