Беспокоился ли он, что Уор Зон исчез? И где сам Рэнди сейчас? Слишком старый, чтобы заниматься проституцией, Рэнди зарабатывал на жизнь (если это можно было так назвать), собирая алюминиевые банки и воруя еду из бакалейных лавок.
Мирэнда показала Джимми язык и протянула картинку, которую нарисовала. Не картинка - сплошные каракули. Но Джимми все же удалось различить фигуры мужчины и маленькой девочки и надписи, как в комиксах: мужчина говорит: "Давай займемся сексом", а девочка отвечает: "Ува-ува-ува", как делают младенцы, когда плачут.
- Этому дерьму место в Институте искусств, подружка, - Джимми поскреб в затылке, - или в палате для психов.
- Мать твою. - Мирэнда отложила свой блокнот. - Пошел ты.
Она уселась на матрас рядом с ним и положила голову ему на плечо.
- Что-то с тобой творится с тех пор, как ты исчезал. Хочешь, поговорим?
- Я вот думаю... Куда запропастился Уор Зон?
- А в чем дело? Он ведь и раньше исчезал, а ты и в ус не дул.
Джимми не хотел говорить о своих подозрениях, потому что это привело бы к разговору о том, что случилось с ним самим, а он не желал этого.
- Не знаю, - ответил он наконец. - Просто странное чувство, понимаешь? Будто случилось что-то скверное.
Мирэнда долго и внимательно смотрела на него, словно действительно могла понять, что его беспокоит, прочесть это в глубине его зеленых глаз. Мирэнда верила во всякую чушь вроде магических кристаллов и перевоплощения, умения двигать вещи силой мысли и способности читать чужие мысли. Но в конце концов, что с нее возьмешь: Мирэнда была всего лишь четырнадцатилетней пьянчужкой, продававшей себя мужчинам за бутылку "Бешеной собаки 20/20" или "Сиско".
- Когда я еще жила с мамой, я всегда знала, когда отец ее избил. Даже если была в школе. У меня, появлялись такие судороги. Ну, что-то вроде щекотки. Может, тебя беспокоит психическая вибрация?
- Слушай, но что делать, если я все-таки прав и Уор Зону надо помочь?
Джимми вытащил сигарету "Кул" и закурил. Он выдыхал дым, а Мирэнда, помахивая рукой, разгоняла его, делая вид, что задыхается.
- Тебе это так необходимо?
- Я просто нервничаю. А тебе не обязательно маячить передо мной, • так ведь?
- Думаю, не обязательно. - Мирэнда отошла, оставив его наедине со своими мыслями.
Уор Зон исчез.
- Ты так красив, - сказал Сол, проводя тыльной стороной руки по лицу Уор Зона. - Черная кожа теплее, и она у тебя такая гладкая...
Козел, думал Уор Зон, но улыбался Солу. Сол... Что он вообще за тип? Тридцать семь... У него была какая-то работа в центре, он большая шишка. Работа, связанная с компьютерами, с каким-то электронным дерьмом. Уор Зон ответил ему взглядом не потому, что хотел этого, но потому что знал: это нравится Солу. Однажды он сказал, что такой взгляд придает особую "неповторимость" их встречам. Мать его растак. Сол был высоким и стройным, что вполне соответствовало его женственным жестам. Пальцы у него были длинные и тонкие, как у женщины. На лице, испещренном оспинами, похожими на лунные кратеры на поверхности луны, всегда лежал тонкий слой косметики. То, чего не мог скрыть грим, прекрасно скрывала ухоженная борода. Его светло-каштановые волосы были коротко подстрижены, завиты и на концах высветлены. Этот человек был классическим типом "куин" - пассивного гомосексуалиста. Но Уор Зон мирился с этим, потому что бабки были большие, а работа легкая.
Хотя это уже случалось много раз прежде, но Уор Зон замер, когда Сол поднял его рубашку и просунул под нее голову.
- Дай-ка мне еще дозу, парень. - Уор Зон взял из рук Сола маленькую деревянную трубочку, нашел на столе зажигалку и поднес огонь к чашечке трубки. Прикрыв чашечку зажигалкой, Уор Зон втянул в себя дымок марихуаны, представляя, как его легкие наполняются им.
Ему хотелось вырубиться, ничего не чувствовать. Ведь всегда есть куда пойти, думал Уор Зон, ощущая прикосновения рук Сола, гладившего его по волосам. Сол задышал глубже, тяжелее. Скоро он потянулся к пуговице на джинсах Уор Зона.
Он снова затянулся трубкой. Чуть отстранил ее, закинув голову и выдыхая дым, поднимавшийся к черным светильникам.
Сол толкнул его на черный кожаный диван.
- Черное на черном, - прошептал он.
В желудке у Зона забурлило.
- Давай освободим тебя от этих грубых тканей.
Что за черт? Почему этот человек не может говорить по-человечески? Сол стянул с него джинсы, и Уор Зон лежал перед ним в ожидании, глядя на стену.
- Еще одну дозу, - прошептал он, - всего одну.
- Конечно, - прошептал Сол, - это только усилит ощущения, мой темный рыцарь.
Он массировал бедра Уор Зона, пока тот подносил трубку к губам - в надежде на забвение.
Позже...
- Что за черт?! - кричал Сол, стоя над ним. Уор Зон повернулся на водяном матрасе. Яркая лампа слепила его. Он протер глаза и сел, покачиваясь на матрасе.
Сол держал в руках микрокассетный магнитофон. Магнитофон Сола. Уор Зон увел его недавно с письменного стола Сола. Лоб его покрылся испариной. Он лихорадочно подыскивал правдоподобную причину. Почему магнитофон оказался в зеленой холщовой сумке, которую он принес с собой?
- Это твой магнитофон, парень. - Уор Зон ухмыльнулся. - Ты все испортил. Это был мой сюрприз.
На мгновение гнев на лице Сола сменился недоумением.
- Какой еще сюрприз?
- Понимаешь, я собирался записать нас на магнитофон. Ну... когда мы этим занимаемся. Ты мог бы слушать эту запись, когда меня здесь не будет. - Он улыбнулся.
Сол воззрился на него. Уор Зону стало не по себе, - он знал, как ведет себя Сол, когда злится. Уор Зон начал потихоньку, дюйм за дюймом, отодвигаться, пытаясь вспомнить, где лежит его одежда, на случай, если придется бежать.
- О! - воскликнул Сол. - Так ты положил его в сумку, чтобы записать звуки, которые мы производим в порыве страсти, и я не знал бы об этом.
Он говорил, как женщина, подкрепляя слова жестами.
- Да, приятель, верно. А что? - Уор Зон испугался, что испортил дело.
- Тогда у меня к тебе вопрос, молодой человек. - Сол наклонился, приблизив к Уор Зону свое бородатое лицо, и проговорил сквозь зубы: - Ответь мне. почему же эта штука не была включена?
- Хмм... - Уор Зон ухмыльнулся. - Наверное, забыл...
Уор Зон приподнялся.
Сол с силой толкнул его обратно, вода в матрасе забурлила, слова водопадом извергались из уст Уор Зона:
- Приятель, ты ошибаешься, понял, ошибаешься. Я не собирался его красть, правда.
- А кто говорит о краже?
Сол швырнул магнитофон через всю комнату, и тот угодил в большое круглое зеркало на стене. Осколки со звоном посыпались на пол, а из магнитофона послышался голос Сола:
- Хэлло, дорогая, - говорил Сол, - твой папочка скучает по тебе и хотел бы прийти на твой день рождения.
Подбежав к магнитофону, Сол стал топтать его ногами. Лицо его было багровым от ярости.
Но Уор Зон не долго наслаждался этим зрелищем. Это была пауза, в которой он так нуждался, - его, Уор Зона, шанс.
Он был уже на пороге гостиной, когда почувствовал, как рука Сола обхватывает его шею.
- Куда направляемся, малыш?
- С меня довольно, приятель. Ты получил, что хотел.
Уор Зон повернулся и взглянул ему в глаза.
- Ты получил, что хотел, извращенец. Теперь пусти меня, пока я не располосовал тебя.
Сердце Уор Зона неистово колотилось, руки дрожали. Но он заметил, его бравада произвела на Сола впечатление. Сол был озадачен. Он снова взглянул Солу в глаза. Потом плюнул ему в физиономию.
Сол заморгал глазами, и Уор Зон увидел на них слезы. В конце концов, он был п росто бабой, этот Сол.
- У нас с тобой могло бы получиться нечто особенное, Кеннет, - сказал Сол, обращаясь к нему по имени, чего Уор Зон терпеть не мог. - Я сделал бы много хорошего для тебя, молодой человек. Много-много хорошего. - Он заплакал. - Пожалуйста, не уходи. Мы забудем это. - Он улыбнулся. - Я вспылил. - И это еще не все, что ты потерял, болван.
Уор Зон прошел мимо него, направляясь в гостиную, где на черно-белом кафельном полу горой лежала его одежда.
- Не нужно мне твоего "хорошего".
Уор Зон начал одеваться, яростно натягивая рубашку и джинсы. Может, лучше было бы подождать до утра, размышлял он, вспомнив о холоде снаружи. Может быть, не надо было так торопиться? .
Уор Зон покачал головой и надел куртку.
- Я мог бы стать тебе вроде отца, Кеннет, - сказал Сол.
Уор Зон остановился. Он почувствовал тошноту. Его мутило. Так всегда случалось, когда ему напоминали об отце.
Воспоминание: восьмилетний Уор Зон заперт в чулане. Темно и трудно дышать. Уор Зон лежит свернувшись в клубочек среди катышков пыли и старой обуви. За дверью его отец. Он шепчет:
- Кении, здесь крысы. Они лезут к тебе. Крысы могут проскользнуть под дверь. Ты чувствуешь их, чувствуешь, как они гложут твои маленькие пальчики? Крысы идут, Кении. Они съедят тебя.
И ему действительно казалось, что крысы гложут его пальцы. И он кричал. Но когда отец выпускал его много часов спустя, перед тем как с работы должна была вернуться мать, на теле его не было ни крови, ни укусов. И все-таки всегда оставалось ощущение, что крысы там были.
- Мне не нужен никакой дерьмовый папаша. - Уор Зон снова плюнул Солу в лицо. - И ты мне не нужен.
Уор Зон закончил одеваться, собрал свои пожитки в зеленую сумку и ушел.
На улице лил декабрьский дождь. Который час, мать твою? - соображал Уор Зон.
Машин было не много, и небо над озером казалось светлее в том месте, где сливалось с водой. Приближался рассвет. Он быстро зашагал к подъездной дорожке.
Увидев впереди пикап, отъехавший от парковочной площадки, подумал: черт возьми, как вовремя. Он поднял большой палец.
Черный пикап "тойота" подкатил ближе. Ему повезло, удача сопутствовала ему: машина остановилась невдалеке от него.
Уор Зон побежал к ней. Он особенно не разглядывал того, кто сидел в кабине. Он думал лишь о том, что ему крупно повезло. Ему показалось, что в машине - молодой парень, и это тоже было неплохо. Человек за рулем улыбнулся Уор Зону.
- На север? - спросил он, когда Уор Зон открыл дверцу.
- Да, парень, мне в пригород.
- Как раз по пути, старик, залезай.
Уор Зон забрался в машину и увидел, что малый был значительно старше, чем показался с первого взгляда. Его небольшой рост и одежда ввели Уор Зона в заблуждение. Но это - нормально: каждый хочет выглядеть помоложе. Уор Зон был рад, что малый оказался рядом в ту минуту, когда он выходил от Сола. Точно этот парень специально его дожидался.
Глава 9
- По правде говоря, юность для меня не так важна, - объяснял Дуайт своему отражению в зеркале. - Это путь к концу. Малыши такие доверчивые...
Он отложил карандаш для бровей и еще раз посмотрелся в зеркало.
- Эти маленькие ублюдки доверяют мне больше, если видят, что я близок к ним по возрасту.
...Он подчернил карандашом седые волоски в бровях и взял розовую помаду, чтобы подрумянить щеки. На нем была синяя бейсбольная шапочка из джинсовой материи, - он уверял себя, что теперь-то уже никто не скажет, что его темные волосы редеют и что на лбу залысины. Черная фуфайка и протравленные кислотой черные джинсы "Ливайс" стройнят меня, размышлял он, направляясь в спальню и глядя в большое, в человеческий рост, зеркало.
Он представил себя одним из них, представил себя приближающимся к какому-нибудь грязному и вонючему уличному замарашке. В кадрах, прокручивавшихся в его мозгу, ярко высветилась картинка: он на окраине Чикаго, он всего лишь один из подростков, ну, может, чуть постарше...
Такой внешний вид сослужил ему хорошую службу, сделал его неприметным.
Снизу донеслись глухие удары.
Лицо Дуайта приняло озабоченное выражение, он снова взглянул в зеркало, проверяя, какое впечатление производит его внешность.
- Тихо! - закричал он. Ну чего они еще хотят, эти маленькие монстры?
Теперь, когда в подвале их было уже двое, потребность становилась все более настоятельной. Дуайт всегда им удивлялся: они, кажется, должны были бы знать, что их образ жизни влечет за собой кару, которая постигла их теперь. Где же их достоинство?
Люди, если только этих маленьких тварей можно назвать людьми, должны принимать свое лекарство, платить за свой образ жизни.
Неужто не понимают, Что такая плата обеспечит им спасение?
Когда же они поймут, что он оказывает им услугу?
Гром ударов нарастал. Господи, если они будут продолжать в том же духе, они разнесут весь дом. А если они вырвутся на свободу, то все его труды пойдут насмарку. Ну уж нет, его труды не должны пропасть даром. Он скорее умрет, чем отступится. Дуайт направился к лестнице.
Джули поняла, что он привел кого-то еще. Она заснула. Сон был неглубокий, прерывистый, она ежеминутно вздрагивала и просыпалась; иногда ей снился сон, кошмарный сон - она едва удерживалась от крика, вспоминая его. Эти образы то и дело всплывали в ее сознании: мрак, руки, покрытые струпьями, они тянутся, чтобы схватить ее. Трупы, белые и раздутые, всплывающие на поверхность холодного темного озера.
Но какой кошмар сравнится с действительностью? Услышав, что он ведет мальчика (Джули была уверена, что это мальчик, она слышала его голос), она подумала: интересно, как он его поймал? Так же как и ее - взял добротой и улыбкой? И сколько лет этому мальчику? Судя по голосу, он не старше ее. Хотя на слух точно не определишь...
Сначала она обрадовалась, что рядом появился кто-то еще. Может быть, вместе они смогли бы выбраться. Но почувствовав, как в тело врезаются веревки, связывавшие ее руки и ноги, она поняла, что бегство, будь их здесь хоть сотня, невозможно. Она не могла примириться с мыслью о том, что больше не увидит солнечного света. Кто-то должен вмешаться, помощь придет откуда-то извне.
Но кто придет сюда за такой, как она?
Кому она нужна?
Уор Зон снова забарабанил пятками по боковой стенке ящика. Он во что бы то ни стало хотел выбраться из этого вонючего ящика. Он этого не вынесет. Кругом какие-то ползучие твари... И невозможно дышать. Все тело ныло, суставы ломило. И кляп во рту... Пот сочился изо всех пор. Он купался в поту.
"Крысы идут, Кении".
Его пятки были стерты, возможно, кровоточили.
"Они на тебя нападут".
Воздух в ящике, казалось, иссякал. Скоро он задохнется. Здравый смысл подсказывал ему, что он должен беречь силы. Если он будет биться, извиваться, колотить в стенку ящика, он лишь приблизит свою смерть.
Но, Боже, ему этого не вынести...
"Они сожрут тебя, Кении. Они обсосут твои маленькие косточки дочиста, да, сэр".
Бум! Бум! Бум! Дерево под его ногами было неотесанным, грубым, шероховатым, и с каждым ударом Уор Зон ощущал боль все острее, чувствовал, что с каждым ударом он слабеет.
Но ему было все равно. Какой у него выбор? Лежать в потемках и ждать?
Он снова лягнул ящик что есть силы.
- Терпение! Терпение! - кричал Дуайт, спускаясь по ступенькам. - Боже милостивый, вы, ребятишки, и понятия не имеете о хороших манерах, о дисциплине, верно?
Он начал что-то бормотать, слова потоком вырывались у него изо рта.
- Грязные, мерзкие твари. Вы не заслуживаете ничего, даже наказания. Но я настолько добр, что позабочусь о вас. Боже, зачем ты привел их в этот мир? Разве нам нужна их грязь? Их извращенность? Я ненавижу их всех. Ненавижу их...
Он вдруг замолчал. Прикрыл глаза и задышал медленнее, восстанавливая дыхание, успокаиваясь.
Откуда этот взрыв эмоций? Он должен держать себя в руках, если хочет помочь этим детям... помочь им через наказание удостоиться благодати.
Внезапно перед ним возникла его тетя Адель. Да, Дуайт увидел ее, но не такой, какой видел в гробу месяц назад, а такой, какой она была при жизни, когда он был маленьким мальчиком. Она носила мужские фланелевые рубашки, подвернутые до икр джинсы, белые носки и грошовые легкие туфли.
- Ты будешь молиться со мной, дитя.
Дуайт зажмурил глаза, пытаясь избавиться от навязчивого видения: двенадцатилетний Дуайт, распростертый на полу своей спальни, голый, вздрагивающий каждый раз, когда ремень, который она держит в руках, опускался на его спину и ягодицы.
- Молись со мной, дитя. Это единственный путь к спасению.
Пряжка врезается в его нежную плоть.
Дуайт потянул за шнурок выключателя, и подвал залился ярким светом. Перед Дуайтом два фанерных ящика. Один из них, тот, что слева, слегка покачивается, когда маленький мерзавец обрушивает на его стенку очередной удар. Дуайт чувствовал, что его снова охватывает ярость, он представил, как откидывает крышку ящика и приканчивает маленького ублюдка на месте: сжимает пальцами тощую шею этого хренососа и сворачивает ее, выдавливая из него жизнь. Это станет ему последним уроком. Мертвым он увидит, на что похож ад.
Дуайт заставил себя сделать еще один глубокий вдох, пытаясь переключиться, не обращать внимания на грохочущий ящик.
- Самоконтроль, - твердил он себе, - самоконтроль - вот что самое главное. Твой план никогда не сработает, если ты утратишь хладнокровие. Ты должен всех их собрать. Всех своих маленьких друзей...
Он думал о Джимми Фелзе, думал о свече.
- Нет, - сказал он, мысленно воздвигая в своем сознании высокую стену. - Помни - спокойствие.
Дуайт поднял крышку ящика и посмотрел на существо внутри, запуганное и покрытое испариной.
- В чем дело? О Боже, какая вонь. Неужели эта тварь обмаралась?
Он протянул руку, дотронулся до одного из концов гибкой клейкой ленты, закрывающей рот мальчика, и отодрал ее.
- Ах, - захныкал пацан.
- Чего ты хочешь? Обмарался? Ну, сынок, это твои проблемы. Я говорил тебе, когда привел сюда, что буду заботиться о твоих естественных потребностях дважды в день. Если у тебя отсутствует самоконтроль, лежи в дерьме.
Произнося эти слова, Дуайт помрачнел. "Если ты не обладаешь самоконтролем, оставайся в дерьме, мой мальчик". Тетя Адель воззрилась на него сверху вниз, ее губы слились в тоненькую ниточку. Она сдвинула на лоб очки в роговой оправе и устало провела рукой по коротко остриженным волосам. Дуайт болел гриппом и горел в лихорадке, обливаясь потом на запачканных калом простынях.
- Но, тетя, это понос. Я ничего не мог поделать.
Она выбросила вперед руку столь стремительно, что глаза Дуайта едва уловили это движение. Щека его покраснела от пощечины.
- Не говори мне о поносе, молодой человек. Небольшой грипп - недостаточная причина, чтобы не дать себе труда встать с постели и добраться до туалета.
- Я чихнул и вот...
Снова взметнулась рука.
- Не перечь!
Дуайт похолодел, тело его тряслось в ознобе. В желудке бурлило. Он боялся, что от вони его еще и вырвет. Ярость тетки приводила его в ужас. Он молил Бога, чтобы она поскорее ушла.
- Тебе нужны чистые простыни, ты хочешь лежать в чистой постели? Ты знаешь, где лежит постельное белье, мальчик!
Бог услышал его мольбы. Тетка покинула комнату, оставив после себя запах сигареты "Уинстон".