Земля успела промёрзнуть только сверху, и работа у землекопов спорилась. Закончив копать, четверо мужиков, передав наверх ломы и лопаты, стали укладывать ровными рядами тела, небрежно скидываемые в яму. Иванов увидел, как некрасиво, с глухим ударом, будто наполненный чем-то мягким мешок, упало на груду остывающих тел окровавленное тело Наташки, как рассыпались по её плечам и красивому лицу чёрные волосы, и зажмурил глаза, пережидая очередной приступ боли. Но от ямы не отошёл. Заставил себя снова открыть глаза. Он хотел запомнить всё.
- Сколько их? - спросил кто-то рядом. Иванов даже не посмотрел в ту сторону.
- Сорок три - с нашими, - ответил чей-то голос подальше.
- Точно? Никто не ушёл?
- Никто.
- А говорили - пятьдесят.
- Не-а… Сорок три…
Когда последнее тело было скинуто в зияющее чрево ямы, и бомжи-землекопы уже собрались вылезти из неё, раздались автоматные очереди. Четверо мужиков в робах, освещаемые в темноте наступающей ночи вспышками выстрелов, упали как подкошенные на уложенные ими же тела. Выстроившись в ряд у чёрного земляного отвала на краю, без суеты, словно выполняли обычную повседневную работу, стреляли люди в серых комбинезонах и чёрных масках. Рядом с ними спокойно стоял и курил Чугун. "Свидетели нам не нужны!" - вспомнил его слова Иванов и жутко содрогнулся.
Выстрелы смолкли.
- Мужики, взяли лопаты! - в повисшей звенящей тишине голос Чугуна прозвучал глухо. Но его услышали. Несколько человек послушно схватили лопаты и стали быстро закидывать свежей землёй большую братскую могилу. А Иванов, не в силах пошевелиться, стоял и смотрел. Но это был не он. Потому что он - боевой офицер - не мог принимать во всём этом бесчеловечном безумии участия! Этот кошмар не мог быть реальностью… Иванов поднял голову к небесам, будто удостоверяясь, видит ли всё это Бог? Но свинцово-чёрное низкое небо выглядело безжизненным. Тяжёлые сумерки переливались чернотой через край…
IV
Он не смог бы рассказать, как добрался домой, потому что не помнил. В автобусе вместе с остальными он сильно напился. Перед глазами стояла одна и та же картина: окровавленное девичье тело скидывают в яму, наполненную мёртвыми телами…
В душе Иванова образовалась какая-то зияющая чёрная пустота. Он не мог спать. Стоило только немного забыться, как перед глазами вставала картина: лежащая на тёмно-красном снегу девушка, истекая кровью, смотрит на него глазами, полными ненависти и ужаса. Эти глаза обвиняют его перед Богом и людьми! Они взывают к мщению! Он видит, как девушка пытается приподняться с земли, но её стекленеющий взгляд направлен не на него и не на её убийц, а в серый, скатывающийся в тягучие сумерки над их головами день…
…За мёртвым телом по грязному снегу тянется неровный кровавый след. Большая могила смотрит на него страшным чёрным провалом… Некрасиво, с глухим ударом, падает на груду остывающих тел окровавленное тело девушки, а по её плечам и красивому лицу, закрытым глазам рассыпаются чёрные волосы…
Два дня, закрывшись от всего мира в своей комнате, Иванов пил. Он не разговаривал даже с женой, не отвечал на телефонные звонки, не общался с ребёнком. Ему хотелось только одного - умереть.
Лена таким видела его впервые. Несколько раз она пыталась заговорить с мужем, но наталкивалась на запертую дверь или на отчуждённый отсутствующий взгляд человека, которого совсем не знала. Ей стало страшно и жутко, но обратиться к кому-то в этом чужом городе она не могла и, оставив попытки поговорить, переживала постигшую их маленькую семью беду одна.
Чужой Иванов, лишь иногда выходя по надобности, никак не обращался ни к жене, ни к дочке, будто не узнавая их, и снова запирался в комнате и пил… Один.
Но однажды он не вышел. На исходе второго дня жена вызвала "скорую"…
Из госпиталя он вернулся через неделю осунувшимся, похудевшим… и виноватым.
- Прости меня… - выдавил Иванов, переступая порог квартиры. Лена молча обняла его. Она его простила. Простила за внезапную непонятную ей отчуждённость, за молчание, за его попытку спрятаться от неприятностей "за бутылкой", за то, что он не думал о них с дочерью. Не могла не простить, потому что любила.
- Не делай больше так… - лишь попросила она. - Мы с Наташкой очень напугались…
- Не буду, - уверенно произнёс Иванов и уже виновато повторил: - Прости меня, Ленка. За всё…
- Уже простила. Пошли обедать.
Заканчивая на кухне вкусный обед и ловя на себе тёплый взгляд жены, Иванов нежился в ощущении простого домашнего счастья и понимал, что нет ничего дороже, чем семья, и нет лучше места на свете, чем родной дом, где тебя любят и где любишь ты. А прошлое нужно забыть. Забыть, как страшный сон. Но если бы жизнь можно было листать, как книгу! Перевернул бы страницу и всё… И не стал Иванов говорить супруге, о чём думал бессонными госпитальными ночами, как заново взвешивал и оценивал всю свою прожитую жизнь и как пришёл к выводу, что не сможет он сейчас, когда грабят и марают грязью его Родину, убивают ни в чём не повинных людей, занять позицию простого наблюдателя. Не стал он говорить жене о том, что, взвесив и оценив все "за" и "против", выбрал он для себя из множества путей единственно возможный путь - войну. Войну с Чугунами, бандитами, грабителями, продажными ментами и чиновниками и с другой, расцветшей в последнее время сволочью. Войну, больше похожую на месть - скрытую и тайную. Потому что в этой войне только неизвестность и тёмный покров ночи становились его союзниками. Ещё понял Иванов, что теперь, после лесного расстрела, душа его не успокоится, пока бьётся сердце, не успокоится, пока не будет наказан последний из убийц Наташки и её товарищей!
После обеда, отправив жену в магазин, Иванов решил сходить в храм, чтобы поставить свечи и попросить у Всевышнего прощения за все грехи прошлые и будущие и помолиться о семье.
- Ты куда? - с удивлением спросила вернувшаяся с сумками жена, увидев собирающегося супруга.
- В церковь, - тихо признался Иванов, смущённо посмотрев на Лену.
- Куда? - не поверила она своим ушам.
- В церковь, - громче повторил муж. - Скоро начнётся служба. Отстою. Помолюсь.
- Саша, ты себя как чувствуешь? - Лена с подозрением смотрела мужу в глаза. - Ничего не болит?
- Да не беспокойся ты, - с улыбкой ответил он. - Я пока в госпитале лежал, о многом передумал. Нельзя нам без Бога в сердце жить. Понимаешь? Не получится ничего. Сегодня вот что-то потянуло… Пойду, помолюсь.
- Может, и мы с Наташкой с тобой?
- В следующий раз, - как бы извиняясь, пообещал Иванов. - Пока схожу сам. Не обижайся. Всё-таки впервые… Мне очень нужно…
- Ну что ж, это правильно, если нужно, - согласилась Лена. - Я пока схожу за дочкой в садик, и мы подождём тебя на улице. А ты попроси Бога и за нас с Наташкой.
- Обязательно попрошу, - пообещал Иванов с порога.
После госпиталя Иванов ещё три дня не ходил на работу и не отвечал на звонки. Не хотел и не мог. На четвёртый - к нему домой пришёл Есин. Глядя на шефа, Иванов чувствовал, как ненавидит и презирает этого человека вместе со всем, что его окружает.
- Что делаем? - беззаботно поинтересовался Есин, разглядывая увешанную фотографиями жены и дочери стенку, пока Лена готовила на кухне чай. Наташка играла тут же, в комнате, с куклами.
- На "больничном" сидим, - с плохо скрытым вызовом отозвался лежащий на диване в спортивном костюме подчинённый. Вставать перед Есиным он и не собирался.
- По какому случаю "больничный"?
- Водка несвежая попалась, - соврал первое, что пришло в голову, Иванов.
- Ты не думай, - словно оправдываясь, посмотрел на него Есин, - мне лично без разницы, по какой причине ты не выходишь на работу. Но босс интересуется, и начальник службы безопасности просит тебя зайти, как только ты появишься.
- Ладно, зайду, - нехотя пообещал Иванов.
- Значит, завтра мы тебя ждём? - с оптимизмом в голосе уточнил Есин.
Иванов поднялся, но ответить не успел, потому что Лена позвала всех на кухню.
На следующий день Иванов появился в своём рабочем кабинете побритый и при галстуке. Глядя на красивую мебель и высокое "министерское" кресло, Иванов почувствовал, что эта новая должность в новом офисе радости ему совсем не приносит. Скорее, наоборот. Попросив секретаршу ни с кем его не соединять, Иванов опустился в кресло и попытался расслабиться.
Новая безбедная жизнь, к которой так стремился Иванов после увольнения из армии, не удалась. Внутренне опустошённый, он просто сидел и ни о чём не думал. Он понимал, что сейчас нужно идти к Чугуну и разговаривать с ним, но встречаться с этим человеком ему не хотелось. Морально Иванов ещё не был готов противостоять этому "железному" представителю службы безопасности. Шевелиться тоже не хотелось. Иванов мог бы просидеть в таком застывшем состоянии ещё очень долго, но вошла секретарша и предупредила:
- Начальник службы безопасности второй раз звонит - интересуется, когда вы зайдёте, Александр Николаевич. Что ответить?
- Скажи, что уже иду, - глядя в пол, безразличным голосом, будто стенке, провещал Иванов и тяжело поднялся с кресла. Надо было входить в подготовленную роль.
Пройдя по пустынному, ярко освещённому коридору и открыв без стука белую финскую дверь с табличкой "Начальник СБ", Иванов увидел, что хозяин в кабинете один. В нос пахнуло дорогим мужским парфюмом.
- Разрешите? - уже войдя в образ хорошего подчинённого, по-военному бодро произнёс Иванов.
- Заходи, - оторвал глаза от компьютера сидящий за столом гладко выбритый мужчина крепкого телосложения в строгом костюме при галстуке. Звук его уверенного низкого голоса напомнил Иванову, что именно этого лысого человека нужно опасаться больше всех. Он уже "давил" вошедшего своим присутствием и тяжёлым взглядом. Казалось, что его личность так заполняет весь кабинет от пола до потолка, что невозможно повернуться. "Действительно, Чугун! - подумал Иванов. - Ладно, выдержим".
- Садись. Кофе будешь? - без улыбки посмотрел на гостя Чугун.
- Нет, спасибо, я завтракал, - вежливо отказался Иванов. Ему поскорее хотелось уйти.
- А я, с твоего позволения, буду, - поднялся с места Чугун и подошёл к автоматической кофеварке в дальнем углу кабинета. Готовя себе кофе, он, не оборачиваясь, продолжал разговор, в таком тоне, будто они с Ивановым были давними хорошими друзьями:
- Как твоё здоровье, Саша?
- Оклемался уже, - Иванов с неприязнью смотрел на мощную широкую спину. "Прощупывает, гад!" - мелькнула мысль.
- А что с тобой случилось?
- Нервы, - снова не соврал Иванов. - У меня же с "чеченской" контузия…
- Про контузию я знаю. А нервы - бывает, - повернулся Чугун с маленькой чашечкой кофе в больших, похожих на сосиски, пальцах. - И у меня бывает, что нервы сдают. Ты как выходишь из стресса?
- Машину вожу. Еду куда-нибудь далеко.
- А я стреляю…
Иванов ничего не ответил, смотря, как начальник службы безопасности аккуратно усаживается за столом, на его большие сильные жилистые руки, яркий галстук, и старался избегать прямого тяжёлого взгляда.
- И я тебя понимаю, - упорно глядя собеседнику прямо в лицо, по-отечески тепло произнёс хозяин кабинета. - Девчонку убил. Молодую. Безоружную. Жалко! Первый раз, чтобы так?
Иванов, вздрогнув, кинул взгляд на Чугуна и чуть не сорвался в крике: "Это не я!..", но вовремя остановился, поняв, что это всего лишь проверка. Получалось, что теперь и он - Иванов "повязан" кровью с сидящим напротив матёрым убийцей!
Иванов опустил глаза и сжал кулаки, переживая подступивший мощный до тошноты приступ бешенства. "Помни о жене и дочке!", - мысленно твердил он себе, чувствуя, как приступ потихоньку отступает.
- Зачем? - тихо выдавил Иванов, вместив в этот вопрос всё: зачем нужно было убивать, зачем им нужен он, зачем весь этот разговор и ещё много зачем, зачем, зачем?..
И словно отвечая сразу на все его "зачем", начальник службы безопасности сказал:
- Идёт война, Саня. Идёт Гражданская война. Самая хреновая из всех войн, что могут быть, потому что между своими. Война без правил. И не мы с тобой её развязали. Но в стороне нам отсидеться теперь не удастся. А тут уже - кто кого?
- Война? - непонимающе посмотрел Иванов на мирно потягивающего кофе собеседника. - Я думаю то, что сейчас творится вокруг, называется по-другому.
- И как же? - Чугун с интересом взглянул на Иванова.
- Криминальная революция.
- Революция? - усмехнулся Чугун. - Нет, уважаемый господин Иванов, - война! Не понимаешь? Война за власть! Война за обладание ресурсами! Война за собственность! За Россию - в конце концов! Что это, если не новая Гражданская? Полнейший передел государства! И на первые позиции в новом государстве выходят люди инициативные, смелые, умеющие рисковать. Не спорю, среди них много криминальных авторитетов. А кто ещё сегодня может взять власть в свои руки? Коммунистическая партия, проворовавшаяся верхушка которой с потрохами продалась американцам? Интеллигенция - не желающая понимать суровую реальность, вечно сопливая, вечно плачущая по несбыточным благам? Или спившийся "гегемон" - этот вонючий, прозябающий в собственных отходах, ленивый пролетарий, готовый за бутылку продать не только страну, но и мать родную? Нет, уважаемый! История - она повторяется в новом качестве. Идёт война. А войны без жертв не бывает, Саня. Только теперь на проигравшей стороне не мы, а эти голозадые "красные", которых гордо кличут - народ!
Иванов ничего не ответил и отвёл взгляд. Неужели Чугун прав?
- Время такое, - продолжал начальник службы безопасности. - А в тяжёлое время умные люди сплачиваются возле сильных личностей, возле тех, кто умеет руководить, кто умеет извлекать из всего выгоду. Тем более - от войны. Война - это самое прибыльное дело, Александр! Впрочем, что я тебе объясняю, ты грамотный, сам воевал. Победителей не судят, как ты знаешь, а победителям достаётся всё! Так ты с нами?
- Зачем я вам? - чтобы не выдать своего душевного состояния, Иванов не стал поднимать взгляда от стола.
- Скажу лишь одно: ты нас интересуешь как лётчик. - Потягивая кофе, Чугун вальяжно развалился в кресле.
- Лететь, что ли, куда-то надо? - искренне удивился Иванов, посмотрев на начальника службы безопасности.
- В своё время всё узнаешь, - философски заметил Чугун и, поставив пустую чашечку на блюдце, навалился всем своим грузным телом на стол, положив на отполированную крышку большие руки и сцепив толстые пальцы в замок. - Есть по тебе кое-какие интересные мысли.
- Я списан с лётной работы по состоянию здоровья, - напомнил Иванов.
- Но машину-то водить здоровье не мешает? - хитро улыбнулся Чугун.
- Машину вожу.
- А вертолёт в воздух поднять сможешь? Или забыл, как это делается? - Чугун снова откинулся на спинку кресла, разглядывая собеседника.
- Не забыл. Это как научиться ездить на велосипеде - один раз и до смерти не забудешь! - усмехнулся Иванов.
- Вот и ответ на твой вопрос. А всякие врачебные бумажки нас не интересуют, - с удовлетворением улыбнулся Чугун. - Тем более что они покупаются.
- Где летать-то? - снова сделал попытку хоть что-то разузнать Иванов.
- Я же сказал: всему своё время! - недовольно отрезал Чугун. - А пока, Саня, поработай, заметь - на не самой плохой должности на благо фирмы, зарекомендуй себя с положительной стороны. А там, глядишь, станешь самым богатым человеком из всех вертолётчиков! Это не шутка. - Чугун, хотя и улыбался, говорил серьёзно. - Так ты с нами?
Иванов смотрел в холодные тёмные глаза сидящего напротив лысого человека и понимал, что сказать "нет" прямо сейчас - означает смерть, возможно, уже сегодня. "Отказов он не принимает", - вспомнилась Иванову реплика, брошенная Батуриным, а тот знал Чугуна много лет.
- С вами, - тихо кивнул Иванов. - Только прошу, не заставляйте меня больше никого убивать.
- Ладно, - убрав с лица улыбку, неопределённо бросил Чугун. - Иди работай.
Иванов поднялся и направился к выходу из кабинета.
- А ты не видел, кто стрелял в нашего снайпера? - неожиданный вопрос, заданный в спину, застал Иванова врасплох. Хотя, казалось, спросил начальник службы безопасности так - между прочим. Иванов похолодел, но, повернувшись, спокойно выдержал тяжёлый взгляд начальника службы безопасности и только пожал плечами:
- А кто кроме "наци"?
- Ладно, - снова неопределённо произнёс Чугун. - Но странно, пули ему в грудную клетку и голову вошли сбоку, со стороны наших позиций. - Начальник службы безопасности не отрывал от собеседника тяжёлого взгляда. - А единственный автоматчик "наци" не добежал до позиции снайпера метров сто со стороны леса. Я сам видел, где он лежал.
- Не может быть, чтобы наши… - уверенно начал Иванов.
- Уже не разберёшься, - перебил Чугун, не сводя с Иванова глаз, - мы своих закопали там же. Надеюсь, ты никому об этом не болтал?
- Нет, - Иванов глядел поверх головы начальника службы безопасности, стараясь не потерять контроль над собой.
- Ну, иди… работай.
Не прощаясь, Иванов вышел из кабинета, ощущая, как рубашка противно прилипла к мокрой от холодного пота спине.
Два месяца после этого случая Иванова никто не тревожил, и он с головой ушёл в бюджетирование фирмы Валеры Есина, вынашивая планы мести. Периодически, встречая на территории компании знакомые по лесному расстрелу лица, Иванов очень жалел, что у него нет пистолета.
Прошли предновогодние праздники, и наступил новый, 1999 год. Сразу же после праздников шеф предупредил Иванова, чтобы тот готовился к командировке. Куда и на сколько, не сказал.
На следующий день после выхода на работу Иванова вызвали в главный офис. Директор по маркетингу отсутствовал, поэтому задание скучным монотонным голосом давал его сухопарый заместитель с тоскливым выражением на блёклом лице:
- Грузовые автомобили водить приходилось? - Этот вопрос, заданный без всякого вступления, озадачил Иванова. Подумав, он ответил:
- Водить приходилось. Правда, я в этом не профессионал. Хотя в правах имею все категории, кроме "Е".
- Отлично. Готовьтесь к командировке на неделю. Поедете в составе колонны старшим "КАМАЗа" с грузом. - Худой заместитель, носивший большие очки в толстой чёрной оправе, очень смешно смотревшиеся на его продолговатом бледном лице, порылся в бумагах, разбросанных кучками по всему столу. - Вот, нашёл! - безрадостно прогнусавил бледный очкарик. - Ваш командировочный!
- Куда? - поинтересовался Иванов, принимая из рук заместителя заполненный бланк с печатью и вчитываясь в него.
- В Ингушетию. - В кабинет без стука вошёл Чугун. - Всего пойдёт пять грузовых машин и с ними две легковые - с охраной. Старшим одного из грузовиков поедешь. В случае чего - заменишь водителя.
- Что так далеко-то? - попытался отказаться Иванов. - У меня жена с маленьким ребёнком. Ей в институт надо. А если я скоро не вернусь?