У города нет собственных литературных традиций. Реальную картину происходящего жителям описывают две газеты с объемными разделами спортивных и иных новостей для комфортного чтения в постели.
В городе господствует отрицание как образ действия. По этой причине каждый его квартал пронизан странной фантастичностью, восприимчивостью к мифам и к тому, что не нашло отражения в официальных документах. Через деловой центр протекает река, как Лиффи в Дублине, Сена в Париже, Темза в Лондоне и Дунай в Будапеште, хотя местная река - более скромная по размерам и не столь знаменита, как вышеупомянутые.
Горожане могли бы сказать, что живут самой обычной и характерной для своего времени жизнью: принимают участие в важных для всей страны событиях, чувствуют движение истории - несмотря на невосприимчивость к типичным болезням нации в своем обыденном существовании. Проявляют интерес к настроениям маститых экспертов и создателям общественного мнения…
Сорок лет назад, зимой, на берегу реки нашли тело женщины. Ее изнасиловали и убили; выкинули из человеческого сообщества неопознанную проститутку. Шум борьбы, который наверняка предшествовал ее смерти, остался не замеченным завсегдатаями бара "Зеленая подружка", расположенного прямо над той излучиной реки, где было обнаружено ее тело. Тогда стояла необычайно холодная зима - сущее наказание для всех, и музыка в увеселительном заведении играла на полную катушку, лихорадочно весело.
В ирландской общине, что проживает над своими прибрежными магазинами и барами, окрестные дети, как полагают, нашли крылатого человека, съежившегося в ящике. Он был старый, полумертвый от голода и говорил на странном языке, которого никто не понимал. Его крылья были истрепаны и грязны, большая часть перьев изломана и истерта, как у старого голубя, а ноги опухли и покрылись гнойниками. "Улл! Ли! Гэк!" - вопила мелюзга. Они швыряли в крылатого незнакомца камнями и снежками, думая, что он приполз от той самой реки, которая насылала на них пробирающие до мозга костей испарения, вызывавшие зимой боль в ушах и обморожения, а летом - тьму крыс и комаров.
Одна из городских газет считается демократической, другая - республиканской. Обе традиционно поддерживают мэра, который, будучи закоренелым политическим деятелем, никогда не имел сколько-нибудь внятной политики. Снискал редакционную поддержку и местный шеф полиции. Ему ставили в заслугу отсутствие в городе насилия, которое нанесло непоправимый урон столь многим другим американским городам. Горожане не расхаживают с винтовками наперевес, а посещаемость церквей здесь все еще значительно выше средней по стране.
Отношение к насилию в городе противоречивое.
Имеется несколько памятников, в основном - генералам, отличившимся во времена Гражданской войны. На берегу озера располагается кубическое здание Центра искусств, одновременно являющееся Мемориалом жертвам войны. От остальной территории города его отделяет шестиполосная скоростная автострада. Залы Центра искусств увешаны посредственными живописными полотнами, с которыми учителя (по большей части - местные выпускники) знакомят школьников во время экскурсий. Наши учителя - всем довольные порядочные люди. Статистические данные о злоупотреблении алкоголем и употреблении наркотиков как среди учащихся, так и среди учителей весьма обнадеживают.
Задерживаться в Мемориале жертвам войны нет никакой необходимости.
Продолжая движение прямо на север, можно выйти к ухоженным и величественным домовладениям состоятельных горожан. Именно в этой части города, известной как Восточная Сторона, пивовары и кожевники - обладатели крупных капиталов - возвели свои особняки. У их домов - северный, германский и даже балтийский вид, что полностью соответствует местному климату. Выстроенные из серого камня или красного кирпича, размерами с фабрику или тюрьму, эти роскошные здания, кажется, скрывают ту склонность к игре воображения, которая на самом деле является важнейшим наследием аборигенов. Но может быть и так, что образ жизни - скрытой от посторонних глаз и тайной - этих прирожденных торгашей сам по себе весьма причудлив: множество слуг (горничные и водители, повара и прачки), частные зоопарки, тщательно продуманные династические браки и автопарки, комнаты с шелковыми обоями, обеды из двадцати блюд, подземные винные погреба и бомбоубежища… Разумеется, никто точно не знает, правда ли все это или плод воображения. Ведь светское общество живет замкнуто, и простые смертные узнают о событиях в его жизни главным образом из газет, публикующих фотографии с приемов, где все блестит роскошью и шампанское льется рекой. А, например, частные зоопарки закрылись давным-давно. Обычные горожане могут свободно разгуливать по проспектам, вдоль великолепных зданий и заглядывать через ворота на современные гаражи и ухоженные лужайки. Жизнь течет размеренно и буднично: человек в униформе наводит лоск на автомобиль; четверо высоких молодых людей в белом играют в теннис на частном корте…
Все жертвы "виадучного убийцы" - взрослые женщины.
Если продолжить движение на север, можно будет увидеть, что, по мере того как дома уменьшаются в размерах, расстояние между ними увеличивается. За этими домами - уже без ворот и гаражей - мелькает ровное серовато-голубое полотно озера. Воздух бесплатен. Это и есть свобода - дышать свежим воздухом с озера. Свободные люди могут придумать любой образ, представить себя повелителями целого мира, который шествует легкой походкой… Стол накрыт льняной скатертью и сервирован фарфором, хрусталем и серебром. Во время обеда слуги снуют от одного гостя к другому с подносами, полными яств. Идет неспешный разговор свободных и образованных людей, без предрассудков и навязанных убеждений, об идеях консервативного толка. Все осуждают и не признают насилие.
Далее на север лежат пригороды; они неинтересны.
Если от Мемориала жертвам войны двинуться на юг, скоро можно будет пересечь виадук. Внизу - долина; лучше всего она просматривается зимой. Весь город приветствует зиму, ибо все общественные здания - настоящие крепости из серого камня. В те дни, когда температура падает ниже нуля и старый серый снег, нанесенный прежними бурями, кружится на проспектах, они будто сливаются со свинцовым небом и становятся призрачно-угрюмыми. Именно такими они и были задуманы. Долина называется… Долиной.
Красные языки пламени пляшут на вершинах колонн, и дым валит из фабричных труб. Деревья кажутся черными. Зимой фабричный дым становится плотным, как темно-серый ледник, и висит в сумрачном воздухе вопреки законам тяготения наподобие крыльев - светлых, воздушно-серых на кончиках и незаметно переходящих в черную смоль там, где эти огромные замороженные ледники и дирижабли присоединялись бы к телу в плечах. Тела грандиозных птиц, украшенных зловещими крыльями, можно лишь представить…
В былые времена, когда еще существовали частные зоопарки, в Долине разводили волков. Тогда они пользовались большим спросом. Теперь волчьи ранчо полностью вытеснили фабрики, сурового вида таверны, принадлежащие вышедшим на пенсию мастерам цехов, ветки местной железной дороги и узкие улочки, вдоль которых тянутся шаткие каркасные дома и обувные мастерские. Большинство старых волкозаводчиков были поляками. И хотя их лачуги, поросшие травой дворы и огороженные колючей проволокой вольеры для тренировок исчезли, остается, по крайней мере, одно воспоминание об их существовании - уличные знаки в Долине на польском языке. Туристам советуют обходить Долину и довольствоваться видовыми фотографиями с виадука. Наиболее отважных приезжих - тех, кто ищет острых ощущений, - сопровождают в таверны бывших мастеров, прежде всего - в старейшие, такие как "Ржавый гвоздь" и "Коловорот", где деревянные полы так размягчились от бесконечного мытья и отскребывания, что доски стали напоминать шкуры длинных тощих гладкошерстных животных. Смельчаков просят одеваться неброско и не брать с собой значительные суммы наличными. Владение разговорным польским языком будет весьма уместно.
Еще немного на юг, и глазам путешественника явится польский округ, где также обитают небольшие группы эстонцев и литовцев. Существует мнение, что этот квартал - один из центральных - увы, приходит в упадок. И все же преобладает традиционное отношение к нему как к сердцу города; уже более сотни лет. Здесь гости могут свободно прогуливаться между рынками и уличными ярмарками, созерцая хорошо одетых детей, гоняющих обручи; почтенных старцев в высоких меховых шапках и с длинными бородами; женщин, которые собираются вокруг многочисленных общественных водяных насосов. Сосиски и фаршированную капусту, которые продаются в продуктовых ларьках, можно есть без последствий, а местное пиво известно своей непревзойденной чистотой и вкусом. Насилие в этом районе имеет исключительно бытовой характер, поэтому туристы могут спокойно вступать в политические дискуссии, отдающие тоской по прошлому.
В конце января - начале февраля "южная сторона" демонстрирует себя во всей красе: молодежь одета в многослойные тяжелые шерстяные одежды с узорами из оленей или снежинок; женщины среднего возраста соперничают в толщине, мрачности и неуклюжести верхней одежды и в суровости традиционного головного платка, известного как "бабушкин". В конце зимы опрятность и склонность к порядку, характерные для этих ярких людей, можно наблюдать во всей красе. Бородатый отец семейства расчищает метлой и лопатой не только свой безукоризненный участок тротуара (дома расположены так близко друг к другу, что до самого последнего времени телефонную связь здесь рассматривали как нечто лишнее), но и крошечный газон перед домом со статуей Девы Марии, рождественскими яслями и декоративными безделушками (эльфами, троллями, письмоносцами и т. д.). Иногда местные жители приглашают гостя осмотреть свой дом, чтобы продемонстрировать безупречное состояние кухни с совершенно черной дровяной печью и начищенными до блеска декоративными изразцами, могут даже предложить стопочку персиковой или сливовой наливки собственного изготовления.
Алкоголь связан с теплом и уютом, здесь он - повсюду. Редкая семья не посвящает часть летнего времени обеспечению "крепкого зимнего изобилия".
Для этих людей насилие - внутреннее дело, с которым нужно разбираться в своих мыслях или применять к собственному телу и душе либо к ближайшим родственникам. Жители аккуратных, дочиста выскобленных домиков со статуями Девы Марии и изразцами, как в кафедральном соборе, потомки охочих до выпивки волкозаводчиков иных времен, давно прекратили калечить своих детей во имя приобщения к ценностям предков, но искоренить членовредительство оказалось гораздо сложнее. Мало кто теперь себя ослепляет, но многие дедушки скрывают трехпалые руки в расшитых рукавицах. Пальцы ног - еще одна мишень для самоистязания, а распространенность магазинчиков, торгующих деревянными ногами ручной работы (известных как "колышки" или "пупсики"), в которых царит бурное веселье и всегда полно стариков, без устали чешущих языками, говорит и о другой. Никто еще не высказывал предположения, что "виадучный убийца" - житель Южной Стороны.
Южане живут в проникновенной взаимосвязи с насилием, и его воздействие неизменно носит скорее внутренний, нежели внешний характер. Раз или два в десятилетие одному из членов семейства приходит в голову - из каких-то глубинных культурных потребностей, человеку со стороны это ни за что не постичь, - что вся семья должна умереть. Точнее выражаясь, быть принесенной в жертву. Для исполнения подобного замысла издревле применялись топоры, ножи, дубинки, бутылки, бабушкины платки, старинные крупнокалиберные пистолеты - практически любые орудия, какие только можно себе представить. Дома, в которых произошло жертвоприношение, соседи мгновенно приводят в порядок. Тела хоронят в освященной земле по католическому обряду и служат мессу в честь и жертв, и их убийцы. Фотографию покойной семьи помещают в церкви, что примыкает к Рыночной площади, и в течение года соседские бабушки поддерживают в доме чистоту. Мужчины - стар и млад - тихо входят в дом, потягивают наливку "удаленных" (так их называют), предаются раздумьям, время от времени включают радио или телевизор и размышляют над бренностью земной жизни. Говорят, что покойные нередко являются друзьям и соседям, точно предсказывают наступление бури и помогают найти потерянную домашнюю утварь вроде особо ценимой пуговицы или матушкиной швейной иглы. Спустя год дом продают, чаще всего - молодой паре, юному кузнецу или рыночному торговцу и его невесте, которые считают мебель и даже одежду "удаленных" желанным дополнением к своему скромному домашнему хозяйству.
Дальше на юг лежат пригороды и обнищавшие селения, посещать которые не обязательно.
К западу от Мемориала жертвам войны находится деловая часть города, до прихода в упадок - средоточие административного управления и деловой жизни. Тут по-прежнему можно видеть монументальные следы некогда царившего изобилия. На широком проспекте, идущем строго на запад от скоростной автострады, возвышаются Федеральное здание, Почтовое управление и величественное здание Городского совета. Каждое занимает целый квартал, и все выстроены из гранитных блоков, добытых на севере штата. К массивным дверям этих сооружений ведут мраморные лестницы, во многих окнах видны хрустальные люстры. Благодаря гранитной облицовке и колоннадам фасады зданий имеют классический и суровый вид. (Внутри все давно поделено и разгорожено на клетушки, освещенные голыми лампами или мигающими флуоресцентными трубками; в каждом кабинете - потертая конторка для просителей и отпечатанная табличка с надписью: "Налоги и акцизы", "Регистрационные свидетельства на собак", "Паспорта", "Регистрация нотариусов" и тому подобные. Большие залы с люстрами, окна которых выходят на проспект, предназначены для городских приемов и банкетов и используются редко.)
В следующей группе зданий - Архивное бюро, Управление полиции и Уголовный суд. Здесь тоже широкие мраморные ступени, ведущие к тяжелым бронзовым дверям; ряды колонн и сверкающие окна, в которых пасмурными зимними днями отражается пустое серое небо. Местные умельцы, многие из которых - потомки первых городских поселенцев-французов, выковали и установили на фасаде здания Уголовного суда декоративные железные решетки.
Позади основательных, почти без окон, кирпичных фасадов зданий газовой и электрической компаний виден арочный металлический разводной мост через реку. Вниз по течению реки просматриваются ее илистые берега и огни террасы бара "Зеленая подружка", который сейчас стал популярным местом сборища городских чиновников. (В нескольких футах к востоку - место, где разъяренный безумец совершил неудачное покушение на жизнь президента Дуайта Д. Эйзенхауэра.) Дальше высятся цементные стены нескольких пивоварен. Мост не разводился с 1956 года, когда под ним прошла яхта некой корпорации.
За разводным мостом расположен старый торговый центр города с его книжными магазинами для взрослых, порнотеатрами, кофейнями и рядом старых универмагов. Сейчас там склады-магазины, торгующие кровельной черепицей, глушителями и прочими автозапчастями, сантехническим оборудованием и уцененной одеждой. Большая часть их витрин зашита досками или заделана кирпичом со времен беспорядков 1968 года. Несколько городских программ оживления этого района потерпели неудачу, хотя большую часть сделанного в середине оптимистичных семидесятых - булыжные мостовые и газовые уличные фонари - все еще можно видеть. Ценители пикантностей, конечно, захотят здесь остановиться. Однако следует избегать шаек оборванной ребятни, которые частенько посещают этот район в сумерках. В принципе они безвредны, но их попрошайничество может быть весьма назойливым.
Многие из этих детей обитают в жилищах, которые они соорудили сами на свободных участках между книжными магазинами для взрослых и закусочными быстрого обслуживания в старом торговом районе. Эти "дома на деревьях", по большей части - в несколько этажей, возведенные на горах автопокрышек с помощью пожарных лестниц, вынесенных из бывших универмагов, представляют определенный архитектурный интерес. Туристам лучше воздерживаться от проникновения в эти "детские города" и ни в коем случае не предлагать их жителям иных денег, кроме мелочи, которую они просят; и уж тем более не выставлять напоказ камеры, драгоценности или дорогие наручные часы. Подлинно бесстрашный гость в поисках сильных впечатлений может нанять одного из ребят в качестве проводника по местам развлечений на свой выбор. Обычное вознаграждение за подобную услугу - два доллара.
Не рекомендуется приобретать товары, предлагаемые детьми. Проникнувшись тем же самосознанием, которое ощущается в величественных зданиях на другом берегу реки, они иногда продают фотографии крупнейших и наиболее экстравагантных местных сооружений. Возможно, безыскусная архитектура "домов на деревьях" - наиболее аутентичное художественное выражение города, и эти открытки, пусть большинство из них - любительского качества, дают интересное и, возможно, даже ценное представление о современном народном искусстве.
Трудолюбивые дети торгового района превратили насилие над своим телом в настоящий ритуал, нанося татуировки и осуществляя "спонтанные" набеги на "дома на деревьях" противостоящих группировок, во время которых часто наносятся поверхностные ранения. Трудно предположить, что "виадучный убийца" - из их числа.
Еще дальше на запад находятся остатки городских музея и библиотеки, разоренных во время гражданских беспорядков, а за этими живописными, все еще дымящимися каркасами домов лежит гетто. Входить в гетто пешком не рекомендуется. Турист, арендовавший автомобиль, может проехать по нему, ничем не рискуя, заплатив пошлину у заставы. Жители гетто - на полном самообеспечении, и внимательный гость, посещая этот район, увидит множество палаток, в которых размещены больницы, оптовые склады продовольствия и медикаментов и тому подобное. Считается, что в гетто много прекрасных поэтов, художников и музыкантов, а также историков, известных как "запоминальщики". Это живые энциклопедии и хранители архива района. Они запоминают произведения местных поэтов, художников и других творцов. Здесь нет ни печатных станков, ни магазинов художественных принадлежностей, и эти изобретательные и полагающиеся на собственные силы люди придумали такой метод сохранения своей культуры. Никто не верит, что люди, способные изобрести жанр "устного рисования", могли породить "виадучного убийцу". Как бы там ни было, жители гетто не имеют доступа в другие районы города.
Отношение гетто к насилию неизвестно.