Я подумала о "синих воротничках", пикетирующих на улице Ги.
Bonne chance!
"Экспо" проиграли "Метцу" со счетом 10:3.
Жаль. Может, "Пьяцца" и стоила того девяноста одного миллиона, которые Нью-Йорк вытряс из своего кошелька.
На пятой странице речь шла о выдвижении против Дорси новых обвинений, рядом со статьей о преступлении, связанном с Интернетом. Нового я узнала немного: ему предъявили обвинение в пятницу, ближе к вечеру, затем перевели из Оп-Саут в местную тюрьму в Ривьер-де-Прери.
В десять часов я позвонила в больницу. Мадам Ламанш сообщила, что состояние мужа стабильное, но он по-прежнему в коме. Вежливо поблагодарив меня, она отклонила предложенную помощь. В голосе ее слышалась бесконечная усталость, и я надеялась, что их дочери приехали и помогут ей.
Я разложила одежду и отделила все белые вещи. После чего переоделась в баскетбольные шорты и футболку и зашнуровала кроссовки. Дошла до пересечения улиц Маккей и Сент-Катрин и на лифте поднялась на последний этаж, где располагался спортзал.
Минут двадцать не сходила с беговой дорожки, еще десять посвятила лестничному тренажеру. Следующие полчаса поднимала гирю, а затем ушла. Моя обычная программа. Вошла. Поупражнялась. Вышла. Именно поэтому мне и нравится этот зал. Никакого тебе победоносного сияния высоких технологий. Никаких личных тренеров. Количество спандекса сведено до минимума.
На улице дождь прекратился, и темная завеса туч понемногу рассасывалась. За горами появилась довольно многообещающая полоска голубого неба.
Вернувшись домой, я застала то же сонное царство, которое оставила. Верди спал, переваривая хлопья с молоком, племянник спал, переваривая нечто, о чем я даже и думать не хотела.
Танцуй, танцуй…
Я проверила автоответчик, но панель сообщений не горела. Райан не ответил. Как и на все предыдущие послания.
Ладно, Райан. Отсутствие сообщений было красноречивее всяких слов.
Я сходила в душ и переоделась, после чего устроилась в столовой. Вытащила все документы, которыми снабдила меня Кейт. Фотографии положила слева, папки справа. И снова начала со снимков.
Еще разбросила взгляд на Мартина Делуччо, Стилягу и Эли – Робин Гуда, потом на десяток столь же выдающихся мотобратьев, усатых, с козлиными бородками и с буйными зарослями на лицах, с коротко остриженными волосами. Затем взяла следующий конверт.
На стол выпали цветные снимки. Не очень хорошего качества, смазанные лица, словно фотографировали тайно и в спешке. Я принялась внимательно их изучать.
Задний фон был самым обычным. Автостоянка. Плавательный бассейн в гостинице. Закусочная. Тем не менее любительское качество съемки придавало этим фотографиям некую притягательную неповторимость, наполняя их жизненной энергией, несвойственной обычным, сделанным во время полицейской слежки снимкам.
Перебирая их одну за другой, я становилась свидетелем случайных событий, запечатленных туристами, коммивояжерами, водителями проезжающих машин. Каждая поведала мне историю случайной встречи, непредсказуемого пересечения вселенной обычных людей и мира тьмы. Оставшиеся в памяти благодаря "Кодаку" мгновения темного очарования и страха. Сердце убыстряет темп, вмиг вспотевшие ладони тянутся к камере, пока жена с детишками не вернулись из уборной.
Я наугад подцепила одну из них и внимательно всмотрелась. Бензоколонка. Шестеро мужчин на мощных "харлеях", всего лишь в двадцати метрах от фотографа, но кажется, что между ними простерлась целая вселенная. Мне словно передался благоговейный страх снимающего, странная смесь притягательности и отвращения, испытываемых им перед зловещей аурой человека на мотоцикле, попирающего законы.
Весь следующий час я разбирала груду лежащих передо мной конвертов. Независимо от того, где и кем были сделаны снимки, будь то Стерджес, штат Южная Дакота, или Дейтона-Бич, штат Флорида, фотографировал полицейский или обычный городской житель, события и участники оставались однообразно похожими. В дороге. В палаточных лагерях. Во время сделок. В барах. К часу я поняла, что пока с меня хватит. Пора поговорить с Китом.
Полная решимости, я направилась к комнате для гостей и постучала в дверь. Тишина.
Я снова постучала, в этот раз сильнее.
– Кит?
– Здесь я!
– Уже второй час. Мне хотелось бы кое-что обсудить с тобой.
– М-м-м-м-м.
– Ты встаешь?
– М-м-м. Угу.
– Не вздумай опять заснуть.
– Дай мне пяток минут.
– Будешь завтракать или обедать?
– Ага.
Посчитав, что он имел в виду обедать, тем более что сама-то я уже собиралась съесть что-нибудь посущественнее сухого завтрака, я приготовила сандвичи с ветчиной и сыром и добавила благоухающий укроп. Собирая материалы Кейт со стола, чтобы освободить место, я услышала, как открылась дверь спальни и Кит переместился в ванную.
При виде племянника от моей решимости серьезно поговорить почти ничего не осталось. Воспаленные глаза, лицо цвета овсянки. Волосы торчат во все стороны, как у Джима Кэрри.
– Привет, тетечка Темпе.
Он поднял обе руки и провел ими по лицу, из-под приподнявшегося рукава футболки показался кусочек татуировки.
– Уже полдень.
– Извини. Я слегка припозднился вчера.
– Да. Сандвич с ветчиной?
– Можно. А кола какая-нибудь имеется? – спросил он сиплым голосом.
– Диетическая.
– Клево.
Я достала две банки содовой и села рядом с Китом за столом. Он уставился на сандвич так, словно видел перед собой сплющенного таракана.
– Тебе станет лучше, если поешь, – посоветовала я.
– Я в порядке. Просто еще не совсем проснулся.
Он походил на жертву оспы. Со своего места я разглядела тонюсенькие красные прожилки, испещрившие его глаза, и до меня донесся запах дыма, въевшийся в его волосы.
– Кит, это же я. И я знаю, каково тебе сейчас.
Да, уж я-то, как никто другой, понимала его состояние. Я хорошо помнила то жуткое похмелье, от которого во рту возникает тошнотворное ощущение, желудок бунтует и голова гудит от расширившихся сосудов. Пересохшее горло. Трясущиеся руки. Ощущение такое, будто кто-то налил свинца в пространство под грудиной.
Кит потер глаза, откинулся и погладил Верди по голове. Я знала, что больше всего на свете Киту сейчас хотелось бы оказаться где угодно, но только не здесь.
– В таких случаях еда помогает.
– Со мной все в порядке.
– Вес же попробуй съесть сандвич.
Кит поднял на меня глаза и улыбнулся. Но как только он расслабился, уголки рта опустились, так как у него просто не хватило сил и дальше притворяться веселым. Кит откусил от сандвича малюсенький кусочек.
– М-м-м-м. – Он открыл банку с содовой, запрокинул голову и стал жадно пить.
Я прекрасно понимала, что Кит хотел бы переменить тему. Что ж, я тоже не собиралась продолжать в том же духе. Возможно, не стоило поднимать шум из-за пары лишних стаканчиков. Ему девятнадцать. У него выдалась бурная ночка. И голова сейчас просто раскалывается с похмелья. Нам всем знакомо подобное ощущение.
Но потом я вспомнила сообщение. И новую татуировку.
Проблемы налицо, и нам необходимо обсудить их.
Я знала, что все сказанное мной не возымеет должного эффекта. Вполне возможно, вообще пройдет мимо ушей. Он молод. Самоуверен. И безумные выходки у него в крови, если верить Гарри. Но я должна была хотя бы попытаться.
– Кто такой Проповедник? – спросила я.
Он посмотрел на меня, беспокойно передвигая банку с содовой по столу.
– Просто один парень, с которым я познакомился.
– Познакомился где?
– В магазине, где продают "харлеи". Когда я ходил туда с Лайлом.
– Что за парень?
Кит попытался увернуться от прямого ответа:
– Ничего особенного. Просто парень.
– Он оставил тебе сообщение.
– Да?
– Ты должен послушать. Я не понимаю, о чем оно.
– Проповедник – тот еще фрукт. Это было явное преуменьшение.
– Что ты имеешь в виду?
– Сам не знаю, просто ляпнул. Он просто не здешний. Но машинка у него действительно классная, оттюнингованный 64-й с двигателем "пэнхед". – Он сделал большой глоток диетической колы. – Извини, я разбудил тебя ночью. Ты нашла мою записку? – Он пытался перевести разговор на новую тему.
– Да. Что за важная встреча?
– Матч по боксу, – ответил он бесцветным голосом. Лицо Кита обмякло, стало невыразительным, по форме и цвету напоминая тесто.
– Тебе нравится бокс?
– Да не так чтобы очень. Просто этим ребятам он нравится, вот я и пошел с ними.
– Что за ребята?
– Да просто парни, с которыми я недавно познакомился.
– В магазине, где продают "харлеи", как я понимаю. Он пожал плечами.
– А татуировка?
– Клевая, правда?
Он задрал рукав. Скорпион в некоем подобии шлема распростер лапы по его левому бицепсу.
– Ну и что это должно символизировать?
– Да ничего не значит. Просто отпадно, и все. Пришлось согласиться.
– Твоя мать убьет меня.
– У Гарри у самой татуировка на левой ягодице. – Последнее слово он произнес с британским акцентом.
"Я властелин танца", – пропел он…
На мгновение воцарилась тишина. Я с аппетитом поглощала сандвич, пока Кит клевал свой, откусывая за раз по малюсенькому кусочку и запивая его колой.
– Еще хочешь? – спросил он, отодвигая стул и покачивая пустой банкой.
– Нет, спасибо.
После того как он вернулся, я снова приступила к расспросам.
– Сколько ты выпил прошлым вечером?
– Слишком много. – Кит обеими руками стал ожесточенно расчесывать волосы и, утратив сходство с Кэрри, смахивал теперь на люцерну. – Но это было всего лишь пиво, тетушка. Ничего серьезного. И здесь это разрешено.
– Всего лишь пиво?
Он опустил руки и внимательно посмотрел на меня, пытаясь понять, какой смысл я вложила в свой вопрос.
– Если в чем-то ты и можешь полагаться на этого парня, так это на его полное неприятие лекарственных средств. Пусть я и слаб на некоторые вещи, но стараюсь держаться подальше от наркотиков.
– Очень рада услышать подобное признание. – Я и в самом деле почувствовала некоторое облегчение. – А что насчет Проповедника и его паствы?
– Эй, живи и дай жить другому.
– Это правило не всегда действенно, Кит. – Продолжай в том же духе, Бреннан. Спрашивай. – Они байкеры?
– Конечно. Именно поэтому они для меня покруче Диснейленда. Они все гоняют на "харлеях".
Попробуй по-другому, Темпе.
– Они относятся к какому-нибудь клубу?
– Тетя Темпе, я не лез к ним со своими вопросами. Если тебя интересует, носят ли они цвета, то ответ отрицательный. Зависают ли они с парнями, которые имеют членство? Да, наверное. Но я не собираюсь продать свою лодку и сражаться на стороне "Ангелов Ада", если тебя беспокоит именно этот вопрос.
– Кит, члены мотоциклетных гангстерских банд не проводят различий между простофилями и желающими полноправного членства. Если они решат, что ты представляешь собой хотя бы малейшую угрозу или даже легкое неудобство, то в любой момент съедят тебя с потрохами и не подавятся. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
– Я что, похож на идиота?
– Ты похож на девятнадцатилетнего парня из Хьюстона, очарованного "харлеями" и носящегося повсюду с романтическим образом "Дикаря".
– Чего?
– Фильм Стэнли Крамера, помнишь? – Недоуменный взгляд. – С Марлоном Брандо.
– Да-да, конечно же, я слышал о Брэндо.
– Ладно, не бери в голову.
– Да я просто осваиваюсь. Развлекаюсь, как могу.
– Как и собака, высунувшая голову из окна машины. Развлекается, пока ее мозги не раскидает по дорожным столбам.
– Послушай, они не такие уж и плохие.
– Байкеры – моральные уроды, и они не только такие плохие, но еще, может, и похуже.
– Знаешь, некоторые их утверждения довольно интересны. В любом случае я знаю, что делаю.
– Нет, не знаешь. За прошедшие две педели мне довелось узнать об этих ребятах больше, чем хотелось бы, и ничего хорошего я тебе сказать не могу. Конечно, раз в год они дарят игрушки малышам, но они все до одного обыкновенные бандиты, ни во что не ставящие закон и тяготеющие к насилию.
– Да что такого страшного они делают?
– Байкеры безответственны, порочны и пагубно влияют на слабых.
– С чего ты их так не любишь? Они что, вырывают младенчиков из утробы матери с помощью вешалки для пальто? Насилуют монашек? Расстреливают из пулемета старшеклассников в закусочных?
– Прежде всего, они торгуют наркотиками.
– Да в этом можно упрекнуть любую фармацевтическую компанию.
– Они взрывают бомбы, в результате чего гибнут женщины и дети. Они запихивают людей в багажник машины, отвозят подальше и выбивают им мозги. Они распиливают конкурентов, раскладывают остатки по мусорным мешкам и топят их в доках.
– Матерь Божья! Мы всего лишь выпили немного пива.
– Тебе не место в их мире.
– Да я же просто сходил на матч по кровавому боксу! Глубокие зеленые глаза уставились на меня. Затем нижнее веко дернулось, и он закрыл глаза, опустил подбородок и растер пальцами виски. Я представила, как кровь бешено стучит под его пальцами.
– Я люблю тебя, как сына, Кит. И ты знаешь об этом. – Хотя он упорно продолжал отводить взгляд, я заметила, как напряглись его плечи. – Я доверяю тебе. И это ты знаешь, – сказала я. – Но я хочу, чтобы ты понял, что представляют собой эти люди. Они станут подпитывать твой интерес к мотоциклам, проникнут к тебе в душу, а потом попросят оказать им небольшую услугу, которая на самом деле будет частью преступной сделки, но вот только ты об этом и догадываться не будешь.
Довольно долго мы оба молчали. На улице воробьи устроили разборки из-за семечек, насыпанных мной во дворе. Наконец, не поднимая глаз, Кит сказал:
– А чем занимаешься ты, тетя Темпе?
– Прости, не поняла?
– В последнее время тебя что-то беспокоит. – Я не имела ни малейшего представления, куда он гнет. – Привет из выгребной ямы. Добро пожаловать!
– О чем ты?
– Ты как будто играешь со мной в нашу старую детскую игру в наперсток. Помнишь? Сначала показываешь. Потом прячешь.
– Что именно я прячу?
Теперь Кит не сводил с меня взгляда, белки напоминали кровавую воду.
– Я пытался поговорить с тобой за ужином на прошлой неделе. Я ведь видел то глазное яблоко. Я не слепой, заметил и тот загадочный сверток, видел, как ты по быстрому смоталась куда-то по своим секретным делам. Да и сама ты только что призналась. Что, мол, за последние несколько недель тебе пришлось насмотреться на это дерьмо больше, чем большинству людей за всю жизнь. – Он отвернулся, снова принялся крутить банку с диетической колой. – Ты хочешь все знать обо мне, но когда я спрашиваю тебя, чем ты сама занимаешься, сразу же меняешь тему разговора.
– Кит, я…
– Но и это не все. Что-то происходит с тем парнем Райаном, из-за чего ты места себе не находишь почище, чем евангелист во время Страшного суда. – Я дернула уголком рта, словно собираясь что-то сказать, но не смогла. – Ты меня подвергаешь перекрестному допросу, потому что считаешь, что я колюсь, но сама не разрешаешь мне спросить тебя даже о всякой ерунде.
Я была слишком ошеломлена, чтобы хоть слово сказать в ответ. Кит опустил глаза и закусил зубами нижнюю губу, смутившись оттого, что позволил вырваться наружу своим эмоциям. Солнечные лучи, проникающие в комнату сквозь муслин, походили на некий сияющий ореол вокруг его головы.
– Я вовсе не жалуюсь, но за всю мою жизнь ты единственная слушала меня. Гарри, она… – Он сложил ладони и сплел пальцы, словно пытаясь отыскать нужные слова. – Что ж, Гарри – это Гарри. Но ты слушала. И говорила со мной. Ты одна говорила со мной, как со взрослым. А теперь обращаешься со мной как с придурком.
Он говорил дело. Стоило только Киту проявить интерес, как я тотчас же меняла тему и отстранялась, стараясь не раскрывать ему никаких подробностей. Я жила одна и никогда не обсуждала свою работу с кем-то за пределами лаборатории. Подсознательно я избегала любых вопросов, связанных с теми делами, которыми я занималась. А сегодня утром, как гром среди ясного неба, накинулась на Кита и потребовала от него отчета в его действиях.
– Твои слова недалеки от истины. Да, я пыталась уйти от ответов, которые могла бы дать, но ты должен помнить, что я дала подписку не разглашать сведения о текущих делах и не обсуждать проводимые сейчас расследования. Такова моя работа, и причина вовсе не в личном выборе. Ты и в самом деле хочешь знать, чем я сейчас занимаюсь?
Он пожал плечами:
– Конечно.
Я посмотрела на часы.
– Почему бы тебе не принять душ, пока я приберусь здесь? А потом мы прогуляемся на гору, и я расскажу тебе все, что смогу. Хорошо?
– Ладно, – еле слышно пробормотал он. Это решение далось мне совсем непросто.
25
Местные жители называют это место Горой, но небольшое возвышение не имеет ничего общего с крутыми выступами Скалистых гор или с неприступными вершинами моих родных Каролинских Дымчатых гор. Мон-Руаяль – Королевская гора – представляет собой остатки древнего вулкана, за эры существования сглаженного до мягких изгибов. Он располагается в самом сердце города, очертаниями напоминая спящего гигантского медведя.
Пусть эта гора и не поражает ни высотой, ни геологической трагедией, она дала Монреалю больше, чем просто имя. Это спинной мозг, к которому крепятся позвонки города. На восточном спуске приютился университет Макгилла, напротив которого раскинулся окраинный район Уэстмаунта, облюбованный преимущественно англоязычными жителями города. Монреальский университет и Утремон, где в большом количестве поселились франкоговорящие монреальцы, занимают северные склоны. Прямо под ними лежит Сентервилль – многоязычное слияние промышленных предприятий, финансовых учреждений, жилых районов и других менее важных структур.
Гора – это выступы, парки и кладбища. Это лесные тропы и старые болотистые утесы. Это туристы, влюбленные парочки, любители бега трусцой и участники пикников в период драгоценных летних месяцев. Зимой – это снегоступы, лыжи и сани. Для меня, как и для каждого монреальца, Гора – благословенное убежище от городской суеты, царящей у ее подножия.
К обеду воздух уже прогрелся, на небе не мелькало ни облачка. Мы с Китом миновали парк Мезоннев и свернули у Драммонда, направляясь к Горе. Справа от высокого сферического здания с широким криволинейным фундаментом, походившим на нос цементного фрегата, мы стали взбираться по деревянной лестнице к Авеню-де-Пэн, Сосновой улице.
– Что это за здание? – заинтересовался Кит.
– Медицинский центр Макинтайра. Относится к Макгиллу.
– Смахивает на студию звукозаписи "Кэпитол" в Лос-Анджелесе.
– Гм…
На середине лестницы воздух заметно сгустился, в нем чувствовался резкий, мускусный запах скунса.
– Une moufette, – объяснила я.
– По-французски звучит вполне пристойно, но воняет, как самый обыкновенный, древний, как мир, техасский падальщик, – поделился Кит, зажимая нос. – Как насчет того, чтобы прибавить шагу?