Весной в половодье - Баныкин Виктор Иванович 7 стр.

Опять закружилась голова. Леня решил отдохнуть. Он сел на пенек и, опершись руками на палку, как это обычно делают старики, положил подбородок на руки.

Стало клонить ко сну, и уже сами собой опустились веки, как вдруг Леня почувствовал, что он медленно оседает вниз. Он открыл глаза. Пенек под ним сжимался, как губка. Под ногами валялись желтые гнилушки, а по ним бегали встревоженные муравьи.

"Да тут муравейник!" - подумал Леня и, отойдя в сто­рону, принялся стряхивать с ног рассерженных муравьев.

...Теперь Леня шел рядом с водой. Начинался весенний разлив. Волга выходила из своих берегов.

Внезапно недалеко от берега что-то заплескалось, и по сонной воде пошли круги: один, другой, третий... Совсем рядом над водой появилась черная кочка.

"Неужели такая большая лягушка?" - подумал Леня и присел за куст бузины, крепко сжимая в руке палку.

Осторожно раздвинув тонкие ветви и затаив дыхание, он стал наблюдать. Время шло, а кочка не двигалась с места, и у Лени, наконец, пропало терпение. Он уже хотел приподняться и запустить в черную кочку палкой, как вдруг она зашевелилась и медленно стала приближаться к берегу. "Щука!" - пронеслось в голове у Лени, и он еще крепче сжал в руке суковатую палку.

У берега показалась черная, словно головешка, продол­говатая голова. Леня так волновался, что даже не помнил, как он выскочил из-за куста, и, размахнувшись изо всей силы, бросил палку.

Леню всего окатило искристыми брызгами, но он только сморгнул с ресниц холодные капельки и кинулся к щуке. Но ее словно и не было.

- Промахнулся, - прошептал Леня.

У мальчика защемило сердце, и земля поплыла из-под ног.

Опустившись на землю, он уронил на руки голову.

"Ну что же я наделал? - в отчаянии думал Леня. - Упустил такую рыбищу... ведь мы бы сразу все досыта нае­лись. Иван Савельевич и Андрей так бы обрадовались..."

Собрав последние силы, Леня встал. "Меня ждут", - подумал он. Превозмогая страшную усталость во всем теле и омерзительную тошноту, липким клубком подступавшую к горлу, он тронулся в обратный путь.

В ложбинку, через которую Леня проходил совсем не­давно, уже пролилась вода. Длинной сверкающей полоской она протянулась к маячившей на бугре высокой, стройной липе.

Мальчик свернул влево. Он долго брел по светлым про­галинам и перелескам, обходя частые заросли кустарника, пока опять не подошел к воде. Она синела между красными прутиками вербовника, стеной преградившего ему дорогу.

Леня схватился рукой за куст. В ту же минуту он от­шатнулся назад, напуганный раздавшимся совсем рядом не то выстрелом, не то шумом от чего-то тяжелого, брошен­ного в воду.

Над его головой, свистя крыльями, пролетели две кряк­вы с поджатыми желто-красными лапками.

Оправившись от испуга, Леня грудью налег на упругие прутья, раздвинул их в сторону и неожиданно увидел На­бокова.

Тракторист стоял по колени в воде и цепко сжимал в руках большую извивающуюся щуку.

Заметив мальчика, он вскинул над головой рыбу и, захлебываясь от счастливого смеха, громко сказал:

- Глянь-ка, Леонид, добыча какая!

Невдалеке от него на зыбких волнах колыхалась ко­роткая толстая палка.

Глава шестая
Привет с большой земли

Еще издали Леня закричал:

- Иван Савельевич!.. Смотрите!.. Мы с Андреем щуку поймали!

Вслед за Леней нетвердо шагал Набоков, держа в опу­щенной руке огромную рыбину. Хвост щуки волочился по песку.

У Савушкина задрожали руки. Отбросив в сторону разложенный на коленях кусок сети с мелкими ячейками, он встал и заторопился навстречу пришедшим.

Молча взял Иван Савельевич рыбину в свои широкие ладони и, прищурившись, стал для чего-то прикидывать в уме ее вес.

Леня не отрываясь глядел в лицо этого горячо полюбив­шегося ему человека и только сейчас увидел, как он по­худел.

"Эх, и трудно было бы нам с Андреем на острове без Ивана Савельевича!" - неожиданно подумалось мальчику.

- Килограммов семи, родимая, будет, - сказал Иван Савельевич, разглядывая щуку. - Э, да она раненая была! Видите, под жабрами. Где это вы такую?

- А там вон, где вода разлилась... - произнес Леня.

- Мы ее варить будем. Почистим, нарежем кусочка­ми - и в банку. Я сейчас все приготовлю, - сказал Иван Савельевич. - А вы костер разводите... Дай-ка мне но­жик твой, Андрей.

- А я ведь тоже чуть-чуть не поймал щуку, - признал­ся Леня. - Да промахнулся. А то бы у нас две было.

...Едва Савушкин вылез из-под крутого глинистого бе­рега, держа в руке банку с водой, и мельком окинул взгля­дом окаменевших возле кучки хвороста Набокова и Леню, как сразу понял: стряслась беда! Тракторист и мальчик были так бледны, что издали могло показаться, будто их лица обсыпаны мукой. И когда он подошел к ним, ни тот, ни другой не подняли глаз.

Савушкин присел и поставил на песок банку. В чистой воде лежали белые куски рыбы.

- Спички потерял, Андрей? - негромко спросил Иван Савельевич.

Набоков еще ниже склонил голову.

- Левый карман у меня прохудился. Я в него все ни­чего не клал, - еле шевеля губами, сказал он. - В лугах закуривал... забыл про это...

Леня сжал в кулаке кусочек бересты.

- Ты скажи, где ходил, я искать пойду, - дружелюб­но и очень ласково, словно старший младшему, проговорил мальчик. - Я быстро, правда. А ты пока на солнышке посушись.

- Где там... - Тракторист безнадежно махнул ру­кой. - Закуривал я у озера, а коробок выпал, может, в другом месте где.

Иван Савельевич откинул полу шубняка и сунул руку в пиджак. И вдруг на его ладони Леня увидел две спички.

- Вот, - сказал Иван Савельевич. - Помнишь, Ан­дрей, когда мы через остров к Волге шли и ты закуривать стал? Они самые.

Первая спичка не загорелась. Когда Иван Савельевич чиркнул ею по гладкой поверхности доски, принесенной из домика бакенщика, красная головка рассыпалась на мелкие песчинки.

Повертев между дрожащими пальцами четырехгранную палочку с красным кончиком, Савушкин отбросил ее в сто­рону и ребром руки вытер влажный лоб. Он стал раздевать­ся и, хотя было совершенно безветренно, попросил Леню загородить его от берега шубняком.

- А ты бересту держи наготове, - сказал Иван Са­вельевич Набокову. - Да ближе ко мне... Еще ближе придвинься.

Сжимая левой рукой доску, поставленную в песок, Савушкин в правую взял обломок сучка.

- Еще так попробуем, - проговорил он, ни на кого не глядя, и с силой начал тереть гладким боком сучка о доску.

Через некоторое время, когда над доской закудрявилась еле приметная струйка дыма, в руке у Ивана Савелье­вича появилась вторая, последняя спичка. Он посмотрел на нее одно мгновение, показавшееся Набокову и Лене долгим часом. Можно было подумать, что эта тоненькая палочка неожиданно стала такой тяжелой, что Иван Са­вельевич не в силах был ею взмахнуть. Но вот рука дер­нулась вверх, и на кончике спички запрыгал белый, еле приметный язычок.

Тракторист осторожно поднес к огоньку кусок бересты.

Она тут же вспыхнула.

- Под сучки, под сучки ее! - закричал Леня. Поглядывая на загоревшиеся хворостинки, Иван Са­вельевич говорил:

- Теперь придется все время поддерживать костер. Дежурить будем. По очереди.

Пока варилась рыба, Набоков сушил чесанки. Рядом с ним на песке лежал Леня.

- Кругом так разлилось, Иван Савельевич! - гово­рил мальчик. - В роще за оврагом, где мы дрова собирали, тоже все затопило.

Андрей прислушался к булькающей в банке воде, потер ладонью горячий лоб. Чмокнул языком, вздохнул:

- Жалко, соли нет.

- Это ты верно, соли не имеем. - Савушкин почесал между бровями и хитровато усмехнулся. - Ну скажи-ка, а еще чего не хватает?.. У нас в колхозе прошлой весной такой случай был. Выехала первая бригада на сев. А у первой бригады поле - самое дальнее, километров за де­сять от деревни. Ну, все, как положено, скажу вам. Два трактора, четыре сеялки. В полдень обед. Тетка Лукерья-повариха - стол цветистой скатертью накрыла, хлеба по-городскому нарезала. Сели трактористы и севцы за стол. Лукерья каждому под нос тарелку ставит с супом из бара­нины. А суп жирный, горячий. Вокруг стола бригадир похаживает, Степан Николаевич. И вид у него - чисто именинник. "Кушайте, ребята, на здоровьичко! На второе каша молочная". Смотрят ребята - а ложек нет. Побежала Лукерья к себе на кухню за ложками, а их и там нет. За­были ложки привезти. Вот уж смеху на весь колхоз было!..

Набоков поморщился и как-то болезненно улыбнулся.

- У меня жинка мастерица всякое готовить, - сказал он. - Люблю до смерти ее щи. Тарелку съешь - и еще хочется. Объедение!

- А я думал, ты еще холостой. Когда женился?- спросил Савушкин.

- В прошлом году. В самый раз на праздник, восьмого ноября.

- Сколько же тебе лет?

- Двадцать пятого года рождения. - Набоков поднял на Ивана Савельевича потемневшие глаза. - Весной в сорок первом семь классов окончил. И о чем только не мечтал! То собирался звездные миры изучать, разные там созвездия Цифея и Лебедя, то собирался ехать в город и поступить в речной техникум... В июне началась война, а осенью я уже на тракторе зябь поднимал.

- А теперь как? - спросил Леня.

- А что теперь? Пашу, сею, хлеб убираю. Теперь меня от земли не оторвешь. Крепко она мне полюбилась, земля-то! Как увижу где-нибудь бросовый клочок, так меня и подмывает скорее его запахать, чтобы и от этой земли поль­за была человеку. - Андрей хрипло засмеялся. - Осенью в техникум механизации сельского хозяйства поеду учить­ся. Окончу техникум - и опять в свою МТС. Непременно... Годков так через пяток, думаю, у нас ни одного трактори­ста или там комбайнера без среднего образования не оста­нется.

Иван Савельевич одобрительно кивнул головой.

- Вызвали меня по осени в райком. Это когда в партию принимали, - заговорил он. - Сам первый секретарь бе­седовал. "Расскажите, - говорит, - товарищ Савушкин, про свою работу в колхозе". Стал я по порядку все выкла­дывать: как в колхоз в двадцать девятом вступил, как конюхом был, как курсы полеводов проходил и все там про­чее - целую биографию. Секретарь слушает и головой все кивает. Потом опять начинает пытать: "Расскажите, - го­ворит, - еще про то, товарищ Савушкин, как вы урожай богатый собрали, лучший во всем районе". Опять рассказы­ваю... У меня всегда такой порядок: все рычаги использо­вать... Когда кончил, секретарь спрашивает: "А на буду­щий год какой план имеете?" - "В это лето, - говорю, - по сто пудов осилили хлеба, а теперь, - говорю, - слово такое даем - по сто пятьдесят собрать". - "Справитесь?"- спрашивает. "Все виды, - говорю, - на то имеем. Не вслепую действуем. Ну, похвалил он меня. И на­счет образования моего полюбопытствовал. А какое у меня образование? Кто его знает! До тридцати с лишним лет грамоты совсем не знал. Это верно. А в колхоз поступил, в ликбез стал ходить. А еще на курсах разных раз пять побывал. Каждую зиму всей бригадой в кружке агротехни­ку изучаем. Мы этот свой кружок колхозной академией прозвали... Вот и все тут образование. У вас вот, у моло­дежи другое дело. Перед вами все двери в науку открыты. Про сына вот скажу...

Савушкин вдруг замолчал. Он помешал в банке гладко выструганной палочкой и вздохнул.

- А у вас сын есть? - спросил Леня.

Иван Савельевич посмотрел в сторону.

- Один сын был, и того теперь нет, - тихо сказал он. - Прямо из института на фронт уехал... На агронома учился, легко науки ему давались. Мысль большую имел- пшеницу такую вырастить, чтобы ее никакие вредители и суховеи не смогли одолеть. Да не пришлось вот. В Бело­руссии погиб, когда полк из окружения к своим проби­вался... Мне теперь, старому, за двоих приходится рабо­тать...

- А как звали вашего сына, Иван Савельевич? - спросил Леня.

- Петром... Петей...

С широко открытыми от изумления глазами мальчик поднялся и негромко проговорил:

- А он, Петя ваш, на Середыше не бывал, у бакен­щика?

- Каждое лето... Когда таким, как ты, пострелом бегал...

Леня хотел было уже закричать: "Так, значит, это он вырезал надпись на столе в домике бакенщика!", но, взгля­нув на Савушкина, осекся. Он понял, как тяжело сейчас Ивану Савельевичу, и ничего не сказал больше.

Андрей, тоже волнуясь, достал смятую пачку папирос с оторванным уголком, переложил ее с ладони на ладонь и опять спрятал в карман. Он долго смотрел на подерну­тые розоватой дымкой угли.

В молчании прошло минут десять. Внезапно, словно очнувшись от сна, тракторист встрепенулся и, сцепив на затылке руки, потянулся, крепко зажмурив глаза.

- Что-то ломает всего, - лязгая зубами, сказал Набоков. - Малярия, видно, опять... Такая противная болезнь!

Савушкин бросил на Андрея пытливый взгляд и с трево­гой подумал, что, вероятно, Набокову и в самом деле очень нездоровится и как бы он не свалился.

- Не бережешь ты себя совсем, парень, - укоризнен­но проговорил Иван Савельевич. - Ну разве можно было заходить в воду? Это в чесанках-то!..

Савушкин принялся хворостинкой отгребать от банки раскаленные угольки.

- Рыба готова. Закусим вот, и ложись, - заметил он, не глядя на тракториста. - А я в луга схожу, полыни по­ищу. Говорят, помогает от малярии, если кипятком обварить и попить... Леня, вставай, дорогой!

Откуда-то донесся еле уловимый гул. Потом он стал отчетливее, словно совсем рядом, в кустарнике, кружил шмель.

- Шум какой! Слышите? - сказал Набоков. - Или это у меня в ушах?

А гул с каждой секундой нарастал все стремительнее. Вот уже мощное, рокочущее клокотанье сотрясло без­брежное синеющее небо.

Приставив к глазам руку, Леня пристально посмотрел вверх и вдруг радостно закричал:

- Самолет!.. Вон, вон, видите?

Высоко над землей серебрился самолет. У Ивана Са­вельевича от яркого света скоро потекли по щекам слезы, а он все смотрел и смотрел в небесную синеву, часто моргая веками, но самолета уже не видел: перед глазами бегали черные букашки.

Вдруг Леня схватил Набокова за плечо:

- Смотрите, смотрите - обратно поворачивает!.. А что, если он нас разыскивает?

Самолет снова пронесся над островом.

- Хворосту, больше хворосту на костер! - прогово­рил Иван Савельевич и первый побежал к шалашу.

За ним бросились Леня и Набоков. А самолет уже медленно кружил над островом, с каждым новым заходом опускаясь все ниже и ниже.

- Еще хворосту! Еще! - торопил Иван Савельевич. "Молодые, а такие нерасторопные!" - сердито подумал он о трактористе и мальчике, на самом деле старавшихся изо всех сил.

Наконец на поляне заполыхал огромный жаркий костер. Стоя немного в стороне от бушующего пламени, они неот­рывно следили за самолетом.

"Заметит или не заметит наш костер? - думал каждый из них. - Заметит или не заметит?"

- Сюда летит, - еле шевеля губами, сказал тракто­рист.

Леня даже вздрогнул, когда из-за деревьев, чуть не за­девая их колесами, вылетел аэроплан. Мгновение-другое мальчик стоял, вглядываясь в быстро приближающуюся стальную птицу, а потом, сорвавшись с места, забегал по поляне, размахивая руками.

- Заметил, заметил! - не помня себя от радости, кри­чал он.

Через несколько минут самолет опять проплыл над по­ляной, слегка покачиваясь с боку на бок, как бы отвечая на приветствия.

Неожиданно от борта второй кабины что-то отделилось, и вниз полетел ящик. Он упал где-то за стоявшими на краю поляны осинками.

Леня побежал к опушке. Вслед за ним бросились и На­боков с Иваном Савельевичем. Но едва Савушкин пробе­жал несколько шагов, как почувствовал себя нехорошо: закружилась голова, глаза застлала горячая пелена тумана.

"Годы дают себя знать, - подумал Иван Савельевич останавливаясь. - Надо только успокоиться, и тогда все пройдет", - внушал он себе.

Самолет, набрав высоту, делал последний круг над островом.

Подняв руки, бригадир помахал самолету на про­щанье.

Из-за кустарника показались Набоков и Леня, волоча по песку обшитый мешковиной ящик.

- Эх, и тяжелый... - протянул, задыхаясь, мальчик. Опустившись перед ящиком на колени, Савушкин вни­мательно осмотрел его со всех сторон.

Из пришитого к мешковине кармашка Иван Савельевич вынул непослушными пальцами листочек клетчатой бу­маги, сложенный вдвое.

- Читай, Ленька, - сказал он.

Прежде чем развернуть листочек, Леня вытер рукой мокрое от пота, разгоряченное лицо.

- "Дорогие товарищи! - читал он запинаясь. - От решения взять вас на самолет приходится... - он на се­кунду замолчал, разбирая непонятное слово, - приходится отказаться. Посадка на острове невозможна. Но лишь по­редеет лед, вас снимет катер. В ящике - продукты. Кре­питесь, друзья! Вашим родным сегодня же дадим знать. Привет с Большой земли!"

Мальчик уже давно кончил читать, а Набоков и Савуш­кин все еще сидели не шелохнувшись.

- Вы только подумайте, родные... - заговорил Иван Савельевич, с удивлением прислушиваясь к своему голосу, звучавшему так незнакомо и приглушенно. - Только вот подумайте... Большая наша советская земля - нет ей ни конца, ни краю, и народу в нашей державе много, а случись вот с человеком какая беда - не оставят его, не бросят!.. Савушкин хотел сказать что-то еще, но отвернулся и, как показалось Лене, украдкой смахнул со щеки слезу.

Глава седьмая
Сигналы с горы

Под вечер Набокову стало совсем плохо, и Савушкин с Леней уложили его в шалаше на приготовленную из сена постель. Когда тракторист забылся, Иван Савельевич ска­зал мальчику:

- Пойду поищу полыни. И вентерь где-нибудь постав­лю в ерике. Глядишь, за ночь и рыбешка зайдет.

- А зачем она теперь? - спросил Леня. - У нас и колбаса есть, и консервы, и сыр...

Савушкин вскинул на плечо вентерь, промолвил:

- Надо ж обновить сетку, а то собирали-собирали...

- А вы скоро вернетесь?

- Я недолго. А ты, дружок, в шалаш почаще загляды­вай. Воды вскипяти. Как бы Андрей пить не захотел.

Иван Савельевич ушел.

"Вот уж и пятая ночь, - думал Леня, оттирая песком закоптевшую банку. - Пятую ночь будем проводить на Середыше. Дома месяц пройдет - не заметишь, а здесь...

Он попытался представить себе, что сейчас делается дома, в школе... Ване Обухову наверно приходится труд­новато. Ему нелегко давалась математика, и Леня часто вечерами занимался с ним... А Саша в больнице. Откуда ему знать, что с его другом случилось такое приключение! Настоящий Робинзон. И остров настоящий. Мальчишки в школе, пожалуй, так и прозовут его - Робинзоном.

"Пусть смеются, - думал Леня, - зато теперь я на­учился делать много такого, чего раньше не умел. Пусть попробует кто-нибудь из ребят в сильный ветер костер разжечь одной спичкой - и не сумеет. А я разведу. И ночью - пожалуйста, куда угодно пойду и не заплутаюсь. Рыболовные сети чинить умею. Вентерь могу сделать".