Автограф Шаляпина
Бабушка жарила гренки. Макнет хлеб в яйцо - плюх на сковороду! Сковорода: "Ш-ш-ш!" А бабушка в белом фартуке с оранжевым самоваром на животе.
Рядом с бабушкой - буфет. На нем, под стеклом в картонной рамке, стоит фотография певца Шаляпина. Он там в роли царя Бориса Годунова. В левом углу карточки наверху черными чернилами написано: "И. М. Лукину па память". И подпись: "Ф. Шаляпин. 1916 г." А на обратной стороне - уже другим почерком: "На память Коле Пащенко. Вспомните совхоз "Скотовод". 1947 год. Дроненко".
Кто такой Коля Пащенко, и зачем ему вспоминать совхоз "Скотовод", глядя на Шаляпина в роли Бориса Годунова, неизвестно. И еще неизвестно, как у нас дома очутилась эта фотография. Хотя моя бабушка в молодости работала у Шаляпина медсестрой.
- Бабуль! - я села за стол и вытащила из миски самый поджаристый гренок. - Вот ты у Шаляпина медсестрой работала…
- Было дело, - кивнула бабушка.
- Как думаешь, какую нам песню спеть на смотре по стройподготовке?
- Из тех, что пел Федор Иванович? - спрашивает бабушка.
- Ну, необязательно, - говорю, - нам главное, чтоб солдатско-матросская. Коля Тарабукин речевку нашел, а с песней - никак! "Через две зимы" - пятый "А" поет, "Шла Маруся" - пятый "В". А нам бы такую - чтоб никто!
Бабушка подумала и говорит:
- Знала я одну матросскую песню. Задуше-евная! Значит, дело было на корабле. Вспомню? Нет? Слова там, вроде, такие:
Он говорил ей: "Сюда смотрите, леди,
Где в облаках мелькает альбатрос.
Моя любовь… к вам… нас приведет к победе,
Хоть вы знатны, а я - простой матрос…"
- Вишь, какая матросская.
- Ну, а дальше?
- Дальше припев:
А море грозное
Ревело и стонало,
Ласкаясь, с грохотом катил за валом вал.
Как будто море чьей-то жертвы ожидало.
Стальной гигант кренился и стонал!
- А? - сказала бабушка. - Подходящая?
- Сила! - говорю. - Маршировать-то под нее можно?
- Да не ахти! - призналась бабушка. - Мотив у ней больно заунывный. Хотя… это ведь как спеть!
Она сняла с огня сковородку и… замаршировала по кухне.
- Ать-два - левой! Ать-два - ле… Но на при-зы-ы-ыв влюбленного матро-о-са ска-за-ла ле-ди: "НЕТ!", по-тупив в во-ду взор! За-билось серд-це в нем, словно крылья аль-батро-о-са, и бросил ле-ди он в бу-шу-ю-щий простор!!!
Вот это была песня! Прямо потрясающая! Только леди жалко. Я как представила валы - с нашу пятиэтажку, - сразу поняла, чего она всю дорогу стояла, потупив в воду взор. Ее просто-напросто укачало. Да и матроса явно укачало. Сто против одного: если б не свирепая болтанка, в жизни бы он на такое не решился.
В общем, на другой день слова "Моря грозного" стали известны всему нашему классу. А еще на другой день (времени-то у нас было в обрез!), мы выстроились парами на верхнем этаже.
С лестницы шумел и напирал пятый "В". Из актового зала высыпали отмучившиеся "ашники". Нас поджидала комиссия - учителя и старшеклассники - по трое в каждом углу. В центре - главные военачальники: директор школы Сусанна Григорьевна и какой-то неизвестный в костюме, видно, представитель РОНО.
- Уважаемый председатель комиссии! - зарапортовал Тарабукин. - Пятый класс "Б" в количестве тридцати пяти человек к смотру строевой подготовки готов!
- Здравствуйте, учащиеся пятого "Б"! - Сусанна Григорьевна улыбнулась и ласково посмотрела на представителя.
Представитель поправил галстук и заложил руки за спину.
- Здрав-ствуй-те!!! - мы так гаркнули, как будто перед нами стояли, по крайней мере, Кутузов и Барклай де Толли.
- Нале-во! - сказала Сусанна Григорьевна. - Шагом марш! Речевку начи-най!
- Лучше нашей школы… - взревел Тарабукин.
- …не было и нет! - ахнули мы хором.
- Готовы прожить в ней…
- …до старости лет!
- Любое задание… - вскричал Тарабукин.
- …выполнить рады!
- Сочтем порученье…
- …зачесть!
- Если школа скажет: "НАДО"…
- …мы ответим: "ЕСТЬ!"
Сусанна Григорьевна опять улыбнулась и шепнула что-то на ухо представителю. Тот кивнул и тоже заулыбался.
Из всех углов члены комиссии подняли оценки: сплошные десять баллов!
- Раз-два левой! - командовала Сусанна Григорьевна. - Левой! Левой! Песню запевай!
- О-ни сто-я-а-ли, - грянули мы все вместе, - на ко-ра-бле у бо-орта! Он пе-ред ней стоял с про-тя-ну-той ру-кой! На ней бо-га-тый шелк! На нем бушлат поте-ортый! Он на не-е смотрел с на-деждой и мольбой!
Сусанна Григорьевна улыбаться перестала. Почувствовала, наверное, что песня будет невеселой. На этот раз она даже не взглянула на представителя, зато он повел себя как-то странно. Сорвал с носа очки, сунул их в карман, потом опять надел и, стуча ногой в такт песни, воззрился на Сусанну Григорьевну.
Когда мы дошли до места, где матрос выбрасывает леди в бушующий простор, представитель кашлянул и сказал:
- Да-а! Вот так история!
Что он этим хотел сказать - не знаю. Но по тому как, "потупив взор", стояла Сусанна Григорьевна, как переглядывались, перешептывались и прыскали по углам члены комиссии, мы почуяли неладное и поддали жару!
- А поутру, - загорланили мы что есть мочи, - когда восходит солнце, в прибрежном кабаке в углу матрос рыдал!.. И пил он жгучий ром в кругу друзей матросов! И страшным голосом он леди призывал!!!
- Виноват, не расслышал… В каком кабаке? - спросил тут на весь зал представитель РОНО.
- В прибрежном, - ответила ему Сусанна Григорьевна. - А ну-ка, пятый "Б", спускайтесь и подождите меня у раздевалки!
Короче, мне велели привести родителей. Родители у меня в командировке, поэтому вести надо было бабушку.
Когда я пришла домой, бабушка накинулась на меня с расспросами. Она так переживала за наш смотр! Просто язык не поворачивался рассказать все, как есть.
- Бабуль, - говорю. - Понимаешь… Спели мы отлично!
- Поздравляю! - торжествующе сказала бабушка. - А кто тебе такую песню присоветовал?!
Я сказала:
- Ба, ты только не волнуйся! У нас завтра… собрание… И тебя на него… пригласили!
- Зачем? - бабушка сначала перепугалась, а потом подмигнула мне и погрозила пальцем: - Признавайся, - говорит. - Разболтала, что я у Шаляпина работала? Эх вы, следопыты! Ну, так и быть, приду!
Я решила утром выложить бабушке все начистоту. Но когда проснулась - бабушка уже выудила из своего зеркального шкафа нарядный шерстяной сарафан, белую кофту в горошек, круглую зеленую гребенку и давай все это примерять! Такая расхаживала по квартире веселая!
"Ладно, - думаю, - придет на собрание - само все выяснится".
И вот наступил классный час. Собрался весь пятый "Б", Сусанна Григорьевна, учитель пения Евгений Леопольдович и наша классная - Зоя Николаевна.
- Итак! - сказала Сусанна Григорьевна и все замолчали. - Произошло ЧП. В классе была распространена скверная песня, петь которую - стыд!
- И позор! - добавила Зоя Николаевна.
- А распространила ее… - Сусанна Григорьевна вытянула руку в мою сторону, как будто меня тут кто-нибудь не знал, - Лена Шишкина!
Я встала.
- Где родители? - грозно спросила Сусанна Григорьевна.
Я говорю:
- В командировке.
- А бабушка? - спрашивает Зоя Николаевна.
- Я тут, - послышалось из-за двери.
И явилась ОНА!
Во всем праздничном!.. На поясе - букет фиалок, а подмышкой - бархатная сумочка.
- Простите, ваше имя-отчество? - строго спросила Сусанна Григорьевна.
- Фаина Петровна, - ответила бабушка. - Фамилия Паскина. Только это по мужу. Тогда-то я Макарова была.
- Это когда же - ТОГДА? - хмуро произнесла Сусанна Григорьевна.
- Ну, тогда, когда я у Федора Ивановича работала!
- У какого еще Федора Ивановича? - спрашивает Зоя Николаевна.
- Как у какого? - говорит бабушка. - У Шаляпина.
- Вы?! Вы были знакомы с Шаляпиным??? - вскричал Евгений Леопольдович.
- Ну конечно, - сказала бабушка и повернулась к нам. - Как раз перед Октябрьской революцией я устроилась работать сестрой милосердия.
- Слушай, Шишкина, слушай! - сказала вдруг Зоя Николаевна. - Не затем твоя бабушка работала медсестрой перед Октябрьской революцией!
- В больнице Святого Павла! - добавила бабушка. - Это от общины Лилового Креста. Я лечила миллионершу Стахееву. Хотя она ничем не болела. Хандрила Стахеева, вот и все!
- Да, но какое это имеет отношение к делу? - Сусанна Григорьевна постучала карандашом по столу, потому что наши радостно завозились.
- А вот какое, - отвечает бабушка, - второй-то вызов был… к Шаляпину.
- Он что, заболел? - встревожился Евгений Леопольдович.
- Не он, а дети, - объяснила бабушка. - Ребят я вылечила. А Федор Иванович - "Останьтесь!" да "Останьтесь!"… Ну и я вижу - люди попались хорошие.
- Голубушка! Фаина Петровна! - Евгений Леопольдович вскочил и кинулся к бабушке. - Други мои! Вообразите! Фаина Петровна видела живого Шаляпина! Разговаривала с ним! Жила в его доме!.. Да вы знаете, какой это был бас??!
- Шаляпин, - сказала бабушка, - был моим учителем. Он учил меня кататься на велосипеде.
- Научились?! - выкрикнул с места Тарабукин.
- А ты думал! - бабушка положила на парту сумочку. Руки кверху и объявила: - Двадцать третий год! Фаина Паскина! Чемпионка велопробега Мелитополь - Москва!!!
- Вот, Шишкина, - Зоя Николаевна сделала последнюю попытку. - Вот какая у тебя бабушка. Чемпион! Ты же ее только позоришь.
- Ни боже мой! - воскликнула бабушка. - У меня Леночка с пеленок в велосипедном седле!
- Нет, я с ума сойду, - не выдержала Сусанна Григорьевна. - Речь идет не о седле! А о песне! Которую пятый класс "Б" исполнил на смотре.
- Про "море грозное…"? - спрашивает бабушка.
- Именно, - подтвердила Сусанна Григорьевна.
- Этой революционной песне Леночку выучила я! - гордо заявила бабушка. - Мы ее давно еще певали.
- Революционной??! - переспросила Сусанна Григорьевна.
- А как же? - говорит бабушка. - Если между леди и "простым матросом" развертывается явная классовая борьба?!
- "Море грозное" - песня не детская! - стояла на своем Сусанна Григорьевна. - И вообще, все эти "моря" развивают у ребят дурной вкус.
- А "Не плачь, девчонка, пройдут дожди"? - спрашивает бабушка.
- Если вы против "не плачь девчонки…", - вступилась за директора Зоя Николаевна, - обучили бы Шишкину чему-нибудь из классического репертуара. Еще с Шаляпиным знакомы! - она улыбнулась. - Борьба борьбой, но зачем человека за борт выкидывать?..
- Раньше все так делали, - спокойно сказала бабушка.
Она вынула из сумочки толстую грампластинку и протянула ее учителю пения.
Евгений Леопольдович открыл проигрыватель, поставил пластинку, и в классе сквозь потрескиванье и шорох раздался голос Шаляпина:
Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны
Выплывают расписные,
Острогрудые челны…
Наконец-то я могла спокойно вздохнуть. Я знала: пока поет Федор Иванович - мы с бабушкой в относительной безопасности.
Полпесни про Степана Разина вид у Сусанны Григорьевны был директорско-воинственный. Только после куплета:
Одним махом поднимает
Он красавицу-княжну
И за борт ее бросает
В набежавшую волну, -
ее как-то отпустило.
Потух директор - потухла и Зоя Николаевна.
А Евгений Леопольдович - наоборот - так разволновался, что заглянул к бабушке в сумочку и спросил:
- Еще что-нибудь есть?
- Есть! - сказала бабушка и вытащила фотографию.
- Автограф Шаляпина! - чуть ли не шепотом проговорил Евгений Леопольдович. - Взгляните!.. Это же он сам… Своей рукой!
Фотография пошла по партам. Каждый, к кому она попадала, вслух читал: "И. М. Лукину. Ф. Шаляпин".
Тарабукин потрогал подпись пальцем и сказал:
- Ого!
А моя бабушка сложила все обратно в сумку, махнула нам на прощанье рукой и ушла. Ну, и нас по домам распустили. Потому что, как вы понимаете, собрание наше окончилось.
Примечания
1
Масис - гора Арарат.