Студент направляет вниз луч фонаря. Мы видим, что катер, зацепившись острым носом с одной стороны и винтом двигателя с другой, вот-вот рухнет вниз. Мужчина стоит на узком уступе и с отчаянием тянется к своему напарнику, который тоже пытается дотянуться до чего-то нам невидимого на полу катера.
Лиана шепчет:
– Господи! Это его сын, он сейчас сорвется!
Она кричит что есть силы:
– У-хо-ди с катера!!!
Молодой парень поднимает голову на крик. Видимо, решившись, он делает шаг с борта на скалу… и в этот момент катер срывается в пропасть. Мы видим все уменьшающееся, дергающееся, будто живое, пятно фонаря, который перекатывается по дну катера, когда тот в своем падении задевает то за один уступ, то за другой. Наконец, видимо, натолкнувшись на большой выпирающий из стены камень, катер переворачивается и летит уже двигателем вниз. Он совсем пропадает из вида, но до нас еще доносятся удары о камни и хруст пластика. Наш слух ждет последнего удара катера о дно расщелины, но его все нет и нет. Просто становится совсем тихо. И жутко. Особенно тем, кто едва держится на выступе скалы в расщелине…
Отец и сын стоят, сцепившись друг с другом руками по обе стороны от похожего на небольшой плоский стол каменного уступа. На противоположной стороне расщелины, где зацепилась сумка архитектора, пусто. Видимо, катер увлек сумку за собой в бездонную пропасть. Отец поднимает голову и кричит нам:
– У вас есть на гондоле веревка?
Лиана отвечает им:
– Да, да, должна быть спасательная. Сейчас!
Она уходит к лодке.
Я оборачиваюсь к ней и вижу, что из-за красной скалы выходит какой-то человек с фонарем. Он останавливается у полуразрушенной гондолы, прислонившейся к стене ущелья. Переводит на нее луч фонаря… Я бросаю студенту:
– Я быстро!
И бегу к Лиане, слегка припадая на левую ногу. На мгновение луч фонаря ослепляет меня, потом снова переходит к гондоле. Я подхожу к лодке, протягиваю руку Лиане, которая с мотком толстой веревки стоит на корме. Она спрыгивает вниз, ко мне. Человек с фонарем подходит ближе и говорит со знакомым мне акцентом:
– Надеюсь, жертв нет?
– Боже мой, Юнус, вы?
– Тут на много километров только один Юнус и есть. Нет, вру. Второй "Юнус" вот течет, извивается.
– Да-да, помню, "поток" с древнегреческого.
– Древнееврейского. Неважно. Что это все значит?
– Юнус, потом объясню. У нас в расщелине двое, их доставать надо!
– Как в расщелине???
Юнус бежит вперед. Остановившись у края пропасти, он светит сначала на студента, а потом вниз:
– Глазам своим не верю! Это что, отец и сын Фридманы? Я, конечно, буду рад вас принять у себя, но вы выбрали очень экстравагантный повод, чтобы напроситься в гости! Что вы там делаете, а?
Старший из семьи Фридманов гулко отвечает из глубины:
– Пытаемся не упасть в эту проклятую яму! И нашли же ведь вы такую дыру!
Юнус оглядывается на Лиану:
– Ну нет, это вы ее нашли! А вот у девушки для вас есть веревка!
Лиана отвечает, улыбаясь:
– У меня на гондоле даже спасательный круг есть, если они тонуть надумают!
Из расщелины доносится:
– Смейтесь, смейтесь! Имеете право. Белые начинают и выигрывают.
И другой голос:
– Скорее, черные начинают и проигрывают…
– Еще бы черные не проиграли, когда ты окончательно сошел с ума, сунувшись на катере в эту гиблую трещину!
Я наклоняюсь к Лиане:
– Это что, тот самый Фридман? Шахматист?
Она кивает.
Теперь я понимаю, почему лицо его сына казалось мне знакомым. Шахматист Фридман – личность довольно известная в нашем городе.
Юнус тем временем обвязывает себя вокруг талии и говорит студенту, который встал, отряхиваясь:
– Молодой человек, идите-ка сюда.
Потом мне:
– И ты, песчаный папарацци, тоже.
С этими словами он бросает веревку, которая оказалась достаточно длинной, вниз:
– Эй, если вас по одному поднимать, второй удержится? Хвататься есть за что?
Младший из Фридманов отвечает:
– Тащите сначала отца, я продержусь!
Его отец кричит:
– А двоих сразу получится? Я и так сегодня потерял все, не хочу потерять еще и сына, пусть даже такого бестолкового!
Юнус говорит Лиане:
– Дорогая, будь добра, принеси-ка из лодки подушку с диванчика. Ту, что побольше!
Лиана кивает и, не говоря не слова, убегает к гондоле. Через полминуты возвращается с подушкой, покрытой вишневой искусственной кожей. Юнус кричит вниз:
– Эй, обвяжитесь, если сможете! Или руки обмотайте покрепче хотя бы!
Потом говорит Лиане:
– А ты, дорогая, ложись-ка поближе к краю и держи подушку под веревкой. И чтоб не соскользнула, а то камни тут острые. Она хоть и прочная с виду, но нам жертвы не нужны…
Лиана подкладывает скользкую подушечку под веревку, мы со студентом хватаемся за веревку один за другим. Через минуту пыхтения и шуршания камней под нашими ногами отец с сыном стоят рядом с нами, растирая руки.
Неожиданно старший из Фридманов падает на колени и со стоном начинает колотить кулаками по камням:
– Месяц! Всего только месяц оставался! Что же вы наделали!
Сын наклоняется к нему и тихо говорит:
– Ладно, отец, что-нибудь придумаем… У меня есть друзья скалолазы, спустимся вниз…
Юнус смеется:
– А вот это вряд ли! Были тут ребята и отчаяннее вас, но дна они так и не нашли! Лучше молитесь, что Господь вам не дал проверить глубину этой дыры. До сих пор бы вниз летели…
При этих его словах мужчина встает и достает из кармана пистолет.
Глава 31. "Отступник"
Я делаю шаг вперед, пытаясь загородить Лиану:
– Эй, да хватит вам! Бросьте, наконец, эти шутки!
Он тихо отвечает:
– Да уж, шутки кончились… Дошутились.
И швыряет пистолет в расщелину. Потом поворачивается к студенту:
– И что же вас заставило сделать такую глупость? А? Вы же все мое будущее туда выбросили! Безумец!
Тот отводит взгляд.
Старший Фридман подходит к нему вплотную:
– Что это было, в пещере? Полицейский катер, сирена… Вы смогли разбудить цилиндр? Как вы это сделали за один день? Мы месяцы с ним мучились, но все бесполезно! Это же что-то поразительное, настолько реальная голограмма! А вы уничтожили такую вещь! Уничтожили! Не могу понять…
Юнус, который уже слишком долго молчит для своего неугомонного темперамента, говорит:
– Слушайте, какое странное и даже немного приятное чувство для человека моих лет, когда вообще ничего не понимаешь! Ну все, пошли, пошли.
Он суетится, подталкивая нас одного за другим.
– Я думал, что я такой оригинальный, что я один в своем роде чудак-отшельник… с вертолетом. Гордился даже. Но после того, как у меня над балконом зависла эта ваша гондола! Мне теперь даже стыдно предлагать вам прокатиться в вертолете! Это ведь слишком прозаично для вас, правда?
Я отвечаю:
– Ничего, Юнус, мы это переживем.
Не зная, чего ожидать от двух только что спасенных мужчин, я стараюсь немного задержать Лиану. Мы идем с ней по дну ущелья позади всех. Вот мы минуем нашу изломанную гондолу. Лиана подбегает к ней, кладет ладонь на еще так недавно белоснежный борт и всхлипывает:
– Милая ты моя гондолочка!
Лодка, исцарапанная, со сломанным носом и кормой, как будто большой белый израненный зверь, грустно молчит в густой тени. Я подхожу к ней, и мне кажется, что, оставшись тут, гондола будет вспоминать нас и снова переживать наши приключения. Я беру Лиану за руку, и бросив на светлый силуэт последний взгляд, мы догоняем остальных.
Метрах в ста впереди нас ущелье расширяется. Наверное, это единственное место, где Юнус смог опустить свой вертолет, не рискуя задеть винтом о стены. Я усмехаюсь про себя, думая о том, что действительно, после полета на лодке, чудесное спасение на вертолете уже не вызывает совсем никаких эмоций.
Юнус кричит и машет нам. Мы подходим ближе. Вертолет у Юнуса маленький, округлый, весь в пятнах незакрашенной грунтовки. Юнус придерживает дверь:
– Добро пожаловать, дамы вперед! Четыре места, всех не посажу, так что кто-то оставайтесь ждать второго захода. Извините, не докрасил, не знал, что так быстро придется им воспользоваться. Только два месяца назад купил его, списанный, у пограничников.
Я говорю ему:
– Я подожду!
К моей радости, Лиана, которая уже усаживается на сиденье, спрыгивает на землю:
– Я тоже.
Юнус подталкивает Фридманов, потом открывает переднюю дверь семинаристу:
– Давай, давай, пошустрее! Ремень пристегивай, ага, вот так.
Потом машет нам:
– Молодежь, отойдите-ка подальше. Я мигом!
Мы с Лианой отбегаем метров на двадцать. Лопасти винта медленно начинают вращаться, словно разгоняя окружающий полумрак, и через минуту в ущелье остаемся только мы с девушкой. И белая гондола за скалой. Сверху доносится приглушенный рокот вертолета. Мы стоим у самой воды лицом друг к другу. Я не вижу Лианиных глаз, призрачный свет ложится на ее волосы, задевает краешком лунного лучика кончик ее носа, мягко стекает на плечи. Мы просто молчим, и вокруг нашего молчания молчит ущелье. Слева от нас помалкивает речка, иногда все же что-то бормоча камешкам на берегу…
Чудесное мгновение разрушает голос Юнуса:
– Эй, вы! Может, мне утром за вами прилететь?
Вертолет уже приземлился, а я не заметил этого.
Вот мы уже в кабине, вот и наша тишина уже остается далеко под нами.
Через десять минут Юнус открывает перед нами уже другую дверь, своего дома. Мы проходим в просторную комнату, из которой большие окна-двери ведут на балкон. У гостеприимного дагестанца кресел столько, что, кроме нас всех, можно посадить еще полдюжины человек. Лиана без сил падает в глубокое кресло, я сажусь рядом с ней.
Вскоре фотограф приносит из кухни поднос с рюмками, графин зеленого стекла, кофейник и чашки:
– Вот, всем понемножку! Я настаиваю, чтобы взбодриться! Не вздумайте заснуть тут! Пока я не пойму, что все это значит, никто у меня спать не будет! Понятно?
Он обращается к старшему Фридману:
– Как вы оказались в расщелине? И как гондола летала? И что это за черная штуковина кренделя выписывала в небе? Ладно, все, все. Ну, давай, рассказывай, чего молчишь!
Но тот молчит еще довольно долго. По его лицу с жесткими чертами и множеством морщин, пробегают мрачные тени. Его юный сын выглядит очень спокойным для человека, только что чудом избежавшего гибели. Он прихлебывает кофе, изредка поглядывая на Лиану. Наконец старший Фридман говорит:
– Нет у меня, конечно, сейчас никакого желания откровенничать. Только ради тебя, Юнус. Терять мне уже нечего, и так все потеряно в один момент…
Юнус отвечает:
– Ну, самое важное-то осталось! Ты жив!
– Жив… Что бы ты, интересно, чувствовал, если бы через месяц ты должен был стать единственным в мире владельцем одного из Андаманских островов и советником президента одного из крупных государств? А потом, по вине своего слишком резвого сына и еще нескольких искателей приключений все твои перспективы бы рухнули? Чувствовал бы, что ты жив по-прежнему?
– Андаманских? Это в Индийском океане?
– Именно. Заповедник. Там живут племена, не тронутые цивилизацией. И контракт на владение уже лежал у меня в кармане.
– И как это связано с расщелиной?
– Так связано, что контракт теперь на дне этой расщелины. Если, конечно, у нее есть дно. Ладно, не буду говорит загадками, начну по порядку. Ты знаешь, что, когда я служил в армии, я был шифровальщиком?
– Нет, не знал.
– Я всегда интересовался шифрами, криптограммами, тайнописью. Задачами со сложными алгоритмами. Вот шахматами тоже. Я же международный гроссмейстер.
– Да это я знаю, песчаный ты наш Капабланка!
– Ну, нет, до чемпиона мира мне еще далеко… Так вот, я расшифровал текст на стене тоннеля.
– В Канале? Так ты еще и Шампольон к тому же?
– Обижаешь. У Шампольона был Розеттский камень с переводом иероглифов на древнегреческий. Дешифровать иероглифы с таким ключом не составляет никакого труда. А у меня что? Ведь текст на стене Канала, если говорить попроще, похож на протоиндийскую письменность и на таблички ронго-ронго.
– Это с Острова Пасхи?
– Молодец, Юнус. Да, оттуда. Тексты на ронго-ронго не дешифрованы, как вы все, наверное, знаете. Харрапское, то есть очень, очень древнее индийское письмо, тоже. Я потратил полтора года, изучил хеттский, шумерский, и так далее. И в один прекрасный день смог прочитать "историю Отступника".
Лиана поясняет всем:
– Это древние люди одного великана так называли.
И шепчет мне:
– Он мне кое-что рассказал, пока я в пещере сидела.
Шахматист продолжает:
– Его самого. Того, чьим черепом нас чуть не убил твой приятель.
Он морщится и дотрагивается до груди:
– Мое ребро еще долго будет помнить эту ночь.
Студент приподнимается в кресле:
– Извините, а череп цел? Вот бы его сфотографировать и на первую полосу твоей газеты, а Давид?
Я отвечаю:
– После этой ночной полицейской облавы на первых полосах всех газет теперь только и будет, что про ночные гонки… Вот только черепа там и не хватало. Бедняга Михель, три раза он грозился мне, чтобы я все держал в тайне…
Юнус просит Фридмана:
– Давай-ка не будем отвлекаться, я все еще ничего не понимаю. Что за "отступник", что за череп?
– Значит так. Те, кто выбил на камне эту историю, особенным литературным талантом не отличались. Это вам не Илиада и не Рамаяна. Да и такими примитивными значками, как у них, красок тексту не придать. Но смысл надписей мне стал понятен после полутора лет работы. В общем, если вкратце, то текст, который занимает примерно два с половиной квадратных метра – это длинное восхваление некоего доброго великана, который ушел от своих сородичей и помог небольшому человеческому племени выжить.
Студент восклицает:
– Слушайте, это же прямо история Прометея! Тот тоже принес божественный огонь бедным, несчастным людям.
– Ну да, кстати, похоже. Даже очень. Ну ладно, продолжаю. Почему гигант помогал людям, не описывается. Его добродетели воспевают даже как-то чрезмерно. Судя по всему, племя великанов, которое жило в наших краях, было непобедимым и жестоким. Про них так и написано, "жестокие боги, которые могут ходить по воздуху и подчинять себе драконов". Под драконами, наверное, динозавров имеют в виду.
Юнус снова спрашивает Фридмана:
– Постой, ты хочешь сказать, что ты нашел череп этого "Отступника"?
– Ага, именно так. Скажу больше. "Голова" – это его портрет. Увеличенный во много раз, конечно.
Я говорю:
– Если он был такой добряк и рубаха-парень, то его изобразили непохоже.
– Не берусь судить, возможно и так. Ну вот, он помог людям обычного для нас размера многими вещами: во-первых, вырезал для них "Каменный лотос", это так тоннели красиво названы в тексте. В тексте даже значок специальный такой есть для обозначения лотоса. Во-вторых, выкопал какой-то "бесконечный путь". Что за путь такой и где он, я точно не знаю, хотя кое-какие догадки у меня есть. Судя по всему, часть обычных людей по этому пути ушло от гигантов, когда "Отступник" умер. Похоже, что от старости. В третьих, дал им "магию богов". А вот эта магия теперь в бездонной трещине.
Юнус нетерпеливо говорит:
– Давай скорей дальше, что ты имеешь в виду?
– Судя по всему, гиганты использовали людей как рабочую силу, не более того. А сами владели технологиями, которые даже сейчас выглядят фантастически. "Отступник" кое-что из своих "магических" вещей людям и отдал из какой-то особой симпатии. Гондола, говоришь, над балконом? Спроси этих ребят, как они ей управляли.
Юнус поворачивается к нам:
– Ну и как же?
Я говорю:
– С помощью антигравитационного "браслета". Сделанного для огромной шестипалой руки. Вернее пальца.
Юнус говорит:
– Что за чушь? Что за браслет для пальца?
Фридман отвечает:
– Чушь, не чушь, а он работал. За много тысяч лет не заржавел, и энергия кончилась у него только сегодня. А у второго, возможно, еще надолго бы хватило. Кстати, по поводу шести пальцев. Считается, что двенадцатеричная система счисления возникла в древнем Шумере…
Тут студент вскакивает:
– А на самом деле ее придумали и использовали библейские рефаимы, шестипалые великаны!
Младший Фридман говорит:
– О Боже, мало мне одного моего отца, помешанного на гигантах… Так тут все такие.
Старший продолжает:
– А тебе бы только развлекаться. Позвольте, кстати, представить: перед вами сидит ужасное привидение Канала. Вот, полюбуйтесь, даже татуировку себе на руке сделал! Мой сын, который, вместо того, чтобы создать в жизни что-то достойное, пугает народ летающей "Головой".
– Какой еще народ! Гонщиков! Устроили из Канала Колизей. Бои гладиаторов.
Тут Лиана говорит:
– А ты решил, что ты там хозяин, раз твой отец расшифровал надписи и нашел тайную пещеру? Вообразил себя Эриком, "Призраком оперы"?
– Да нет, я просто развлекался…
– Ну вот и доигрался.
Юнус встает с примирительным жестом:
– Ладно, ладно. Я что-то уже начинаю понимать, но при чем тут твои острова в Индийском океане, а?
Фридман устало отвечает:
– Я уж закончу, раз начал. Судя по всему, несколько человек забрали артефакты великана себе. Их мы и нашли в пещере за Головой. А как пещеру обнаружили, рассказывать не стану, долго, у меня уже голова не держится. Скажу только, что на пустыре завода я дневал и ночевал. В общем, остальные люди ушли по "бесконечному пути". Они и выбили текст, наверное. Интересный народ был эти древние! Тут письмо на бумаге не успеваешь написать другу, а они, спасаясь от великанов, не ленятся выбить на граните несколько квадратных метров мелких значков. И без ключа к шифру для будущих поколений, к тому же.
Юнус снова спрашивает его:
– Про гигантов я, кажется, понял. А что с островом-то?
– Ты, наверное, не знаешь, что мой дед был индусом. У меня куча родственников в Бомбее. Вот, посмотри на эти миндалевидные махараштрские глаза.
И он кивает на своего сына.
Лиана переспрашивает:
– Махара… какие глаза?
– Махараштра – индийский штат, в котором находится Бомбей. В каком-то смысле я считаю Индию своей родиной и вообще истоком всего, что мне дорого и близко. Даже первые шахматы, "чатуранга" появились в Индии… Попросту говоря, я нашел влиятельных людей из министерства обороны в Нью-Дели и почти уже договорился с ними о продаже артефактов. Контракт включал также и небольшой остров. И еще должность советника президента. Вот и вся история.
Студент переспрашивает:
– Из министерства обороны? Давид, да это именно то, о чем мы с тобой совсем недавно говорили. Слово в слово! Господь не допустил того, чтобы дары этого древнего "Отступника" пошла на военные технологии.
Фридман смотрит на него внимательно:
– А-а-а, вот почему вы бросили сумку в пропасть… Вы увлечены модной идеей спасения человечества от прогресса? Вы хиппи?