Я встретился взглядом с детективом, который, как оказалось, уже давно смотрит на меня. Уверенный, немного нахмуренный, сосредоточенный, курит дешёвую сигарету. Не сводит с меня взгляда. Похоже, как и все видавший виды полицейские, он недолюбливает журналистов.
Высокий, сто восемьдесят пять сантиметров роста, широченные плечи, немного полно-ватый. Шеи почти не видно, широкое круглое лицо, массивные скулы, покрытые грубой сизой щетиной. Узкие губы, идеально прямой нос, крупные надбровные дуги, недобрый такой взгляд.
Одет в белую рубашку, чёрный галстук, бордово-коричневое пальто и такую же шляпу. Ещё в глаза бросаются дорогие наручные часы, которые особенно хорошо видны, когда Клаус затягивается.
Я двинулся ему навстречу. Он сделал ответное движение ко мне. Наши глаза чётко зафиксировались друг на друге. Чем сильнее мы сближаемся, тем больше мне не нравится выражение его лица – слишком много холодной ненависти и раздражения. Ещё бы ему не злиться: седьмое убийство, ему постоянно приходится выезжать на место преступления часов в пять-шесть утра, улик нет, дело буксует на месте уже двадцать дней.
А тут ещё и журналисты! Творцы!..
Застыв в шаге от меня, Клаус Зиммер продолжил покуривать сигаретку. Под натиском его тяжёлого взгляда я немного опешил, но тут же взял себя в руки и задал полисмену стандартный вопрос:
– Газета "Еженедельно актуально", детектив Зиммер, Вы можете ответить на несколько вопросов?
– Никаких вопросов, мистер Чатлер, – моментально отрезал здоровый детектив.
Откуда только он знает мою фамилию? Запомнил автора предыдущей статьи о Решете?
– И всё же, детек…
– Я говорю: никаких вопросов! Точнее, задавать их будете не Вы.
– Не понимаю…
Клаус добил белую табачную трубочку и бросил окурок под ноги. Затушить не удосужился. Он приподнял край шляпы, чтобы лучше были видны его суровые глаза. Я даже заметил, что они карие…
Цыкнув, Зиммер склонился к моему уху:
– Не буду ходить вокруг да около – Вы являетесь подозреваемым. Так что придётся ответить на ряд вопросов.
– Вы считаете меня подозреваемым? На каких основаниях?
– И Вы ещё спрашиваете, мистер Чатлер! Я недавно читал статью в этой Вашей газетёнке… как её… да неважно… Так вот, фигурировало там детальное описание способа убийства, очень, знаете ли, меня это заинтриговало…
Играет со мной, как Бастиан Арлес любит со мной играть. Что он делает? Пытается свалить всё на первого встречного? Или что-то откопал?
– Я Вас не понимаю… – пришлось честно ответить мне. Что-то не пойму, что могло так заинтриговать его.
– Написано было, что Решето убивает ударом ножа в затылок. Смею заметить, что данной информацией располагают только медицинские эксперты, я и небольшая часть полицейских… Откуда Вы знаете про это обстоятельство?
Чёрт! Чёрт! Чёрт!!! Дурак! Надо было писать осторожнее, опираясь лишь на самые очевидные факты, но не приплетать увиденного во время убийства! Идиот!
– Я не рискну назвать имя информатора, – пришлось врать до последнего.
– А рискнёшь сесть в тюрьму, Курт?
– Попросил бы на Вы…
– Попросил бы заткнуться! – детектив Зиммер свёл брови на переносице, – Как ты второй раз оказался на месте преступления чуть ли не раньше полиции? Что ты вообще делаешь здесь в такое позднее время?
– Был в гостях у друга, – отвечать приходилось первое, что придёт в голову.
– Чем занимается друг?
– Продаёт рыбацкие принадлежности.
– А ровно четыре дня назад? – детектив никак не желал остановиться.
– Был у него же…
– Зачастил ты к товарищу… И ещё, что с лицом?
– Слушайте, я просто знаю, что Решето промышляет в южном районе, и по ночам пытаюсь выследить его. Последние две ночи мне везёт. А если Вы хотите повесить на меня все эти убийства, то потрудитесь сперва раздобыть доказательства!
– Будут тебе доказательства, Курт, мальчик мой, – порыв решительного экспрессивного отпора он словно бы и не заметил, – А пока что вали отсюда и забудь о всяких там вопросах!
Зиммер тут же потерял ко мне всякий интерес и принялся за стандартную работу. Меня здесь явно не хотят видеть.
Утром понедельника, ровно неделю назад детектив Клаус Зиммер записал меня в подозреваемые… Всё развивается достаточно для меня неожиданно…
Через четыре дня я снова был на месте преступления. Клаус Зиммер акулой кружил вокруг меня, частенько скалил острые зубы, очевидно, по причине невозможности оттяпать ими мне голову! Что-то он там себе записывал, словно парадирует меня.
Вопросов не было…
Затем, уже днём, я сдал готовый текст мистеру Арлесу. Он хвалил меня за спорость, говорил, что у этой темы ещё очень большие перспективы. Однако теперь главный редактор хотел бы видеть ещё и фотографии.
Я получаю гонорар и почти сразу же иду в магазин фотопринадлежностей. Выбираю недорогой, но качественный и надёжный фотоаппарат. Покупка тут же обернулась ветром в карманах…
Пробую фотографировать свою квартиру. Долго снимаю картину с нимфой с разных ракурсов. Случайно вспоминаю про подаренную Гарри афишу. В редакции он пригласил меня зайти к нему, как только появится свободное время.
Думаю, завтра, в субботу, я могу уделить ему минутку.
Гарри Нельсон – один из немногих моих друзей в редакции "Еженедельно актуально". С замкнутым очкариком мало кто желает общаться. Думаю, таким болтунам, как Гарри в принципе неважно, с кем общаться, главное, чтобы кто-то слушал…
Гарри ведёт в газете собственную колонку. Он – спортивный обозреватель, знаток всех турниров по всем видам спорта, ярый болельщик и настоящий специалист. Особая его специализация – так называемое профессиональное прогнозирование итогов тех или иных матчей по футболу, хоккею и волейболу. Точность его прогнозов составляет семьдесят четыре процента. Отличный показатель – редкий специалист может похвастаться точностью прогнозов выше семидесяти. Лучший прогнозист в мире, если я правильно помню, обладает показателем в восемьдесят два процента.
Балагур, прожигатель жизни, вертопрах и просто беспечный человек. Жизнь он представляет себе как планшет для вырисовывания своей судьбы. Он настолько самоуверен, что считает, будто судьба находится только в его руках. Как наивно и глупо…
Гарри – человек, не приемлющий компромиссов, идущий напролом, активный, вечно чего-то добивающийся и уже добившийся немалого. Этот человек удивительным образом умудряется строить свою жизнь и пускаться во все тяжкие, уходя в недельные загулы…
Я бы так не смог. Из-за этого во мне вечно бурлит жгучее чувство зависти.
Гарри невысок, светловолос, вечно зачёсывает волосы назад, худощав, подтянут, имеет большие светлые глаза, кривую улыбку и самоуверенно поднятый подбородок. Любит фиолетовый цвет и включает его буквально во все элементы своей одежды. Одно время он даже расхаживал в фиолетовых туфлях.
Живёт довольно близко к центру, рядом с крупным банком. У него большая квартира, три комнаты, все обставлены со вкусом. Мебель вполне солидная, дорогая. Гарри может себе её позволить.
Я приехал к нему два дня назад, в субботу. Три часа дня. Холодает.
Гарри встретил меня внизу. Мы крепко обнялись и пошли к нему на седьмой этаж. За что я не люблю Гарри, так это за то, что он не пользуется лифтом и не позволяет мне.
Вообще, у меня немало причин его не любить: когда-то он увёл у меня Еву…
С Евой я познакомился больше года назад на вечеринке бывших студентов. Странная вечеринка, в небольшое помещение набилось народу. Играл твист вперемешку с блюзом и джазом. Было много алкоголя. Было весело.
Со мной заговорила красивая девушка. Каштановые волосы, милое личико, хорошенькая! Мы говорили о всякой ерунде, но ей было интересно, она не оставляла меня. Что-то она во мне нашла.
Такая красивая… С ней просто и легко… Так мило улыбается…
Мне с моими проблемами с общением было совсем несложно поддерживать беседу. Никогда я так много не общался с девушкой один на один. Еве было вполне со мной комфортно.
С вечеринки мы ушли вместе. Я проводил её до дома. Она предложила зайти. Ту ночь мы провели вдвоём…
Мы долго встречались после этого. Она прекрасно видела, что я из себя представляю, видела, чем я занимаюсь, но это вовсе её не смущало. Ничто во мне её не смущало… И мне было с ней хорошо. Какое-то время я даже думал, что у нас может получится что-то толковое… Семья, например…
Пять месяцев назад всё вдруг прекратилось… Она начала охладевать ко мне…
У неё не получилось долго себя обманывать: любить ничтожество, нищего неудачника, не способного ничего ей дать, она не смогла. Такая девушка заслуживает гораздо большего! Ей нужен более успешный парень…
Им стал Гарри Нельсон. Четыре месяца назад она ушла к нему. Я был разбит, я был потерян, из меня словно вытянули единственный штырь, на котором я ещё способен был держаться.
Жизнь тут же вернулась к своим серо-бурым краскам. Таким, как я, вредно лишний раз мечтать о ярком цвете жизни. Я понимаю, что должен ещё долго жить среди этого мусора, говна и нечистот…
Я-то думал, что не имея ничего, могу получить счастье. Так не бывает. Счастье нужно зарабатывать тяжким трудом, долгой работой. Не бывает так, чтобы человек, больше похожий на пустое место, вдруг получил такую награду, как Ева.
Она достойна большего, чем неудачник-журналист.
Дела давно минувших дней…
Тогда мы не разговаривали с Гарри целый месяц. Я осознавал правильность и логичность ситуации, но не мог заставить себя относиться к другу так же, как и раньше. Просто не мог…
Как бы я себя не убеждал в обратном, но я его ненавидел!
Ещё сильнее я стал его ненавидеть, когда он бросил Еву! Я прекрасно знаю, что Гарри любит менять девушек, как перчатки, но надеялся, что он наконец-то остановится. Надеялся, что Ева станет с ним счастливой…
Когда мы, наконец, снова начали общаться, у Гарри уже была новая девушка.
По слухам, Ева уехала из Данкелбурга…
Гарри предложил мне неплохой коньяк. Мы сели в гостиной и просто начали разговаривать о всякой ерунде. За пустой беседой прошёл примерно час.
Затем он вдруг проронил:
– Читал сегодня с утра твою статью…
– И что думаешь?
– О статье?
– О статье…
Гарри хитро прищурился и склонил голову набок. Его фирменный жест. Последовала сдержанная улыбка и глухой смешок. Эпатажный Гарри не умеет разговаривать иначе.
Я всё же услышал его ответ:
– Ты знаешь, очень впечатляет! Правда. До этого ты так легко и свободно не позволял себе писать. В этой статье всё было очень честным, объективным что ли… Не каждому журналисту дано писать статьи, преподнося их не со своей точки зрения, а именно так, как это есть на самом деле.
– Даже так? – я попытался скрыть, что мне крайне польстило мнение лучшего друга.
– Такое ощущение, что ты хорошо знаешь мир, либо просто очень наивный и честный…
– Опять ты начинаешь умничать, – беззлобно бросил я другу.
– Ты в праве называть это как угодно!
Мы дружно рассмеялись. Гарри подлил мне ещё коньяка и мы выпили. Я поднялся с уютного мягкого кресла и подошёл к крупному стенду на стене, на котором красуются чёрно-белые фотографии с финалов самых разных турниров. Спортсмены застыли в нелепых позах, кто-то скорчил на лице жуткую гримасу колоссального напряжения…
Искусство спортивной фотографии мне довольно непонятно: неэстетично, непривлекательно… Всю прелесть снимков понимаешь только когда узнаёшь смысл запечатлённого. Вроде сборища некрасивых спортсменов, застывших в глупых позах, ан нет – финал чемпионата по водному поло!
Я опять рассуждаю о том, чего не понимаю…
– Мне очень интересно, что сказал мистер Арлес, когда прочитал твою статью, – Гарри не желал менять тему.
Я был не против:
– Он сказал, что тема выбрана удачно, мол, она актуальная, свежая, животрепещущая. Ну, и ещё хвалил за обилие материала.
– Да, ты, пожалуй, написал про этого психопата больше, чем все прочие газеты вместе взятые на протяжении месяца! И как тебе это удалось?
– В первый раз – случайно, – как и в случае с детективом Зиммером, приходилось немного искажать реальные события, – Потом уже начал бродить по Данкелбургу с конкретной целью застать раньше всех очередную находку…
– Как гуманно… – шутливо укорил Гарри.
– Иначе читатели не узнали бы о маньяке, а я не получил бы средств к существованию! Журналистом, хорошим журналистом можно стать только будучи неисправимым циником.
– Но ты вовсе не циник!
– Значит, я не стану хорошим журналистом! – поддерживая атмосферу расслабленного общения, сыронизировал я.
Мой друг Гарри зашёлся заливистым смехом. Пусть он всё время старается вести себя и выглядеть, как настоящий интеллектуал и аристократ, но ржёт Нельсон, как пьяный конюх из провинции!
Как он постоянно говорит: живыми нас делают недостатки.
– Не откажешься от стаканчика? – Гарри предложил ещё пригубить дорогого напитка.
– Конечно! За что выпьем?
Мой друг поднял стакан и прикусил нижнюю губу, задумавшись. Его живые подвижные глаза описали круг в воздухе и сфокусировались на мне:
– За творцов!
Тёмная жидкость потекла по горлу. Приятный вкус ласкает язык, а жар и запах хлынули вверх, к лицу и носу. Нестерпимое жжение подступило к глазам и щекам. Работа мозга притупилась.
Думаю, с меня хватить лакать на халяву дорогое пойло друга.
– А куда теперь метишь? – продолжил Нельсон, требовательно взглянув на меня, – Думается, в штаб?
Я тут же опроверг версию товарища покачиванием головы:
– Вовсе нет. Я бы гораздо больше был рад иному: хочу, чтобы очередная моя статья попала на первую полосу!
– Эй, Курт! Ну ты скажешь тоже! А я считал тебя скромным!
– А разве я хочу чего неосуществимого?
– Скорее, сложного… – Гарри повертел в пальцах пустой стаканчик.
– Да ты погляди на последний выпуск! – на журнальном столике лежал свежий номер "Еженедельно актуально". Я перелистал страницы, – Вот! Моя статья – новость номер два, сразу после рассказа о церемонии открытия новой мэрии Генрихом Гауссом! Не случись тогда падения вертолёта, материал об убийстве украшал бы первую полосу! Я способен попасть на первую страницу…
– Возможно… А возможно, очень скоро интерес к маньяку пропадёт совсем… Пока все в Данкелбурге читают о Решете взахлёб, ты будешь на коне. Если не потеряешь хватку. Потом придётся поднимать другие темы…
– Считаешь, что я не справлюсь? – с обиженными нотками переспросил я.
– Про Решето тебе писать интересно, потому и статьи получаются отличными. Чтобы так же здорово преподносить читателю любую тему, нужен уже опыт и мастерство. Согласись, их тебе пока ещё не хватает…
Да, спорить сложно, опыта у меня ещё очень мало.
– Хочешь совет? – менторским голосом спросил Гарри.
– Давай, – я безразлично пожал плечами.
– Не зацикливайся ты на этом психе. Да, у тебя это получается, но… ты же творец, а творцу нельзя топтаться на месте!
После этих слов всё то важное и серьёзное, что я делал последние десять дней, стало казаться мне довольно глупым, ненужным и несерьёзным. Секундами ранее я считал, что сделал за эти дни что-то великое, а сейчас мне это кажется фикцией.
Значит ли это, что я изначально допустил ошибку? Значит ли это, что я должен был просто сдать Гордона Вульфа властям, а не экспериментировать с его зверствами?
Но тут Гарри подмигнул мне – думать, естественно, я в данной ситуации должен сам.
Сейчас…
Всё ещё понедельник, где-то в районе полуночи, но ещё понедельник. Я, как глупый зверёк, крадусь за грозным хищником. Холодный воздух ночи обжигает лицо, мешает восстановить дыхание, не позволяет унять расшатавшиеся нервы…
Я бреду по тёмной улице, лишь примерно зная, куда пошёл Гордон. Пока я выплёскивал из желудка съеденное днём, пока заставлял ноги слушать мозг, маньяк бесшумно растворился в чернильных переулках Данкелбурга, оставив меня, как крысу в лабиринте, слепо тыкаться по сторонам.
При этом нужно двигаться как можно тише. Этот лабиринт не с сыром и не с выходом – по его запутанным коридорам бродит минотавр…
Крадучись, я побрёл по улице. Заглянул в первый переулок – пусто. Прошёл ещё десяток метров, заглянул во второй – Решето стоит там. Бесшумный, неподвижный, почти что неживой… невысокий нескладный мужчина кажется мне чудовищно-жутким колоссом!
Я сглотнул громадный, как спелый арбуз, ком в горле, который чуть не разорвал мне глотку… Никогда ещё не было так страшно, поскольку никогда ещё я не был так близок к обнаружению.
Сейчас пришлось выглядывать самым краем глаза, самым краешком. Решето, как мне показалось, взял след, но сейчас вновь застыл в ожидании…
Прислушивается! Даже не могу представить, что слышит этот сумасшедший: как скребутся мыши? Свистит ветер в мелких щелях? Как сморкается человек этаже на шестом?
Его слух – оружие пострашнее ножа. Только чудо не даёт ему расслышать мои шаги за спиной. Уже четвёртую ночь это чудо опекает меня…
После инцидента с чиханием, спровоцированным пыльцой седых фиалок, инстинкт самосохранения усилил влияние на моё сознание до максимума. Я почувствовал это по истеричному биению сердца. Напряжение растёт.
Тут ещё и Гордон слишком долго стоит на месте без движения! Слишком долго, причём совсем не под своим любимым светом фонаря. Медведи, львы… к чёрту их – кровожадный маньяк-садист Гордон Вульф по прозвищу Решето – вот самый непредсказуемый хищник на свете!
Он вполне может охотится на меня, просто я этого не знаю…
Напугав сам себя бредовыми догадками, я вдруг вспомнил, как бесшумно умеет красться маньяк. А вдруг то, что я считаю Гордоном, является просто кучей мешков с мусором?
Я нервно обернулся и принялся сканировать глазами окружающий мрак с параноическим безумием! Привыкнув к темноте, я смог рассмотреть почти что угодно в полумраке, но ничего не увидел… Никого вокруг нет…
Обернувшись в сторону объекта своего слежения, я увидел лишь опустевший переулок. Выругавшись про себя, я двинулся следом.
Переулки южного района Данкелбурга не воняют, не смердят последствиями существования здесь людей. Ароматы дерьма равномерно распределяются по южному району, он воняет весь от недр глубоких станций метро и до высоких шпилей небоскрёбов.
Первый день Недели Долгой Ночи выдался очень холодным. Небо начали пятнать отдельные тучки – когда они заполнят небо, выпадет первый снег. Кеды будут вечно промокать, я больше буду мёрзнуть, чаще болеть…
Зима хватает меня когтистыми пальцами и норовит задушить. Каждый год начинается борьба за выживание.
Я хватаюсь руками за сырые стены, обклеенные всевозможными объявлениями. Кто их здесь только читает? Ладони нащупывают угол здания, я осторожно выглядываю – Гордон спешно движется вперёд.
Под ногами чавкает чёрная лужа какой-то дряни. Ноги даже начинают расползаться. Я крепче хватаюсь пальцами за выступающие из стены кирпичи, чтобы не шлёпнуться на плиты. В голове начинается треск, похожий на помехи в радио…