И покупал бутылочку. А потом пел песни. Из-за этого на маму косо смотрели другие соседи. Как раз после того, как дед Поняешь посадил у нас морковку и хорошо отметил это, к нам пришла Любовь Николаевна с пятого этажа. Жаловалась на деда. Она работала аккомпаниатором у знаменитых певцов - детского образцового хора "Младёшенька". А у деда не было слуха. Зато голос такой, что она слышала на своем пятом этаже. Пока соседка жаловалась, из школы пришла Людмилка, которая пела в этом образцовом коллективе. И не любила его от души.
- Ну и что? - сказала она. - Слуха нет. У меня тоже нет. Но я же пою.
И она запела! Любовь Николаевна заткнула уши и выбежала из нашего дома. С тех пор Людмилка стала петь в хоре в голос. До этого просто раскрывала рот, и никто не догадывался, что ей на ухо наступил медведь. Каждый раз, когда моя сестра открывала рот на занятиях, Любовь Николаевна морщилась. Пыталась заткнуть уши, но руки были заняты - она играла на пианино. В конце концов Любовь Николаевна пришла к директору школы с ультиматумом.
- Или я - или она! - сказала аккомпаниатор. Директор выбрал ее, а Людмилке предложил перейти в кружок ответственной лепки из пластилина. Это даже хорошо, ей там больше понравилось. А Любовь Николаевна ускоряла шаги, едва увидит Людмилку. И сестра как будто невзначай начинала напевать. Чаще всего что-нибудь классическое, это сложно петь даже человеку с хорошим слухом.
- Как трудно складываются отношения! - сокрушалась Любовь Николаевна. - Где справедливость?
Но все эти восклицания уходили в воздух.
Неизвестные дали
Наш папа все время что-то придумывал. То одно, то другое. То что-нибудь еще. Иногда хорошее, но чаще какое-то нелепое, странное. Например, никак не могу забыть, что он придумал отдать меня в художническую школу.
Но больше всего папа любил уходить в неизвестные дали.
Однажды он пошел выбрасывать мусор. Мама дала ему в руки ведро и вышла проводить к двери.
- Может быть, ты передумаешь? - сказал ей папа.
- Нет, - ответила мама, - это недолго.
- Но ты же знаешь, к чему это может привести, - папа поставил ведро на пол.
- Ничего плохого не случится, - мама снова отдала ведро папе, - иди с миром.
Сначала нам казалось, что ничего страшного не произошло. Папа вернулся к вечеру с пустым ведром и сразу лег спать. Утром он спросил у мамы, нет ли мусора, может быть, пора вынести? Мама выдала ему пачку старых газет. На этот раз папа вернулся быстро, минут через двадцать, грустный-грустный.
- Что случилось? - спросила его мама.
- Ничего, - ответил он, - а у нас есть энциклопедия?
Энциклопедия у нас, конечно, была. И не одна. Мама достала из шкафа медицинскую и детскую энциклопедии. Я принесла энциклопедию художественного творчества, Илюха - справочник по географии и словарь трудных слов. А Людмилки, Нины и Витьки тогда еще не было, а то они тоже чего-нибудь принесли бы.
Медицину папа отбросил почти сразу. В детской энциклопедии не нашел того, что искал. В мою художественную даже не заглядывал. Пролистал словарь трудных слов, проверил какую-то сочетаемость и взялся за географию. Листал до вечера, потом вызвал для разговора Илюху. Оказывается, хотел узнать, почему в справочнике ничего нет про неизвестные дали. Спрашивал, есть ли в доме еще что-нибудь по географии. Илья принес все карты, какие у него были, все тетрадки, энциклопедию по геополитике, учебник агрономии и справочник о строении земной коры, а также хронологическую таблицу развития Земли. О далях там ничего не было. Только о долинах.
Несколько дней наш папа думал, не вставая с кровати. Потом попросил у мамы ведро с мусором и пропал на три дня. Прямо в тапочках, трико и телогрейке. Вернулся он в ботинках и костюме. Мне больше всего понравился галстук - с зелеными бутылками. Папа не особенно распространялся, откуда это все. Сказал только, что из неизвестных далей. И улегся спать. Прямо в костюме. Брат нахмурился и сам полез в словари. Но ничего напоминающего неизвестные дали не нашел.
На следующий день папа снова ушел. На этот раз его не было два месяца. Вернулся он в своей старой телогрейке, трико и тапочках. Смотреть на него было жалко, и мы не смотрели около года. Все это время он извинялся перед мамой, сам готовил завтрак и пылесосил. В конце концов мама доверила ему выбросить мусор.
Папа долго думал, что надеть. То примерит старый пиджак, то новый свитер наденет. Зашнурует кроссовки и тут же ищет ложку, чтобы обуть ботинки. Собирался до вечера, но выйти с ведром так и не решился. Но с тех пор перестал извиняться перед мамой, ничего не готовил, а пылесос передал Нине. Так прошло полгода. Все это время папа лежал на диване и громко командовал, кто и чем должен заниматься. Мама пыталась его поднять, переворачивала диван, надеялась, что он скатится. Но папа не падал. Привязался он к нему, что ли? Мы так и не поняли.
А однажды утром он встал. Сам. Побрился, натянул свою любимую кофту, брюки - так он когда-то ходил на работу. Нацепил очки. Развернул газету и начал читать. Мама решила не подавать вида, что удивлена. Будничным голосом попросила его вынести мусор. Папы не было несколько месяцев.
Честно говоря, эта история повторялась еще не один раз: иногда он уходил на пару недель, а бывало, мы ждали его полтора года. Он возвращался - то в новом костюме, то в чьей-то старой одежде. Как-то раз зимой он пришел в одних семейных трусах и валенках. Однажды мы думали, что он уже не вернется, но тут дверь распахнулась, и папа появился в новой кожаной куртке. Каждый раз он заявлял, что был в неизвестных далях. Мой брат Илюха голову сломал, от корки до корки прочитал все справочники, переписывался с разными профессорами, но так и не понял, где это.
Мы с Ниной, Витькой и Илюхой быстро привыкли к такому поведению нашего папы. Но мама и Людмилка скучали по нему. Это было видно. Поэтому я не люблю неизвестные дали.
Откуда Нина
Самым странным человеком у нас была Нина. Нет, конечно, чудачил и папа. Но это как раз нормально. Наоборот, странно, если папа никогда ничего не выкидывает. Я таких, например, не видела. Мне кажется, таких нет. Каждый что-нибудь да придумает.
Но Нина! Нина всегда молчала. Долго и непонятно. Кто-то молчит коротко и понятно. Или долго, но все равно ясно. Например, обиделся, вот и не разговаривает. Или смотрит в окно, а там - снег. Красиво. Молчит, чтобы красоту не спугнуть. Тут никаких тайн. Почему молчала Нина, никто не знал. Она не обижалась. Никогда. Может быть, думала. Даже наверняка думала. И молчала. Почти всегда. Почти во всех ситуациях. В любой местности. Со всеми. Иногда говорила с мамой. Первое время шепотом, но постепенно начала и вполголоса. При этом назвать ее трусихой - да никогда! Как бы мы ни пытались ее разговорить - это было бесполезно. Говорила она только в крайних случаях. Например, если хотела пить. Если было больно. Если было больно кому-нибудь.
После кино выйдешь с ней из зала, спросишь, понравилось ли? А она пожмет плечами и отвернется. А иногда уткнется тебе в плечо и заплачет. То ли фильм не понравился, жаль потраченного времени, или это ей так жалко героев? Поди разгадай. А может быть, фильм ей понравился, и она плачет от счастья, что увидела его? Молчала она в цирке, на колесе обозрения, в деревне, дома. И только когда мы полетели на самолете, Нина долго, не отрываясь, смотрела на землю. А потом сказала: "Красиво". Пилот, который уже смирился, что она ничего не произнесет, на секунду потерял самообладание и чуть не остановил самолет прямо в воздухе. К счастью, летчиков учат, что даже в непредвиденных ситуациях нельзя теряться. Мы сели.
Загадочнее всего были ее ноги. Да, они всегда были такими крупными, что мне, например, каждый раз, когда я на них глядела, становилось страшно. Я думала: откуда у обычного человека могут быть такие ноги? Откуда? Длинные - это раз. И большая стопа, то есть большой размер ноги, - это два. Когда Нине исполнилось восемь, мы не смогли подобрать для нее обувь. Обошли все магазины, ее размер был только в мужских отделах. А на рынке большие женские туфли и кроссовки были, но очень ненадежные - разваливались через две недели. Так что мы всегда покупали ей пар по пять, а то и по десять. Некоторые продавцы давали неплохую скидку, кстати. А другие, наоборот, смотрели с недовольством. Думали, мы берем, чтобы потом перепродать, и накручивали цену. Тогда мама (или папа) выводили Нину, она всегда в это время пряталась у них за спиной. И продавцы понимали, что мы никому ничего продавать не будем, просто обувь на этой девочке быстро разваливается. И продавали. Приглашали прийти еще. Родители прикидывали, надолго ли Нине хватит обуви, и говорили точную дату следующей покупки. К тому дню всегда обувь рвалась, а продавцы приносили на рынок новые туфли и кроссовки. Неудивительно, что Нина все время пряталась за родителей. Она стеснялась своих ног.
Зато уж мальчишкам из соседних домов от нашей Нины не было покоя! Тот, кто решался что-нибудь обидное сказать ей, тут же жалел об этом. Потому что Нина в два счета догоняла любого. Любого! Куда этим коротконогим убежать от нее! А когда догоняла - все! - пиши пропало. Пиналась Нина здорово! Еще бы, такими ногами.
Однажды из-за этого с ней произошла странная история. В незнакомом районе она увидела, как пятеро мальчишек напали на троих девчонок. Они кидались в них грязью и репьем, обзывали, дергали за косы. Нина не могла спокойно смотреть на это. Она одна разогнала всех парней. Правда, девочки сначала испугались ее, разбежались. Но, увидев такое дело, подошли и спросили:
- Парень, а ты откуда?
Нина молча пошла дальше. Надо сказать, в то время она любила носить шорты и коротко стриглась. Как мальчишка. Она молча шла по свои делам, но девочки не отставали. Они все спрашивали, откуда он тут, интересовались, как зовут. Нина не обращала внимания. Так они прошли два квартала.
- Ну, парень, ну ты откуда тут?
- Как тебя зовут?
Наконец Нина не выдержала и ответила:
- Нина.
Девчонки замолчали и немного попятились. Но потом опомнились и закричали:
- Нина!
- Ты чего?
- Какая Нина?
- Эй, парень, с ума сошел?
- Ну как тебя зовут?
Нина снова сказала им:
- Нина.
- Но парня не могут звать Нина! - закричала одна из них.
- Я не парень, - сказала Нина, - просто в шортах. И волосы короткие.
- Не парень, как же! - не поверила та же девочка. - Мы же видели, как ты бегаешь!
- И пинаешься, - добавила вторая.
- И плюешься! - крикнула третья. Это правда, Нина здорово умела плеваться.
- Да девочка я! - сказала Нина и прибавила шагу. Кажется, она еще никогда не говорила так много.
Но и девчонки решили не отставать. Нина шла, а они бежали и бежали за ней.
- Мальчик Нина! Мальчик Нина! Мальчик Нина! - кричали они на всю улицу.
И тут Нина побежала. Она бегала быстро, но район был незнакомый, и это мешало. И вот она заскочила в какой-то маленький домик, быстро скинула кроссовки и понеслась в комнату. Это был наш дом. Это была наша с Людмилкой комната. В доме никого, кроме меня, не было. Удивительно, как она угадала, что именно наша дверь открыта.
Нина сразу же повела себя как дома. То есть сняла обувь, залетела в комнату и полезла под кровать. Как будто знала, где и что у нас располагается. Тут же кто-то постучал в окно. На улице стояли три девчонки. Они тяжело дышали - явно долго бежали.
- Эй! - крикнули они. - Эй, позови его!
- Кого? Вы кто? - Не каждый день в окно стучат незнакомые девчонки.
- Ну, его.
- Парня.
- Он к тебе забежал.
- Нину.
Я задумалась. Действительно, кто-то только что пригнал и спрятался под кровать. Но я не была уверена, что это парень, и не знала, как его зовут. Одно из двух: или парень, или Нина. Девчонки снова постучали. Тогда я заглянула под кровать и спросила:
- Ты парень?
Кто-то под кроватью замотал головой.
- Тут нет никакого парня, - сказала я девчонкам. Но они не уходили. Пошептались немного и спросили:
- А Нина? Нина тут есть?
Я снова полезла под кровать:
- Ты - Нина?
Там кивнули.
- Есть, - сказала я девчонкам, - Нина есть. А парня нет. Никакого. А вам чего?
- Нам Нину.
Пришлось снова лезть под кровать:
- Это тебя.
Нина выбралась и погрозила мне кулаком. Встала у окна.
- Мы тебе не верим, - сказали девчонки.
- Ты не девочка.
- Ты мальчик.
- Не ври.
Тут заговорила Нина.
- Девочка, - сказала она. Помолчала и добавила: - Нина. Девчонки снова посовещались, и одна из них, в платье с горохами, сказала:
- Докажи.
Тут уж не выдержала я:
- Как это? Вы что, как?
- Пусть покажет, - ответила та же девочка.
Мы с Ниной переглянулись. Лицо у нее побелело, шея стала красной, а глаза - мокрыми. Вот-вот заплачет.
- Она не будет, - сказала я.
- Значит, это парень, - ответили под окном, - мальчик Нина!
И тут они начали орать на три голоса: "Мальчик Нина! Мальчик Нина!" Совсем сдурели.
Мы ушли в другую комнату, но и там было слышно их вопли. Кажется, они решили сообщить всей улице про мальчика Нину. Прошел, наверное, год, а они все вопили и орали. Иногда я не выдерживала, убегала в свою комнату и кричала им из окна, что они дуры. Не помогало. Эти ненормальные начинали галдеть еще громче. Теперь Нина сидела с красным лицом и с белой шеей. Странное зрелище, скажу я. И вот она не выдержала и пошла в мою комнату. Я осталась в гостиной, но слышала все.
- Я не мальчик, - сказала Нина.
- Докажи, - это снова та, с горохами, я уже запомнила ее голос.
Наступила тишина. Не слышно было ничего. На улице замолчали. Не знаю, сколько это продолжалось. Потом кто-то под окном выдохнул:
- Девочка.
Когда я заходила в комнату, Нина как раз спрыгивала с подоконника, а под окном кричали:
- Ты девочка! Девочка!
Но Нине было безразлично. Она быстро забралась под кровать и пролежала там до вечера. Все уже пришли домой, а Нина все не вылезала. Ночью я рассказала маме, что произошло. Она вышла с Ниной на улицу, и они долго разговаривали о чем-то, сидя на крылечке. Потом мама принесла из кладовки раскладушку и поставила в нашей комнате. Все уже спали, никто ничего не слышал. Так у нас появилась Нина. Никто, кроме меня и мамы, точно не помнит, откуда она взялась. Вроде бы только что ее не было, и вдруг - раз! - и она рядом с нами. Так Илюха говорит. Людмилка же, наоборот, думает, что Нина была у нас всегда. А мы с мамой молчим.
Лом черных металлов
Мы решили отправиться в путешествие. Всей семьей. На велосипедах. В гараже стоял только один наш велосипед и одна чужая машина. В яме картошка. Ее мы тоже решили взять с собой, но сначала нужно было где-то достать велики. Маме, Людмилке, папе, Нине и мне. А у Илюхи уже был, в гараже стоит.
В субботу никто не ложился спать. Как только стемнело, папа велел всем одеваться.
- Я не пойду, - заявила мама, - кто будет носить вам передачи, если вас арестуют?
- Нас не поймают, - сказал папа, но маму решил не брать. На всякий случай.
Хорошо, что идти пришлось не так уж далеко. Мы перешли одну железную дорогу - заводскую. Потом другую - по ней ездят северные поезда, с мехом внутри. Потом добрались до железки вторчермета - так назывался склад: вторичные черные металлы. Там надо было пробираться тихо. Мне так не нравится ходить по шпалам! Никак не сориентируешься, далеко ли следующая. Ладно, мои ноги короткие, и мне все длинно. Но по шпалам неудобно идти любому человеку. Даже папе. Он все время сбивался с ритма.
- Плохо, - сказал он тихо, - трудно бежать.
Он боялся, что будет погоня.
На складе вторчермета даже ночью работают погрузчики. Это такие здоровые магниты, они спускаются с потолка на тросах. Рабочие лепят к ним металлический лом, и магниты приподнимаются и летят над складом. У вагонов останавливаются и ползут вниз. Тут другие рабочие выгружают лом в вагоны. А куда все эти тонны металла везет поезд, неизвестно. На какой-то завод по переработке, видимо. Потом из старых спинок от кроватей, оконных решеток, деталей от станков, протекших батарей центрального отопления, чугунных сковородок переплавят новый металл. А из него сделают все новое - и сковородки, и кровати, и станки. И велосипеды.
- Велосипеды делают из цветных металлов, - тихонько ворчал Илюха. Его только я и слышала, и то еле-еле.
- Не обращайте внимания на рабочих, делайте вид, что вы свои, - сказал нам папа, - но старайтесь не попадаться им на глаза.
И мы не обращали на них внимания. Со свойским видом искали себе детали велосипедов. Мне удалось быстро найти цепь. Правда, она была завалена грудой каких-то железяк, и нужно было сильно постараться, чтобы достать ее. Но ничего не получилось. Только она начала поддаваться и вытягиваться, как закричал Илюха. Он орал так громко, я думала, над самым ухом. А оказалось, что далеко. Просто его схватили рабочие, и он пытается вырваться.
- Эй, отпустите его! - закричала Нина - она первая добежала до Илюхи.
- Отпустите! - издалека пищала Людмилка.
- Отпустите! - заорала и я.
Рабочие схватили нас всех. Но тут появился папа.
- Отпустите, мужики, - сказал он спокойно, - это мои дети.
- Твои?! - удивились мужики.
- Девочки, вы его знаете? - спросил один из них. - Он… это… ненормальный?
- Нормальный! - заорали мы в один голос. - Это наш папа.
- А это не твой? - один из рабочих вытолкнул откуда-то мальчишку. Тот упирался.
- Откуда он взялся? - спросил папа.
- Твой или нет?
Папа молча смотрел на пацана. Парень - на него.
- Ну, так твой или не твой? - спросил рабочий и хорошенько тряханул парня.
- Мой, - сказал папа.
- Я ихний, - оказалось, голос у парня хриплый.
- Забирай их и вали отсюда, - разрешил рабочий, - пока охрану не позвали.
Быстро, пока они никого не вызвали, мы чесанули по шпалам. Потом бежали по улице. Замедлили шаги только у северной железной дороги.
- Мальчик, ты чей? - спросил папа.
- Ваш, - сказал он.
Так у нас появился Витька.
Папа и Людмилка
Наш папа почти не знал нашу Людмилку. Когда она родилась, его не было дома. Как раз в это время ему захотелось побывать в неизвестных далях. Что его понесло в неизвестные дали, когда все мы ждали Людмилку? Непонятно.
Когда он вернулся, Людмилке было уже полгода, она сидела на полу и разговаривала со своими игрушками. Сестра взрослела очень быстро; мама сказала, это потому, что она растет без отца. Уже тогда она носила мою одежду, а потом ей и вовсе пришлось покупать новую. Конечно, папа не понял, кто это разговаривает с игрушками посреди комнаты. Кажется, он подумал, что это соседская девочка. Он так и спросил ее:
- Девочка, ты чьих?
- А ты? - задала свой вопрос Людмилка, которая тоже увидела папу впервые.
- А я сосед твой, Яков Петрович, - ответил папа и подарил Людмилке куклу. В этот раз он вернулся из неизвестных далей в новом костюме, с цветами и подарками. Видимо, он был в хорошем настроении и дарил подарки всем, кого встречал.