Она смотрела ему вслед, как он бредет со станции не оборачиваясь. Хлопнула дверца автомобиля, взвыл двигатель-газонокосилка, а потом загромыхали шестерни передачи. Так натужно, будто что-то мешало ему отъехать побыстрее.
35
Было восемь часов вечера, когда Сэм добралась до дома. Ричард еще не вернулся. Хэлен сидела в своей комнате и смотрела телевизор, а Ники лежал в постели, но не спал и выглядел несчастным. Она присела рядом с ним и крепко обняла его, но его лицо не изменилось.
– Мамочка, я не хочу, чтобы вы с папой снова уезжали. Это нечестно. Всегда вы уезжаете.
– Это же всего на одну неделю, тигренок. Маме с папой нужно некоторое время провести вместе.
Сэм снова крепко обняла его и поцеловала в лоб. За окном стоял холодный сухой вечер, дул сильный, почти штормовой ветер, и на реке тяжело шлепала вода. Она посмотрела сверху вниз на Ники и подумала – вот если бы она могла рассказать ему правду: мол, и она тоже не хочет уезжать, что она тревожится, оставляя его одного, даже несмотря на то, что он остается с друзьями и неплохо проведет у них время. Она не хотела рассказывать ему, что боялась уезжать.
Чертовски боялась.
Она рассказала Ники какую-то сказку, потом принялась за другую, и в конце концов он уснул. Она вышла, закрыла за собой дверь и побрела к гостиной. Зазвонил телефон, она подошла к письменному столу Ричарда и взяла трубку.
– Да-да? Алло?
– Сэм?
– Кен! – Она почувствовала прилив радостного возбуждения. – Кен! Ты вернулся!
– Ну, как тут все?
– О… тут все… хорошо… все…
Внезапно она почувствовала, что не может говорить. Голос ее, казалось, застревал в горле, глаза наполнились слезами. Ее начала бить дрожь, такая сильная, что она выронила трубку из рук. Трубка ударилась об пол, и от микрофона откололся маленький кусочек. Она наклонилась и подняла трубку.
– Сэм? Сэм? Что там такое? С тобой все в порядке? Ты одна? Хочешь, я приеду? Или, хочешь, приезжай ко мне сама, – предложил он, когда она не ответила. – Может, встретимся где-нибудь, а?
– Я… – Она с усилием выдавливала из себя слова. – Я приеду. Я буду там, как только…
Она повесила трубку, тяжело дыша, пристально и тоскливо глядя за окно. Потом вытерла глаза и постучала в дверь Хэлен, сказав, что уезжает.
Сэм долго пережидала у светофора на краю площади Клэпхэм-Коммон, и двигатель "ягуара" успел заглохнуть. Она нажала на стартер, и тот снова энергично заурчал. Потом резко дернула акселератор, но в ответ раздался только какой-то ревущий треск, и облако маслянистого голубоватого дыма закружилось в темноте вокруг нее. "Уже больше недели не ездила на приличное расстояние", – подумала она, снова дергая за акселератор. Он неожиданно ответил громким выстрелом и выплюнул еще больше дыма, а когда на светофоре поменялся свет, прибавила скорость. Вскоре, замедлив ход, свернула на въездную дорожку, ведущую к гигантскому дому-чудовищу викторианских времен, и там остановилась позади "бентли".
Когда выбиралась из автомобиля, парадная дверь распахнулась.
– Кен! – Она распахнула руки и крепко обняла его, из глаз хлынули неудержимые слезы.
– Сэм! Что случ… – Теперь он сам крепко обнимал ее. Она вырвалась, Кен пристально посмотрел ей в лицо. – Господи, что случилось? Ты… – Он поколебался. – Ну, пошли, тебе надо выпить.
– Ты один?
Он улыбнулся:
– Да. Только что вернулся из Испании, час назад. Я звонил тебе, потому что не смогу быть в конторе завтра – должен поехать в Бристоль.
Он закрыл парадную дверь, и она последовала за ним через прихожую, которую украшали два комплекта рыцарских доспехов. Она мельком, осторожно взглянула на их забрала с прорезями-щелочками для глаз, прошла мимо еще одной восковой фигуры Кена, сидящей на плетеном стуле, – он что, купил их целую партию оптом? – мимо сюрреалистической картины высотой в десять футов, изображавшей дикого кабана, прыгающего между двумя горными пиками, мимо проигрывателя-автомата – и оказалась в салоне с галереей портретов певцов, которая соседствовала с другими картинами: Хокни, Лихтенштейн, здесь же висел портрет-мистификация, исполненный "под Пикассо", кисти Джорджа Шеридана, изображавший Арианну Стасинопулос-Хаффингтон. В камине работы Эдама, который Кен сумел раздобыть неизвестно где, пылал огонь. Телевизор был включен, передавали что-то похожее на "Пороки Майами".
Сэм устроилась на старинном диване с высокой спинкой, словно утонула в нем, Кен на минутку вышел из комнаты и вернулся с высоким стаканом в руке.
– Это действительно замечательное пиво. "Айлэн". Тебе оно понравится. Давай-ка, проглоти его поскорее.
Она выпила немного, а потом еще немного, от пива в животе стало легче.
– Ну, как там было в Испании? – спросила она, глядя в свой стакан.
– Отлично. Все прошло хорошо.
Он закурил сигарету и сел на такой же огромный диван, напротив нее.
– Мне не следует находиться здесь, – сказала она. – Это опасно, видишь ли… для тебя…
И тут она расплакалась так, будто в ее голове лопнула какая-то труба. Кен подошел и сел рядом. Она посмотрела на него сквозь слезы, застилавшие глаза.
– Я боюсь за тебя, Кен. Я думаю, что ты можешь быть… думаю, что тебе следует быть очень осторожным.
– Осторожным, почему?
– Вокруг меня какая-то плохая энергетическая сила, – выпалила она.
Он обнял ее.
– Еще один сон? – мягко спросил он.
– Чувствительные антенны, – ответила она и рассказала ему о падении со строительных лесов и о своей поездке в Хэлл, рассказала обо всем случившемся, обо всем, что она смогла припомнить из сказанного Хэйром и Ласло.
Он внимательно слушал ее, потягивая пиво, потом загасил сигарету, выдохнул дым от последней затяжки в потолок на пухленьких голых херувимчиков.
– Ты полагаешь, доктор Хэйр был убит, потому что пытался помочь тебе? Что его квартира была разгромлена каким-то привидением в качестве предупреждения, а поскольку он проигнорировал это предупреждение, то его убили?
Сэм внимательно наблюдала за трепещущими языками пламени в камине, а потом кивнула.
– Я не уверена, смогу ли вынести еще что-нибудь такое.
– Тебе уже здорово досталось, да? Эти леса… события в Хэлле. – Он стиснул ее плечи. – Я думаю, нам надо попытаться посмотреть на все это спокойно. Я понимаю, что все выглядит ужасным, но человеческое сознание, Сэм, довольно странная штука: мы ведь очень впечатлительны. Так что вполне возможно, что многие события излишне драматизируются.
– Ты заговорил как Бэмфорд О'Коннел.
Он улыбнулся:
– Нет, не так все плохо. Я действительно верю, что у тебя были кое-какие предвидения – самолет, станция подземки, но вот балкон – это что-то совершенно неопределенное, Сэм. То, что доктора Хэйра переехал грузовик, – ужасно, но ты же сама говорила, какое опасное это шоссе, к тому же его развезло после бессонной ночи, да еще и кружку пива выпил. Нам надо попытаться сохранять спокойствие, только и всего.
Она плотно сжала губы и ничего не ответила. Кен откинул голову на диванные подушки.
– А не то я приму меры!
– Не поняла?
– А не то я приму меры!
– Ты примешь меры?!
– Аролейд? Ну, это слово, да? "А не то я приму меры" – это же его анаграмма.
– "А не то я приму меры"? Это ничего для меня не означает.
Он прищелкнул пальцами.
– Нашел! "Я перезаряжаюсь"!
– "Я перезаряжаюсь", – эхом отозвалась она.
– Этот Слайдер… на нем был зеленый мотоциклетный костюм, и он дал тебе какой-то авиабилет? "Чартэйр"?
– Да. Тот же самый, который он давал мне в такси после нашего с тобой ленча. Ну, ты знаешь, после той катастрофы у "Чартэйр". Я помню номер того места: 35А. И он сказал, напрасно, мол, я считаю, что упала со строительных лесов – по-настоящему.
Кен тоскливо посмотрел на нее:
– По-моему, это больше похоже на дурной сон, связанный с авиакатастрофой и твоим падением. Ты просто обречена продолжать думать об этом.
– С этим, полагаю, я могу примириться. Я могу с этим согласиться куда легче, чем…
Сэм вертела в руках свой стакан. Они помолчали.
– Ну хорошо. А что же мы теперь будем с тобой делать? Завернем тебя в вату, пока все эти сны не исчезнут навсегда? А может, поместить тебя в обитую войлоком палату в психушке, пожалуй, так будет безопаснее всего? – Он ухмыльнулся, а потом увидел, что она не улыбается, совсем не улыбается, а только кивает в знак согласия. Он коснулся ее щеки костяшками пальцев. – С тобой все будет хорошо, Сэм, – ты ведь прошла школу выживания.
– Ах, так?
– Послушай-ка… – Он закурил новую сигарету. – Я думаю, что ты, возможно, сделала ошибку, ринувшись в этот Хэлл сразу после падения.
– Почему?
– Возможно, это звучит жестоко, но я не это имею в виду. Я думаю, что ты просто паникуешь. Загнала себя в определенное состояние, и, думаю, ты должна помочь сама себе выбраться из него. Тебе необходимо уехать отсюда. Я говорил тебе еще на прошлой неделе: возьми отпуск. Попытайся забыть обо всем. Расслабься по-настоящему.
– Я уезжаю в субботу. Покатаемся недельку на лыжах с Ричардом. Я там разобрала все в конторе. Ну и как, это нам подходит?
– Ну, разумеется. Но ты должна расслабиться, хорошо? Обдумай все хорошенько, взвесь, а потом, вернувшись, посмотри, будет ли все это выглядеть по-прежнему… Увидишь, что нет…
– Надеюсь, ты окажешься прав, – сказала она.
– Вот и я надеюсь. Ну, пошли, я угощу тебя обедом. Бьюсь об заклад, что ты не ела. Ты голодна?
– Не очень.
– Тебе надо поесть.
– Я тебя приглашаю. Я буду тебя угощать.
– Идет. – Он встал и осушил свой стакан. – Ну и мудреное же это словечко.
– Какое еще словечко?
– "Аролейд". Из него можно составить уйму слов. Я вот еще один вариант придумал: "повторный набор номера".
– Но ты же не все буквы использовал.
– А разве твой мотоциклист в капюшоне сказал, что все буквы надо использовать?
Сэм посмотрела на него встревоженно:
– Ну, пожалуйста, Кен. Будь осторожнее.
Они вышли в прихожую, и он приподнял забрало на одном из рыцарей.
– Все в порядке, Сэм. Вот видишь, у меня тут есть свои собственные мужики в капюшонах с прорезями для глаз. Они из твоего Слайдера отбивную сделают, если только он попытается здесь хулиганить.
Он опустил забрало, и оно закрылось с громким лязгом.
36
АЭРОПОРТ ГАТУИК.
Его бело-голубой знак самолетиком-эмблемой промелькнул мимо них на автостраде.
– Прочь с дороги, засранец!
Ричард яростно жал на гудок, сверкал огнями, резко увеличив скорость, пока автомобиль впереди в конце концов не уступил им дорогу. Сэм наблюдала, как "дворники" БМВ смахивают холодный февральский дождь с ветрового стекла. Раздался громкий шлепок, и брызги из-под колес какого-то грузовика на мгновение ослепили их.
Тот же самый сон. Ночью в четверг, и снова он же в прошлую ночь. Вентилятор на потолке, вращающийся все быстрее и быстрее. Тот вентилятор, который снился ей в лаборатории. Вентилятор, похожий скорее на пропеллер. А потом она просыпается дрожа, вся в поту. И это все. Только это. И все время при ней и вчера и сегодня.
Она послала цветы на похороны Колина Хэйра. Хотела было написать записку, но в конце концов попросила просто поместить ее имя на карточке, и больше ничего.
Послышался оглушительный рев, и огромный самолет стал снижаться в их сторону. Его крылья и шасси все приближались, он медленно проследовал прямо над их головами и исчез из вида за какими-то складами. Она ожидала услышать взрыв, глухой гул и увидеть пелену огня – но ничего такого не произошло.
Ричард притормозил, а потом прибавил скорость.
– Ты быстро едешь, – сказала она.
– Мы опаздываем. – Он нажал гудок, сердито сигналя автомобилю, который тащился перед ними. – Я достал два одноместных сиденья. Я не смог достать билеты на рейс по общему расписанию: все в Женеву было заказано. Весь мир сейчас собирается кататься на лыжах. Все будет в порядке, это хорошая авиалиния.
– А как она называется?
– "Чартэйр"… Ну, давай же, ты, задница, шевелись.
"Чартэйр". "Чартэйр".
Она пристально смотрела сквозь ветровое стекло на черные щетки "дворников", елозящие по стеклу взад-вперед.
Словно пропеллеры.
– А у самолетов есть пропеллеры? – спросила она.
– Только у маленьких.
– Значит, на том самолете, на котором мы собираемся лететь, их не будет?
– Да у них их нет уже лет тридцать.
– А я думала, что у них есть такие крошечные маленькие пропеллеры, внутри двигателей.
– У них есть лопасти вентиляторов. Чтобы сжимать воздух.
Лопасти вентилятора…
Она услышала щелканье индикатора и увидела впереди съезд с дороги.
– Мне хотелось бы взять Ники, – сказала она. – Он уже достаточно взрослый, чтобы начать кататься на лыжах.
– В следующем году, – сказал Ричард.
В следующем году… А будет ли он, следующий год?
– Я паршиво себя чувствую оттого, что мы опять бросаем его одного. Я, кажется, только всегда и делала, что бросала его.
– С ним все будет в порядке. Все отлично. Он такой самостоятельный маленький паренек.
Самостоятельный. Вот так, бывало, ее дядя и тетя говорили и о ней. Так они оправдывали себя за то, что не замечали ее. ОЙ, ДА НЕ НАДО ТЕБЕ БЕСПОКОИТЬСЯ НАСЧЕТ САМАНТЫ. ОНА ТАКАЯ САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА.
Она подумала о самолете, взлетающем под проливным дождем в клубящееся серое небо. В этот вихрь. Вот ты и будешь падать сквозь вихрь в пустоту. И останешься в этой пустоте навсегда.
Автомобиль замедлил ход, а потом стал стремительно подниматься вверх по склону.
– Мы чертовски опаздываем. Я тебя высажу, а ты хватай носильщика или тележку и давай на регистрацию, пока я буду парковаться.
Она проталкивалась с тележкой через битком набитый людьми зал вылета, мимо длинных, идущих во всех направлениях очередей. Их было очень много, и все они сходились посередине зала, где скопились груды багажа, а пассажиры в куртках с капюшонами раздраженно толкались вокруг, доведенные до точки кипения. Впереди нее везли какого-то старика в инвалидной коляске; откинув голову в нелепой панамке назад, он озирался вокруг с озадаченным выражением лица – похоже, ему казалось, что он в прошлом столетии и его везет рикша.
"Пожалуйста, не улетайте, – хотелось закричать Сэм. – Только не сегодня. Вы погибнете. Многие из вас. Сегодня это опасно". Она куснула губу. Да расслабься же ты, бога ради! Тысячи самолетов летают ежедневно. Все люди летают. Это как автобус, только безопаснее.
Раздался мелодичный сигнал "бим-бом", а затем объявили: "Мистер Гордон Кэмпинг, пожалуйста, подойдите к справочному столу".
Она увидела ряд регистрационных стоек компании "Чартэйр". Над ними объявления на стенах: "ЖЕНЕВА", "МАЛАГА", "ВЕНЕЦИЯ", нашла самую короткую очередь и встала в хвост. Ну, давайте же, давайте. Она посмотрела на свои часы. Очередь немного подвинулась вперед, и какой-то мужчина с сонной физиономией, смахивающий на пса, ткнул сзади тележкой ей по ногам. Она обернулась и сердито взглянула на него, но он даже не обратил на нее внимания, а спустя мгновение снова толкнул ее своей тележкой. Она в бешенстве развернулась, морщась от боли.
– Почему бы вам не взять уроки вождения? – спросила она язвительно.
– Мадам, пожалуйста, могу я взглянуть на ваши билеты? Мадам? Мадам!
Сэм порылась в сумочке и вытащила небольшую книжечку. Положила ее на стойку. Девушка достала билеты и нахмурилась.
– Вы опоздали на этот рейс. Регистрация окончилась двадцать минут назад.
– Я… это… это пробки… – растерянно забормотала она.
Девушка сунула руку под столик и извлекла оттуда телефон.
– Мне надо им позвонить.
Сэм ждала, оглядываясь по сторонам – не появится ли Ричард. Его нигде не было.
– Все в порядке, – сказала девушка. – Вам повезло. Сколько мест багажа вы сдаете?
– Два.
Сэм с усилием поставила сумки на транспортер, и девушка мельком взглянула на их вес, потом оторвала два номерка, прилепила их на оранжево-белые посадочные талоны и вручила Сэм.
Сэм посмотрела на них и увидела номер первого талона.
35А.
Не может быть.
Это насмешка?
Регистрационная стойка вдруг неизвестно почему поехала на нее, ударила по ее коленям. Она, споткнувшись, отступила назад, налетела на тележку этого сонного идиота с песьим лицом и вцепилась ему в плечо. Его чемоданы полетели на пол.
Девушка за столом регистрации невозмутимо наблюдала за ней странным, почти враждебным взглядом. Лицо Сэм горело.
– Простите… а нельзя ли… другие места?
– Абсолютно исключено, – ответила девушка. – Самолет совершенно заполнен.
Сэм увидела, что ее сумки поехали по транспортеру. Она ринулась вперед, сграбастала их и поставила на пол.
– Их уже зарегистрировали, мадам, – сказала девушка.
Во рту у Сэм было такое ощущение, словно она надкусила лимон. Она прикрыла глаза, голова страшно болела, казалось, что в мозг вонзаются осколки стекла. Боясь упасть, она ухватилась за край стойки.
Девушка смотрела на Сэм как на сумасшедшую.
Да неужели ты ничего не понимаешь? Ты, глупая девчонка, регистраторша? Да они же все вот-вот…
– Вы же можете взять эти карточки обратно, – сказала Сэм. – Я боюсь, что… видите ли… мы не можем лететь.
– А мы не можем перепродать вам билеты.
– Ничего, все нормально.
Сэм бросила свои посадочные талоны на стойку, с трудом поставила сумки обратно на тележку и стала протискиваться сквозь толчею назад.
Она увидела Ричарда, стремительно лавирующего между пассажирами, лицо потное, и одет так, словно он собрался на денек поохотиться: на нем была пуховая безрукавка, рубашка в полоску и зеленые плисовые брюки.
– Привет, – сказал он. – В чем дело?
Она почувствовала, что краснеет, а потом по ее щеке покатилась слеза.
– Ох, черт подери. Мы что, опоздали на него?
Сэм кивнула. Он посмотрел на свои часы:
– Еще сорок минут. Он же не взлетит еще целых сорок минут. Это же смешно, черт подери. Я поговорю с управляющим. Я знаком с этим типом, которому принадлежит эта авиалиния. Том Чартэлл, он приятель Арчи. Я договорюсь с ними.
– Нет.
– Что ты имеешь в виду?
– Я не хочу.
– Чего ты не хочешь?
– Не хочу лететь на этом самолете.
– Да что случилось?
Сэм опустила голову и достала носовой платок. Она крепко зажмурила веки, пытаясь остановить слезы, с безнадежным ощущением собственной глупости.
– Я не могу этого сделать.
Она ожидала, что он взорвется. Но вместо этого она почувствовала, как он тепло и нежно обнял ее левой рукой.
– Ты и в самом деле плоха. А я-то думал, что… ну, что мы вместе поедем, понимаешь?
Он вздохнул.
Кто-то наткнулся на них и извинился. Но она даже не заметила этого.
– Я хочу ехать, – сказала она. – Действительно хочу. Только я не могу лететь на этом самолете. С ним что-то должно случиться.