Бродка ухмыльнулся. Он слишком хорошо знал ее и понимал, что она хочет, чтобы он завоевал ее. Со времени их первой встречи, происшедшей три года назад, когда между ними вспыхнула страсть, такое происходило постоянно. Каждый жил своей жизнью, и каждый был убежден в том, что другой - именно тот партнер, который ему нужен.
Бродка знал Жюльетт, вероятно, лучше, чем ее собственный муж, и в первую очередь в том, что касалось ее потаенных мыслей и желаний, поэтому он, конечно же, догадывался, чего она в данной ситуации ждет от него. Поэтому, отбросив всю свою предосторожность, он подошел к ней сзади и схватил за грудь.
Жюльетт тихонько застонала и запрокинула голову, а Бродка тем временем принялся страстно тереться о ее бедра.
- Ты чувствуешь, как сильно я тебя люблю? - тихонько, но настойчиво спросил он. Жюльетт ответила ему долгим протяжным "дааа", полностью отдаваясь приятному бесстыдному влечению.
Потом она вдруг повернулась, вырвалась из его объятий.
- Бродка…
По тому, как Жюльетт произнесла это, он тут же понял, что она хочет сказать ему что-то важное. Она никогда не называла его по имени - в этом не было необходимости. Она обращалась к нему по фамилии, и этого было вполне достаточно, чтобы передать любое чувство: нежность и желание, гнев и разочарование, веселость и серьезность.
- Бродка, - повторила Жюльетт и, повернувшись, посмотрела ему в глаза. Затем, после крошечной паузы, она тихо, почти шепотом, но с твердостью в голосе спросила: - Ты хочешь на мне жениться?
Ситуация была сама по себе достаточно необычной, равно как и тот факт, что не он ее застал этим вопросом врасплох, а она его - в данных обстоятельствах все это казалось чересчур абсурдным.
- Любимая, - почти беспомощно сказал Бродка, - ты, кажется, забыла, что уже замужем.
- Пока что, - ответила Жюльетт. Другой реакции она не ожидала, и ее голос стал звучать настойчивее: - Думаешь, я хочу провести так всю свою жизнь? Постоянно таясь? Ты путешествуешь с самыми красивыми девушками мира по прекраснейшим уголкам земного шара. Мне что же, ждать, пока ты влюбишься в другую?
Бродка потупился.
Он слишком хорошо ее понимал. И если быть до конца честным с самим собой, то следовало признаться: до сих пор он гнал от себя все мысли о совместном будущем. Что ему было делать? Его страсть к Жюльетт была настолько всеобъемлющей, что он не мог даже представить, как можно жить без нее. Но жениться на ней и стать порядочным семьянином, чтобы жить в своем домике с садом, казалось ему настолько же невообразимым. Разве не прелесть тайны и запретная страсть были для них обоих такими притягательными и волнующими?
Жюльетт молча протянула ему чашку кофе.
Бродка сделал один глоток, отставил чашку в сторону и сказал:
- Давай поговорим об этом в другой раз. Пожалуйста, Жюльетт. - Он подошел к ней, взял за руки и поцеловал.
Она оставалась безучастной, стояла понурившись и молчала.
- Ты вызовешь мне такси? - спросил Бродка.
Не говоря ни слова, Жюльетт вышла из кухни. Через несколько секунд Бродка услышал, как она говорит с кем-то по телефону.
Когда Бродка вернулся в холл, пьяный профессор по-прежнему крепко спал.
- Давай поговорим об этом в другой раз, - повторил Александр.
Жюльетт натянуто улыбнулась и кивнула. Заметив печаль в ее глазах, он понял, что в этой ситуации лучше не тратить лишних слов.
- Хорошо? - беспомощно произнес Бродка.
- Хорошо, - ответила Жюльетт.
Бродка ушел.
На следующий день Жюльетт ему позвонила. Вчерашняя подавленность сменилась лихорадочной взволнованностью.
- Бродка! - крикнула она в трубку. - Мы попали в невообразимую ситуацию!
После того как он с большим трудом успокоил Жюльетт, ему наконец удалось узнать, что Коллин, очнувшись утром от пьяного забытья, первым делом спросил, кто тот приветливый молодой человек, который отвез его домой.
- И что ты ответила?
- Назвала ему твою фамилию. Объяснила, что ты - коллекционер. Клиент, с которым я хорошо знакома. И что я уже поблагодарила тебя за помощь.
- Молодец, любимая, - сказал Бродка.
- Я тоже так думала! - взвилась Жюльетт. - Я даже представить не могла, как Гинрих отреагирует.
- Что ты имеешь в виду?
- Мне не удалось убедить его отказаться от затеи пригласить тебя к нам… На ужин.
Повисла пауза. Бродка не мог вымолвить ни слова. Наконец заговорила Жюльетт:
- Я пела, как соловей, пытаясь отговорить его от этой идеи. Но он не сдается и настаивает на своем. Он полагает, что должен таким образом лично поблагодарить тебя.
- Это… это невозможно! - в ужасе воскликнул Бродка.
- Конечно, невозможно. Но скажи мне, ты знаешь, как нам из этого выпутаться?
Снова повисла пауза, теперь более продолжительная. Наконец Жюльетт сказала:
- Вот видишь, другой возможности нет. Придется сделать хорошую мину при плохой игре. - Она горько рассмеялась.
- Когда? - спросил Бродка, глубоко вздохнув.
- Лучше всего завтра же вечером, - ответила Жюльетт и с нескрываемой иронией добавила: - Если тебе будет удобно.
В тот день Бродке позвонили из полицейского участка и сообщили, что пули, которыми стрелял неизвестный возле дома его матери, были 7,65 калибра и что, скорее всего, оружием в данном случае был "Вальтер ППК" - пистолет, по которому крайне трудно определить преступника или преступницу. Еще ему сказали, что в Мюнхене подобное оружие последний раз было применено три года назад во время особо тяжкого преступления. Случай ясен, оружие установлено, а связь с тем, прошлым, преступлением исключена. Бродку заверили, что будут держать его в курсе расследования. Затем поинтересовались, не заметил ли он чего-либо подозрительного, не чувствует ли за собой слежки?
Нет, поспешил ответить Бродка и положил трубку.
На самом же деле сила его психоза - именно в таком ключе рассматривал Бродка свое состояние - достигла той стадии, когда он сам уже не мог разобраться, что же на самом деле происходит. Море цветов на могиле матери, загадочные намеки мужчины, который подошел к нему на кладбище и заявил, что, дескать, гроб его матери был пуст. Странные замечания соседки. Голос на автоответчике, который, как ему показалось, он снова слышал в галерее Жюльетт. Выстрелы, предназначенные, по мнению полиции, именно ему, Бродке, в качестве предупреждения. Страшный, неразрешимый клубок. Через какое-то время Бродка уже стал склоняться к тому, что неожиданная встреча с профессором Коллином и так некстати пришедшееся приглашение на ужин были каким-то образом связаны с теми загадочными обстоятельствами, которые возникли после смерти его матери. Но Александр тут же отбросил эту мысль. Вероятно, он сошел с ума. Все это какое-то сумасшествие. Он едва не начал сомневаться в своей разумности.
По крайней мере, в том, что касается чужого голоса, который выбил его из колеи тогда, на вернисаже, он наверняка ошибся. Он был на взводе, что, в общем-то, неудивительно, учитывая все события и треволнения последних дней. Но едва Бродка свыкся с этой мыслью, как его вновь одолели сомнения. Голос был слишком характерным, чтобы не узнать его из сотни других. Он включил автоответчик, чтобы еще раз удостовериться в этом. Аппарат пискнул несколько раз, а потом раздались шипение и шум.
Бродка удивился, попробовал снова - результат тот же самый. Он разозлился и начал переключать аппарат, но, как ни старался, слышал то же самое.
- Быть такого не может! - в ярости воскликнул он, с силой ударив ладонью по аппарату. Пленка была стерта от начала до конца, и он не имел ни малейшего понятия о том, как это вообще могло случиться. Сам он, по крайней мере, точно этого не делал.
А кто же тогда? Еще одно звено в череде этих странных "случайностей"? Бродкой овладел страх. Он понял, что за ним наблюдают. Кто-то вломился к нему в дом и стер пленку.
Бродка подошел к двери, осмотрел с обеих сторон замок, но не заметил ни единого следа, который мог бы свидетельствовать о взломе. Он поспешно начал обыскивать квартиру, проверяя, не пропало ли что, не переставлены ли какие-то вещи, что указывало бы на непрошеных гостей. Не найдя ничего такого, Александр, ослепленный страхом и обуреваемый накатившей на него яростью, перерыл все ящики и шкафы.
Несколько минут Бродка бушевал, как ненормальный. Когда, измучившись вконец, он остановился и увидел, что натворил в своих четырех стенах, то упал на стул, поставил локти на колени и обхватил голову руками.
Бродка плакал - то были слезы беспомощности, вызванные тем, что он позволил себе впасть в отчаяние. Казалось, он не узнавал себя. Проклятие, ведь в остальном он был довольно крепким орешком; он должен был быть таким, чтобы преуспеть в своей профессии. Без осознания собственной силы он никогда не добился бы таких высот.
Кто же, черт возьми, затеял эту дьявольскую игру? Какую цель преследовал этот человек - или эти люди? И что за причины были у них - загонять его в столь узкую щель?
На следующий день в начале восьмого Бродка пришел к Коллинам на ужин. Чтобы в беседе за ужином не возникло каких-либо неточностей, они с Жюльетт заранее обсудили все наиболее важные моменты, решив при этом, что по большей части Бродке лучше говорить правду. Конечно, они должны обращаться друг к другу на "вы", что в их ситуации будет не так-то просто.
Бродка вручил Жюльетт букет цветов и поцеловал протянутую руку.
Профессор, казалось, преобразился. Ни следа от того жалкого, отталкивающего существа, которого Бродка видел два дня назад. Коллин был не только одет с иголочки, он искрился хорошим настроением и даже не пытался приукрасить ту неприятную ситуацию, в которой они познакомились.
- Знаете, - сказал он, когда Жюльетт внесла закуску, фаршированные авокадо, - иногда я просто кусок дерьма, уж простите мне столь грубое выражение. Пьян и разнуздан. Это те моменты в моей жизни, о которых мне хотелось бы забыть навсегда. Но имеет смысл задуматься об этом. Алкоголик останется алкоголиком. Надеюсь, я не слишком шокировал вас, господин Бродка?
- Что вы. Я просто удивлен тем, с какой деловитостью вы говорите об этой проблеме. Большинство алкоголиков пытаются скрыть свою зависимость. По меньшей мере ищут ей объяснение.
Коллин поднял обе руки.
- Друг мой, тут нечего приукрашивать и объяснять. Зависимость есть зависимость. - Он откашлялся. - Я только хочу попросить вас об одной вещи. Вам, вероятно, известно, что я, как хирург, возглавляю уважаемую частную клинику. Если общественности станет известно, что я - алкоголик…
- Я понимаю, - сказал Бродка. - И уверяю вас, что это останется строго между нами.
До сих пор Жюльетт вела себя сдержанно, но теперь заметила:
- Не могли бы мы поговорить о чем-нибудь более приятном?
- Да, конечно же, - откликнулся профессор, - я только хотел, чтобы наша встреча не была напряженной. Пусть наш гость знает, что эта тема для нас не табу. В любом случае я благодарен вам за помощь, которую вы мне оказали.
Профессор поднял свой бокал и выпил за здоровье Бродки. Тот с ужасом увидел, что бокал наполнен красным вином, и подумал, что вечер, возможно, опять обернется катастрофой.
- Это же само собой разумеется, господин профессор.
- Само собой разумеется? О нет, мой досточтимый друг, это абсолютно не так. Вспомните, сколько гостей позавчера было в галерее? Сто? Сто пятьдесят? Но только один из них, увидев человека в столь жалком состоянии, вызвался отвезти его домой.
- Я попросила об этом господина Бродку, - попыталась вставить Жюльетт. - Я знаю его уже давно.
Бродка искоса взглянул на Жюльетт. Ему показалось, что она забыла об осторожности. Одновременно он заметил, что на лице профессора появилась ухмылка.
Потянувшись через стол, Коллин схватил Жюльетт за руку.
- Иметь жену, которая все это терпит, - сказал он, - тоже не само собой разумеющееся.
Удивительно, но смотрел он почему-то на своего гостя.
Бродке стало неприятно, и он отвел взгляд.
- Вы не женаты? - спросил Коллин, нехотя отпустив руку Жюльетт.
- Разведен, - ответил Бродка, - вот уже десять лет. С моей профессией трудно жить в браке. Кроме того, мы поженились слишком рано.
- Господин Бродка - фотограф и фоторепортер, - пояснила Жюльетт. - Снимает хорошеньких девушек для глянцевых журналов, делает крупные фоторепортажи в Бали, Кейптауне, Нью-Йорке… по всему земному шару. Не так ли, господин Бродка?
Бродка кивнул, а профессор заметил:
- Интересно. Вероятно, вы принадлежите к тому небольшому числу людей, которые любят свою профессию.
- О да, - сказал Бродка, - я ни на секунду не пожалел о том, что стал фотографом. Правда, у большинства людей имеется превратное представление о моей профессии. Быть фотографом - значит много работать, хотя на первый взгляд этого не скажешь. Мои усилия всегда измеряют результатом, как и во всех остальных профессиях, а ведь результат зависит не только от меня.
Профессор с отсутствующим видом посмотрел в свой бокал и, не поднимая глаз, заявил:
- Большинство людей свою работу ненавидят и хотели бы как можно скорее заняться чем-нибудь другим.
- Но не вы, господин профессор, - вежливо произнес Бродка.
Коллин бросил на него недоуменный взгляд.
- С чего вы это взяли, господин Бродка?
- Ну, ваше профессиональное умение широко признано. Вы считаетесь корифеем в своей области.
- Пустое… - В голосе профессора послышалось едва ли не раздражение. - Что значит корифей? Хирургов ценят за их мужество, а не за знания или умения. Теоретически любой из моих ассистентов мог бы провести операцию на сердце, но им не хватает мужества. А как набраться мужества? Только долго наблюдая и ассистируя, пока операция не станет обычным делом, чем-то настолько привычным, что у вас внутри все притупится и в бьющемся сердце вы будете видеть только мышцу величиной с кулак, которая подвержена многочисленным дисфункциям и закупоркам - как мотор в автомобиле. Так вот, я повторяю, когда вы забудете, что перед вами человек, который доверяет свою жизнь вашему врачебному умению, когда ваши чувства максимально притупятся, только тогда у вас есть шанс стать хорошим хирургом.
Профессор взял свой бокал и опрокинул в себя очередную порцию вина. После паузы он добавил:
- Не сомневайтесь, друг мой, из нас двоих вы играете свою партию лучше.
Бродка казался смущенным, а Жюльетт, которой была известна причина алкоголизма Коллина, попыталась сменить тему:
- Не стоит нагружать господина Бродку своими проблемами. Думаю, его больше интересует искусство, чем хирургия.
- Конечно, конечно, - извиняющимся тоном произнес профессор. - Я просто боюсь, что не смогу принять участие в разговоре. Уж простите меня, но в искусстве я не понимаю ничего, ровным счетом ничего. Знаете, мне кажется, что сегодняшнее искусство есть совершенство бессилия. Я придерживаюсь мнения, что настоящее произведение - это нечто большее, чем нагромождение щепок, рельс и телевизоров или манипулирование жиром, нерастопленным салом, кровью и металлоломом. Я ни в коем случае не набожный человек, но полагаю, что богохульство и порнография не являются знаком качества потенции в искусстве.
Жюльетт, рассмеявшись, воскликнула:
- И вот за такого мужчину я вышла замуж! Если бы все было так, как рассуждает Гинрих, то всем художникам пришлось бы брать пример с Рембрандта, а скульпторам - с Микеланджело. Но об этом мы с ним уже неоднократно спорили под угрозой развода и дуэли.
Теперь засмеялся и Коллин, впервые за этот вечер. Затем он повернулся к Бродке:
- У вас с моей женой деловые отношения, господин Бродка?
Жюльетт поспешила ответить вместо Александра:
- Если под этим подразумевается вопрос о том, покупал ли господин Бродка у меня произведения искусства, то ответ будет "да". Он - страстный коллекционер графических работ немецких экспрессионистов.
Бродка усмехнулся и в подтверждение кивнул, а затем, прежде чем профессор успел расспросить его о предполагаемом пристрастии поподробнее, сам обратился к Коллину:
- А вы, профессор? У вас разве нет пристрастий?
- Конечно, у меня тоже есть свое пристрастие…
- Я, - с улыбкой перебила его Жюльетт, но Бродке показалось, что она хотела помешать Коллину договорить.
Тот, однако, не дал сбить себя с мысли и продолжил:
- В первую очередь, действительно ты. Но есть и другие вещи, о которых я грежу.
- Позвольте, я угадаю. Старые ценные книги?
Профессор покачал головой.
- Многие врачи и адвокаты собирают старые книги, - добавил Бродка.
- А я - нет. - Казалось, Коллин раздосадован словами Александра. - Даже если вы сочтете меня мещанином, я все же готов показать вам, в чем заключается мое пристрастие.
Он поднялся. Жюльетт нахмурилась.
- А это не может подождать, пока мы закончим ужинать? Кроме того, мне кажется, что ты нагоняешь на нашего гостя тоску.
Но Коллин только пожал плечами, словно желая сказать, что это исключительно его дело.
- Идемте, господин Бродка.
Александр вопросительно поглядел на Жюльетт, но послушно последовал за профессором в подвал, который представлял собой хорошо освещенное помещение с множеством дверей. Вообще-то, он ожидал, что профессор поведет его в кабинет и покажет собранные им бутылки с коллекционным вином и шампанским, поэтому вполне допускал, что за одной из этих дверей находится винный погреб. Но после того как Коллин открыл двери с двойным замком разными ключами и вошел в подвальную комнату, Бродка замер от изумления и страха: на расставленных вдоль стен стальных стеллажах красовалась впечатляющая коллекция пистолетов, револьверов, винтовок, а также старого оружия. Здесь были заряжающиеся с дульной части кремниевые ружья, охотничьи ружья и кольты. Что же могло двигать человеком, чтобы он собрал такую коллекцию?
Словно прочитав мысли Бродки, профессор подошел к нему и, сверкнув глазами, сказал:
- Знаю, о чем вы сейчас думаете, дорогой мой. Этот человек пытается доказать свою мужественность и возможности. Но это ошибка. Меня восхищает красота оружия, искусство оружейных ремесленников и его история. Не важно, сколько лет оружию - двести или двадцать, - у каждого есть своя история. Вот, возьмите, подержите это.
Он протянул Бродке своеобразно изогнутый пистолет и пояснил:
- Пистолет Рота-Зауэра, изготовлен Зауэром в Зуле и Ротом в Вене. Заряжается сверху, поворотный затвор, калибр 7,65.
Бродка пришел в ужас. Он с неохотой держал в руках это своеобразно оформленное оружие. Потом вдруг спросил:
- У вас в коллекции есть "Вальтер ППК"?
- С чего вы взяли? - вопросом на вопрос ответил Коллин.
- Это единственный пистолет, название которого я знаю.
- "Вальтера ППК" у меня нет, - ответил профессор. - Это для меня слишком буднично. - Помедлив, он забрал у Бродки пистолет, положил его на место и холодно заметил: - Хотя для убийства он подходит как нельзя лучше.
Бродке стало не по себе. Он не знал, что и думать. Разве он мог представить, что у Коллина в подвале дома хранится такой арсенал оружия и что хозяин столь охотно будет показывать ему свою коллекцию? И почему Жюльетт никогда об этом не рассказывала?