В ночь на субботу папа почувствовал себя плохо. "Наверное, какая-то кишечная инфекция",- решил он. В субботу утром папа, если не ходил в туалет, оставался в постели. А у мамы заболела голова, что она посчитала симптомом той же кишечной инфекции, хотя папа убеждал: "У меня не начиналось с головы".
- У каждого начинается по-своему,- утверждала мама.
Она, согнувшись, пила настой ромашки и ела сухари.
Потом послала Билли в магазин. Билли хотела вымыть голову и уложить волосы, поэтому послала в магазин меня. А я не позвал Джаспера с собой, он мне там не нужен, потому что в магазинах потихоньку тянет разные вещи. Грубо говоря, крадет жевательную резинку, леденцы, шоколад, всякую мелочевку - все, что можно. Причем очень ловко. Билли и я ни разу не заметили, как он это делает. Только когда он показывал нам свою добычу, мы поражались его ловкости. Он не считает это зазорным. Говорит, что хозяева магазинов из-за краж все равно увеличивают на десять процентов стоимость товаров. Если люди не будут красть, хозяева заработают еще больше. Все равно ведь они не снижают цены, если даже за неделю ничего не пропадет. Глупо только, сказал он, что крадут одни и те же, а расплачиваются другие. Но он в принципе ничего не имеет против фанатиков честности. Таков Джаспер!
Я попытался было ему объяснить: одно дело - теоретические рассуждения, а другое - жестокая действительность. Это я знаю по Илоне из нашего класса. Та тоже тибрит резинку, шариковые ручки и другой хлам. Все считали, что она делает это очень ловко. Тем не менее ее как-то поймали. На первый раз родителям пришлось просто заплатить, и они закатили ей скандал. Во второй раз сообщили в школу и отдел социального обеспечения, или как там это называется. И продержали ее несколько часов в полиции. Потом в школе начался какой-то кошмар. Те, кто раньше взахлеб жевал краденую ею резинку и писал ее ручками, теперь на нее ополчились. Возвращая Герберту Пивонке марки, Эмбергер сказал, что не ожидал этого от Илоны; теперь ее "страсть" запротоколирована и признана официально. При всем при том этот Эмбергер всегда набивал живот Илониными припасами.
Когда я рассказал Джасперу об Илоне, это его немного удручило, и он заявил, что я прав на 60 процентов. А когда Билли добавила: "Crime does not pay" ("Преступление не может быть возмездием"), он согласился уже на 90 процентов. Но и оставшихся десяти процентов достаточно для сомнений. Зачем подвергать человека соблазну?! Представьте себе - полицейский схватил Джаспера из-за дурацкой жвачки! А ведь ему уже четырнадцать, его можно подвергнуть штрафу (или как это там называется).
Итак, я отправился в универсам один. Там я, катя коляску с продуктами, повстречал Петера Штолинку.
- Он еще у вас? - спросил Петер.
- Разумеется,- ответил я уверенно. А потом спросил: - Почему, собственно, ты его не выносишь?
Сейчас трудно и скучно описывать, что говорил Петер и что говорил ему я. Короче, за полчаса хождения по магазину я узнал следующее.
Мать Джаспера развелась с его отцом, когда сам Джаспер еще лежал в ее животе. По мнению Петера, отец был дрянью, как и Джаспер. Потом, через год, мать вышла замуж за господина Пикпира. Отец Джаспера женился на некоей Мэри. И тут он решил, что ему нужен маленький Джаспер. Мать Джаспера - теперь она ожидала Тома - с ним согласилась. Джаспера отправили к отцу и Мэри. Но когда ему было восемь или девять - Петер точно не знает,- отец Джаспера развелся с Мэри. Или она с ним. Или оба одновременно. Мэри хотела оставить Джаспера у себя, потому что к нему привыкла и потому что он был уже ее ребенком. Но мать Джаспера не согласилась. Она потребовала Джаспера к себе. Все никак не могли договориться. Дело дошло до суда. И там решили, что Джаспер не останется с Мэри. Они ведь даже не родственники. Суд постановил: неделю Джаспер живет у матери, а в воскресенье и в праздники - у отца. Но Джаспер с этим не согласился. Ни на неделю, ни на воскресенья. Он стал убегать к Мэри. А она его возвращала, потому что не могла быть похитительницей детей. Из-за этого, объяснил мне Петер, его сдали в интернат. Там было больше возможностей удержать его от побегов.
И еще многое я узнал от Петера Штолинки. Однажды Джаспер так укусил Тома, что пришлось вызывать врача. Другой раз он нагло заперся в туалете и просидел там целый день. Семья Пикпиров вынуждена была ходить к соседям. Когда он получил в подарок на Новый год шахматы, то тут же выкинул их в окно. Тяжелый деревянный ящик пролетел в миллиметре от головы прохожего. А на голову самого Петера Штолинки прошлым летом Джаспер вылил тарелку горячего томатного супа. В другой раз он так двинул Петера по ноге, что чуть не сломал ее. И плюется он часто в Тома. И дерет его за волосы. Под конец я узнал, что Джаспер в этом году не убегал, потому что Мэри опять вышла замуж и теперь живет в Америке. "А переплыть океан,- сказал Петер,- он не сможет". Поэтому ему больше не нужен интернат. Жаль только, теперь он будет висеть на шее Тома. Но в последнее время, написал Том, он уже не такой злобный и дикий. Не дерется и не рычит.
Я донес две сумки и три пакета с продуктами до дома, потом в два приема втащил все это в квартиру.
Билли была в ванной - сушила феном свои длинные волосы. Джаспер, сидя на полу в комнате, сортировал камни. (Не проходило и дня, чтобы он не занимался этим.)
Я оставил пакеты и сумки на кухне. Любящий порядок мальчик, каким я был, конечно же, убрал бы продукты в холодильник и в шкаф. Так я и сделал. Потом прочитал принесенную газету, дождался, когда Билли выключит фен, и позвал ее. Когда она вопросительно кивнула мне из ванной, я поманил ее в спальню родителей, чтобы рассказать всем сразу. Дабы не повторяться.
- Где моя газета? - спросил лежащий в постели папа.
- Ты купил мне ромашку? - спросила протирающая зеркало мама. (В спальне стоит восьмидверный шкаф: в каждую его дверь вмонтировано зеркало. Эти зеркала мама примерно по полчаса ежедневно протирает.)
Я сказал, что купил ромашку и газету. Но хочу сообщить что-то важное. И рассказал о жизни Джаспера. Не знаю, нарочно ли я описывал все это взволнованным голосом, но мама встревожилась не на шутку. Когда я дошел до того, как Мэри должна была расстаться с Джаспером, мама перестала полировать зеркало. А когда Джаспера отослали в интернат, она закурила, хотя в спальне этого делать не разрешалось. Когда я закончил рассказ, расстроенная курящая мама сидела на краешке постели, в которой лежал расстроенный курящий папа, А Билли, стоя у окна, утирала слезы.
- Ужасно! - прошептал папа.- Как поступают с детьми! Неудивительно, что они становятся такими! Как они его вообще не погубили!
Мама погасила сигарету о блюдце под папиной чашкой с ромашкой. (Для тех, кто ее знает,- поступок невообразимый.) И встала. Потом со словами: "Мне очень жаль! Правда!" - вышла из комнаты, неся блюдце с окурком. Папа уставился в стену, задумчиво теребя переносицу.
Билли прервала молчание:
- А вы еще хотите от него отделаться! Ничего себе!
Папа испуганно забормотал:
- Нет! Нет! Конечно же, нет! - Он не догадывался, что я подслушал их разговор.
Мама вернулась в спальню.
- Я ведь не знала, что с ним, бедным, творится! - сказала она.
- Но теперь-то ты знаешь! - закричала Билли.
Мама кивнула.
Воскресенье, 2 августа
Мама решилась на большее, чем я рассчитывал. Она открыла кладовку и попросила Билли сообщить Джасперу, что он может когда угодно брать все, что ему заблагорассудится. В ответ Джаспер улыбнулся ей, правда нерешительно.
Папа встал с постели к обеду. Он сказал, что ему получше и не хотим ли мы куда-нибудь пойти. (Прошу обратить внимание: он не приказывал, а спрашивал о наших желаниях.) А Джасперу он сказал: "Have you a wish to for bring the day?" ("У тебя есть пожелания на сегодняшний день?")
Джаспер, улыбнувшись, ответил: "Да. Пойти в Пратер к автоматам!" (Джаспер говорит по-немецки лучше. Просто он хотел экономно высказать свои пожелания.)
Папа поехал с нами. И обошел все автоматы. Думаю, это доставило ему удовольствие. Билли нашла это трогательным и была права.
Понедельник, 3 августа. Вторник, 4 августа. Среда, 5 августа. Четверг, 6 августа. Пятница, 7 августа
Дома у нас потрясающе пахло, потому что мама четырежды в день жарила для Джаспера картошку и попеременно то макрель, то селедку, даже форель. Помните, его любимая еда - "Fish and Chips".
Джаспер ел как сумасшедший. И всякий раз одаривал маму широкой улыбкой, на которую мама отвечала тем же. Они улыбались друг другу, как свежепокрашенные игрушечные лошадки. Но чтобы поговорить - до этого еще не дошло.
Папа каждый вечер приносил Джасперу английские комиксы. Тот допоздна ими занимался. Но иногда он читал книгу, привезенную с собой. Это была "Finnegans Wake" ("По следам Финегана") Джеймса Джойса. Джаспер сказал, что не все ему там понятно, но книга замечательная.
Вечером мы впятером играли в покер. Иногда - в кости. Выяснилось, что мама потрясающе играет и в кости, и в карты. Играет с азартом. "Как ее отец!" - сказал папа. А мама ответила: "Совершенно верно. Потому-то я и против карт".
Ночной фильм в пятницу мы тоже смотрели все вместе. И много смеялись над папой. Он периодически засыпал, но при громких выстрелах вскидывался и бормотал: "Какая жестокость!" Потом опять засыпал.
В пятницу вечером, перед фильмом, Джаспер вымылся сам. Без понуканий. Мама была горда.
- Мне его похвалить? - спросила она меня. Я считал это излишним. Но похвалить мою маму было не лишним. Я ей и сказал, что она просто "молоток".
Мама обрадовалась:
- Я ведь не изверг! Когда я знаю, в чем дело, не встану же я поперек. Я ведь понимаю.
Билли, услышав это, укоризненно сказала:
- Вот это мне и претит. Просто любить людей, без понимания, ты не можешь!
Я попытался успокоить Билли. Но она закусила удила:
- Ты любишь людей только за благоразумное поведение. А Джаспера ты не любишь. Ты ему сочувствуешь. Но любовь - это совсем другое. И нас ты не будешь любить, если мы не захотим учиться, будем красть деньги или курить гашиш.
Мама в течение ее речи становилась все бледней и растерянней.
- Перестань! - закричал я.
Мне это жутко не понравилось. Билли вела себя точно как мать Роберта. Было это так: Роберта ожидала трескучая двойка по математике. Он напрягся. Трудился как шмель и к концу года заслужил твердую тройку. С нею он гордо отправился домой. Но не дождался поздравлений матери, а выслушал долгую нотацию: дескать, он легко мог получить четверку или пятерку, если бы работал больше.
Когда кто-то старается, как сейчас моя мама или какой-то ребенок, его надо поддержать, похвалить, а не указывать, чего он еще не сделал.
А в остальном это была чудесная неделя. И если действительно в семьях бывает что-то похожее на гармонию, я ее почувствовал в эти дни.
Суббота, 8 августа. Воскресенье, 9 августа
Мы готовились к путешествию по Австрии. Мама сходила с Джаспером купить ему плавки и ласты. Папа подарил Джасперу мировой чемодан для камней. Снаружи - жестяной, внутри - бархатный, со многими отделениями и замками.
Джаспер прямо обалдел от счастья. Чтобы показать это папе, он вымылся в субботу и в воскресенье. И поднял все салфетки, брошенные перед этим.
А в воскресенье вечером он спросил меня, отчего так изменились мои родители. Понимаете? Ведь не мог я ему сказать, что они потрясены его историей. Поэтому ответил:
- Им всегда нужно время, чтобы проявить себя.
- Мне тоже,- сказал, улыбаясь, Джаспер.
ВТОРАЯ ПОЛОВИНА СРОКА. Понедельник, 10 августа. Вторник, 11 августа. Среда, 12 августа. Четверг, 13 августа. Пятница, 14 августа
Первые пять дней мы провели на Аттерзее. Все время светило солнце, но вода в озере оставалась зверски холодной. Джаспера это не пугало. Он плавал часами. У одного папиного друга там была парусная лодка. Джаспер был от нее в восторге. Когда он вырастет, сказал он, его отец помрет и завещает ему деньги, тогда он купит себе парусную лодку, отрастит длинную бороду и будет жить на воде.
Все служащие отеля называли Джаспера "Кетчупом", потому что в обед он неизменно заказывал себе три порции жареной картошки и бутылку кетчупа. Местная рыба ему не нравилась, хотя и была здесь фирменным блюдом. Мама говорила, у Джаспера какой-то вкусовой дефект: "Больше всего ему нравится почти обугленная рыба".
Вкус у Джаспера был действительно странный. Например, он брал пакетик леденцов, опускал их в воду, потом выкладывал на горячий от солнца подоконник и сушил до тех пор, пока леденцы не станут липкой массой. Затем совал их в холодильник, чтобы они затвердели. Только после этого, причмокивая, их сосал.
За завтраком он размешивал в молоке ложек шесть абрикосового джема. А пиво, которое ему заказывал на ужин папа, подслащивал. (Мама была против пива. Но папа ее успокоил, сказав, что в ее ореховом торте с ромом больше алкоголя, чем в стаканчике пива.)
В четверг мы собирались на прогулку под парусом. Джаспер хотел взять с собой жестяной чемодан: папин друг тоже интересовался камнями,
...И сейчас для меня загадка то, что случилось дальше. Билли, Джаспер и я стояли в вестибюле отеля. Чемодан Джаспера был у его ног. Мы ждали маму с папой. Они были еще в своей комнате. В вестибюле какой-то маленький мальчик играл с резиновым мячом. Мяч подкатился к нам. Джаспер его остановил и хотел было отфутболить к мальчику. Но... решив, что с такого расстояния мальчик его не поймает, сделал несколько шагов вперед. Мальчик поймал мяч. Мы с Билли крикнули: "Браво!" Малыш опять послал мяч, на этот раз мне. А я - ему. Игра длилась буквально минуту. Когда мы отвернулись от малыша, чемодана уже не было. Мы искали его везде. Напрасно! Билли удивлялась: "Это ведь глупо - красть камни!"
Джаспер был так расстроен, что не заметил, как упал маме на грудь и залился слезами, а мама гладила его по голове. В отеле засуетились, кинулись на поиски чемодана "Кетчупа". Джаспер же ничего этого не замечал. "I wish I was dead" ("Я хочу умереть"),- бормотал он у мамы на груди. А мама шептала: "Oh, no, my dear, oh no" ("Нет-нет, дорогой!").
Джаспер сел в кресло и заплакал. Плакал так, что его живот стал мокрым. Тут пришли папа с мамой. Мама решила, что искать дальше бесполезно. Вор не знал, что там камни. Слишком роскошно выглядел чемодан. В такие чемоданы обычно упрятывают дорогую фотоаппаратуру. Потому-то на него и польстились.
Все это продолжалось довольно долго. Потом папа решительно заявил (за это я прощаю ему все его ошибки): "Jasper, my honour word! We drive first off, when all stones are back" ("Джаспер, честное слово, мы не уедем, пока не найдем камни"). Джаспер перестал плакать, вытер глаза и нос о мамин рукав.
Прогулка, как вы понимаете, не состоялась. Папа, мама, Билли, Джаспер, я, папин друг, его жена, ее брат и еще трое незнакомых нам людей, сидя в вестибюле, написали следующее
ОБЪЯВЛЕНИЕ
"В вестибюле отеля "Шафберг" пропал чемодан (60×40×20 см). Его содержимое - коллекция камней - представляет интерес только для владельца - 14-летнего английского мальчика. Для него это чрезвычайная ценность! Просим ошибочно взятый чемодан вернуть в отель "Шафберг". Если для нынешнего владельца чемодана он дорог, просим вернуть только содержимое".
Джаспер перевел объявление на английский, жена папиного друга - на французский, брат жены друга - на итальянский, портье - на голландский. (Вор мог оказаться иностранцем.)
Мама отпечатала объявление на машинке, папа размножил его не ксероксе. Потом (было уже довольно поздно) отправились развешивать объявления. Оставляли их в гостиницах, кафе, ресторанах, на улицах - в общем, по всему озеру. Мы приклеивали их к столбам, к витринам, даже к сеновалам и коровникам. Если бы Джаспер так не страдал, это было бы потрясающее приключение.
Около полуночи, смертельно усталые, мы вернулись в отель, "We made, what we could" ("Мы сделали все, что могли"),- сказал папа, утешая Джаспера,- "and tomorrow I think what other out" ("Завтра подумаем, что делать дальше"). Однако утром папе не пришлось "out-think" ("думать дальше"). Горничная обнаружила чемодан у дверей отеля. К его ручке был привязан мешочек. В нем находились: записка с единственным словом "Sorry" ("Извините") и два камня. Один - плоский, красный, с белыми крапинками, другой - овальный, темно-серый, с белыми полосками. Джаспер от счастья не мог произнести ни слова. А мама сказала: "И у воров есть сердце".