- Что с тобой? - с беспокойством спросила Арсеньева. - Тебе худо?
Христина Осиповна упала бы на бок, но с одной стороны у нее сидел Андрей, с другой - Дарья. Они с испугом посмотрели на лицо бонны и подхватили ее под руки.
Когда подъехали к дому и все встали, забыв о ее болезни, Христина Осиповна осталась без опоры и, как кукла, повалилась на бок. Глаза ее были открыты, но неподвижны.
Ее внесли в дом и уложили в постель. Она лишилась дара речи, пыталась что-то сказать, но не могла.
Ночью Миша проснулся от резкого запаха лекарств. Он присмотрелся. Луна светила в окно. Кровати доктора Ансельма и мосье Капе были пусты. В соседней комнате слышалась суета. Миша потихоньку отворил дверь и заглянул в бабушкину комнату. Бабушка сидела в кресле и неудержимо плакала, а у кровати Христины Осиповны стояла Дарья со свечой в руке и, понурившись, сидели доктор Ансельм и мосье Капе. Андрей, сумрачно хмурясь, собирал пузырьки с лекарствами. Миша понял: Христина Осиповна умерла.
Он почувствовал сильное сердцебиение и едва дошел до своей кровати. Мальчик начал вспоминать, как Христина Осиповна ухаживала за ним в дни его бесконечных детских болезней, и острая жалость и нежность к ней, почти родной, пронизала его. Подумать только: никогда она больше не будет вязать чулок, никогда не скажет ему: "Фуй, шанде, Михель"… Нет. Нет, не то… Миша стал думать о том, что Христина Осиповна была как бы его второй бабушкой, и заплакал горько и мучительно. И зачем это люди умирают?
Утром он встал с воспаленными глазами, но сдержанно и молчаливо присутствовал на всех печальных церемониях, а на похоронах мужественно утешал бабушку.
Это происшествие случилось в конце лета, и Арсеньева, огорченная потерей преданного ей человека, велела собираться в дорогу, тем более что брат Александр торопился домой.
Перед отъездом Арсеньева долго говорила со своей племянницей Марьей Акимовной Шан-Гирей. Дело в том, что климат Кизляра был вреден для ее мужа, Павла Петровича, - он болел лихорадкой; в Пятигорске же обосновываться не желал, потому что не ладил с властной тещей своей, Екатериной Алексеевной. Марья Акимовна желала бы купить имение, но за недорогую цену. Арсеньева вспомнила про Опалиху, которую так давно собиралась продавать Полина Аркадьева Савелова, и обещала постараться уладить это дело. Миша был доволен, что Аким Шан-Гирей будет учиться вместе с ним.
Перед отъездом с Кавказа в родственной компании много говорили о безвременной смерти брата Аркадия и о его красавице жене, которая так рано осталась вдовой.
Рылеев трогательно утешал Веру Николаевну в постигшем ее горе.
В одном из петербургских журналов, завезенных в Пятигорск из Петербурга, было напечатано стихотворение Рылеева Вере Николаевне Столыпиной:
Не отравляй души тоскою,
Не убивай себя: ты мать,
Священный долг перед тобою
Прекрасных чад образовать.Пусть их сограждане увидят
Готовых пасть за край родной,
Пускай они возненавидят
Неправду пламенной душой.Пусть в сонме юных исполинов
На ужас гордых их узрим
И смело скажем: знайте, им
Отец - Столыпин, дед - Мордвинов!
Стихотворение это все не один раз прочитали и одобрили. У Хастатовых было две книги стихов Рылеева: "Думы" и "Войнаровский". Миша так часто перечитывал их, что выучил наизусть. Хастатовы же сказали, что этих книг перечитывать не будут - довольно того, что раз прочитали. Поэтому они подарили книги Рылеева Мише.
Часть шестая "БЕЛЕЕТ ПАРУС ОДИНОКОЙ"
Глава I
В Москву! Мещериновы. Спектакли кукольного театра
Количество путешествующих родственников увеличилось: Шан-Гиреи тоже решили ехать в Тарханы, потому что Арсеньева с уверенностью обещала им устроить покупку Опалихи, ну, а если не удастся, можно приискать по соседству еще что-либо подходящее. Решили двинуться все вместе.
Накануне отъезда пировали на балконе, и среди гостей была Верзилина с дочерьми. Миша ушел бродить по саду, размышляя, как быть. Ему очень хотелось подарить Эмилии что-нибудь на прощание. Но как он подойдет к ней и как передаст подарок? От этой мысли кровь приливала к вискам и сердце замирало так, что ноги отказывались двигаться. Ведь когда подарок будет передан, Эмилия тотчас же побежит его показывать матери, и все гости и родственники будут дразнить его. Нет, это невозможно пережить… Миша в отчаянии сидел на скамье, и его едва разыскали.
Всю дорогу он был мрачен, и Арсеньева беспокоилась, не заболел ли он. Кавказские лекари сделали все, что могли: здоровье Миши улучшилось, но советовали показать мальчика столичным медикам. Арсеньева решила поскорее наладить дела в Тарханах и выехать в Москву, чтобы посоветоваться с лучшими медиками.
У Гильдебранта - профессора хирургии и известного московского оператора - Арсеньева лечилась давно и очень его уважала. Она даже прочла один из его ученых трудов, а именно: "О средствах сберегать глаза и зрение до глубокой старости". Миша, который не мог равнодушно видеть ни одной книги, прочитал и эту книгу.
В Тарханы приехали в октябре. Юрий Петрович навестил сына и увез с собой Мишу Пожогина, чтобы определить его в кадетский корпус.
По приезде Арсеньева тотчас же написала письмо Савеловой, гостившей у сестры, предлагая ей продать Опалиху. Чтобы поскорее получить ответ, она отправила почтальоном кучера Матвея на лошади, и он через несколько дней привез ответ и доверенность на продажу имения. Предложенная цена оказалась сходной, и вскоре Шан-Гиреи переехали в Опалиху и стали там обставляться и обосновываться.
Теперь в Опалихе, в трех верстах от Тархан, жили Шан-Гиреи. Миша был доволен. Младший брат Акима, Алеша, еще был мал, но Аким любил Мишу. Аким был моложе Миши на четыре года; очень здоровый ребенок, ко всем благосклонный и осторожный, как заяц.
С Катюшей, сестрой Акима, играли дружно, и она не обижалась на шутки своего нового друга. Как-то Катя пробежала мимо, и Миша подставил ей ногу. Катя упала, но, встав, заботливо спросила:
- Тебе не больно? Ведь я споткнулась о твою ногу.
Обезоруженный неизменным добродушием девочки, он охотно играл с ней и с Акимом и терпеливо объяснял им все, чего они не понимали. Не раз Катя, серьезными, преданными глазами заглядывая в лицо своему другу, удивленно говорила:
- Как ты сегодня свободно разговаривал со всеми взрослыми! Как ты хорошо шутил! Все смеялись. Только я не понимаю: что ты говорил?
Миша огорчился:
- Не поняла? А я для тебя старался.
- Для меня? Спасибо. Только почему ты умеешь, а я не умею?
- Потому что я этого добиваюсь, а ты только раскрываешь рот и ждешь, что тебе положат на язык. Надо самому, самому…
Катя и Аким выслушивали наставления Миши доверчиво и охотно, даже когда он их повторял.
Все семейство Шан-Гиреев нравилось Мише. С черноволосой высокой молодой тетушкой Марьей Акимовной он разговаривал как со старшей сестрой, рассказывал ей про свои успехи в учении, в лепке, в музыке. Жаловался, что учителя не отвечают на все его вопросы.
С Марьей Акимовной много гуляли, беседуя. Она живо интересовалась заботами детей. Тетушка любила ходить за грибами, за цветами, за ягодами. Она была в большой дружбе с садовником и указывала ему, где надо сажать кусты долголетних цветов, как прививать плодовые деревья. Она приучилась с детства хозяйничать вместе с матерью своей Екатериной Алексеевной.
Но особенно любил Миша беседовать со своим дядей Павлом Петровичем Шан-Гиреем. Будучи мальчиком, Павел Петрович воспитывался в кадетском корпусе, а с восемнадцати лет служил на Кавказе в егерском полку. Он много лет участвовал в боях с горцами, несколько лет под начальством Ермолова.
Павел Петрович рассказывал о сражениях, в которых участвовал, о людях, с которыми встречался, о разных обычаях горских народов.
Уладив дела своих друзей, Арсеньева собралась ехать в Москву советоваться с докторами насчет Мишенькиного здоровья. Ехать надо было скорее, пока стояла дорога, а там опять возвращаться в Тарханы и продолжать учение.
Мишенька же, вернувшись из поездки на Кавказ, чувствовал себя лучше, но ел плохо, что огорчало бабушку. Несмотря на то что она держала отличных поваров и кондитера, мальчик был совершенно равнодушен ко всем тонкостям кулинарного искусства и никогда не знал, что ему подавали: телятину или свинину, дичь или курицу. Возможно, что это происходило потому, что за столом он внимательно прислушивался к разговорам взрослых.
В Москву Миша поехал с удовольствием, он любил путешествовать.
Однако выехали так быстро, что не успели никого предупредить о своем приезде. Приехали было к Столыпиным, но узнали, что Дмитрий Алексеевич с супругой и детьми уехали в Петербург, гостить к сестре, и поэтому остановились у Мещериновых.
Мещериновы были родственниками Арсеньевой со стороны ее матери. Петр Афанасьевич, отставной штаб-ротмистр, в молодости служил в лейб-гвардии кирасирском полку, вел беспутный образ жизни, проживал много денег и все без толку. Жениться он не хотел, но родные его, озабоченные тем, что молодой человек может сбиться с пути, начали его убеждать, что неплохо бы ему жениться на наследнице большого симбирского поместья - девице Собакиной. Услышав такую фамилию, Мещеринов категорически воспротивился этому браку.
Но он встретился с Лизонькой и влюбился, а когда узнал, что именно ей принадлежит нехорошая фамилия Собакина, то примирился и стал утверждать, что это не имеет особого значения, потому что после венца она изменит свою фамилию и станет на всю жизнь Мещериновой.
С Елизаветой Петровной он жил очень счастливо; она заставила его выйти в отставку и бросить пьянство и кутежи. Она любила искусство, и Петр Афанасьевич поддался влиянию молодой жены: они стали петь дуэты, писать стихи и увлеклись собиранием картин.
Квартира Мещериновых была вся завешана полотнами, как картинная галерея. Они жили то в Москве, то в имении, растили детей, веселились и печалились, но самой большой радостью их жизни было находиться вместе - тогда на лицах у обоих появлялось спокойное, довольное выражение, и если они даже молчали, то все равно понимали друг друга. Между тем подрастали их дети - три сына: Володя, Афанасий и Петр. Старший, Владимир, был ровесником юного Лермантова, двое других - помоложе. Елизавета Петровна жаловалась, что в деревне трудно дать детям хорошее образование, мальчики растут буянами. Поэтому ради детей решено было окончательно переехать в Москву и приняться за изучение наук - учителей здесь сколько угодно.
Вопрос о воспитании Мишеньки заботил Арсеньеву, и она рассказала о своеобразной академии, которую сама устроила в Тарханах. Все учителя были в восторге от Мишиных способностей. Кроме того, подтвердилось, что мальчик несомненно одарен талантом к живописи и ваянию. Арсеньева показала привезенный из Тархан ящик, где хранились вылепленные Мишей фигуры из красного воска.
Особое внимание ценителей привлекли фигура охотника с собакой и сцены разных сражений - все нашли, что маленький скульптор хорошо передает движение человеческого тела.
В отдельной коробке лежали марионетки, тоже вылепленные Мишей. Лица кукол резко отличались друг от друга. Все дети очень заинтересовались восковыми актерами и попросили привести их в действие.
Самолюбивый мальчик охотно согласился - ему было лестно, что его "воски" понравились.
Вечером в гостиной в семейном кругу Миша дал представление с помощью мосье Капе. Фантасмагория, волшебная, суровая и увлекательная, развернулась перед зрителями, и поэт-сатирик Беркен играл в ней главную роль.
Зрители с интересом следили за ходом действия, долго аплодировали и очень удивились, что больше часа смотрели без скуки и утомления импровизацию мальчика.
Мишель вышел кланяться, приземистый, с большой головой, с белесой прядью на черных как смоль волосах, с лицом, раскрасневшимся от волнения; его темные глаза лучились и сияли, а улыбка неостывшего возбуждения располагала всех к нему. Он был горд своим успехом в доме почти незнакомом.
Когда Арсеньева с гордостью сообщила, что пьесу сочинил сам Мишель, взрослые были поражены, а дети Мещериновы признали авторитет своего родственника, которого им велели называть кузеном, хотя он был им племянником.
После этого вечера Миша почувствовал себя у Мещериновых своим. Много времени он проводил перед картинами, удивляясь и восхищаясь ими, разбирая детали, изучая мастерство. Тут были не только семейные портреты, но и разные пейзажи: море с лодками и рыбаками, которые тянули сетями рыбу, мальчики-амуры нацеливали луки, чтобы попасть в красивых женщин; тут были фигуры пастушек, скрытых в розовых кустах, даже одно полотно Рембрандта!
По вечерам хозяйка садилась за фортепьяно и прекрасно исполняла классические пьесы Бетховена, Баха. Эта музыка была еще не известна Мише, но она волновала своей могучей силой и недосягаемостью и чистотой. Он был поражен красотой сонат Моцарта.
В доме Мещериновых Миша наслаждался, рассматривая хорошие картины и слушая отличную музыку.
Пока взрослые вели беседы на различные темы в гостиной, мальчики играли в детской. Они пробовали разные забавы; им разрешено было бегать по всему дому. Миша научил их играть в разбойников; его выбрали атаманом и вручили ему символ власти - нагайку. Он вскоре стал руководителем детских затей, распоряжался самовластно и не терпел возражений. Атаман заставлял своих разбойников пускаться в самые отчаянные приключения, и это приводило их в восторг.
Однажды решили играть в разбойников. Но Володя Мещеринов, взглянув на Мишу, не захотел начать игру.
- Постоянный атаман - только ты. А сегодня я хочу быть атаманом.
Миша, который легко возбуждался, вспыхнул и в гневе поднял нагайку, но, опомнившись, сломал ее о колено и швырнул в угол. Глаза его метали молнии, лицо исказилось. Он стремительно убежал к бабушке, которая сидела в гостиной с Мещериновыми и их другом генералом Меликовым.
Увидев разгневанного Мишеля и заметив недетское выражение его лица, генерал, по природе своей человек наблюдательный, сказал:
- В Петербурге гремит модный художник Брюллов, он рисует не портреты, а взгляды. Он так и говорит: "В этом портрете надо вставить огонь глаз". Вот к нему и надо повезти Мишеля.
Все рассмеялись, а Миша закусил губу. Бабушка обняла разгневанного внука и кое-как сумела успокоить его.
После того как Мишу осмотрели самые знаменитые медики в Москве и назначили ему ряд лекарств и лечебных процедур, Арсеньева заторопилась домой, но Миша стал просить ее остаться в Москве, чтобы учиться вместе с мальчиками Мещериновыми. Он в карикатурном виде изобразил своих тарханских учителей - Полузакова и грека, который дубил собачьи шкуры. Бабушка призадумалась: а что, в самом деле, может быть, Мишенька и прав!
Она сказала, что нельзя ничего делать с бухты-барахты, что надо все обсудить и посоветоваться с Афанасием Алексеевичем; возможно, что она исполнит просьбу внука, если он будет лечиться и станет здоровым мальчиком.
Глава II
Тарханы
Как хорошо вернуться домой, побежать по любимой аллее парка вниз, к пруду, над которым ветлы величаво шелестят своими длинными листьями; забежать в беседку, заросшую к осени ползучей зеленью до вершины; мимоходом покататься на качелях; взбежать на холм, где за лето траншеи зарастали травой, потому что дворовых мальчиков не пускали играть одних в барскую усадьбу; войти в свою чудесную комнату и полюбоваться из окон кронами желтеющих осенних деревьев; перебрать папку с прошлогодними рисунками; расставить в шкафу новые книги, купленные в Москве, готовясь к новому учебному году!
Необычным для Тархан было отсутствие Христины Осиповны; к ней слишком привыкли и долго в самых неожиданных местах находили клубки с недовязанными ею чулками. Даже мосье Капе огорчался, что приходится обходиться без ее помощи. Где найти учителя, так хорошо знающего немецкий язык?
Покупка Опалихи оказалась хлопотливым делом. Арсеньева с азартом объясняла Шан-Гиреям, какие надо выполнять формальности, чтобы вступить во владение имением. Поэтому Акима оставили в Тарханах учиться вместе с другими мальчиками.
Теперь Миша часто видел, как за круглым садом, где начиналась роща, которая тянулась около версты по направлению к деревне Опалихе и стала теперь собственностью Марьи Акимовны, появлялась знакомая бричка, которая везла в Тарханы кого-нибудь из Шан-Гиреев, а чаще всего тетушку с детьми. Впрочем, и сам Миша любил ездить к молодой тете в имение и гулять там с Акимом в Дубовой роще.
